Марина Юревич: “Самый плохой театр - театр скучный” (Окончание.)
“Крепостная актриса”
- Гениальный проект!
- Это звучит смешно - “крепостная актриса”, но по фактам так и получается!
- Конечно. Коллективное спасение тебя от рабства с участием выдающихся английских актеров Ким Катрелл, Эммы Томпсон, Дайаны Куик...
- И не только актеров. В проекте участвовали Том Стоппард, Гарольд Пинтер, Марк Равенхилл. На гала-спектакле Том Стоппард сказал: “Если один художник несвободен, то все художники несвободны”. Меня очень впечатлило, что “фонд имени меня” получил такое развитие. По прилете в Минск меня, естественно, уволили из Театра армии. Со мной еще раз поговорили, а потом как бы забыли. А у меня уже азарт. Когда ты чувствуешь за собой такую поддержку, хочется скакать с саблей наперевес! Я им звонила и слышала в ответ: “Да ладно, не надо, ничего не надо”. И все закончилось мирно... В итоге меня поддержала мама, да и вся моя семья. И сейчас они меня очень поддерживают. Я это ценю, это для меня очень важно.
- А наш “дорогой” контрразведчик Вадим Адамович?
- Меня уволили из театра, и больше я о нем не слышала.
- Какие чувства у тебя были после увольнения? Страх перед неизвестностью?..
- Страх был. Работа в гостеатре была предсказуема: репетиция до двух (в Театре армии вместо утренних репетиций проходили разминки и вводы в танцы. Главный режиссер был хореограф, поэтому мы много танцевали), перерыв на обед, репетиция перед спектаклем, вечерний спектакль, дом. С утра я знала, что мне опять нужно на репетицию. В Свободном театре все было не так. Я помню, у меня было ощущение растерянности: как дальше жить? Что делать? Я просыпаюсь, и мне никуда не надо. А когда играть спектакли, и будем ли мы играть спектакли? Володя Щербань делился со мной, что когда его увольняли из Купаловского театра, у него была похожая паника... А потом начались новые проекты, репетиции, и все пошло-поехало...
- Интересно работать с Владимиром Щербанем?
- С ним сложно и интересно репетировать. Он ставит перед актером конкретные задачи. В последних спектаклях - “Зона молчания”, “Цветок для Пины Бауш” - он давал нам тему. Мы приносили ему тексты, он их корректировал. У него к каждому актеру свой подход. Все работы строятся на том, что мы делаем заявки. Какие-то заявки остаются на доработку, какие-то уходят. Так рождается спектакль - как совместный продукт автора, режиссера и актеров...
- Приходилось спорить с режиссером?
- Конечно. Обсуждали, спорили. Все решается очень просто. Если ты считаешь, что режиссер неправ, докажи. С Володей работать интересно. Начиная работу над новым спектаклем, я знаю, что он получится! Мы репетировали спектакль “Зона молчания”, и вдруг Володя говорит: “Снимай венок. Снимай передник. Снимай юбку. Снимай блузку”. В первый момент ты не понимаешь, чего он хочет, а потом осознаешь, что это художественно оправданно. Если этого хочет Володя, это будет красиво, тонко и не пошло. Так я и выскакиваю с чемоданом в костюме лисички... Я доверяю Володе. Когда он решил добавить в спектакль “Быть Гарольдом Пинтером” письма белорусских политзаключенных, многие говорили: “Зачем он это сделал? Зачем об этом говорить - это и так все знают!” А зачем об этом молчать? Если в обществе есть проблемы, о них надо говорить, их надо решать! А не так, как в государственных театрах - любовь, детектив, и все это в стилистике восьмидесятых и, боже упаси, сказать что-либо актуальное... В Театре белорусской драматургии американский режиссер Дэниэл Бэнкс ставил пьесу “Анна в тропиках” по пьесе Нило Круза. Действие пьесы происходит на табачной фабрике, и в одной сцене выбирают нового директора. Эту сцену из спектакля вырезали.
- Как в самые застойные времена!
- И такая цензура в каждом театре!
“В Свободном театре можно все!”
- Что ты больше всего не принимаешь в современном театре?
- Скуку. Самый плохой театр - театр скучный. Театр должен вызывать эмоции! Пусть отрицательные, но эмоции! Не принимаю упоение собой на сцене. Щербань сказал когда-то гениальную фразу: “Актеру ни в коем случае нельзя давать ни малейшей секунды для страдания”. Актеры любят пострадать, они любуются своими слезами, долго (часто - безумно долго) умирают... А Володя ставит задачи и ограничивает во времени. На самолюбование времени не остается.
- У тебя нет тоски по несыгранным ролям классического репертуара? Не хочется поиграть Островского, Мольера, Чехова?
- Нет. Все постановки по Чехову, Островскому, Достоевскому, которые я видела, были настолько провальными, что отбили весь интерес к классике. Конечно, везде можно найти актуальность. Я не вижу режиссера, который смог бы сделать актуальным спектакль по классической пьесе. Походить в красивых платьях и прочитать текст со сцены? А смысл? Тем более, я бы не сказала, что роли, которые я играю сегодня, менее интересны. Образ Красовской - невероятный по силе и глубине. У каждого актера есть главный спектакль. У меня такой спектакль - “Постигая любовь”. Я играю Иру Красовскую. Это моя любимая роль, и я очень рада, что она у меня есть.
- У тебя есть любимые актеры?
- У меня нет ничего постоянного. Цвет, книга, автор, актер - все меняется.
- Что из увиденного тобой в последнее время произвело на тебя наибольшее впечатление?
- Пожалуй, спектакль Кшиштофа Варликовского по пьесе Сары Кейн “Очищенные”. Очень натуралистичный спектакль, действие которого происходит в психбольнице. Там много физиологических эпизодов. Я запомнила момент, когда мальчик с висящей слюной доказывает героине, что он ее любит. Доказывает тем, что научился считать. Он считал, сбивался, начинал сначала… Это длилось минуты три-четыре сценического времени - огромный промежуток времени! Но мне было интересно, и я забыла о физиологии. В театре я не отвергаю ничего, если это осмысленно и оправданно.
- Что для тебя театр?
- Пока - все!
- А Свободный театр?
- Единственное место, где я могу проявить и выразить себя, где я могу развиваться. Белорусский зритель существует не только в информационном, но и в культурном вакууме. Зритель ничего не видит кроме государственных театров, которые застряли в своем развитии на уровне восьмидесятых годов прошлого века. Люди просто не знают современной драматургии, не знают, что есть другие театры, что можно поднимать крамольные темы и о них говорить, думать... В этом я вижу миссию Свободного театра. Я преклоняюсь перед Пиной Бауш, перед ее умением совместить хореографию с драматическим театром. После ее смерти мы натолкнулись на ее фразу: “Мне не важно, как вы двигаетесь - мне важно, что вами движет”. Она, конечно, немного слукавила, но, следуя за этой фразой, Володя предложил разобраться, что движет нами. У каждого из нас есть свои проблемы, которые заставляют нас разбираться в себе... Наступил сумасшедший месяц. Мы все копались в себе, и я приходила к Володе как на прием к психотерапевту. Смеялась, рыдала, рассказывала ему свою жизнь. Это были индивидуальные встречи. Никто не знал, какие темы у других - каждый был занят своей... Спектакль “Цветок для Пины Бауш” выстроился через неделю. А за неделю до премьеры Володя останавливает репетицию и говорит: “А вы знаете, ведь все врут! Не то, что врут, но о самом важном не говорят”. Не договаривать что-то - тогда зачем это делать?! Если это легко и удобно нам - зачем это делать?! Вечер на раздумье. Или отказываемся от этого проекта, или говорим правду. На следующий день много внутренних скандалов выплеснулось на сцену, но все сказали правду. Произошел процесс самореабилитации. Ты говоришь о проблеме, ты ее проговариваешь, и то ли она уходит, то ли разрешается... Это был интересный для меня опыт. Вот пример того, что в Свободном театре можно все!