Марина Юревич: “Самый плохой театр - театр скучный”
Девочка на подтанцовке в группе “Разбитае сэрце пацана” и единственная актриса, которую английские коллеги готовы были выкупить из рабства; “энергетическая бомба” белорусской сцены, яркая, живая, непредсказуемая Марина Юревич с детского сада знала, что станет актрисой. На вступительных экзаменах читала монолог Дюймовочки и стихи Есенина. В Драматическом театре белорусской армии рядовая Юревич была ответственной за сухие пайки и противогазы. “С честью” выполняла “задание Родины”. К счастью, это продолжалось недолго. Гэбэшники пытались сделать из нее осведомителя, но у них ничего не вышло...
Марина Юревич больше всего не любит скучный театр. В искусстве не отвергает ничего, если это осмысленно и оправданно. Говорит, что в Свободном театре можно все!
Марина Юревич в чикагском интерьере рассказывает о прошлом и настоящем...
Краткая биографическая справка. Марина Юревич родилась в Минске. Актриса. Окончила Белорусский государственный университет культуры и искусств. Учась в университете, работала в Театре белорусской драматургии. С 2007 по 2008 годы - актриса Драматического театра белорусской армии. С 2007 года - актриса Белорусского Свободного театра. Играла в спектаклях “Быть Гарольдом Пинтером”, “Трусы”, “Легенды детства”, “Другие”, “Числа”, “Eurepica. Challenge”, “Постигая любовь”, “Цветок для Пины Бауш”, “Нью-Йорк 79’”.
Была арестована в Беларуси за профессиональную деятельность и участие в мирных политических акциях.
“А я вас вижу в гробу!”
- Марина, это правда, что ты с детского сада знала, что станешь актрисой?
- (Смеется.) Меня мама в детстве отдала в театральную студию “Малышок”, и я поняла, что это мое. Мне очень нравилось играть. Я танцевала, училась в детской хореографической школе. Балериной не стала, но базовое образование получила.
- Твои родители как-то связаны с искусством?
- Нет. Мама - бухгалтер, папа - водитель. Они всячески пытались вырвать меня из театральной мечты и погрузить в реальность. Когда я заявила маме, что буду поступать в театральный институт, она ответила: “Иди учись в юридический класс! Тебе это понравится. Это - настоящая профессия, деньги заработаешь”. В результате я два года отучилась в юридическом классе и в конце учебы, когда все брали репетиторов по английскому языку и математике, пошла в актерскую студию при Гильдии киноактеров и стала учить монолог Дюймовочки.
- ...который ты читала на вступительных экзаменах?
- Да, я была Дюймовочкой, а еще читала серьезные стихи Есенина и басню. Я поступала в Белорусскую государственную академию искусств на курс Валерия Раевского. Тогда я не знала, что у каждого педагога есть свои предпочтения, и выбирают они по внешним данным. Раевский набирал высоких блондинок, а я была маленькая, полненькая и не совсем блондинка. Я помню, он сказал мне: “Снимите, пожалуйста, каблуки”. Я сразу почувствовала подвох. Он посмотрел на меня и сказал: “Вы нам не подходите. Я вас вижу в режиссуре”.
- Ты восприняла это как приговор?
- Я сильно обиделась, подхватила каблуки на руки и сказала: “А я вас вижу в гробу”. Тем не менее я поступила на режиссуру в Университет культуры на курс Валерия Даниловича Анисенко. Курс был режиссерский, но Анисенко набирал себе актеров.
- Ты помнишь своих педагогов?
- Конечно. У нас были потрясающие педагоги: Илья Львович Курган (сценическая речь), Александр Иванович Бутаков (актерское мастерство), Владимир Иванович Лаврухин (сценическое движение)... Самое замечательное заключалось в том, что именно эти люди ничего не имели против нового искусства. Я читала на госэкзамене по сценической речи монолог актрисы из спектакля Свободного театра. Там много чего говорилось и о театре, и о режиссерах. Там был МАТ! А Курган абсолютно нормально отнесся к этому, хотя, когда этот текст разошелся по институту, многие педагоги отказывались его брать. Мол, как это можно! Негоже молодой актрисе читать такой монолог!..
- Когда ты начала играть на профессиональной сцене?
- Валерий Данилович Анисенко был руководителем Театра белорусской драматургии, и мы со второго курса участвовали в спектаклях театра. Вначале - в массовках, потом нам стали давать маленькие роли, потом у нас появился свой спектакль, и мы играли двумя составами с актерами театра. Так что уже к концу учебы мы участвовали в репертуаре театра. Валерий Данилович нам сказал: “Не переживайте с распределением - я все сделаю! Вы останетесь в Минске”. К этому времени я уже была в Свободном театре.
“Ой, опасно гуляешь, Маринка, ой, опасно!”
- Как произошла твоя встреча со Свободным театром?
- Я пришла на спектакль “Психоз” - театра тогда еще не было. Помню, в “Граффити” был ужасный холод, все сидели в куртках, а на сцене играли в летней одежде. У меня осталось сильное впечатление. Такого в Минске я еще не видела! Я поняла, что хочу быть в этом коллективе. Позднее, уже в Свободном театре, появился спектакль “Белливуд”. В нем играла актриса Оля Шанцына. Она заболела, а театр готовился к большим гастролям в Вильнюсе. Показывали все спектакли (“Техника дыхания в безвоздушном пространстве“, Мы. Самоидентификация”, “Белливуд”). Там же, в Вильнюсе, готовился концерт музыкальной группы “Разбитае сэрце пацана” (сокращенно - РСП).
- Ты там поешь?
- Я там танцую. Девочка на подтанцовке. Поют Паша Городницкий и Денис Тарасенко. Я ехала с РСП в Вильнюс. Володя Щербань захотел подстраховаться и пригласил меня ввестись в “Белливуде” на случай замены. Я так тряслась! Это же был театр моей мечты! Бросилась за текстом, выучила все назубок... На репетиции казалось, что я такой кошмар вытворяю... Слава богу, с Олей все было хорошо, она отыграла этот спектакль в Вильнюсе. Потом Володя меня позвал в следующий проект - спектакль “Трусы” по пьесе Павла Пряжко. Я, конечно, пришла и участвовала. После этого был Пинтер и многое другое...
- А как же Театр белорусской драматургии?
- Когда они узнали, что я играю в Свободном театре, они меня к себе не взяли. Как потом говорил Валерий Данилович: “Ой, опасно гуляешь, Маринка, ой, опасно!..” Оказалось, он еще многих не взял, потому что тогда был год Культуры.
- А что это значит? Какой-то особенно культурный год?
- (Смеется.) Это значит, что молодые работники сферы культуры отправляются в провинцию, поднимать искусство на селе. Мне предложили быть “режиссером творчества”. Что это такое, я себе не представляла, но сразу побежала по всем театрам в поиске работы. На меня пришел запрос из трех театров. Мне сказали: “Ну ты же понимаешь, что такое “Дзе-Я” и ТЮЗ. Мы не можем тебя туда отправить. У нас год Культуры!” Единственным выходом был Драматический театр белорусской армии при Министерстве обороны. Я им очень понравилась, и они прислали персональный запрос от Министерства обороны. Только поэтому меня смогли оставить в Минске.
- Спасибо Министерству обороны!
- Точно! Так я оказалась в театре Белорусской армии. Художественный руководитель театра - драматург Алексей Дударев. Собственно, в театре ставятся пьесы только двух драматургов - Дударева и Шекспира. Шекспир в меньшинстве.
- Сколько ты там отработала?
- Семь месяцев!
- Успела поиграть?
- Я играла главную роль бойца Батян в спектакле “Не покидай меня...” - дударевское переложение пьесы Б.Васильева “А зори здесь тихие”. Мой образ был смесью Гали Четвертак с Женькой Комельковой. Играла в спектакле “Ты помнишь, Алеша?”, танцевала в “Ромео и Джульетте”. Там-то спектаклей было всего четыре-пять и играли их раз в месяц.
- Я так понимаю, что руководство театра армии не одобряло твои “гуляния на стороне”?
- Первоначально они об этом не знали. Узнали позже, когда нас арестовали всем театром вместе со зрителями.
22 августа 2007 года во время премьеры спектакля “11 рубах” по пьесе Эдварда Бонда, проходившей в частном доме, спецназ МВД задержал артистов, руководителей театра, режиссера Кристиана Бенедетти и всех зрителей - всего около шестидесяти человек. В Живом Журнале Николай Халезин рассказал, как это было:
“20.17. Кристиан Бенедетти рассказывает о том, почему им была выбрана для постановки пьеса Эдварда Бонда “11 рубах”, об истории ее создания. Завершив выступление словами “Приятного просмотра”, он занимает место в зрительном зале.
20.20. На сцену выходит бритоголовый высокий человек крепкого телосложения, который произносит фразу: “Что тут происходит?” После паузы он задает следующие вопросы: “Почему пол черный?” и “Почему так тихо?” Он предлагает всем выйти из помещения для того, чтобы проехать в отделение милиции для процедуры установления личности. Позже выясняется, что это командир роты минского ОМОНа.
21.05. Всех задержанных помещают в комнату, расположенную в цокольном этаже здания РУВД. Задержанных, среди которых трое детей до семи лет и пять иностранных граждан, сопровождают омоновцы, сотрудники Советского РУВД и несколько сотрудников КГБ. Запрещается пользоваться фото и видеокамерами, а также мобильными телефонами.
00.30. После дачи объяснений и составления протоколов отпущены все задержанные, за исключением художественного руководителя театра Николая Халезина и директора Натальи Коляды, которых переводят в соседнее здание для проведения допроса.
01.25. Николай Халезин и Наталья Коляда отпущены после дачи объяснений.”
“Перестанем смеяться - умрем!”
- После этого я попала в списки КГБ. Меня отвела в сторону Марина Викторовна Дударева (главный режиссер, однофамилица руководителя) и строго спросила: “Марина, к нам пришла бумага из КГБ. Ты в списках. Ты знаешь, с чем это может быть связано?” - “Да, я знаю. Из-за Свободного театра.” - “Ты там играешь?” - “Да.” - “Смотри. Это очень серьезно.” Таким был первый разговор. Вскоре начались проблемы. Свободный театр стал гастролировать. Пока я была студенткой, ездить мне не мешали - я просто договаривалась с преподавателями. А в Театре армии ты являешься сотрудником Министерства обороны...
- У тебя есть звание?
- Без звания, но у них все серьезно. Два раза в год в театре проводится час “Ч”, то есть предположительное время, когда на Дом офицеров нападают...
- “Враги? Интервенты?”
- Враги. Три дня с шести утра до восьми вечера каждый сотрудник театра должен находиться в пятнадцати минутах ходьбы от Дома офицеров. В такие дни все делятся по отрядам. Был отряд, который ходил по периметру Дома офицеров в течение всего дня. Искал шпионов... Я отвечала за противогазы и сухие пайки. По команде “Ч” моя задача была прибежать к полковнику, взять сухие пайки и противогазы, раздать их коллективу. Дальше надо выключить свет (за это отвечает отдельная бригада), сидеть и ждать нападения врага.
- Полный сюр.
- Помню один такой час “Ч”. Зима, темнеет, естественно, рано. Часов в шесть вечера объявили: “Ч!”. Везде выключили свет. И тут какому-то полковнику понадобилось в туалет. Долго решали, включать ли свет в туалете.
- Враги же увидят!
- (Смеется.) А раз в месяц были идеологические часы. В театр надо было приходить в восемь утра и слушать какую-то чушь про Ленина и врагов...
- Мне смешно это слушать, но тебе тогда было не до смеха.
- С таким абсурдом сталкиваешься на каждом шагу, и это превращается в обыденность. Когда понимаешь, что от этого не уйти, остается только шутить.
- Смех - единственное спасение!
- Перестанем смеяться - умрем!.. Это было еще не самое веселое. Для того, чтобы выехать за границу, мне надо было писать заявление на имя директора и художественного руководителя Театра армии и директора Дома офицеров. Меня отпускают только после того, как все подписывают. И вот перед поездкой на фестиваль в Швецию первый раз я столкнулась с КГБ. Впрочем, в Театре армии они назывались контрразведчиками. Вот такой “замечательный” контрразведчик Вадим Адамович вызвал меня к себе. Он мне сказал такую фразу: “Вадим Адамович хороший, когда ему говорят правду; Вадим Адамович очень плохой, когда ему врут”. А потом началось: “Куда едете? Зачем едете? Кто вам прислал приглашение? Через кого вы узнали о фестивале? Кто вам делает визу?” Мы сидим за столом, курим. Я - нервно, он - спокойно. У него записная книжка, и он все записывает. Начались вопросы о Свободном театре. “Свободный театр” - он записывает “СТ”. “Какие у вас актеры? Кто играет?” У меня одна мысль в голове: никого не сдавать! Я говорю только имена, а он сокращенно пишет имена и фамилии. Этот человек знал все! “Что за спектакли вы играете?” Я начинаю рассказывать про спектакли. “Техника дыхания...” был самый простой пример. “Мальчик любит девочку, девочка любит мальчика. Они не признались друг другу в любви. У нее рак. Она умирает. После смерти он получает ее письмо.” - “Какие еще спектакли?” - “Мы. Самоидентификация.” Там тоже про любовь.” - “Еще?” - “Белливуд.” “Белливуд” рассказать без политики, конечно, сложно, но я умудряюсь. “Он любит девочку. Девочка любит Его. Он считает себя недостойным девочки. В результате у него возникают проблемы с психикой, и Он умирает.”
- Выкрутилась!
- (Смеется.) А дальше было про Пинтера. “Там тоже про любовь. Он ее любит, она его не любит. Потом умирает”...
- Про письма белорусских заключенных не спрашивал?
- Не спрашивал, но все прекрасно знал. Спектакль “Быть Гарольдом Пинтером” рождался после выборов 2006 года и палаточного городка. Весь театр находился на Площади... Рана была свежая. В нашем театре была арестована помощник режиссера. Арестована за то, что везла в машине теплые вещи. Остановили машину, обыскали, нашли вещи, арестовали... Ей был двадцать один год... Нет, про письма он не спросил. Зато задал другой “замечательный” вопрос: “А почему у вас везде люди умирают?” - “Так и у Шекспира люди умирают.” - “А почему ваш театр запрещают?” - “Наверно, потому что современная драматургия и мат на сцене. Не принято.” В конце разговора Вадим Адамович сказал самое главное: “Марина, ты девочка умная. Ты сама понимаешь, что тебе надо съездить, поговорить со всеми, пообщаться, записать имена, приехать и рассказать, с кем ты общалась и что они говорили.” Я ответила: “Да, конечно”.
- То есть тебя вербовали?
- Пытались. Если бы я про это не говорила Коле и Наташе, было бы не так весело. Они меня очень поддерживали. Я приехала назад, и меня опять вызывают к контрразведчику.
- Вадим Адамович ждет-не дождется адресов, явок, паролей...
- А я начала сразу: “Я не ходила ни на какие мастер-классы. Там все говорят по-английски, а я плохо понимаю. Посидела и ушла. Это было неинтересно. Зато там столько магазинов...” И стала ему рассказывать про западные магазины. Это меня не спасло, потому он вызвал к себе директора Театра армии Светлану Игоревну Дмитриеву. Она подбежала ко мне и закричала: “Ты понимаешь, куда меня вызывают из-за тебя?! Ты понимаешь, куда ты меня впутываешь?! Это последний раз, когда я тебя отпускаю!” В следующий раз мы летели в Хельсинки через Вильнюс, поэтому в заявлении я писала: “Прошу выпустить меня в Вильнюс за покупками. Еду с тетей”. Все прошло гладко. Потом меня еще несколько раз вызывали на допросы и задавали вопросы типа: “А что ты думаешь по поводу режиссера, художественного руководителя..?”
- А потом были знаменитые лондонские гастроли Свободного театра...
- Да, те самые... Выкрутиться никак было нельзя - это были месячные гастроли. В этот момент в театре ставился новый спектакль. Как всегда, про войну, по пьесе Дударева. У меня была роль во втором составе. Роль была выстроена, мои сцены были готовы, а до премьеры еще два года... Если в Театре армии премьера раз в два года - значит, у театра все прекрасно, театр работает в усиленном режиме... Я попросила меня отпустить. Мне сказали: “Нельзя”. Что делать? Если я уезжаю без разрешения, мне ставят прогул и увольняют по статье. А в Свободном театре никого ввести не успеют. Получается, из-за меня срываются гастроли. Наташа попросила наших лондонских друзей, чтобы они прислали в театр официальный запрос на меня на стажировку, на который они должны дать официальный ответ. Пришла бумага, я принесла ее в театр, положила на стол: “Вот, отвечайте!”
- Читайте, завидуйте...
- (Смеется.) Это был единственный случай, когда на актрису белорусского театра приходил запрос на стажировку. И все равно они выкрутились, не дали никакого ответа, а потом сказали, что никакой бумаги не было. Меня не отпустили, и я смирилась с мыслью, что надо делать выбор. Решила остаться в Театре армии. А ночью мне снился Лондон. Проснулась с мыслью: “Из-за Театра армии я не поеду в Лондон?! Вот так легко сдамся?! Позвонила Наташе: “Я лечу!” И Наташа в последний день подала мои документы. Вначале мой план заключался в том, чтобы летать в Минск на репетиции в Театр армии, а потом в Лондоне играть спектакли Свободного театра.
- Все было расписано!
- Я уже потом поняла, что летать туда и обратно нереально... На третий день моего пребывания в Лондоне начались звонки домой. Театр армии стал давить на родителей, и родители уговаривали меня вернуться. Мама плакала: “Ты понимаешь, что ты делаешь? Тебя уволят, а как выплатить деньги?” Я опять оказалась перед выбором. В Минске-то я решила, что в Лондон полечу, а в Театре армии останусь. Не тут-то было! Если я выбираю Свободный театр, я оказываюсь с долгом. Мама в истерике: “Надо ехать домой!” Как нормальная мама, она говорила: “Подумай о своей трудовой книжке! О пенсии подумай!” В двадцать два года мне надо было думать о пенсии!.. Тем не менее я выбрала Свободный театр. Семья перестала со мной общаться. Я посылала маме SMS-ки: “Мамочка, это мой выбор, моя жизнь. Поддержи меня, мне трудно без тебя...” Тишина полная. И здесь спасибо большое Коле и Наташе, что они организовали фонд “Крепостная актриса”.
(Окончание следует.)