«ДА, ПОМНЮ Я ВАШ ДОМ, РАДУШЬЕМ ЗНАМЕНИТЫЙ…» (часть 19)

[sergey_v_fomin]

Схимонах Епифаний (Чернов).

Размышления на Родине

«В Российском мiре нет истинной позиции… Нужно требовать от вождей, чтобы они знали, за что они борются… нужно истину защищать!»
Схимонах ЕПИФАНИЙ (Чернов).

Как мы уже говорили ранее, после высылки за нарушение визового режима из СССР в декабре 1990 г., о. Епифаний смог вернуться на Родину лишь осенью 1991 года, после распада Советского Союза.
Приезжает он уже навсегда.
В этой поездке его сопровождали Владыка Хризостом (Митропулос) из Греческой Старостильной Церкви, к которой присоединился старец, а также иеромонах Симон (Йенсен). Они много ездят по стране, где, с помощью о. Епифания, пытаются объединить известные последнему катакомбные общины под омофором «матфеевцев», которые учреждают в России свой отдельный Экзархат.
Наряду с делами чисто церковного порядка, отец Епифаний часто встречался с русской общественностью. Известно, что он выступал на III Съезде Союза Православных Братств, проходившем с 17 по 19 июня 1992 г. в Петербурге в актовом зале духовных школ.
«Три дня кипели страсти […], - так описывал происходившее на съезде поставленный Московской Патриархией направлять Союз в нужном направлении о. Кирилл (Сахаров), - Большинство участников высказывались за православную монархию, как единственную, Богом установленную, политическую систему. […] Было очень символично, что именно здесь, в духовных школах Санкт-Петербурга, были приняты резолюции о недопустимости экуменических молитв и о желательности перехода нашей Церкви на статус наблюдателя в так называемом Всемiрном Совете церквей. В итоговом документе съезда говорилось […] об отрицательном отношении к переводу богослужебных книг на русский язык, против возобновления диалога с Ватиканом, об учреждении Церковного Суда, о введении церковной жизни в каноническое русло во всех ее проявлениях. […]
Союз Православных братств выступил также против фальсификации захоронения якобы царских останков в Петропавловской крепости Петербурга. Последним документом, который принял III съезд СПБ, было обращение по Сербии, в котором говорилось о ритуальных убийствах православных сербов на примере 40 вуковарских младенцев-мучеников».
Участники съезда обратились к Патриарху Алексию с просьбой оказать помощь в «Богоугодном Святом деле - скорейшем проведении канонизации Русской Православной Церковью Царя-Мученика Николая Александровича и Его Августейшей Семьи…»
Естественно, что такая организация была не только не нужна, но еще и крайне опасна. Вот почему ее и упразднили в 1994 г. решением Архиерейского Собора, но не прямо, разумеется, а под видом реорганизации (путем пересмотра устава). Роль «резника» была предоставлена рекомому отцу Кириллу (Сахарову).
До сих пор с омерзением вспоминаю весь этот процесс, происходивший отчасти и на моих глазах. О том же написали в своих воспоминаниях и другие мои собратья по Союзу «Христианское Возрождение»: Вячеслав Константинович Дёмин и Леонид Донатович Симонович-Никшич.
Отражением тех непростых времен, когда упустившая, было, инициативу прежняя тьма снова пыталась взять верх над выпорхнувшим из нетей Русским Фениксом, отражает в какой-то мере и история с интервью, которое в начале 1993 г. дал отец Епифаний.
Родом донской казак, более того, происходивший из атаманской семьи, старец не мог не интересовать руководство возрождавшегося казачества. Предполагалась даже встреча с одним (неназванным) из атаманов Войска Донского.
Дальнейшее течение событий будущий собеседник о. Епифания описал так: атаман-де «не смог встретиться […] из-за отсутствия времени, но сказал, что ему было бы очень интересно узнать мнение старца о положении дел в современном казачестве. Мы договорились с атаманом, что я задам отцу Антонию некоторые вопросы и запишу ответы на магнитофон». Как говорится, и хочется и колется и мамка не дает.
Как бы то ни было, но беседа эта состоялась. «Она была растянута во времени, начавшись в середине Страстной недели, и закончилась в День Светлого Христова Воскресения».

О КАЗАЧЕСТВЕ
Первые вопросы были, разумеется, заданы о казачестве, о его «особости», «самостийности» - темы тогда (да и сейчас) весьма востребованные в той среде…
Однако старец весьма твердо и определенно заявил: «…Я не разделяю того взгляда, который делает из казаков какую-то нацию. Нации никакой нет. Потому что даже сейчас, насколько я слышал, набирают казаков не из казаков. Делают казаками не казаков. Это же абсурд, с точки зрения нации. Нация не может быть восполнена не относящимися к нации. Я понимаю именно так на основании Священного Писания. […]
Казачество - это единый народ с русским народом, российским народом. И он берет на себя миссию служения в идеале христианском, служить идеалу христианскому, осуществляя христианские заповеди, исполняя черную работу, необходимую для восстановления разрушенного революцией народа, и препятствуя тому замыслу, который несли вожди революции. Действовать против усилий, страшных усилий народа, который пытается осуществить свой идеал. Идеал, выражаемый в их писаниях, что все люди - животные, только один народ - народ, люди. […]
Традиция казачья была: воспитывать в себе волевого, сметливого, быстрого на решения человека. Это воспитывалось песней казачьей. Все об этом говорили. “Служи Царю, как мы служили, и славу Дона поддержи”, - пелось в казачьей песне. Вот Новочеркасский Донской кадетский корпус. Это ж все казаки. И эти песни все мальчики воспринимали с таким восторгом! Потому что это все говорит о храбрости, о жертвенности. Молодежь это воспринимает, каждый воспринимает. И вот когда мы за границей приняли в себя уже инородцев, даже немцы там всякие были, - это другого характера люди совсем. Это какие-то не быстрые, не смелые... Это совершенно другой человек. Наши все быстрые, быстрые, а другие... Ну, это всё “шляпа” и больше ничего. Шляпа, а не казак.
- Уклад казачьей жизни был направлен на воспитание этих качеств?
- Да, безусловно, безусловно. Вот, скажем, как воспитывали сына. Я знаю такой случай, что в три года произошло своего рода крещение в казаки, что ли. Уже в сумерках отец приехал, очевидно, с маневров. И вынесли сына. “Кланяйся лошади, что она принесла твоего отца живым и здоровым”. И он кланяется.
- Никак тут не пересекается Православие и как бы язычество? Или тут что-то другое?
- Нет, это что-то иное. Это иное. Это не то, что обожествление какое-то. Нет, это уважение. В песне опять-таки: ты, - говорит, - сам не ешь, а лошадь накорми. Потому что лошадь, собственно говоря, это ноги казака».
Не мог не зайти разговор и о примирении и о роли казачества в возрождении России.
«…Конечно, этого примирения нельзя принять безусловно. Потому что, какая же сторона награждается званием истинной, а какая - неистинной? Чтоб примирились два этих крыла, то есть враждебные два крыла, необходимо какую-то идеологическую платформу создать. А не просто примирение. Я не знаю, на каких условиях это могло бы происходить, но я бы не сказал, что это правильно, если без всякой платформы. […]
- Бытует сейчас мнение, которое среди большинства населения России не принимается, но в казачестве имеет довольно сильную опору в умах, а именно, что без возрождения казачества невозможно возрождение России. Как Вы считаете, так ли это?
- С этим можно, отчасти, согласиться. Но я бы не сказал, что это аксиома. Если казачество заявит себя способным возродить, то это очень, очень опасное мнение. Ведь, собственно говоря, этим самым вычеркивается как бы российское влияние на возрождение. Ведь нельзя сказать, что казачество, действительно, идеал. Это претензия, может быть, правильная, относительно влияния казачества, но я бы не сказал, что только от казачества зависит возрождение России. Потому что казачество, с точки зрения святоотеческой, далеко не идеал. Казаки не являются носителями Православия как такового. Вот однажды один казак спросил: “Почему в казачестве нету стремления к подвижнической жизни?” Я ответить не смог. Действительно, нету. Женские монастыри еще были. Но в казачестве вообще нет подвижничества. Пускай, это условно, конечно, что подвижничество, но хотя бы на уровне современных подвижников. Нету. Казаки говорят, что они православные, что твердо хранят эту традицию религиозную. Но это все условно. Это условно».

СТАРООБРЯДЧЕСТВО
Другая проблема, которая неожиданно всплыла в беседе, было староверие: отношение к нему в исторической перспективе и на современном этапе.
Судя по вопросам, собеседник о. Епифания занимал вполне определенную позицию. Тем интереснее были ответы старца.
«-….Преследование раскольников сослужило плохую службу государству российскому. Потому что раскольники (это слова одного казака) были, как правило, работящие, инициативные, энергичные люди, которые могли принести большую пользу государству. А преследование их, вместе с тем, уничтожило и дух предпринимательства, дух деловитости в русском народе. Вы согласны с таким мнением?
- Я не могу ничего сказать, исходя из личного опыта, потому что по возрасту не был способен, чтобы как-то относиться к этому. Но так, из литературы, я помню. Это, кажется, у Чехова. Какой-то почтенный на вид старик продает лошадей, говорит патриархальным голосом. Купили лошадей, оказались никуда не годными. Он делал вид. Обманщик. Больше ничего.
- Необходима ли была такая жестокость по отношению к раскольникам? Может быть, могли применяться какие-то другие методы?
- Я не могу Вам сказать ничего по этому вопросу. Но вот возьмите Сергея Александровича Нилуса, “Святыня под спудом”. Там даны образы некоторых раскольников. Положительные и фанатичные. Нельзя сказать, чтобы эти люди были безпогрешны, что ли. Не нужно смешивать: хозяйственники и, действительно, безпогрешные христиане. Отсюда не нужно защищать религиозную позицию раскольников. Это совсем не то, что является идеалом христианским.
- Но вот стойкость многих из них в отстаивании христианских идеалов, так как они их понимали, достойна подражания и уважения?
- Нет. Ни в коем случае.
- Почему? Они же, по сути своей, шли на смерть за Христа.
- У Нилуса есть признание раскольника о том, что они настолько фанатизированы были, что радовались преследованиям. Во что бы то ни стало хотели мученичества. И поэтому даже бросались в огонь. Никто их не гнал в такой степени.
- С точки зрения Православия, как можно оценить такое их поведение, стремление к сверхжертвенности, если можно так выразиться?
- Это прелесть, самая настоящая прелесть.
- Вообще страшно, когда человек отдает жизнь, казалось бы, за самый высокий идеал, и вдруг оказывается, что это все обман.
- Вот в этом-то и трагедия вся, что они шли на жертву, когда жертву не вызывал Господь Бог. Ведь, с точки зрения христианской, Православия, не нужно вызывать на себя гонения. Не нужно идти на жертву, когда жертвы не требует Бог. Но жертву принести тогда, когда ты уверен, что Господь Бог благословляет тебя на жертву.
- Готовность на жертвы раскольников не оказалась ли выше, чем готовность на жертвы православных христиан ХХ века в России, когда начались жесточайшие преследования христианства? Преследования раскольников, имевшие место в прошлое время, не ударили ли бумерангом по православным христианам начала ХХ века? Большевики не использовали ли в каких-то своих идеологических установках, направленных на преследование Православной Церкви, борьбу Церкви с раскольниками?
- Насколько мне известно, если раскольник, - то не преследовался. В то время как Православие - преследовалось. Вот так заметно. Если только этот человек сектант, как скажем, баптист или раскольник, это - пожалуйста. А уже Православие гналось смертельно.
- О чем это говорит? Какой вывод можно сделать из этого?
- Если отвечать серьезно, то это говорит о том, что Православие, в своем идеале, является Истиной. Православие в идеале».
***
Насчет преследования веры в советское время, я сам прекрасно помню, как для того, чтобы получить хоть какие-то сведения о Православной Вере, о Святых Отцах и т.д., в 1970-1971 гг. я ходил на курсы по подготовке участников летних археографических экспедиций Московского университета, где я в то время как раз учился на историческом факультете. Проводила занятия при Научной библиотеке МГУ (прямо напротив Манежа) И.В. Поздеева (в то время кандидат исторических наук).



Профессор МГУ, доктор исторических наук Ирина Васильевна Поздеева, специалист в области истории рукописной и старопечатной славяно-русской книги, истории русского старообрядчества. На снимке И.В. Поздеева вместе с архиепископом Киевским и всея Украины Русской Православной Старообрядческой Церкви Савватием (Козкой).

Ирина Васильевна рассказывала нам о церковном обиходе, о календаре, читала краткие лекции по Святым Отцам. Словом, как могла, натаскивала нас для того, чтобы мы могли предстать перед владеющими древними книгами раскольниками не совсем им чуждыми людьми.
Разумеется, ни в какие экспедиции я не собирался. Но для меня в то время это был едва ли не единственный легальный способ, не привлекая к себе излишнего внимания, приобщиться к Источнику Воды Живой, пусть, отчасти, и загрязненному таким посредничеством.
Не удержусь от того, чтобы не привести несколько выписок из дневников совершенно разных людей, продолжающих в них затронутую о. Епифанием тему о староверии, о котором, в свое время, мне уже приходилось писать:
http://www.rv.ru/content.php3?id=5983
Для начала дам несколько выписок из поденных записей глубоко верующего писателя Б.В. Шергина, в которых он рассказывал в том числе и о природе его прельщения старообрядчеством.



Борис Викторович Шергин (1893†1973).

(6 июня 1942 г.): «…Увлекаясь эстетически старообрядчеством, его стильностью обрядов и видя в Церкви [1 нзб.] аляповатую новейшую живопись, небрежность в отношении обряда, слыша концертное театральное пение, я отвращался одно время вообще от церкви, забывая, что Православная Церковь велика, обширна, вседовольна, что во многих святых обителях блюдутся древние богослужебные чины и уставы, наблюдается древнее пение (Соловки, Валаам и пр.). […]
За последние года три я всячески укорял и ругал себя за увлечение мое иконописью (древней), древностями, старым обрядом, крюковым пением, древним зодчеством. Видя равнодушие большинства или непонимание красоты древнего пения, древней иконы, красоты древней уставной обрядности, я собирался в молодости перейти в староверие…
К зрелым годам эта эстетическая буесть молодости стала проходить. Благой свет православия, вчера и днесь той же и во веки, снова осиял душу, облака юношеских пристрастий отошли. […]
Благодатную силу Церкви доказывают и явленные иконы, не в древние времена, а в недавние. В одной Москве сколько явленных икон Божией Матери, не превышающих древностью и сто лет.
…Итак, я “увлёкся” и “новою” красотою, новыми богатствами, новыми “приобретениями” Церкви. […] Мы, эстеты, презирали XVIII век и XIX в иконописи, презирали церковное искусство, а вместе и церковную жизнь XVIII, XIX веков».
(28 февраля 1945 г.): «Старообрядцы, сектанты, затем и все неверующие корят Церковь, что она-де омiрщилась, оказенилась за XVIII-XIX века. Но какие дивные, какие великие старцы были в Церкви в том же “французском” XVIII веке».
(Апрель 1945 г.): «Люблю писания протопопа Аввакума - удивительное, яркое проявление русского духа. И какая-то нерусская сила характера».



Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954).

А вот высказывание немалое время проведшего в молодости в скитаниях с раскольниками писателя М.М. Пришвина (8 марта 1946 г.): «…Раскольники остались стражей покинутых форм. […] …Их молитва (двуперстие и пр.) обратились в мертвую форму за то, что сопротивляясь необходимому движению, люди этой молитвой хотели сцепиться с прошлым. А там, назади, был пожар Ниневии. И жена Лота превратилась в соляной столп».



Иеромонах Серафим (Роуз).

Весьма важно также мнение отца Серафима (Роуза) из его дневника за сентябрь 1975 г.: «Эти староверы очаровательны, но они далеки от духа Православия […] Они сектанты и х дух, а не внешние обряды, отделяют их от Православия. Если Господь приведет одного или многих из них к Православию - хорошо, но не следует потакать их сектантской гордости. Старец Паисий Величковский был против того, чтобы принимать староверов [в монастырь], даже если они ничего не требовали, кроме оставления им только двуперстия - не из-за самого двуперстия, а потому, что это свидетельствовало о присутствии у них сектантского менталитета. Разумеется, позднее Русская Церковь разрешила староверам держаться двуперстия и старопечатных книг. Старовер, приходящий в Православие, должен понять, что внешний обряд, который они сохраняют, не является сущностью Православия».

О СОВРЕМЕННОМ ПРАВОСЛАВИИ
В беседе с о. Епифанием не могла не зайти речь и о нынешних проблемах Православного Русского мiра.
Говоря о том, что «Православие, в своем идеале, является Истиной», старец подчеркивал: «Но носители его часто бывают недостойны идеала. […] В ХХ веке не оказалось достойных носителей, только очень редкие, редкие люди […] Вот как Василий Великий ответил жестокому сановнику, когда тот удивился, почему таким языком говорит этот святитель. Сановник сказал ему: “Мне так не отвечал никто, почему ты мне отвечаешь так?” - “Потому что ты не встречал наших людей”. Вот и всё. Возьмите вы, Амфилохия Красноярского. Ведь это признавали сами чекисты: “Не он боится нас, а мы боимся его”. […]
- Сейчас в России, на мой взгляд, очень большое число потенциальных православных христиан. Если Вы согласны с этим, то, что нужно сделать этим людям, чтобы стать истинно православными?
- В том-то и дело, что это кажущиеся православные христиане. Мы все, мы все фальшивы. И только на сантиметр мы движемся к добру. А по существу, мы лицемерим. Вот в чем дело. Это добро кажущееся. Кажущееся золото. А по существу, Господь не примет этого. […]
Перестать лицемерить. Перестать обманывать самого себя. Понимаете? И тогда Господь поведет человека. А когда он сам собой устраивает себе спасение, то ничего у него не получится. Это нужно - как аксиома. Как человек сам себя спасает - ничего не выйдет. Во имя Христово все. От Христа. Христос спасает нас. Вот в чем дело. […]
Если он отдает себя в волю Божию, что Господь будет его спасать, то он безошибочно спасется. Если он сам устраивает - ничего не выйдет.
- Сейчас многие пришли в храмы. Можно ли считать это началом спасения? […]
- Нет, все это поддельное, понимаете. Мы лицемерим. Мы всё равно себя спасаем. А спасаем себя как? Фальшивим. Больше ничего. […]
“Не всякий человек, который говорит: “Господи! Господи!..” [Мф. 7, 21] - вот в чем дело. Нужно себя унизить до самой земли. Считать себя неспособным ни на что. Просить Господа Бога вести нас. И всё равно, мы все лицемерим. И я, прежде всего, лицемерю.
- Да, тяжело, тяжело.
- Хотите полегче?! (Смеется). Нельзя ли полегче? Да? Нет, ничего нельзя».
Свой разговор собеседник отца Епифания завершает так: «Любовь к России у старца уступала только его любви к Богу и ближним. Постоянной тайной его молитвой была: “Господи, спаси Россию”. Несмотря на то, что долгие годы он провел вне Родины, а, будучи на Родине, либо скрывался, либо отбывал срок, старец понимал происходящее намного лучше, чем “свободно” живущие здесь. Так, еще в 50-х годах, выйдя из лагеря, он говорил, повторяя слова своего духовного отца, что страна разделится, и Россия будет меньше, чем Империя. Можно ли было предполагать, даже в 80-х годах, что это произойдет в 1991 году?»