ВОИТЕЛЬНИЦА (8 глава, продолжение)
Кнут Гамсун.
«Необыкновенный фашизм» (продолжение)
Исследователи должны быть свободны от внешнего диктата, подаваемого как общественное (или общепринятое) мнение, государственная польза или даже т.н. «объективность». По поводу последнего обстоятельства В. Ванюшкина замечала: «Это моя воля, а значит и мое право. Я не объективна? Да, плевать, больше всего ненавижу эту пресловутую “объективность”, которой (за редчайшим исключением) прикрываются люди, не способные мыслить по-своему». Или - что еще хуже - выдающие за объективное - групповое/местечковое мнение. Таких взглядов придерживался и великий норвежец Кнут Гамсун: «Писать правдиво - вовсе не значит писать объективно или учитывая мнение обеих сторон, напротив, стремление к правдивости основано на безкорыстной субъективности».
В качестве примера рассмотрим всего лишь одну тему (правда, из наиболее запутанных и искаженных) - отношение Гитлера, а затем и других европейских правых лидеров к Богу, религии и Церкви.
В детстве ревностный католик, со временем Гитлер охладел к религии. Позднее, уже находясь у власти, он сохранял принятые приличия: посещал праздничные церковные службы и даже платил церковную подать (десятину) (Dietrich. Был ли Адольф Гитлер медиумом? // Ultima Thule. М. 2005. С. 18).
До конца своих дней Гитлер был верен памяти матери. «Однажды, гостя у Гитлера, - вспоминал свое пребывание в 1943 г. в Ставке Л. Дегрель, - я шёл на утреннюю мессу - тогда я был более набожным, чем сегодня - и столкнулся с ним в еловой аллее. Он собирался ложиться, ранним утром заканчивая свой день. Мой день только начинался. Мы приветствовали друг друга, обменявшись пожеланиями “доброго утра” и “спокойной ночи”. Затем, он внезапно, повернувшись ко мне своим мясистым носом, спросил: “Но Леон, куда вы направляетесь в такую рань?”. “Я иду причаститься” - без обиняков ответил я. В его глаза промелькнуло лёгкое удивление. Затем он ласково сказал мне: “Что ж, будь жива моя мать, она составила бы Вам компанию”».
Конечно, как справедливо отмечают исследователи, «оставаясь католиком, Гитлер не отличался ревностным отношением к Церкви, но не впадал и в другие крайности - демонстративный переход в протестантство, нарочитый мистицизм или неоязыческие искания, характерные для некоторой части немецкого сообщества Австрии и юга Германии» (Dietrich. Был ли Адольф Гитлер медиумом? // Ultima Thule. М. 2005. С. 11). Мистике Гитлер был глубоко чужд. Он говорил: «…Для национал-социализма нет ничего более чуждого, чем наполнять сердца немцев мистикой». В первые же месяцы после прихода его к власти выступления и публикации оккультистов и неоязычников были строжайше запрещены (Пленков О.Ю. Третий Рейх. Социализм Гитлера. СПб. 2004. С. 393-394).
«До конца жизни, - пишет один из наиболее объективных современных биографов Гитлера Вернер Мазер, - не только выдержали его критику, но, но даже вызывали восхищение “конституция” Католической церкви, ее организация, достоинство ее священников и ее пышность. Ему импонировали прочность и историческая непрерывность католицизма, который никогда (кроме как из-за Мартина Лютера) не подвергался серьезной опасности ни из-за собственных ошибок и слабостей, ни из-за происков политических и религиозных противников и врагов» (Мазер В. Адольф Гитлер. Легенда, миф, реальность. Ростов-на-Дону. 1998. С. 305).
По словам собеседника Гитлера, писателя и публициста Дитриха Эккарта (1868-1923), переводчика на немецкий «Пера Гюнта», фюрер критиковал Лютера за то, что он нападал на католицизм вместо того, чтобы выступить с критикой талмудистов (Эккарт Д. Мои разговоры с Гитлером // К топору. № 5. 1993. С. 16). В том же самом, только уже на современном этапе, обвинял он и католиков: «Рим не может набраться духа, чтобы назвать вещи своими именами. Много раз он делал попытки в этом направлении, но его немедленно заставляли замолчать Католичество хочет говорить - еврейство парализует его язык» (Там же).
При этом Гитлеру приходилось даже одергивать некоторых своих товарищей по борьбе, занимавших в то время значительные посты. Воинствующими безбожниками были, например, Розенберг, Борман, Гесс. Кстати говоря, Гиммлер, вопреки тому, что о нем написано, с христианством не боролся. Собственное мiровоззрение он определял изобретенным им самим термином Gottglubig (уповающий/полагающийся на Бога). Рейхсфюрер заявлял, что человек, не верящий в Бога, «самонадеянный нахал, страдающей манией величия и дурак; такой человек нам [т.е. СС] не подходит». Фразу эту в своей работе «Фашизм: критика справа» (1964) привел Ю. Эвола, а впервые представила ее в 1995 г. русскому читателю В. Ванюшкина. И эти слова, если вспомнить число объявивших себя христианами членов СС (которое мы приводили), были не только громкой фразой.
Особая тема - отношение Гитлера к клиру. Он часто выступал в защиту католических священников от излишней, как ему казалось, критики: «Надо признать, что на одного недостойного священника приходятся тысячи и тысячи честных пастырей, сознающих всё величие своей миссии. В нашу лживую развращенную эпоху люди эти являются зачастую цветущими оазисами в пустыне» (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М. 2002. С. 85). Однако, по свидетельству Л. Дегреля, «он не одобрял вмешательства священства в политику».
Трудно не согласиться с недопустимостью вмешательства представителей Церкви в государственные дела и политику, что, впрочем, запрещено и самими церковным установлениями.
Политики, государственные и военные деятели должны быть свободны от любого давления церковной иерархии. Одно дело быть сыном Церкви, рабом Божиим, другое - соподчинение любому духовному лицу, тем более не имеющему касательства к личному спасению того или иного человека.
При монархическом образе правления всё давно регламентировано, отшлифовано вековым опытом. При любом другом образе правления есть соблазн, причем с той и другой стороны (одинаково), воспользоваться кажущимися выгодами.
Среди церковных иерархов были (и еще будут!) те, кого никогда не удовлетворит даже совещательный голос; не желающие понять, что любой правитель, будь то президент, генсек, вождь или Царь, ни при каких обстоятельствах не может - без ущерба - поступиться хотя бы частицей власти, дарованной ему - в любом случае - Богом, а не тем, кто служит Ему.
24-й пункт лично разработанной Гитлером еще в 1920 г. и остававшейся с тех пор неизменной программы НСДАП гласил: «Мы требуем свободы всем религиозным вероисповеданиям в государстве до тех пор, пока они не представляют угрозы для него и не выступают против морали и чувств германской расы. Партия, как таковая, стоит на позициях позитивного христианства, но при этом не связана убеждениями с какой-либо конфессией. Она борется с еврейско-материалистическим духом внутри и вне нас и убеждена, что германская нация может достигнуть постоянного оздоровления внутри себя только на принципах приоритета общих интересов над частными» (Залесский К.А. Кто был кто в Третьем Рейхе. М. 2002. С. 866).
Одновременно Гитлер предостерегал политиков от попыток превращения религии в «оружие своих политических гешефтов». Он категорически не одобрял такое вмешательство. «Для политического руководителя, - писал он в “Моей борьбе”, - религиозные учения и учреждения его народа должны всегда оставаться совершенно неприкосновенными». «Тот, кто кружными путями хочет через политическую организацию прийти к религиозной реформации, обнаруживает только, что он не имеет ни малейшего представления о том, как в живой действительности складываются религиозные представления или религиозные учения и как именно они находят себе выражение через Церковь» (Гитлер А. Моя борьба. М. 1992. С. 97).
Однако противоположная сторона не стеснялась использовать христианские организации для политической борьбы. Так, в 1936 г. швейцарские религиозные лидеры обратились к своей пастве с призывом молиться о смерти Гитлера (Dietrich. Был ли Адольф Гитлер медиумом? С. 18).
Поучительную картину взаимоотношений Церкви с правыми политическими деятелями дает даже краткий их обзор. При этом следует различать отношение всех этих политиков и государственных деятелей к Богу и Церкви от тех, что складывались у них с конкретными представителями церковной иерархии в каждой стране отдельно. Тут всё зависело от мiровоззрения как конкретного носителя духовной власти, так и от состояния каждой отдельной Церкви.
Ревностный католик Леон Дегрель, возглавлявший бельгийскую Рексистскую партию (от лат. Christus Rex - Царь Христос), в своих мемуарах вспоминал о его чрезвычайно остром конфликте с примасом Бельгии кардиналом Ван Реем, подоплекой которого были сделанные политиком оглушительные разоблачения самой безстыдной коррупции людей из ближайшего окружения этого иерарха.
«Угрожая осуждением в грехе, - писал Дегрель, - он вынудил сто тысяч брюссельских католиков проголосовать, как ему нужно. После победы нужного человека парижская “L’Intransigeant” вышла с огромный заголовком на всю страницу - “Крест победил Свастику!”. Подобный заголовок в франкмасонской газете говорил о многом! […] …Принадлежность к Католической церкви серьезно осложняла мою политическую жизни. Будь я неверующим, мне не пришлось бы испытать на себе это отвратительное давление, этот шантаж верующих со стороны лица, принадлежащего к высшему духовенству, которое использовало свой пастырский посох как дубину. […] Я был бы менее связан условностями, менее изолирован и не сталкивался бы с такими трудностями, поскольку католичество того времени было довольно узколобым, мстительным, нетерпимым и нередко даже провоцирующим. Повсеместно оно ставило нам преграды. Оно исказило наш облик. Оно оттолкнуло от нас миллионы честных людей. И оно подвергало нас неслыханным унижениям…»
Бенито Муссолини, с подчеркнутым уважением относившийся к католической иерархии и Королю (вплоть до того, что разрывал отношения с полезными делу людьми, но почему-либо не угодными представителям этих институтов), был в конце концов предан и кардиналами и Монархом.
Иное положение у каудильо Франко базировалось на страхе, пережитом католическими священнослужителями во время управления Испанией масонско-социалистическим «Народным фронтом», когда святыни массово осквернялись, а представителей духовенства и монашества зверски убивали.
Салазар был «своим». Он учился в католической семинарии, собирался даже стать священником. Никогда не был женат, не пил и не курил. Управляя страной, жил «политическим отшельником»: обитая в скромной квартире, вел уединенный и аскетический образ жизни.
«Мы против всех интернационализмов, - заявлял он, - против коммунизма, против профсоюзного вольнодумства, против всего, что ослабляет, разделяет, распускает семью, против классовой борьбы, против безродных и безбожников, против силы в качестве источника права. Мы против всех великих ересей нашего времени… Наша позиция является антипарламентской, антидемократической, антилиберальной и на её основе мы хотим построить корпоративное государство… Семья является первородным ядром церковного прихода, общины, а отсюда и нации. Она, следовательно, является по самой своей природе первым из органических элементов государства».
Правая католическо-националистическая партия в Словакии была названа в честь ее основателя - католического священника Андрея Глинки. Продолжателем его дела стал профессор теологии, секретарь епископа, декан и священник Йозеф Тисо. Этот первый президент Словацкой республики встречался с Гитлером, 3 ноября 1941 г. посетил оккупированный немцами Киев. По мнению некоторых современных историков, именно в связи с покушением на него советскими диверсантами был взорван Успенский собор Киево-Печерской Лавры. Во время второй мiровой войны из Ватикана в Словакию был направлен папский соглядатай, представлявший в своих отчетах деятельность Тиссо (особенно в области противодействия его евреям) в крайне неблагоприятном для него свете.
Продолжение следует.