«ДА, ПОМНЮ Я ВАШ ДОМ, РАДУШЬЕМ ЗНАМЕНИТЫЙ…» (часть 1)
Памятная доска на доме, в котором жил академик Н.Д. Зелинский.
В гостиной Зелинских
Хорошо помню, как я впервые попал туда: к дому № 2 в ближайшем к знаменитому московскому Центральному телеграфу Никитскому переулке. Подошли мы к нему в сумерках. Позвонили. Открыли нам не сразу. Слышно было как спускались по ступеням, гремели цепочками. Отозвавшись на поворот ключа, щелкнул замок.
Войдя, попали в тускло освещенную высокую переднюю. Черный от копоти потолок, стены в темных от потоков воды разводах. Недавно здесь был пожар. Поджог. Виной тому было местоположение. Старинный университетский дом бывшего химического факультета Московского университета - сверхдорогая недвижимость в самом центре столицы, рядом со станцией метро «Охотный ряд» (тогда еще «Проспект Маркса»).
Дверь в парадное музея-квартиры.
Выстоять сыну академика помогла тогда память об уже произошедшей много лет назад горькой истории: «Вопреки известным предсмертным пожеланиям отца, высказанным им тогдашнему президенту АН СССР, его ученику, А.Н. Несмеянову и ректору МГУ академику И.Г. Петровскому, был разгромлен, под предлогом переезда в новое здание, весь Химический корпус Московского университета. Старинные дубовые химические столы середины XIX века прямо из окон выбрасывались во двор, а с ними и старинная фарфоровая химическая посуда. Это произошло сразу после смерти отца 31 июля 1953 года. Для меня в этом был тяжелый мистический смысл. До сих пор не могу понять, почему созданию “нового” должно сопутствовать полное уничтожение “старого”? Этот же вопрос задаем мы себе и сегодня. В те годы сохранилась только личная лаборатория Н.Д. Зелинского в правом крыле Химического корпуса, построенная им еще в 1905 году (720 кв. м.), а также две комнаты бывшей квартиры (по распоряжению Совмина СССР). Окончательный разгром лаборатории произошел в 1995 году, - к 90-летию со дня ее основания. В Европе ее бы конечно сохранили, как уникальный химический музей. У нас же превратили в ресторан...»
Но мы забегаем вперед. Пока что на дворе год 1990-й. От покушавшихся на Музей-квартиру академика Н.Д. Зелинского сумели обиться. Кстати говоря, она и сегодня в целости и сохранности.
Но прежде, чем войти в нее, пару слов стоит, всё же, сказать и о том не столь далеком, но всё-таки успевшим порядочно отдалиться от нас времени. Чтобы почувствовать, так сказать, аромат эпохи.
Самым разумным, думается, будет процитировать хозяйку этой квартиры, речь о которой впереди. Вот ее текст образца 1991 года:
«Покупая бульонные кубики из Чили или майку из Аргентины, я нередко перечитываю рецепты диетологов дореволюционной России. По простоте душевной они выписывали больным ветчину, морошку, клюкву, лимоны, черную икру, куриный бульон… Почему-то не назначали прокисшей капусты, которой (да еще свеклой) сегодня в основном питается голодная Москва и весь наш народ. […]
- Вы едите слишком много хлеба, - заявил нам недавно с телеэкрана премьер Павлов… (А он может еще и не то заявить, наверное.) […]
За хлебом…
За мясом…
За вином…
За колбасой…
За мылом...
За чайными чашками…
Поэт Иосиф Бродский в “Курьере ЮНЕСКО” за 1990 г. с тайным предвкушением обещал русским “войну экономическими средствами”, то есть голодом. А ведь прав оказался, даром что лауреат Нобелевской премии! Пойдите в очередь, и вы увидите стаю голодных, а у прилавка с водкой вас просто изобьют и отнимут “добычу”. Нас толкают, и вполне последовательно, к ускоряющемуся моральному падению, к грехопадению. В очереди за помидорами в подмосковном городе одна пожилая гражданка «в сердцах» выбросила на мостовую ребенка только потому, что его отец хотел без очереди взять помидоры жене в больницу. Ребенок тут же умер. Отец же на глазах у оторопевшей очереди убил женщину» (Наш современник. 1991. № 8).
(А, кстати, сравните то не такое уж и далекое время, в котором многие из нас жили, с нынешним. Недовольны сегодняшней платой за попытку выдраться из западного гетто? - Может быть, хотите возвратиться к тем «благословенным» временам, когда на пустой желудок «свободы наглотались мы как водки»?..)
…Но вот мы поднялись по ступеням в прихожей. Повернули налево. Открылась дверь. Совершенно неожиданно мы оказались в ярко освещенной большой комнате. То ли гостиная, то ли зал заседаний.
Большую часть ее занимал длинный стол с чинно стоящими вдоль него стульями. Одна из достопримечательностей ее - стенд со старым противогазом в разрезе. Между прочим, единственный сохранившийся до наших дней экземпляр времен Великой войны. Столетний раритет.
Спасший миллионы человеческих жизней «угольный противогаз» Н.Д. Зелинского, в результате личного вмешательства Императора Николая II в марте 1916 г. был принят на вооружение Русской армии. В кратчайшие сроки изготовили и послали на фронт 11 миллионов противогазов.
«Угольный противогаз» Н.Д. Зелинского. 1916 г.
До конца своих дней лауреат Сталинских и Ленинских премий бережно хранил Царский портрет, ныне - среди икон и семейных портретов - занимающий почетное место в музее-квартире.
«Помню, - рассказывал нам А.Н. Зелинский, сын академика, - как уже во время Великой Отечественной войны, в 1943-м к нам домой приезжал один из близких отцу людей, профессор Н.А. Фигуровский. Прибыл он с фронта, привез нам в подарок часть своего фронтового пайка и сказал: “А знаете, Николай Дмитриевич, немцы не начинают химическую войну только потому, что у нас есть противогаз! Ваш противогаз!”».
К чести академика Н.Д. Зелинского заметим, что ученый не стал патентовать свое изобретение, пустив его в свободное обращение (в отличие, скажем, от пенициллина, на пути которого к своим русским союзникам во время и после второй мiровой американцы воздвигли ничем не оправданные барьеры). Что касается русского академика, то его благородство спасло тогда сотни тысяч человеческих жизней с той и другой стороны фронта.
Сделал Николай Дмитриевич немало и других выдающихся открытий. Его активированный уголь до сих пор можно купить в любой аптеке, а предложенный им новый метод получения бензина вывел в 1930-е годы промышленность СССР на качественно новый уровень. В химии ХХ века Зелинский стал тем, кем Менделеев был в предшествующем.
Порог квартиры этого человека я и переступил впервые в 1990 г., когда, уйдя вслед за А.А. Прохановым из журнала «Советская литература», работал уже в только что основанной им газете «День» (в 1993 г. превратившейся в «Завтра»).
Это, замечу, было непростое для меня решение…
Из моей записной книжки «16 декабря. Воскресение. Позвонил Слава Огрызко и передал предложение А.А. Проханова перейти в “День”. Что ж, должен, несмотря на выгоды остаться (спокойствие, устроенность, нелюбовь к переменам, несмотря на то, что они часто со мной происходят), сделать этот шаг.
23 декабря 1990 г. Вторник. Тоска по высокой стопе бумаги, тишине, деревне и белом снеге. Неужели когда-нибудь настанет встреча с главным (не считая, разумеется, обретения веры)?» (Придет время это не скоро, но когда это произойдет, не будет стопы бумаги: только компьютерный монитор, клавиши да юркая мышка на коврике. Однако тишина, деревня и чистый негородской снег - всё это сбудется…)
Ходили мы в начале 1990-х к Зелинским обычно вместе с моим другом Алексеем Широпаевым.
Анафема у мавзолея. Слева направо: Юрий Сурхайханов, Валерий Архипов (держит хоругвь) и Алексей Широпаев (с иконой). 9 декабря 1990 г. Фото размещено на ЖЖ rosh_mosoh
Заглядывали на огонек и другие наши соратники: Вячеслав Демин, Леонид Болотин, Александр Побезинский, Леонид Симонович…
Молебен на Красной площади возле часовни на месте разрушенного храма Казанской иконы Божией Матери (ныне восстановленного). Под хоругвью основатель Национально-патриотического фронта «Память» Д.Д. Васильев (1945†2003). Читает акафист монах Григорий. Возле него слева направо Александр Побезинский и Вячеслав Демин. 9 декабря 1990 г. Фото размещено на ЖЖ rosh_mosoh
Леонид Болотин у часовни-памятника Героям Плевны в Москве. 17 июля 1998 г. Личный архив Л.Е. Болотина.
Л.Д. Симонович-Никшич с автором. Лето 2012 г.
Бывали тут председатель одного из православных братств Михаил Вавилов, издатель известной в то время газеты «Русское Воскресение» Алексей Батогов, ученый и известный общественный деятель, сопредседатель Комитета спасения Волги Сергей Антонович Шатохин, недавно, к сожалению, почивший…
Сергей Антонович Шатохин (1939†2014).
Нередко мы видели тут и других ученых, обычно с особенным, непривычным взглядом на свою науку; как правило, изучавших те или иные явления, широко используя смежные дисциплины.
Словом, каждой твари было по паре. Настоящий Ноев ковчег…
Вспоминая те времена, на память невольно приходят вот эти строчки из стихотворения сослуживца М.Ю. Лермонтова, офицера-нижегородца М.П. Розенгейма, впоследствии известного поэта:
Да, помню я ваш дом, радушьем знаменитый,
Приют гонимых всех суровою судьбой,
Для всех изгнанников приветливо открытый…
О некоторых из гостей - речь впереди, а пока расскажем о хозяевах квартиры, которым, как и многим их гостям, был присущ независимый широкий взгляд на многие жизненные явления, не исключая социальных или политических.
Сын академика, историк Андрей Николаевич Зелинский, подтянутый сухощавый человек, напоминавший своим видом классического интеллигента прежних времен, был очень приветливым, но весьма немногословным человеком. Во время наших собеседований он иногда прохаживался, но чаще сидел во главе стола или за особым маленьким столиком, стоявшим у стенда с противогазом. В особо интересовавших, видимо, его моментах беседы он поднимал голову и как-то особенно пристально всматривался в говорившего, а потом и в каждого нас.
Вела наши беседы, направляя их в определенное русло, супруга Андрея Николаевича - Юлия Григорьевна Шишина, общительная и в силу своего образования (врач-психиатр) более опытная в таких делах женщина. Говорили «идем к Зелинским», а по существу шли на встречу именно с ней. Что же она приготовит на сей раз, о чем пойдет речь?..
Впоследствии некоторые из участников тех вечеров заявляли: там, мол, «снимали информацию»…
Но, думается, что процесс, всё же, был взаимным.
Хозяева оценивали нас. Их интересовало, какие мысли (после того, как «умственные плотины» рухнули) имеют хождение в обществе, «кто пришел»…
Мы приглядывались к ним: какие, мол, они бывшие: из советских академиков и русских досюльных ученых.
Оценивали друг друга; можно сказать, принюхивались…