Логотип Азиатской конной дивизии: Двуглавый Орел Российской Империи и Соёмбо (с луной, солнцем и тройным языком пламени) - древний символ монгольского народа, ставший гербом Монголии после объявления в 1911 г. независимости.
При написании этого по́ста использованы: статья А.Н. Азаренкова «Трехречье» (
http://www.imha.ru/1144535637-tryoxreche.html), а также воспоминания «Заметки к статье А.Ф. Долгополова “Трагедия Трехречья”» 1975 г. в журнале «Первопоходник» (1976. № 33. Октябрь) анонимного читателя этого журнала (
http://www.pervopohodnik.ru/publ/13).
Иллюстративный материал взят, в основном, с форума «О жизни русских в Маньчжурии»:
http://mongol.su/forum/index.php/topic,2111.0.html?PHPSESSID=b40c6912652020741a465f63fcd61fd8 К СТОЛЕТИЮ УБИЙСТВА БАРОНА УНГЕРНА
Наследие: Китай (продолжение)
Но, однако, кто же были организаторы и исполнители всех этих зверств?
Историк А.Н. Азаренков в статье «Трехречье» пишет: «Жители Танехэ узнали в красных партизанах или своих односельчан, служащих в красной армии, или земляков с того берега Аргуни из поселков Цюрухайтуй, Зарюльск, Капцегайтуй и Уреленегуевск.
Начальником этого отряда красных был некий Моисей Жуч, одетый в красное платье.
Помощник его Клавдий Топорков, Александр и Михаил Мунгаловы, Карп Пинегин, Яков Федоров, Иван и Трофим Пинегины, Прокопий и Феофил Щукины, Иван по прозвищу Неспятин, Николай Баянов. Большинство этих красных партизан служат в красной армии. […]
…1 октября операцией, а точнее карательным рейдом, руководил представитель Хабаровского пограничного управления. Фамилию, к сожалению, установить не удалось, но известно, что “до перевода в Хабаровск он был в составе Новоцурухайтуевского пограничного поста.
Отряд для набега формировался из агентов разведки и тайных агентов ОГПУ, жителей приаргунских станиц”. […]
«Рубеж». Харбин. 1929. 19 октября.
Стали известны и некоторые фамилии участников этого кровавого набега, которых опознали чудом оставшиеся в живых женщины из Тынхе.
А вот из показаний одного из красных бандитов Бакшеева, которые тот давал на своего дружка, позже, в советские органы:
“Трезвый Саша Лыткин ничего - вроде бы и не был в Чанкыре и Тынхе. Пьяный же - плачет, по щекам себя бьёт, слезливо ноет: ‘Всё прощу себе, но грудного ребёночка, за ножки, о рубленный угол головой! Не могу забыть! Не могу забыть!’
(Лыткин А.Ф. долгое время был председателем колхоза, вышел на приличную пенсию в брежневские времена, а может и сейчас ещё землю нашу поганит)”».
Александр Ефимович Лыткин - оперуполномоченный отдела разведки (в Новом Цурухайтуе) Даурского погранотряда, участник рейда на Тыныхэ в 1929 году. За палачество в Трехречье командованием Забайкальского военного округа был награжден именными часами («Мое родное Приаргунье». Чита. 2008. С. 202).
Как бы то ни было, а вот уже и прозвучало имя человека, который вел карателей в Трехречье…
«В октябре 1929 года комиссар ГПУ Моисей Жуч, - писал оставшийся анонимным автор воспоминаний, опубликованных в 1976 г. в журнале “Первопоходник”, - с отрядом отборных чекистов [из латышей, мадьяр и корейцев] перешел маньчжурскую границу несколько южнее слияния рек Ган, Дербул и Хаул, пересек степной район южнее р. Ган и, разгромив поселки Лабцагор и Лабдарин, углубился в горно-лесной район за рекой Мергел, где напал сначала на поселок Горбунор. Жителей перестрелял, а поселок сжег. Далее он то же самое сделал с поселком Тыныха».
Высказывались на этот счет, правда, и иные мнения:
«Герольд Харбина». Февраль 1932 г.:
https://forum.vgd.ru/614/31743/5490.htm?a=stdforum_view&o= Можно ли, однако, доверять этому, учитывая активную деятельность советской разведки в Маньчжурии и ее большие возможности?..
«Одно время, - писал тот же мемуарист из “Первопоходника”, - красная агентура в Харбине пустила “слух”, что советское правительство не имеет никакого отношения к рейду Жуча и что это было частным актом мести приграничных жителей за партизанские вылазки казаков из Трехречья на территорию СССР. Этот “слух” поддержали и раздули харбинские евреи, так же, как они материально поддерживали советскую газету в Харбине “Трибуну”, закрытую китайской полицией […]
…В ответ на действия китайской полиции евреи нашли своего единоплеменника, английского подданного, и на его имя записали новую большевицкую газету “Герольд Харбина”. Экстерриториальный английский флаг охранял красную газету от вмешательства китайской полиции. Но и это продолжалось недолго. Русские юристы Иванов - знаменитый разоблачитель темных дел - и проф. В.М. Маргулин загнали в тупик английского генерального консула в Харбине.
Английским подданным был только “владелец” газеты, и то фиктивный, ибо известно, что у него не было денег на приобретение типографии и оплату штата сотрудников. Издатель же и редактор не были подданными английской Короны. Юристы поставили вопрос ребром: пользуются ли издатель и редактор и редакция вообще защитой английского флага? Если да - на каком основании? Если нет - спустите флаг и пусть его поднимет “владелец” над своим домом. Консул превосходно был осведомлен о действиях той и другой стороны и приказал спустить флаг.
На следующий день “Герольд Харбина” прекратил свое существование.
Одно из характерных объявлений (декабрь 1931 г.) в газете «Герольд Харбина» / «Harbin Herald» - ежедневной газете на русском и английском языках выходившей в городе в 1930-1933 г.
Но вернемся к “пущенному слуху”. Безусловная ложность его доказывается, и очень легко.
Во-первых, на территории Советского Союза, да еще в приграничной зоне, абсолютно невозможно создать большой, хорошо вооруженный конный отряд без ведома райкома, обкома и, главное, ГПУ.
Во-вторых, такой отряд ни при каких обстоятельствах не смог бы выйти за границу, охраняемую трижды отфильтрованными и хорошо натасканными негодяями, ибо в пограничники красные простых солдат не берут.
В-третьих, неверно и то, что партизаны из Трехречья обижали своих земляков-забайкальцев по ту сторону границы. Обижать их было уже нельзя, так как советская власть обидела их “до нитки”. К тому же, очень часто родня жила по ту и другую сторону границы. Родственники и свояки друг друга обижать не станут».
В одном из поселений Трехречья.
Ну, а теперь о самом Моисее Рафаиловиче Жуче. Родился он в 1884 г. в селе Рыбинском (Рыбном) Канского уезда Енисейской губернии. В разное время там побывали Радищев, Буташевич-Петрашевский, Пржевальский, Обручев, Чехов. Посетил его, еще будучи Наследником Цесаревичем, и Император Николай II.
Казенная винная лавка в селе Рыбинское:
https://humus.livejournal.com/2270873.html В годы гражданской войны Моисей Жуч вместе со своим другом Львом Вольфовичем служили чиновниками в Азиатской конной дивизии: первый в Хайларе, второй в Урге.Нам уже приходилось писать (
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/506592.html) об их причастности (согласно одной из версий) к пленению барона Унгерна.
Водились за ними и другие прегрешения По словам мемуариста из «Первопоходника», «еврей Моисей Жуч в 1918-1920 гг. жил в Хайларе на Четвертой улице и вместе со своим единоплеменником Вольфовичем вошел в сделку с продажными китайскими властями и, пользуясь их покровительством, отбирал на границе золотые монеты у русских беженцев, переходящих границу пешком.
Сделано это было следующим образом. По наущению Жуча китайские власти в Хайларе приказали своим пограничникам (их нагнали туда сотни ввиду приближения Белой Армии и обозов с гражданскими беженцами) принимать от русских оружие (безплатно), а золото обменивать по 4 бумажных китайских доллара за русскую золотую десятку. В то же время эта золотая десятка стоила в Маньчжурии, Харбине и Хайларе 30, 35 и 40 долларов.
Жуч и Вольфович вышли вперед пограничных постов и предлагали сдать им золото в обмен на расписки (так их в то время называли, но на них стояла английская надпись “сертификат”), отпечатанные в типографии еврея Френкеля. За золотую десятку они обещали уплатить в “Хайларской конторе” по 15 долларов. У русских беженцев положение было безвыходное, и Жучу с Вольфовичем удалось собрать золото пудами. Его они отправляли в Хайлар, где их компаньоны - Цыльман, содержатель дома терпимости на Третьей улице, и коммерсант Наум Мордахович - переотправляли его в иностранные банки и Харбина и Шанхая.
От границы до Хайлара 184 версты. Это расстояние русские прошли за 8-10 дней и, разыскав “контору” Куча, потребовали расчета. Жуч отказывался платить под разными предлогами. Русские, особенно военные и казаки, пригрозили самосудом. Но это Жуча не напугало. Списки русских с пометкой об их неблагонадежности он передал китайской полиции, с которой он уже успел поделиться русским золотом. В результата этого гнусного акта русские были посажены в вагоны и высланы в Приморье, в распоряжение ген. Дитерихса.
После конца Русского Белого Приморья в 1923 и в 1924 гг. многие возвратились в Хайлар, где очень легко было найти работу на лесных концессиях Бр. Воронцовых, на рыбалках на оз. Далай-нор и на каменноугольных копях ст. Чжалай-нор (на копях платили золотым рублем), но Жуча в Хайларе уже не было. Он скрылся в СССР. Уехал он на лошадях, так как железная дорога была еще под контролем ген. Хорвата.
Жена Жуча (тоже еврейка) долгое время еще оставалась в Хайларе, но потом исчезла. По непроверенным сведениям она через Харбин и Дайрен уехала в Японию, а оттуда во Владивосток.
Вольфович уехал в Шанхай на иностранный сеттлемент. […]
В 1933 году [то есть через четыре года после учиненного им в Трехречье погрома. - С.Ф.] Моисей Жуч опять появился на Маньчжурской земле. Его опознали и схватили, но сдуру выдали китайским властям, а те выслали его в СССР, как нежелательного иностранца. За это китайские судьи получили богатые подарки от советского консула.
Японская оккупация Маньчжурии началась 18-го сентября 1931 г. 1-го марта 1932 года была провозглашена независимость Маньчжоу-го. Вся полнота власти сосредоточилась в руках командующего Квантунской Армии в Маньчжурии.
Но во всех гражданских учреждениях (в том числе и в суде) остались чиновники, признавшие японскую власть. Старые чиновники сохранили свои старые замашки - коррупцию и кумовство. Японцы смертью наказывали это, но вывести им это не удалось. Поэтому Жуч и получил по суду такой приговор.
К сему прилагаю фотокопии из журнала “Рубеж” за 1929 и 1930 г. Журнал сей издавали в Харбине два еврея Лембич и Кауфман, поэтому в заметках о “Кровавых событиях в Трехречье” нет имени Моисея Жуча».
«Рубеж». Харбин. 1930 г.
Недавно стала известна и дальнейшая судьба Моисея Жуча.
Перед тем, как в августе 1937-го его в конце концов арестовали он был начальником дома отдыха УНКВД по Дальневосточному краю.
Военной Коллегией Верховного суда СССР 4 февраля 1938 г. в Хабаровске он был приговорен к высшей мере и расстрелян в тот же день. В 1959-м палача Трехречья реабилитировали …«за отсутствием состава преступления».
Крестный ход в Трехречье.
«Эмигрантское население Харбина, - пишет исследователь А.Н. Азаренков, - устроило массовую демонстрацию в знак протеста против советских безчинств в Маньчжурии и, в особенности, в Трёхречье. Оно потребовало от германского консула, взявшего на себя защиту интересов СССР во время конфликта, предоставления Лиге Наций фактов о советских зверствах над мирным населением Трёхречья.
Пострадавшим стала поступать помощь. Американский Красный Крест пожертвовал 2000 долларов. На призыв Харбинского Комитета Помощи Беженцам откликнулись многие общественные организации и частные лица…
В Лиге Наций промолчали, хотя первые митинги протеста прошли в Лондоне, затем акции протеста перекинулись в Париж. В Испании, Чехословакии, Германии, Сербии, Болгарии люди выходили на улицы шокированные “подвигами” советских коммунистов-убийц».
«Душу раздирающие сведения идут с Дальнего Востока, - писал в специальном обращении, адресованном главам правительств, Церквей и ведущих газет мiра Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий). - Красные отряды вторглись в пределы Китая и всей своей жестокость обрушились на русских беженцев, выходцев из России, нашедших в гостеприимной Китайской стране убежище от красного зверя.
Уничтожаются целые посёлки русских, истребляются всё мужское население, насилуются и убиваются дети, женщины. Нет пощады ни возрасту, ни полу, ни слабым, ни больным. Всё русское население, безоружное, на китайской территории Трёхречья умерщвляется, расстреливается с ужасающей жестокостью и с безумными пытками.
Вот замученные священники: один из них привязан к конскому хвосту. Вот женщины с вырезанными грудями, предварительно обезчещенные. Вот дети с отрубленными ногами; вот младенцы брошенные в колодцы; вот расплющенные лица женщин, вот 80 летние старцы в предсмертных муках расстрела; вот реки, орошаемые кровью убегающих в безумии женщин и детей, расстреливаемых из пулемётов красных зверей.
Кровь леденеет, когда читаешь сообщения компетентных лиц с Дальнего Востока о зверствах красных в захваченной ими части Китая. Всё существо содрогается от этой небывалой кровавой расправы с безоружным населением и детьми.
Вопиют архипастыри и пастыри Дальнего Востока, протестуют пред всем мiром русские общественные организации, взывает ко всем русская печать.
Вот уже 12 лет насильники в Москве раздирают русские души, уничтожают древние святыни, подвергают гонению духовенство и верующих, морят и гноят в тюрьмах множество невинных людей, культивируют утончённые пытки, перед которыми бледнеют все, ведомое в этой области истории» («Письма блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого)». Джорданвилль. 1988. С. 106).
Русская самооборона на Севере Китая.
От имени русского населения Шанхая в Вашингтон на имя Президента США Герберта Гувера была направлена телеграмма:
«В северо-западной части Маньчжурии, на территории Китая, с первых чисел октября творится безчеловечная, массовая резня невинных людей. Сотни русских, мирных, беззащитных земледельцев, - мужчины, женщины, дети, - в страшных мучениях пали под ударами последовательно, систематически, нападающих шаек убийц, посылаемых красными из-за советской границы. Войны нет, но тысячи беззащитных людей обречены на гибель и разорение. Мiр молчит!
К Вам, главе нации, провозгласившей пакт Келлога - охрану мирного труда народов, к Вам, бывшему главе АРА, которого весь русский народ считает своим другом, к Вам, главе могущественнейшего, человеколюбивого народа, обращаются соплеменники несчастных, доведённых до отчаяния грядущим ужасом новых зверств.
Вашего слова достаточно, чтобы мiр заставил красных палачей прекратить этот кровавый кошмар.
Скажите это слово. Спасите население Трёхречья!»
Однако ни эти обращения, ни сами события на Дальнем Востоке не всколыхнули по-настоящему людей. Мiр словно застыл в ожидании пришествия и к нему красных всадников Апокалипсиса под водительством комиссара Моисея Жуча…
Между тем многочисленные беженцы хлынули в города Маньчжурии. Детские приюты Харбина пополнились новыми обитателями.
Набеги переросли в так называемый «конфликт на КВЖД». В ночь на 17 ноября 1929 г. части Отдельной Дальневосточной армии перешли границу с Китаем.
Прошедшие перед этим карательные акции красных против мирного населения Трехречья не оставляли русским эмигрантам какого-то иного выбора, нежели стать на защиту своего очага.
Одним из отрядов русских добровольцев командовал в то время генерал Владимiр Александрович Кислицын, хороший знакомый барона Унгерна по Даурии, о котором навсегда сохранил добрую память.
Русское подразделение китайской армии в Маньчжурии.
Силы, однако, были неравными. Сопротивление китайской армии было подавлено в кратчайшие сроки. 22 декабря 1929 г. был подписан т.н. Хабаровский протокол, а в ночь на 25 декабря последний красный эшелон покинул Маньчжурию.
С расчетом на будущее советская сторона провела тщательно спланированные агитационно-пропагандистские мероприятия.
Местное население убеждали, что «СССР - друг китайцев. С жителями проводили собрания, беседы и открытые киносеансы, распространялись листовки на китайском языке и советские газеты; крестьянам и горожанам было безплатно передано свыше 2 тыс. пудов муки, хлеб, сахар, мясо и другие продукты питания; кроме того, населению были возвращены лошади и упряжь, реквизированные китайским командованием и оказавшиеся в числе трофеев РККА. […]
С китайскими военнопленными хорошо обращались и хорошо кормили, с ними проводилась агитационно-разъяснительная работа. Раненым и больным военнопленным оказывали медицинскую помощь. На бараках были вывешены лозунги на китайском языке “Мы и Красная армия - братья!” В лагере выходила стенгазета под названием “Красный китайский солдат”. Уже через два дня 27 китайских военнопленных подали заявления о вступлении в комсомол, а 1240 человек подали заявление с просьбой оставить их в СССР».
Параллельно решалась задача по максимально возможному ослаблению русской эмиграции, в которой красные видели для себя серьезную угрозу. «Согласно справке ОГПУ от 31 июля 1930 года из Маньчжурии в СССР было увезено 244 белых: 96 подданных Китая, 129 апатридов и 19 советских граждан. Большинство их было казнено несмотря на гражданство. В той же справке ОГПУ сообщено, что из этих 244 белых были расстреляны 153 человека (59 китайских подданных, 90 апатридов и 4 советских гражданина), 74 осуждены на различные лагерные сроки, 16 находились под следствием и только один человек освобождён.
После завершения конфликта советская сторона провела масштабную чистку персонала КВЖД»:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Конфликт_на_Китайско-Восточной_железной_дороге
Не забыли о Трехречье и с началом боевых действий против Японии в конце второй мiровой войны. Наследники Моисея Жуча вернулись, чтобы докончить дело…
8 августа 1945 года первая волна Красной армии перехлестнула через границу Западной Маньчжурии. Вторая, одновременно, растекалась южнее, по степям Южной Барги…
«Через всю территорию Трехречья, - вспоминал очевидец, автор мемуаров опубликованных в 1976 г. в Журнале “Первопоходник”, - прокатились четыре волны красных .
Первыми прошли красноармейцы из ударных частей маршала Малиновского. Их было очень мало, и шли они, как на прогулку. […]
…Курьезный случай произошел в доме братьев Вишняковых в поселке Найджин Булак. В большой дом зашла группа красноармейцев, человек 15-17. Сели, попросили попить. Им дали холодного молока. На всех хватило, да еще осталось.
Кто-то спросил:
- А сколько у тебя, папаша, коров, что ты столько молока нам поставил?
- Дойных 400.
- ЧЕТЫРЕСТА?! - хором пропели красноармейцы. - И все твои?
- Да, мои, с братом.
- А бараны есть?
- Есть.
- А сколько?
- 4000.
Гробовое молчание. И вдруг взрыв отборной, непечатной брани. Но люди уже к этому привыкли и знали, к кому это относится.
В поселке Покровке в один дом поставили на ночлег 7 человек: 5 рядовых и один младший лейтенант - на вид скромный, тихий. Вечером солдаты ушли с котелками за ужином, а лейтенант к хозяйке с вопросом пристал:
- Что это у вас, мамаша, белые пятна на стене? В каждом доме я их видел. Что висело тут?
- Да картины были, старые, выбросила...
- Ой ли, мамаша? Вдруг все повыбрасывали. Наверное, японские флаги.
- Нет. У нас японских флагов никто не вешал.
Въедчивый оказался лейтенант. Допытывался “тихой сапой”. Но вернулись солдаты с ужином и разговор прекратился.
На утро солдаты, позавтракав, ушли, а лейтенант остался. Остался в доме и хозяин. Лейтенант взял его под руку и вывел во двор:
- Постойте здесь, папаша, я потом вас позову. - Сам же вошел в дом и закрыл за собой дверь.
- Мамаша, скажите правду, что у вас всех висело на стенах, что вы сняли, испугавшись нас. Скажите, ведь я не НКВД, а русский... - и пошел, и пошел говорить. Ласковыми словами и искренностью донял он хозяйку, и та созналась:
- Портреты Царя и Царицы.
- Покажи! - впопыхах лейтенант перешел на “ты”. Покажите, - поправился он. - Покажите, мамаша.
Хозяйка развернула большие многоцветные литографии Царя и Царицы.
Долго стоял лейтенант без фуражки и смотрел на портреты. Потом, повернувшись к хозяйке, со стоном (женщины народ чуткий) произнес:
- Эх, мамаша! Спрячьте и никому не показывайте.
Выйдя же во двор, поблагодарил хозяина:
- Спасибо, папаша, спасибо за все.
На этом дело и кончилось. Последствий оно не имело. […]
Храм Сретения Господня в Драгоценке.
Вторая волна красных, как шквал, пронеслась над Трехречьем, сокрушая все старое и уничтожая людей. Это шли отряды НКВД и “Смерша” с когортами своих телохранителей и исполнителей. Среди них было много непохожих на русских - курчавых брюнетов. НКВД имело много секций или отделов, перечислять которые я не берусь. Назову только те, которые мне показались странными до дикости: церковный, школьный, библиотечный, почтовый, телеграфный, телефонный, отдел организаций, детский, молодежный, военный...
Церковный круто взялся за осмотр церквей и допрос духовенства. Они утверждали, что “колчаковские и каппелевские банды” ограбили много храмов и вывезли ценные, старинные картины (т.е. иконы) и “культовую утварь” за границу. Теперь все это должно быть возвращено законным владельцам на родине. Далее спрашивали, какими землями владеет “культовая община”, кому и по какой цене сдает ее в аренду. Кто вложил капитал в фонд “общины”, кому она дает деньги в рост? Кто занимается предметами культа?
Внутреннее убранство храма Сретенья Господня в Драгоценке.
Школьный навел реформы в школах: Убрать картины религиозного содержания; вывесить во всех помещениях портреты “вождей” и в первую очередь “великого” Сталина. Во всех классах объяснять детям “подробно и доходчиво”: подвиг Павлика Морозова, историю октябрьской революции и проч., и проч.
Библиотечный - изъял три четверти книг и сжег их за поселками.
Почтовый - выяснял адреса корреспондентов и адресатов по квитанциям заказных (значит, очень важных! ) писем.
Телеграфный прочитывал старые ленты архива.
Отдел организаций искал уставы и списки членов. Даже больницы рассматривались, как организации. У врачей (их было очень мало), фельдшеров и санитаров проверяли образовательный ценз и стаж. Допытывались, не оказывали ли они помощь раненым красным партизанам. Если да, то какова судьба их пациентов.
Детский определял возраст детей, главным образом мальчиков, к 1945 году. В связи с этим любопытна одна фраза советской сотрудницы, оброненная в разговоре с молодой казачкой:
- Вам тут хорошо, жениха выбирай себе, сколько хочешь, а нам после войны мужиков по карточкам давать будут, да и то на два дня.
Молодежный собирал юношей и девушек в спортивные команды, музыкальные, литературные и театральные кружки, вел в них и через них пропаганду и в то же время проверял их политическую благонадежность с красной стороны.
Трехреченские барышни.
Военный - выяснял, кто из казаков принимал участие в Гражданской войне - где, когда и в качестве кого. И кто служил в отряде Осано.
Был и пропагандный отдел, без такого красные обойтись не могут . Но самым отвратительным был “кладбищенский”. Не знаю, как он у красных назывался, это я его назвал “кладбищенским” за то, что чины его рыскали по кладбищам и уничтожали могилы офицеров Белой Армии.
Одновременно и параллельно работе НКВД действовал “Смерш”. […]
В первую голову жертвами “Смерша” стали все бывшие чины армии барона Унгерна, который, как известно, не пропускал ни одного еврея, а теперь кудрявые брюнеты в “Смерше” сводили старые племенные счеты с унгерновцами.
Церковь в Чжаромтэ.
Еще гремели смершевские взрывы, а в Трехречье хлынула третья волна - трофейные бригады. […]
Архивы были уничтожены, а имущество брошено на произвол судьбы. Согласно нормам международного права имущество частных лиц враждебной страны не может рассматриваться, как военный трофей. Точка. Коротко и ясно. Но для тех, кто выбросил лозунг “грабь награбленное”, нормы права не писаны».
Продолжение следует.