ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕССАРАБИЮ (17)
Путешествие Онегина. Иллюстрация художника П.П. Соколова (1826-1905) к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». 1891 г.
Невидимые нити (продолжение)
Прибывший 21 сентября 1820 г. в Кишинев А.С. Пушкин переселился около 20 октября, по приглашению генерала И.Н. Инзова, в большой двухэтажный только что отремонтированный (после отпущенного по прошению в длительный отпуск Наместника, генерала А.Н. Бахметева) дом - тот самый, что в течение двух апрельских дней 1818 г. служил Резиденцией Императору Александру I (факт для поэта немаловажный, пусть нигде им и невысказанный).
По установившемуся обычаю, исполнявший с 15 июня 1820 г. должность Наместника генерал И.Н. Инзов, всё его окружение и чиновники канцелярии, а стало быть, и А.С. Пушкин, регулярно посещали службы в кафедральном соборе. Путь туда был неблизкий: Митрополия, располагавшаяся в новой нагорной части города, отстояла от старой, нижней, где на холме стоял двухэтажный дом Донича (в нем жил Наместник), - на довольно значительном расстоянии.
Один из первых бессарабских пушкинистов Иван Николаевич Халиппа (1871-1941), сын псаломщика и выпускник Кишиневской духовной семинарии, готовя к столетнему юбилею поэта свой не потерявший своего значения и до сей поры труд «Город Кишинев времен жизни в нем Александра Сергеевича Пушкина. 1820-1823 гг.», обнаружил в одном из архивов любопытную запись:
(«Труды Бессарабской губернской ученой архивной комиссии». Т. I. Кишинев. 1900. С. 111).
Дошел до нас и карандашный пушкинский рисунок, запечатлевший интерьер Старого собора, датированный самим автором для памяти (как, вероятно, чем-то особо запомнившееся ему событие): «12 Апр.». Год (1821) определяется местоположением изображения в тетради.
Первый биограф Пушкина П.В. Анненков (1813-1887) в одной из своих книг, вышедшей в 1874 г., предполагал, ссылаясь на забавный случай, описанный в мемуарах И.П. Липранди, что на рисунке изображено одно из заседаний кишиневской масонской ложи «Овидий».
«Под сводами какого-то массивного строения, - пишет Павел Васильевич, - которое до́лжно принять за паперть церкви, перед большим образом с зажженной лампадой, стоят 7 лиц по порядку один за другим, представляя из себя самое странное и дикое смешение национальностей и характеров: именно тут собраны греческий монах, молдаванский боярин, бессарабский мужик, католический поп, якобинец в фригийской шапке и с палкой в руке и проч. Внизу красуется подпись: “12 апреля, День Светлого Воскресения, 1821 г.” Картинка, по всем вероятиям, очень близко передавала состав ложи, но она также может служить и эмблемой того смешения национальностей, которое воцарилось в городе, когда разыгрался последний акт революционной драмы в Молдавии и Валахии в том же 1821 г.» (П.В. Анненков «Пушкин в Александровскую эпоху» М. 2016. С. 155).
Вскоре, однако, знаток пушкинских рукописей, внук декабриста Вячеслав Евгеньевич Якушкин (1856-1912) поправил автора этой версии: «…Как по обстановке, так и по лицам, это просто сцена в молдавской церкви» (В.Е. Якушкин «Рукописи Александра Сергеевича Пушкина, хранящиеся в Романовском музее в Москве» // «Русская Старина». 1884. № 4.. С. 109). Так с тех пор и считается.
Уже в начале 1980-х пушкинист Г.Ф. Богач, сын священника, обратил внимание на важную деталь: изображенные на рисунке стоят в «стойнах» (стасидиях), характерных для греческих и румынских церквей.
Применив свой метод, Георгий Феодосьевич попытался идентифицировать запечатленных поэтом людей, определив в результате трех из семи: А.М. Худобашева, вице-губернатора М.Е. Крупенского и боярина из Молдавского Княжества Тодора Балша (Г.Ф. Богач «Новые определения портретов в рисунках Пушкина» // «Сибирь». Иркутск. 1983. № 2. С. 62-80).
Монах в клобуке - прибавим мы - возможно, архимандрит Ириней (Нестерович), о котором поговорим чуть позднее.
Дошли до нас и мемуарные свидетельства посещения Пушкиным Старого собора. Одно из них принадлежит племяннице того самого предположительно изображенного поэтом на его рисунке архимандрита: «В Митрополию также часто приезжал с Инзовым на богослужение. Инзов станет впереди - возле клироса, а Пушкин сзади, чтобы Инзов не видел его. А он станет бывало на колена, бьет поклоны - а между тем делает гримасы знакомым дамам, улыбается, или машет пальцем возле носа, как будто за что-нибудь журит или предостерегает» (В.А. Яковлев «Отзывы о Пушкине с юга России. В воспоминание пятидесятилетия со дня смерти поэта. 29 янв. 1887». Одесса. 1887. С. 72).
Ириней (Нестерович) - в бытность его епископом.
Даже исходя из приведенных фактов, не знать настоятеля собора, протоиерея Петра Куницкого Пушкин не мог. А ведь еще, судя по свидетельству очевидцев, дом Наместника регулярно посещало высшее духовенство и сотрудники Митрополии. Не быть среди них отца Петра также не могло. Визиты эти были приватные, обычно собирались все за общим столом хлебосольного генерала. Словом, знакомство священника и поэта было фактом неизбежным.
Старый собор (храм Архангелов Гавриила и Михаила) в Кишиневе. Фото около 1943 г.
Продолжалось, правда, общение недолго: с конца сентября 1820 г. (времени прибытия Пушкина в Кишинев) и вплоть до февраля 1821-го, когда 17-го числа, сдав ректорские дела в семинарии все тому же архимандриту Иринею, отец Петр отправился в Одессу, получив назначение на пост настоятеля уже упоминавшегося нами ранее собора, к строительству которого, как мы уже отмечали, он имел самое непосредственное касательство.
Вскоре, однако, поэту и священнику вновь пришлось встретиться в том же Кишиневе, но по весьма печальному поводу: 30 марта 1821 г. отошел ко Господу Митрополит Гавриил.
Подробности сообщил в своем петербургском журнале «Отечественные Записки» (которые, кстати, никак не могли пройти мимо внимания А.С. Пушкина) поминавшийся нами писатель и путешественник П.П. Свиньин. Значительную часть одного из номеров своего журнала (43 страницы) отдал он под материалы, посвященные кончине Экзарха, с которым он близко сошелся во время своей поездки по Бессарабии.
Именно Свиньину адресовал свое известие новый ректор семинарии архимандрит Ириней, обращавшийся непосредственно к издателю: «Милостивый государь Павел Петрович»:
О несомненной близости к почившему Архиерею свидетельствовало также издательское послесловие к «Известию о кончине»:
Сами обстоятельства кончины о. Ириней излагал следующим образом:
«30-го марта в 8 часу поутру скончал сей безсмертный муж, к неизъяснимой скорби всея паствы, подвижническую жизнь свою.
С 24 июня прошлого 1820 года он почувствовал перемену в крепости сил своих, получив удар; но неустрашимый дух его ни мало от того не поколебался; поддержав посредством благоразумных мер медика свое здоровье, он занимался с постоянным напряжением сил всеми частями пастырского своего управления, до самого последнего дня своей жизни.
Радуясь о наступившей весне, в конце прошлого марта [26-го числа] он вышел в сад, будучи одет очень легко, дабы насладиться воскресающею природою, и пробыв там долго, получил простудную лихорадку, превратившуюся вскоре в горячку, от которой и прекратились дни его.
Кончина его была тиха и безмятежна; улыбка радости печатлелась на лице его до самого последнего издыхания. Он более походил на засыпающего, нежели на умирающего. Все приближенные к нему присутствовали при его кончине, все рыдали, а многие из них возносили вопли неутешной скорби» («Отечественные Записки». СПб.1821. Ч. 7. Кн. 15. С.73-75).
Преосвященный Гавриил (Бэнулеску-Бодони).
«Апреля первого числа, - продолжал о. Ириней, - отпевал похороны Преосвященный Димитрий, викарий Митрополии, со всем духовенством кишиневским, при собрании всех чиновников гражданских и военных и при величайшем стечении народа всякого звания и состояния» (Там же. С. 75).
В тетрадях Пушкина, принимавшего участие в похоронах Владыки, день этот отмечен рисунком. Карандашом он набросал вид из окна своих комнат на первом этаже дома Донича, ориентированного на юго-запад, сделав под ним пометку: «1 Аvril».
С половины девятого в течение часа благовестили с колоколен всех кишиневских храмов; затем, под трезвон, вынесли тело покойного в Собор, в котором началась Божественная литургия. После ее окончания - из-за тесноты - гроб вынесли в устроенную рядом с храмом специально устроенную палатку. Тут уже произошло отпевание.
Надгробное слово произнесли Преосвященный Димитрий (Сулима), приехавший из Одессы протоиерей Петр Куницкий и ректор Кишиневской семинарии архимандрит Ириней (Нестерович).
Владыка Димитрий и о. Ириней говорили на русском, отец Петр - на молдавском.
«…Отец и Архипастырь наш, его же кончину мы ныне оплакиваем, - сказал протоиерей Куницкий, - учил уже не точию словом, но и делом и житием своим, и не токмо нас здесь, но и других во многих странах и местах. […] Полтава, Екатеринослав и Киев вечно не забудут времени Пастыреначальничества Митрополита Гавриила Молдавской нации, где он пастырствовал до приближения старости; но сей возраст был ему предназначен собственно для его отечества. Се уже тринадесять исполняется лет, отколе Провидение Божие воззвало его паки в места отечественные. Прежде всего церковь Молдовлахийская воспользовалась наставлением и управлением сего великого и просвещенного Архипастыря; затем Бессарабия была счастливее всех мест, где он служил, сподобившись иметь его Архипастырем до конца жизни его и насладившись трудами последних трудов его.
Чего не сделал муж сей в области Бессарабской, с благословением и помощию Божиею? Храмы Божественные умножил и украсил, служителей Таин Святых образовал и исправил, училище для закона и других полезных знаний устроил, что все видим глазами и осязаем руками. Камение возопиют, аще мы не исповедуем. […]
Светильник наш угас; подпора благоденствия нашего пала. Горе нам во тьме недоумения! Горе нам без Архипастыря и покровителя! Плачьте чада Церкви Бессарабския: вы лишились Отца своего; плачьте соотечественники молдавские: пал великий столп отечественных ваших надежд и благотворений; плачьте обидимые: чаяние утешения вашего скончалось; плачьте благоденствующие: основание счастия вашего поколебалось; плачем мы все, ибо Владыка наш, Архипастырь наш отыде от нас» («Отечественные Записки». СПб.1821. Ч. 7. Кн. 15. С. 111, 113-116).
Совершив отпевание, гроб с телом Владыки поставили на погребальные дроги и через весь город в составе огромной процессии повезли в Каприянский Успенский монастырь, отстоявший в то время от Кишинева на 25 верст. Там усопший Экзарх заранее приготовил себе место для последнего упокоения.
За выносным крестом шли воспитанники семинарии, хоругвеносцы, четверо диаконов несли крышку гроба. Далее следовал экзарший крест; за ним на бархатных подушечках специально отряженные генералом И.Н. Инзовым военные и гражданские чины несли награды почившего: ордена Св. Андрея Первозванного, Св. Равноапостольного Князя Владимiра 1-й степени, Св. Александра Невского и Св. Анны 1-го класса.
Присутствовавший на похоронах А.С. Пушкин отметил это событие в дневнике (3 апреля 1821): «Третьего дни хоронили мы здешнего митрополита: во всей церемонии более всего понравились мне жиды: они наполняли тесные улицы, взбирались на кровли и составляли там живописные группы. Равнодушие изображалось на их лицах; со всем тем ни одной улыбки, ни одного нескромного движенья! Они боятся христиан и потому во сто крат благочестивее их».
Одесские евреи. Рисунок из альбома «Путешествия по России» П.П. Свиньина.
Похоронили Митрополита Гавриила 2 апреля. «…На второй день, в Лазареву Субботу, - писал архимандрит Ириней, - после Божественной литургии и панихиды, на коих присутствовали множество духовенства и первейших чиновников из города, наконец положено было тело знаменитейшего Святителя в каменный склеп» («Отечественные Записки». СПб.1821. Ч. 7. Кн. 15. С. 75-76).
Из документов известно, что 2 апреля в обители были Наместник генерал И.Н. Инзов, гражданский губернатор К.А. Катакази, вице-губернатор М.Е. Крупенский. Весьма вероятно, что там был и А.С. Пушкин (В.Ф. Кушниренко «“…Хоронили мы здешнего митрополита” (Пушкин и Бэнулеску-Бодони)» // «Независимая Молдова». Кишинев. 2005. 16 июня).
Преемником почившего Экзарха стал один из его ближайших сотрудников - епископ Бендерский и Аккерманский Димитрий (Сулима, 1772-1844): 18 июня 1821 г. его возвели в сан архиепископа, поставив на Кишиневскую и Хотинскую кафедру.
Владыка Димитрий (Сулима).
Родом из семьи духовного звания Харьковской губернии, Преосвященный Димитрий избрал знакомую ему с детства стезю. С юности он выделялся острым и проницательным умом и исключительной памятью. В окружении Экзарха он оказался еще в 1810 г. благодаря протоиерею Петру Куницкому, вытребовавшему его из Николаева (где он был тогда протоиереем Адмиралтейского собора и законоучителем штурманского училища) в Яссы.
Митрополит Гавриил избрал его для управления церковными делами в Бессарабии. Вдового уже к тому времени, протоиерея Даниила Сулиму в мае 1811 г. постригли в монашество, а несколько дней спустя (16 июня) хиротонисали во епископа Бендерского и Аккерманского, викария Молдовлахийского экзархата.
Заступив в 1821 г. место своего учителя, Преосвященный Димитрий сделал немало. Как и его предшественник, особое внимание он уделял духовному просвещению: в Кишиневском, Бендерском и Аккерманском уездах, а также при монастырях (Курковском, Добружском и Гиржавском) он открыл несколько духовных школ. Потрудился он и над переводом богослужебных книг на молдавский язык.
Именно его стараниями в 1833-1836 гг. в Кишиневе был построен новый кафедральный собор - Рождества Христова, существующий и до сей поры. В правом приделе Владыку и погребли после кончины, последовавшей 4 августа 1844 года.
Продолжение следует.