СОКРУШЕНИЕ «КОРОНОВАННОЙ РЕВОЛЮЦИИ» (4)

[sergey_v_fomin]

РЕГИЦИД

Охотник за Королевской кровью (окончание)

Параллельно с уничтожением представителей законной Королевской Династии - преступлением, присущим любому узурпатору, - Наполеон пытался пленить Царскую Кровь, которая должна была гарантировать утверждение у власти - через потомство - его рода.
Вскоре после заключения летом 1807 г. Тильзитского мира - в сентябре 1808 г., во время Эрфуртского свидания - Наполеон (всё еще состоявший в браке с Жозефиной) сделал, через Талейрана, официальное предложение Императору Александру I о браке с Его Сестрой - Великой Княжной Екатериной Павловной. Государь, изобразив крайнее сожаление, сказал, что та уже готовится к свадьбе. Действительно, в апреле 1809 г. она вышла замуж за Принца Петра Фридриха Георга Ольденбургского, но и сватовство Наполеона ею было с негодованием отвергнуто. Фрейлина М.С. Муханова передавала ее слова: «Я скорее пойду замуж за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца».



Переговоры Императора Александра I с Наполеоном в Эрфурте. Октябрь 1808 г.

Этот отказ не заставил Наполеона изменить свои намерения: считая «русские план» приоритетным, он проявил настойчивость. В 1809 г., на сей раз через французского посла Коленкура, он просил у Александра I руки его младшей сестры Великой Княжны Анны Павловны, не достигшей к тому времени еще 15-летнего возраста.
Расторгнув 12 января 1810 г. брак с Жозефиной, 23 января он вновь обратился к Александру I, прося на этот раз руки его младшей сестры Великой Княжны Анны Павловны. Но Император опять дал весьма уклончивый ответ, ссылаясь на то, что сестра его весьма юна (ей в это время, действительно, не исполнилось еще и 15 лет). Однако основным противником этого брака, как и предыдущего сватовства, была Императрица-Мать Мария Феодоровна, считавшая такой мезальянс позором: во-первых, как совершенно недопустимый союз с безродным выскочкой, а, во вторых, как с исчадием революции. И действительно, Екатерина Павловна (вышедшая в 1816 г. замуж вторично) станет впоследствии Королевой Вюртембергской, а Анна Павловна - Королевой Нидерландов и Великой Герцогиней Люксембурга.
Русские современники отмечали крайне негативное отношение к этому сближению.
«…Первая встреча Наполеона и Александра состоялась на плоту посреди реки Неман; устрашенная Европа с дрожью ждала приговоров, которые произнесут эти два могущественных монарха. Французская армия увидела в этой встрече свой триумф, наша армия - только новое требование возмездия; французские солдаты радовались миру, русские солдаты призывали новую войну» («Из мемуаров графа А.Х. Бенкендорфа» // «Российский архив». Вып. 18. Новая серия. М. 2009. С. 265-266).



Встреча в Тильзите.

«…Тильзитский мир произвел в сердцах какое-то неизъяснимое, мрачное уныние. Народ великий дорожит более славою отечества, чем собственным спокойствием и мнимою безопасностью» (А.С. Стурдза «Воспоминания о жизни и деяниях графа И.А. Каподистрии». М. 1864. С. 13).
Тот же мемуарист, служивший в российской Министерстве иностранных дел, отмечал одно важное последствие этих событий: «Знаменитый соперник революции и Наполеона, Питт, умер с горя, сведав о битве Аустерлицкой. Он предугадывал бедствия Европы и ее порабощение ненасытному завоевателю. С отступление русских ему казалось, что последний оплот рушился, и Англия не выдержит единоборства с любимцем счастья. С нашей стороны открылись мирные переговоры… […] Англия осталась одна на поле ратном, и, ободренная истреблением французского флота при Трафальгаре, она вернее России распознала непримиримость своего врага и решилась противостоять гению и отваге ее собственное, свое богатство и неприступность» (А.С. Стурдза «Воспоминания о жизни и деяниях графа И.А. Каподистрии». М. 1864. С. 13-14).
Сам Император Александр I также понимал все опасности такого шага. Он прекрасно помнил, чем обернулся намечавшийся союз с Узурпатором (тогда еще даже не «императором французов», а всего лишь первым консулом, пусть и обладавшим большой властью) Его Отца Императора Павла I, переступившего не только через политику по отношению к революционной Франции Его Матери - Екатерины II, но и всех прочих природных Монархов Европы, что и было в действительности одной из главных причин убийства 12 марта 1801 г. «романтического Императора».
«Они промахнулись по мне в Париже, - заявил в связи с этим Бонапарт, имея в виду свое избавление от гибели при взрыве “адской машины” 24 декабря 1800 г., - но попали в Петербурге».
О тайнах, связанных с убиением Императора Всероссийского, во Франции были хорошо осведомлены; при надобности на них намекали более чем откровенно. Так, в ответ на ноту российского поверенного в делах в Париже П.Я. Убри (под началом которого, кстати, начинал свою службу А.С. Пушкин), потребовавшего объяснений в связи с убийством Герцога Энгиенского, Бонапарт направил в Петербург ядовитое письмо, составленное Талейраном: «Жалоба, предъявляемая ныне Россией, побуждает задать вопрос: если бы стало известным, что люди, подстрекаемые Англией, подготавливают убийство Павла и находятся на расстоянии одной мили от русской границы, разве не поспешили бы ими овладеть?» (А.З. Манфред «Наполеон Бонапарт». М. 1972.С. 440).
Не забудем также, что Россия при Павле стала ключевым государством Северного союза 1800-1801 гг. (лиги вооруженного нейтралитета для охраны нейтральных судов от британского каперства). Ее флот совместно с датским и шведским (при поддержке французского) должен был подорвать морское господство Англии во имя осуществления «континентальной системы» - излюбленного проекта Бонапарта, направленного на уничтожение Британской Империи, со времени Революции во Франции являвшейся не только последовательным и непримиримым ее врагом, но также душой и кошельком всех направленных против нее коалиций европейских государств.
Изучавшие русско-французские отношения кануна Отечественной войны 1812 года современные исследователи полагают: «Основной целью Наполеона, по-прежнему оставалась Англия, и именно в этом направлении Наполеон просил Русского Императора оказать ему содействие. […]
…При подобном раскладе Тильзитский мир представлялся русскому обществу национальным унижением и изменой союзническому долгу. […] …Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна встала во главе проанглийски настроенной оппозиции. Все считали, что Император Александр полностью подчинил Себя воле Наполеона. Однако истинное отношение Императора к договору выразилось в выборе личности российского посла в Париже. Им был назначен убежденный противник франко-русского союза генерал Петр Александрович Толстой, совершенно неспособный к тонкой дипломатической игре. […]
Нерешительность Российского Императора убеждали Наполеона в том, что, играя на восточных проектах Александра I [связанных с Турцией, также как когда-то и на Его Отца - с Мальтой. - С.Ф.], можно было влиять на Него в любом направлении. […] Александр ожидал решительного аргумента и получил его в письме Наполеона от 2 февраля 1808 года, в котором Наполеон указывал на последние прения в английском парламенте как на непреодолимое препятствие к миру, настоятельно побуждая Его приступить к “великим и обширным делам”: 1) расширить владения России в сторону Швеции, отдалив шведов от северной столицы; 2) осуществить совместный поход в Индию [sic!]. […]
В Эрфурте Наполеон намеревался проделать то же самое, что в Тильзите, т.е. высказаться чуть более определенно относительно прав России на Придунайские княжества, отложив окончательное решение этого вопроса на будущее. […] Торг из-за уже завоеванных княжеств был для Александра I унизительным. Ему, Внуку Екатерины, предлагали получить это территориальное приобретение ценой измены союзническому долгу. Недоверие к намерениям Наполеона укрепилось в Нем после продолжительных бесед к Коленкуром [чрезвычайным послом Франции в Петербурге], который заявил, что не может в силу договора и по личному указанию Наполеона [sic!] оставлять Его более чем на 24 часа (что фактически означало домашний арест [Императора Александра I sic!])… […]
Наполеону, придерживаясь намеченной линии, удалось настоять на разрыве дипломатических отношений России с Англией и Швецией и на начале военных действий России против Финляндии. Положение Александра I, Которому приходилось быть исполнителем решений, продиктованных чужой волей, становилось всё более затруднительным. Наполеон же был свободен от каких-либо союзнических обязательств. […]
Изучение дипломатических документов этой эпохи, не оставляет сомнений в том, что “ Александр I с поразительным искусством применял тактику имитации союзнической верности Наполеона, рассчитанную на максимальное продление мирной передышки, необходимой России для мобилизации своих экономических, военных и политических ресурсов, подорванных предыдущими неудачами” [Н.И. Казаков]» (Н.Е. Мясоедова «Пушкинские замыслы. Опыт реконструкции». СПб. 2002. С. 37-38, 40-43, 47-48).
Так что (возвращаясь к сватовству Наполеона к сестре Русского Государя) прибавить к Тильзитскому миру и Эрфуртским договоренностям еще и семейный союз - этого Император Александр I никак не мог Себе позволить.
Что касается Наполеона, то он, получив отказ от «друга Александра», тут же попросил у Австрийского Императора Франца I руки его дочери, Эрцгерцогини Марии-Луизы. Согласие было получено и, разведясь 12 января 1810 г. с Жозефиной, 1 апреля он женился.



Бронзовая медаль в честь бракосочетания Наполеона и Марии-Луизы Австрийской. Франция 1810 г.

Его вторая супруга была не только Императорской дочерью, но еще приходилась внучатой племянницей Французской Королеве-Мученице Марии-Антуанетте, взошедшей в революционном Париже на гильотину. По этой причине французы (дети революции) недолюбливали эту новую жену их «императора», но ему самому перспективы этого брака представлялись весьма выгодными: теперь его сын от этого брака имел бы формальное право занять Французский Престол.

ЗВЕЗДЫ НАПОЛЕОНА:



Участники и дети такой революции под водительством таких людей… как они могли пощадить наши святыни?
Вспомним конюшни в Архангельском соборе Московского Кремля, массовые святотатственное ограбление русских храмов и монастырей, намечавшиеся, но не осуществленные - слава Богу! - взрывы Московского Кремля и Новодевичьего монастыря и другие подобные разбойничьи акты. Несомненно, всё это плоды так называемой «великой» французской революции 1789 года.
«...Множество причин, кои безполезно обсуждать здесь, - размышлял буквально в преддверии войны 1812 г. посланник Сардинского Короля в Петербурге, - привели русских в соприкосновение и в некотором смысле объединили их с той нацией [французской], каковая сделалась одновременно и самым страшным орудием, и самой несчастной жертвой сей порчи. [...] В совершенно беззащитную Россию явилась вдруг развратная литература восемнадцатого столетия, и первыми уроками французского языка для сей нации были богохульства» (Граф Жозеф де Местр «Петербургские письма». С. 192-193).



Тильзитский поцелуй. Миниатюра начала XIX в.

В Европе ему уже поклонились лучшие умы: «европейская интеллигенция (Кант, Фихте, Гегель, Манзони…) воспринимала французскую революцию как репетицию устроения мiровой Республики, совершенного государства (Фихте). Для Гегеля во французской революции “явилось само содержание воли европейского духа”. В этом Гегель был, конечно, прав, только добавим от себя, что дух этот был нечистым» (А. Кубенский «Император Александр I - победитель в первой глобальной войне». С. 87).
Сильно уповал Наполеон и на поддержку его в России.
Министр полиции Ж. Фуше недвусмысленно писал, что император рассчитывал на поддержку «французской партии в Петербурге».
В своих донесениях 1812 г. граф. Ж. де Местр упоминал об «одной крайне опасной партии» в Петербурге, которая «весьма расположена воспользоваться теперешними обстоятельствами, чтобы мутить воду» (Граф Жозеф де Местр «Петербургские письма». С. 223).
«Наполеон, - писал он в другом донесении, - нимало не сомневался, что продиктует мир, опираясь на влияние расположенного в его пользу канцлера» (Там же. С. 226, 239). Речь шла о канцлере графе Н.П. Румянцеве (1754-1826), стороннике союза с Францией, сыне известного фельдмаршала.
Другим потенциальным союзником узурпатора был небезызвестный статс-секретарь Русского Государя М.М. Сперанский, арестованный и высланный по личному приказаний Императора Александра I в марте 1812 г. В этой связи ожидание Наполеоном депутации «бояр» накануне занятия им Москвы не представляется столь уж необоснованным.
На личности Сперанского, которого русские современники не случайно ведь сравнивали с Кромвелем, следует задержаться особо.
Осенью 1808 г. М.М. Сперанский сопровождал Императора Александра I в Эрфурт. Как оказалось, Наполеон имел о молодом чиновнике достаточно полную информацию, оказав ему демонстративное внимание. В конце переговоров Сперанский получил в подарок от французского императора усыпанную бриллиантами золотую табакерку с его портретом. Как-то Наполеон даже обратился к Александру I с шутливой просьбой: «Не угодно ли Вам, Государь, уступить мне этого человека в обмен на какое-нибудь королевство?»



Николя Госсе «Эрфуртский конгресс». 1838 г. Историческая галерея Версаля.

«Такие люди погубят Императора, как погубили уже многих», - утверждал еще в 1809 г. граф Ж. де Местр (Там же. С. 120). Позднее он уточнял: «Это человек случая […] …Я полагаю, как и другие хорошо осведомленные особы, что в кабинете Императора исполняет он веления той обширной секты, которая стремится погубить Монархии» (Там же. С. 132).
Буквально накануне Наполеоновского нашествия тот же автор писал своему Суверену (Королю Виктору Эммануилу I): «Кто есть сей Сперанский? Вот важный вопрос. Это человек умный, великий труженик, превосходно владеющий пером; все сии качества совершенно безспорны. Но он сын священника, что означает здесь принадлежность к последнему классу свободных людей, а именно оттуда и берутся, вполне естественно, внедрители всяких новшеств. Он сопровождал Императора в Эрфурт и там снюхался с Талейраном; кое-кто полагает, что он ведет с ним переписку. Все дела его управления пронизаны новомодными идеями, а паче всего - склонностью к конституционным законом. […] Должен признаться в крайнем своем недоверии к государственному секретарю. Та же самая особа, про которую я только что упоминал, говорила мне, что не узнает более Императора, до такой степени сделался он философом. Слова сии поразили меня. Ваше Величество не должен даже на мгновение сомневаться в существовании весьма влиятельной секты, которая уже давно поклялась низвергнуть все Троны и с адской ловкостью использует для сего Самих Государей» (Там же. С. 181).
Русским современникам были понятны психологические причины симпатий к Бонапарту таких людей, как Сперанский. По словам Ф.Ф. Вигеля, «из дьячков перешагнул он через простое дворянство и лез прямо в знатные. На новой высоте, на которой он находился, не знаю, чем почитал он себя; известно только, что самую уже знатность хотелось ему топтать. Пример Наполеона вскружил ему голову. Он не имел сына, не думал жениться и одну славу собственного имени хотел передать потомству. […] Сперанскому хотелось республики, в этом нет никакого сомнения» (Ф.Ф. Вигель «Записки». Кн. I. М. 2003. С. 495-496).
Еще «сопровождая [Императора] Александра в Эрфурт, он был очарован величием Наполеона; замечено уже, что все люди, из ничего высоко поднявшиеся, не смея завидовать избраннику счастия и славы, видели в нем свой образец и кумир и почтительнее других ему поклонялись» (То же. Кн. II. М. 2003. С. 640).
Дальнейший путь отступничества Сперанского, пусть и оставляя за скобками его масонскую составляющую (а она, как мы в этом еще убедимся, безусловно, наличествовала), Ф.Ф. Вигель психологически обрисовывает, как нам представляется, весьма верно: «Мало заботясь об участи отечества, будучи уверен, что Наполеон одолеет нас мог он от последствий сей войны ожидать чего-то для себя полезного, мог питать какие-нибудь неясные надежды […] Как ни воздержан был он в речах своих, но приятных, сильных своих ощущений при имени нашего врага он скрывать не мог» (Там же. С. 640).



Портрет М.М. Сперанского (1772-1839) работы Василия Тропинина.

Вольно или невольно Сперанский содействовал успеху Наполеона.
Так, «он сочинил проект указа, утвержденный подписью Государя, коим велено всем настоящим камергерам и камер-юнкерам, сверх придворной, избрать себе другой род службы, точно так, как от вольноотпущенных требуется, чтобы они избрали себе род жизни. […] …От этого единого удара волшебного Царского прутика исчез существовавший у нас дотоле призрак аристократии. […] В продолжении всего Царствования Его указ этот отменен не был; только гораздо позже последовали в нем некоторые изменения. Зло, им причиненное, неисчислимо […] От всюду рассеянных и везде возрастающих неудовольствий чего мог ожидать Он, если не смут, заговоров и возмущений, в виду торжествующего Наполеона?» (То же. Кн. I. С. 498).
В связи с этим последним следует соотнести надежды Наполеона на гибель Русского Царя в результате какого-нибудь дворцового заговора. (Об этом мы расскажем далее.)
Однако зло, причиненное указом, было не только сиюминутным. «Сыновья людей духовного звания, - рассуждал Сперанский, - учатся все в семинариях, почти все они не любят отцовского состояния и предпочитают ему гражданскую службу, множество из них в ней уже находится. Семинарским учением приготовленные к университетскому, они и ныне составляют большую часть студентов их: новый указ их всех туда заманит. Придавленные им дворянчики не захотят продолжать службы; пройдет немного времени, и управление целой России будет в руках семинаристов» (Там же. С. 498).
Так под устои Государства Российского была заложена разночинская бомба.
Пытаясь объяснить доходившие до Императора неудовольствия подданных проводимыми либеральными реформами, Сперанский представлял Государю всех этих недовольных русских не иначе, как «народ упрямый, ленивый, неблагодарный, не чувствующий цены мудрых о нем попечений, народ, коему не иначе как насильно можно творить добро» (Там же. С. 497).
И ведь до поры до времени эта хитрость срабатывала!
Однако сколь веревочке не виться… В августе 1811 г. Император велел министру полиции А.Д. Балашову присматривать за Сперанским («Отечественная война и русское общество». Т. II. М. 1911. С. 227).
Во время личной встречи со Сперанским Государь, по словам графа Жозефа де Местра, «показал ему какие-то ужасные бумаги», сказав: «Говорите прямо, без софизмов; Я желаю, чтобы вы оправдались». (Ходили слухи, что Сперанский «вел переписку с Парижем»). Наконец, Александр I «отдал ему на выбор, быть преданным суду или удалиться в ссылку, куда он хочет […], Сперанский избрал последнее» (А.Н. Попов «Граф де Местр и иезуиты в России» // «Русский Архив». 1892. Кн. 2. С. 163-165).
Призвав к Себе 11 марта 1812 г. правителя Особенной канцелярии Министра полиции (предшественницы III Отделения) Я.И. де Санглена, Государь сказал ему: «Кончено! и, как это Мне ни больно, со Сперанским расстаться должен. Я уже поручил это Балашову, но Я ему не верю и потому велел ему взять вас с собою. Вы Мне расскажете все подробности отправления». Далее Император сообщил, что Сперанский «имел дерзость, описав все воинственные таланты Наполеона, советовать» Ему собрать Государственную думу, «предоставить ей вести войну, а Себя отстранить. Что же Я такое? Нуль! - продолжал Государь. - Из этого Я вижу, что он подкапывался под Самодержавие, которое Я обязан вполне передать Наследникам Моим» («Отечественная война и русское общество». Т. II. С. 236-237).
Историки, комментируя этот отрывок, обращают внимание на дату принятого Императором решения об удалении Сперанского, совпадающую с днем убиения Царя Павла Петровича. Это, полагают они, свидетельствовало об опасении заговора.) О том же, на наш взгляд, свидетельствует и отзыв Государя о министре полиции А.Д. Балашове: «Мне второй экземпляр Палена не нужен». При этом Александр I прибавил: «Подлецы - вот кто окружает Нас, несчастных Государей» (Там же. С. 240).
Отставка и ссылка статс-секретаря Императора Александра I М.М. Сперанского, произошедшая после Высочайшей аудиенции 17 марта 1812 г., вызвала много толков.
Среди причин, вызвавших ее, называли неуважительные, граничащие с дерзостью, отзывы его об Особе Государя (Там же. С. 229, 230).
«Вообще спрашивают, - рассуждал граф Ж. де Местр, - чего хотел еще этот человек? Он был тайным советником, государственным секретарем, Александровским кавалером, на деле первым министром, доверенным лицом Императора, у которого мог обедать всегда, когда хотел, и пр. Те, которые предлагают подобные вопросы,, решительно не знают характера того нового духа времени, который колеблет всю Европу. Пока существует где-либо Церковь и Трон, до тех пор он не успокоится. С ловкостью, поистине сатанинскою, люди проникнутые этим духом пользуются Самими Государями, как орудием для Их же Собственного уничтожения, и я мог бы в нескольких строках представить картину Европы, с поражающей истиною. Но к чему бы это привело! Дай Бог, чтобы Империя избегла жребий, который ей угрожает» (А.Н. Попов «Граф де Местр и иезуиты в России». С. 165).
В самом начале 1812 г. Принц Бернадот сообщал о том, что «Священная Особа Императора находится в опасности» и что «Наполеон готов с помощью крупного подкупа опять укрепить свое влияние в России» («Отечественная война и русское общество». Т. II. С. 230).
Французский посол Лористон в депеше от 13 апреля 1812 г. передавал циркулировавший в русской столице слух о том, что Сперанский был руководителем иллюминатов и под предлогом преобразований хотел в действительности взволновать всю Империю («Русский Архив». 1882. №. 4. С. 173).
Еще дореволюционные исследователи обратили внимание на странное отсутствие этого документа в соответствующем томе сборника документов «Дипломатические сношения России и Франции по донесениям послов Императора Александра и Наполеона» («Отечественная война и русское общество». Т. II. С. 231). Причину этого «пропуска», скорее всего, можно объяснить принадлежностью составителя Великого Князя Николая Михайловича к масонству.
О принадлежности Сперанского к иллюминатам согласно свидетельствовали министр полиции А.Д. Балашов, барон Г.-М. Армфельт, полковник Полев и граф Ф.В. Ростопчин. Подтверждал это и один из ближайших сотрудников Сперанского (за что и пострадал) М.Л. Магницкий (Там же. С. 231).
Масонские связи М.М. Сперанского в дальнейшем разъяснялись. «Некоторое время назад, - сообщал в 1810 г. одному из своих корреспондентов граф Ж. де Местр, - свалился к нам, словно с неба, некий Фесслер, коему стал сильно протежировать г-н Сперанский […] Сей последний хотел поставить его профессором еврейского языка и церковных древностей в недавно основанной Невской семинарии, которую предназначали в качестве питомника священников. Не успев обосноваться, Фесслер стал подавать поводы к множеству разговоров и тяжких подозрений. Говорили, будто он был капуцином, расстригся, чтобы жениться, стал протестантом и т.д. и т.д. Довольно многочисленная партия отрицала всё это и превозносила его как человека столь же религиозного, сколь и ученого. Перед вступлением в должность Фесслер опубликовал латинский проспект лекций, которые он намеревался читать в семинарии. Проспект сей обезпокоил духовенство и, по моему мнению, отнюдь не напрасно, ибо мне довелось прочесть оный. Хотя содержатся в нем и вполне достойные страницы и нет ничего, что нельзя было бы печатать (ведь сии господа избегают говорить открыто), тем не менее все сочинение в целом и многие отдельные пассажи вызывают сильнейшие сомнения. Наконец вмешался сам Митрополит [Амвросий (Подобедов)] и столь решительно отстранил Фесслера, что Сперанский вынужден был уступить; но в припадке ярости он поклялся погубить Архиерея, о чем рассказывал мне один великий Фесслеров доброжелатель» (Граф Жозеф де Местр «Петербургские письма». С. 161-162).



Игнац Аврелий Фесслер (1756-1839).

В 1784 г. этот священник ордена капуцинов, предложивший реформировать монастыри, вынужден был оставить орден, заняв кафедру восточных языков и герменевтики в Львовском университете, в котором продержался, впрочем, тоже недолго: за написанную в 1788 г. антикатолическую трагедию его привлекли к суду. И Фесслер бежал в Бреслау, где, перейдя в лютеранство, женился, учительствовал и сочинял романы. В 1796 г. он перебрался в Берлин, где вступил в масонскую ложу, написал историю масонского ордена и «Собрание писем о масонстве» (1804), вступил в новый брак. Приписывали ему также принадлежность и к иллюминатству.
Человек именно с такой репутацией был приглашен в 1809 г. статс-секретарем М.М. Сперанским в Россию преподавать восточные языки и философию в Санкт-Петербургскую Духовную академию. Сам Сперанский в это время входил в Комитет по изысканию способов усовершенствования духовных училищ и был только что (1808) назначен присутствующим в Комиссию составления законов. К работе в ней он также привлек Фесслера.
Последний, в свою очередь, принял в 1810 г. государственного секретаря в основанную им в год прибытия в Россию масонскую ложу «Полярная звезда». Там тоже вовсю работали: реорганизовывали и упорядочивали деятельности русского масонства и его иерархии.
Конец деятельности Фесслера в России совпал с закатом государственной карьеры его покровителя. В 1811 г. его удалили из Духовной академии.
«Влияние Фесслера на своих учеников, - пишет в своих воспоминаниях Святитель Филарет (Дроздов), - было обширно. Я помню, один студент вышел из академии без веры в Искупителя как Бога. Я ему при окончании курса не посоветовал идти в духовное звание, и он действительно вышел в светское; теперь уже и умер. Это был человек не без ума, но гордый! Фесслер изгнан после того, как подал конспект по древностям Восточной Церкви, где, между прочим, поместил выражение, что богослужение наше слагается из двух элементов: лирического и драматического. Конспект этот, писанный на латинском языке, поручено было ректором Сергием (я жил тогда под его покоями, и он по милости своей кормил меня) перевести мне, тогда инспектору. Впоследствии, при постигшем тогда Сперанского несчастии (который и был причиною вызова Фесслера), нашли у него тетрадь руки Фесслеровой: de transitu orientalismi in occidentalismum, где он доказывает, что Иисус Христос есть не более как величайший философ. Даже в предисловии к проповеди, говоренной им, когда уже он был суперинтендантом, раскрывал он мысль, что никогда не изменял он своего образа МЫСЛИ о Иисусе Христе. Вот какого человека взяли для академии».



Иоганн Ромбауэр. Портрет Фесслера. 1821 г.

По обвинению в атеизме Фесслера выслали в Симбирскую губернию. В 1813 г. он переехал в Саратов, где в 1820-м его назначили евангелическим суперинтендантом и начальником консистории. В 1833 г. он уже снова в Петербурге (где его благодетель М.М. Сперанский опять вошел в Царскую милость). Фесслер - генерал-суперинтендант и церковный советник евангелическо-лютеранской общины в столице Российской Империи, но продержался он недолго: был отправлен в отставку из-за высказывавшихся им атеистических идей.
Скончался Фесслер в Петербурге в 1839 г. - в том же городе и в тот же год, что и Сперанский (незадолго до смерти возведенный в графское достоинство и погребенный на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры).



Могила Фесслера на лютеранском Волковском кладбище в Петербурге.

Не в силах отрицать очевидные факты, Сперанский, давая в 1822 г. подписку о непринадлежности к тайным обществам, представлял, однако, дело таким образом: «В 1810 и 1811 году повелено было рассмотреть масонские дела особому секретному комитету, в коем и я находился. Дабы иметь о делах сих некоторое понятие, я вошел с ведома правительства в масонские обряды, для чего составлена была здесь частная и домашняя ложа из малого числа лиц по системе и под председательством доктора Фесслера, в коей был два раза. После того как всей, так и ни в какой другой ложе, ни в тайном обществе не бывал» («Отечественная война и русское общество». Т. II. С. 231).



Михаил Михайлович Сперанский. Гравюра А. Василевского с акварели П.Ф. Соколова. 1830-е гг.

Буквально на следующее же утро после отставки Сперанского «по всему городу разнесся вопль об измене, проданных секретах и т.д. и т.д. Я уж не знаю, чего только не говорили. Несмотря на тайну разговора с глазу на глаз, кое-что все-таки просочилось; полагаю за достоверное, что Император показал Сперанскому какие-то ужасные бумаги и сказал ему: “Объяснитесь без уверток, Я хочу, чтобы вы защищали себя”; после чего Он предоставил ему выбор: идти под суд или добровольно в ссылку, и Сперанский избрал самое благоразумное, что само по себе есть прямое признание. […] …У Сперанского нашли все шифры, даже личный шифр канцлера, копии с парижской корреспонденции и точные подробности самых важных секретов из канцелярий министерств внутренних дел и финансов. Арестован начальник шифров Бек, но он предъявил приказы Сперанского и оправдывался тем, что выполнял законные распоряжения. Однако объяснение сие не слишком убедительно, он был бы ближе к истине, признавшись: “Откажи я Сперанскому, он перерезал бы мне горло”. Всё это дело произведет, как я полагаю, весьма дурное действие. […] Солдаты говорят: “А чего ждать от поповича!”…» (Граф Жозеф де Местр «Петербургские письма». С. 203, 205).
«Не знаю, смерть лютого тирана могла ли бы произвести такую всеобщую радость […], - описывал впечатление от известия об отставке Сперанского современник. - …На кабинет сей смотрели все, как на Пандорин ящик, наполненный бедствиями, готовыми излететь и покрыть собою все наше отечество. […] …Сию меру […] торжествовали как первую победу над французами» (Ф.Ф. Вигель «Записки». Кн. II. С. 639).
М.М. Сперанский был выслан из Петербурга в ночь с 17 на 18 марта, за несколько дней до отъезда Императора Александра I в Армию.
С началом боевых действий, отмечали очевидцы, на патриотическом банкете у Нижегородского губернского предводителя дворянства многие собравшиеся выкрикивали угрозы в адрес сосланного сюда Сперанского: «Повесить, казнить, сжечь на костре!..» («Отечественная война и русское общество». Т. IV. М. 1912. С. 156).

Продолжение следует.