РУКОПИСНАЯ КОПИЯ ПИСЬМА
КНЯГИНИ ЕЛЕНЫ ПЕТРОВНЫ СЕРБСКОЙ
(СУПРУГИ КНЯЗЯ ИОАННА КОНСТАНТИНОВИЧА)
ВЕЛИКОЙ КНЯГИНЕ ВИКТОРИИ ФЕОДОРОВНЕ
26 декабря 1918 г. Saltsjöbaden
Сальтшёбаден - шведский город на побережье Балтийского моря, являвшийся одним из излюбленных мест отдыха для высших слоев общества.
А теперь дадим перевод этого письма Княгини Елены Петровны, любезно выполненный одним из посетителей нашего ЖЖ:
Свято-Троицкий собор в Алапаевске, в который в 1918 г. под охраной водили Алапаевских Мучеников.
[…] детей в Лондон и Париж. Там я окажусь у самого источника новостей, но, увы, это будут лишь подробности, вероятно, чудовищные, трагического конца моего дорогого Джона [1]. Я более не могу более сомневаться в этом ужасном факте, во-первых, невозможно, чтобы никто в Сибири не знал, где находится он и его братья, если бы побег действительно состоялся. Во-вторых, Виктория Баттенберг [2] написала моей свекрови, что английский консул в Екатеринбурге писал, что были найдены тела Эллы и всех наших, и что их захоронили в Алапаевске с величайшим почестями. Так что, как можно еще сомневаться?
[1]. Князь Иоанн Константинович.
[2]. Урожденная принцесса Гессенская, сестра Императрицы Александры Федоровны.
Правда, консул говорит, что не удалось опознать тела, но это меня ничуть не обнадёживает. Я слишком хорошо знаю уральских большевиков, и знаю, на что они способны, и чего от них можно ожидать!! Одним словом, моё отчаяние таково, что его не описать словами! Моя жизнь совершенно разбита. Я жила только для Джона, и даже бедные дети не могут меня утешить. А ведь я ничего не могла сделать для него, я не смогла его спасти. Нет, это просто ад в моей душе и в моём сердце.
Ты просишь меня описать в нескольких строках через что я прошла за пять месяцев плена, и я постараюсь это сделать. Итак, в июне мы все находились в Алапаевске, в 12 ч от Екатеринбурга, в небольшой сельской школе, охраняемой красногвардейцами. С нами обращались довольно хорошо и, убедившись через месяц, что всё идёт неплохо и Джон ничем не рискует, я решила отправиться к детям на две - три недели.
Джон остался с Эллой [3] (которая пообещала мне, что никогда не оставит его и также Сергеем Михайловичем, Костей, Игорем и Владимiром Палей [4]. Итак, я прибыла в Екатеринбург и телеграфировала министру Сербии, чтобы он выхлопотал мне документы для въезда в Петроград. Он же вместо документов прислал мне вагон и свиту из 7 человек! Разумеется, это показалось подозрительным, и нас преспокойно арестовали и отвезли в [скрыто], где мы провели в заключении две недели. За этим последовала эвакуация из Екатеринбурга, которому грозили чехи, и меня с моими сербами отвезли в тюремном вагоне в Пермь, где нас посадили в тюрьму.
[3]. В. Кн. Елизавета Федоровна.
[4]. Константин и Игорь Константинович, Владимiр Палей, сын В. Кн. Павла Александровича.
Описывать тебе, что это была за тюрьма [я думаю], нет необходимости. Но материальная сторона дела была сущим пустяком по сравнению с душевным состоянием. Представь себе, что такое ожидать смерти 4 месяца подряд, ведь каждую ночь из этой тюрьмы уводили мужчин и женщин на расстрел! В моей камере находились Катрин Шнейдер и несчастная Гендрикова [5] (две фрейлины Аликс [6], которых тоже выдернули из екатеринбургской тюрьмы, чтобы поместить в пермскую).
Мы прожили подобным образом шесть недель, пока однажды ночью их не увели на расстрел. Что я пережила в эту ночь, не поддаётся описанию. Одним словом, с утра до вечера началась вереница расстрелов, по сравнению с которой Петроград и Москва - это ничто по количеству жертв, которых со свирепой жестокостью уничтожали в Перми. В моей тюрьме также находились полковник Знамеровский, который также состоял при Мише [7], и которого арестовали после побега его хозяина, жена полковника, сам полковник и его лакей был также расстреляны. Я хорошо их знала и думала, что умру от тоски, когда их увели. Сын полковника, ребёнок 7 лет, остался круглым сиротой!
[5]. Г-жа Шнейдер, чтица Императрицы, графиня Гендрикова, Её фрейлина
[6]. Императрица Александра Фёдоровна.
[7]. Великий Князь Михаил Александрович.
Я совершенно не понимаю, почему меня пощадили! Наверное, Бог смилостивился над моими детьми, а мой милый Джон, чистый и святой, как ангел, хранил меня! Я также научилась молиться и поняла, что в подобные минуты человек всегда обращается к Высшему Существу - Он один может защитить.
Итак, я провела 4 месяца в этой ужасной тюрьме в обществе воровок, женщин-убийц и проституток, но, как ни странно, именно эти несчастные утешали меня и дарили мне надежду! Уверяю тебя, что такое близкое знакомство с их судьбами пошло мне на пользу, потому, что подобное наблюдение за людскими бедами делает человека лучше. Итак, эти падшие женщины были со мной очень добры: у многих из них тоже были дети, и они понимали, как я страдаю.
И вот, в один прекрасный день, когда я поняла, что придёт и мой черёд, я решилась и написала записку сербскому офицеру, находившемуся в моей тюрьме, но с которым я не могла видеться, также, как и с моим секретарём Смирновым (русским с сербским паспортом).
Я передала записку одной доброй охраннице, которая ему её и вручила. Я в ней писала, что нужно рискнуть всем и попытаться довести до сведения Петрограда, что мы - в тюрьме. И какое неслыханное везение! У моего секретаря в Перми нашлась родственница, которой он послал записку, переданную надёжным охранником. Эта родственница тотчас же отправилась в Петроград и уведомила Норвежское представительство, которому удалось добиться нашего перевода в Москву.
Меня поместили в Кремль, а моих 4 спутников - в тюрьму. В Кремле, надо сказать, со мной обращались очень хорошо. Я жила в б. квартире Орлова; мне передавали еду со стола «Volkskommissare» [Народных Комиссаров (нем.)]; каждый день я гуляла внутри кремлевских стен в сопровождении вооруженного штыком красногвардейца, наконец, председатель «Russischen Hauptkomission» [Русской Главной Комиссии (нем.), имеется в виду ВЧК.] Петерс, чудовище, от которого зависит судьба несчастных узников тюрем - это чудовище было со мной кротко, как ягненок. Он часто посещал меня и всячески угождал мне. Я так и не смогла понять удивительную психологию такого бешеного революционера, как он.
Одним словом, я увидела, что завоевала «его благосклонность», и тогда дерзнула ему сказать, что было чудовищно расстреливать тысячи невинных людей, что никогда цивилизованная Европа этого не простит, и даже сказала ему такую фразу: «Я Вам советую не злить Англию, потому, что её месть будет ужасна. Она раздавила Германию, а всё остальное для неё - это будет, как игрушку поломать». И я действительно испугалась, когда увидела выражение его лица, вызванное моими словами!
Но через несколько мгновений его свирепое выражение сгладилось, и он мне сказал: «Ну, Вас я никогда не расстреляю, даю Вам честное слово». Тогда я ему ответила: «Поверьте, я не боюсь смерти. Я смотрела ей в лицо столько раз, и столько людей через это прошло, что я предпочту быть расстрелянной, чем оставаться пленницей».
Наконец, после месяца в Кремле, меня освободили, и вот я здесь. В течение всего срока моего заточения я ни минуты не сомневалась, что Джону со своими братьями удалось счастливо спастись в июле, и что он находится в безопасности в Сибири. И только прибыв сюда, я узнала обо всём ужасе, который разбил мою жизнь навсегда.
Все лишения в пермской тюрьме, ужасный голод (3 картофелины в день и хлеб со жмыхом и тёплою водой, холод, грязь, вода, стекающая по стенам камеры), всё это было бы ничто, если бы мой обожаемый Джон остался в живых! Но нет, я знаю, я знаю, что всё кончено, и никогда, никогда я ничего не узнаю о его последних минутах!! Я просто схожу с ума, схожу с ума от отчаяния!
Если я когда-нибудь увижу тебя, я подробно расскажу тебе эти 4 месяца в Перми. Я могу тебе сказать, что Ники [8] определённо больше нет в живых, но что Аликс и Дети, по моему мнению, живы. Причина заключается в том, что некоторые фразы, которые я могла наблюдать [sic!] в Уральском Совете, почти точно доказывают мне, что Аликс и дети живы и, должно быть, находятся в отдаленном селении у истоков [слово скрыто] (где-то в Сибири). Во время моего пребывания в Екатеринбурге до моего ареста я не смогла увидеть Их Величества, т.к. никого не пускали, однако доктор (Боткин?), который единственный изо всей свиты оставался на свободе, поделился со мною многими подробностями о Них.
[8]. Император Николай II.
Татищев и Долгоруков были расстреляны еще в мае, почти сразу после прибытия из Тобольска в Екатеринбург. Что же касается Миши, то он жив и здоров в Сибири.
Вот, в нескольких словах, трагическая история последних пяти месяцев. Разумеется, это даёт лишь слабое представление обо всём ужасе и жестокости Уральского Совета. Это настоящее змеиное гнездо, которое надо безжалостно раздавить. Я верю в Антанту и в то, что вскоре она положит конец этим зверствам в России.
Я тебе телеграфирую, когда с моим отъездом всё будет ясно; не скрою, что поездка с детьми меня немного пугает. Я по-прежнему настолько запугана, что не могу спокойно спать и вскакиваю от каждого звука. Я рассчитываю поселиться в Булонь или Нёйи.
Я очень надеюсь, что и вы приедете в Англию или во Францию. Я буду так рада вновь вас повидать. Прошу тебя, пришли мне фотокарточку своего сына. Всего самого-самого твоему мужу, и приласкай от меня твоих детей.
Позволь выразить тебе всю мою признательность за то участие, которое ты принимаешь в моей несчастной судьбе. Твоё письмо - по-настоящему сестринское и, поверь, твои добрые слова стали бальзамом для моего сердца. Я этого никогда не забуду.
Прощай же. Храни вас Бог. Я всегда буду думать о тебе. Целую тебя от всего сердца,
С самыми горячими чувствами, твоя
ЕЛЕНА.
Перевод Николя Д.