ГРИГОРИЙ РАСПУТИН: ФОТОФАЛЬШИВКИ (начало)
1. Прохода нет от двойников...
«Все врут календари»
А.С. ГРИБОЕДОВ
Нам уже не раз приходилось писать о том, что личность Г.Е. Распутина подверглась практически тотальной фальсификации, продолжающейся и до сей поры. Различного рода искажениям подверглись даже многие документы. Не были исключением и фотографии.
Наиболее грубой формой была прямая фальсификация. Это были т.н. постановочные кадры, к которым сам Г.Е. Распутин никакого отношения не имел.
Первый известный на сегодняшний день такого рода подлог был на совести гучковского «Голоса Москвы» и видного религиозного деятеля М.А. Новоселова. В брошюрке последнего, а затем и в иллюстрированном приложении к названной газете масонов-старообрядцев братьев Гучковых в январе-феврале 1912 г. появилась грубо сработанная фотофальшивка «Григорий Распутин (в монашеском одеянии)» [1].
«Упрямцы в “Голосе Москвы”. “Не упрямцы, а политические характеры”. - Политические халатники разве» [2], - так оценивал коллег из гучковского органа опытнейший правый журналист А.С. Суворин.
Сопровождавшаяся скандалом, эта публикация вызвала своего роду цепную реакцию: «…В газетах всех направлений появлялись статьи о Распутине […]; печатались во всеобщее сведение письма его бывших жертв, прилагались фотографии, где он изображен в кругу своих последователей» [3].
Эту же фотоподделку из содержавшей в концентрированном виде всю распространяемую тогда злонамеренную ложь, новоселовской книжонки использовал для своего антираспутинского доклада Царю председатель Думы М.В. Родзянко: «Мне доставили два портрета Распутина: на одном из них он […] в монашеском одеянии, в клобуке и с наперсным крестом. У меня образовался целый том обличительных документов» [4]. «Совпадение» публикаций фото в прессе с докладом М.В. Родзянко Государю, конечно, было не случайным.
"Григорий Распутин (в монашенском одеянии)". Гучковско-новоселовская фальшивка
Наконец, для доклада, была Испросив особую аудиенцию, председатель Думы 26 февраля 1912 г. в 6 часов вечера прибыл в Царскосельский Александровский Дворец. Доклад в кабинете длился около двух часов [5].
Родзянко говорил о Распутине, как о человеке «опороченном, развратном и грязном», о расколе «благодаря» ему в Синоде, о влиянии его на перемещение иерархов.
«Но отчего же такие нападки на Распутина, - спрашивал Государь, - отчего его считают вредным?» На что последовал бойкий ответ: «Ваше Величество, всем известно, из газет и из рассказов…» В качестве «доказательства» была приведена также перевранная прессой история с епископом Гермогеном и Илиодором.
«Можно понять всеобщее негодование, - продолжал, между тем, Родзянко, - когда глаза всех раскрылись и все узнали, что Распутин хлыст». - «Какие у вас доказательства?» - спросил Государь. - «Полиция проследила, что он ходил с женщинами в баню…» Это всё то же «совместном мытье в бане», восходящее к поклепу в Покровском (которое решительно отрицал сам Распутин), «укорененное» теперь на петербургской почве.
«Но отчего вы думаете, что он хлыст?» - продолжал настаивать Государь. Нисколько не смутившись, председатель Думы предложил: «…Прочтите брошюру Новоселова…» (О «достоверности» сообщаемого в ней мы не раз писали.) Затем Родзянко предъявил фотографии, в т.ч. подделку из новоселовской брошюрки (Г.Е. Распутин в монашеском одеянии, в клобуке и с наперсным крестом), а также опубликованные в журнале «Огонек» групповые снимки Григория Ефимовича - со своей, разумеется, интерпретацией («хлыстовской корабль»).
Речь идет о фотографиях Г.Е. Распутина, запечатлевших его с почитателями в Покровском, а также из среды петербургского рабочего люда, жившего на Охте и в Вырице. О них мы еще будем иметь случай рассказать подробнее.
В своих послереволюционных воспоминаниях, как, видимо, и в описываемом нами докладе, М.В. Родзянко опирался на личные каналы информации. О ее характере можно судить из следующего отрывка из его воспоминаний: «…Стали указывать на то, что Распутин основывает “хлыстовские корабли” с преобладанием в них молодых женщин и девиц. Стали поговаривать, что Распутина часто видят в отдельных номерах петербургских бань, где он предавался дикому разврату. […] Мало-помалу гласность росла, стали говорить […], что в известных квартирах происходят оргии, свальный грех. В моем распоряжении находилась целая масса писем матерей, дочери которых были опозорены наглым развратником. В моем же распоряжении имелись фотографические группы так называемого “хлыстовского корабля”. […] Мне доставили два портрета Распутина: на одном из них он в своем крестьянском одеянии с наперсным крестом на груди и с поднятой, сложенной трехперстно, рукой, якобы [?] для благословения. На другом он в монашеском одеянии, в клобуке и с наперсным крестом. У меня образовался целый том обличительных документов. […] Ко мне, как к председателю Г. думы, отовсюду неслись жалобы и обличения преступной деятельности и развратной жизни этого господина» [6].
Много апломба и… ни одного конкретного факта, ни одного имени. Между тем, члены ЧСК в 1917 г. как раз сетовали на отсутствие у них документов, обличавших Г.Е. Распутина в принадлежности его к секте хлыстов и в распутном поведении. Почему же М.В. Родзянко не передал этот «целый том обличительных документов» в ЧСК? - Потому что никаких «жалоб и обличений» не было. Были лишь одни фальшивки, вроде помянутой фотографии Г.Е. Распутина «в монашеском одеянии».
Упоминания о других подобного рода фальшивках встречаются показаниях Е.А. Сорокиной, члена РКП(б) с 1920 г., бывшей сестры милосердия в Царскосельском лазарете № 17 Великих Княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны, данных ею в 1924 г. на заседании Черноморской окружной контрольной комиссии [7]: «Санитар, Ефим Ерошенко Екатеринославской губернии… мне много рассказал… о том, как Царица с Распутиным и Вырубовой и другими княгинями [прыгали] с утра до вечера с разным весельем, голые вокруг ванны. В этом принимал участие и духовник царской церкви Васильев. Я не верила сразу, но потом они меня познакомили с фотографом, который был при Дворце, по фамилии Функ, и тот мне много показал снимков этих вечеров. Потом пригласил к себе в Петроград на квартиру, где целый кабинет был завален всевозможными негативами в этом же духе».
Понять, что это были за люди, дает возможность другая часть показаний Екатерины Абрамовны: «24 февраля [1917 г.] сказали мне Ерошенко и Функ, что ожидаются события, может быть, и революция, а также слышала, как Мусин-Пушкин с Адамовой читали “Правду” дня за два до событий и какой-то речью здорово восхищались. Все говорили: “Молодец, давно уже пора всей своре лететь”, но так как я газет тогда еще никогда не читала, помимо сообщения о кражах, то я не знала, что такое творится. В лазарете во время революции все были рады, с жадностью все читали, я потом вслух в палате читала листовку № 1. Помню, обращение было большими буквами “ТОВАРИЩИ” и т.п. Потом был случай с письмом одним. Когда-то, уже числа 5-7 апреля или 5-7 марта, хорошо не помню, было письмо на имя [Великой Княжны] Анастасии. Одна из сестер, Петерсон, говорит: “Надо отнести его во Дворец, передать”. Я попросила посмотреть, но когда на конверте увидела, что оно не местное, а из Казани и штемпель стоял 1917 г., а внизу, не помню, какая цифра, кажется, до Рождества Христова. Я сказала, что я письма этого не дам, взяла его. Она назвала меня хамкой, но я также ответила ей, что не нам уже в приличии указывать. Когда мы с Ерошенко его распечатали, стали читать, и еще некоторые были, то нашли, что это письмо не простое. Сейчас же переписали копию, а подлинник решили передать в городскую ратушу. Когда пошли туда, нас человек пять, его прочитали и сказали: “Хорошо”. После справлялись там же, нам сказали, что нашли ключ к нему и прочли, что в Казани просили 8 министров для восстания».
Характерно, что даже государственные перевороты 1917 г. (сначала февральский, а затем октябрьский) не остановили фальсификаторов.
В 1926 г. к 10-й годовщине убиения Царского Друга в «Огоньке», журнале еще с дореволюционным прошлым, но в описываемое время выходящим уже под девизом «Пролетарии все стран, соединяйтесь!», появился очерк «Как сжигали Распутина», написанный журналистом Е.И. Лаганским, принимавшим в первые же дни после переворота активное участие в поисках могилы Царского Друга.
"Царицыно чаепитие". Журнал "Огонек", 1926, № 52. Первый вброс фальшивки
Публикация эта была со смыслом. Небольшая по объему (всего две с половиной странички), она была намеренно растянута на два номера. На обложке первого из них (1926. № 52, 26 декабря) крупным шрифтом была набрана шапка: «РАСПУТИНСКИЙ ЮБИЛЕЙ». Под ней во всю полосу - рисунок-фальсификация. Под ней подпись: «ЦАРИЦЫНО ЧАЕПИТИЕ. В эти дни исполнилось ровно десять лет со дня гибели самой характерной фигуры царского режима - Григория Распутина. Последний временщик Романовых кончил на святках прорубью в Неве… и самодержавный строй пережил его на десять недель. Перед нами интересный, редкий, впервые публикуемый снимок. Он воспроизведен с маленького оригинала, принадлежавшего лично Александре Романовой, а ныне хранящегося в Московском Центральном архиве Октябрьской революции. Справа от Распутина - сама царица, угощающая “нашего Друга” (она всегда писала это слово с прописной буквы), ”Божьего человека”. Кругом - царские дети. Снимок относится к 1907-1909 гг.» Второй номер, в котором было окончание публикации (1927. № 1), перекидывал, в понимании анонимных советских идеологов, мостик от убийства Распутина к революции. Напомним, что главным редактором журнала был М.Е. Кольцов (Фридлянд) (1898-1942), во время февральского переворота завсегдатай Таврического дворца, а позднее со страниц большевицкой прессы воспитывавший не одно поколение в духе ненависти и презрения к «косопузой» Руси.
В вышедшей в следующем году в Лейпциге книге Рене Фюлопа-Миллера «Святой демон. Распутин и женщины» эта фальшивка узаконивается как подлинная фотография: «Царица и Распутин во время чаепития (из музея Революции)». Удивительно, но и сегодня эту явную грубую подделку принимают в расчет, публикуя в книгах о Г.Е. Распутине как некий документ.
"Повторение пройденного". Закрепление фальшивки. Книга Р. Фюлопа-Миллера "Святой демон" (Лейпциг, 1927)
Модной темой среди ряда исследователей в последнее время стала проблема «двойников» Г.Е. Распутина, которых-де и снимали на некоторых фотографиях. «Доказательства» стали искать на снимках. И, конечно, «нашли».
Двойники старца действительно, видимо, существовали, но не были, однако, столь распространены, как представляется некоторым авторам. Последние, как правило, выбирают фотографии, которые им почему-либо не подходят. Чаще всего говорят: «Но разве тот, на снимке, похож на Распутина?» Однако Григорий Ефимович вообще на всех снимках разный.
По поводу «двойников» автору этих строк в свое время пришлось беседовать с режиссером и сценаристом В.Е. Рыжко, снявшим многосерийный документальный фильм о Г.Е. Распутине. К фальшивым фото с «двойником» он причислял такие известные снимки, как фотографии раненого старца в белой рубахе на больничной койке; далее - Распутина, теребящего кончик бороды, и, наконец, «благословляющего». По поводу последнего, помнится, он говорил что-то, опираясь на технические резоны (при аппаратах того времени нужно было-де держать благословляющую руку на весу очень долго) и т.д. На это я заметил своему собеседнику, что снимок «благословляющего Распутина» Собственноручно был вклеен Императрицей в Свой альбом. Фотография же изможденного старца на койке больницы в Тюмени помещена была им самим в своей книжке, которую он раздавал духовным чадам. Третье «сомнительное» фото (Григорий Ефимович, теребящий кончик бороды) я нашел в одном из номеров известного московского художественно-литературного журнала «Искры», вышедшего еще до революции. «Фотоэтюд» Д.Р. Вассермана назывался «Странник».
Свою лепту в поиски фальшивых фотографий Григория Ефимовича попытался внести и П.В. Мультатули, пишущий в одной из своих книг о «фотомонтажах, которые до сих пор выдаются за подлинные фотографии. К этим фотомонтажам следует отнести и известные фотографии, на которых изображены Государыня и Царские Дети рядом с Распутиным, а также совместное чаепитие Царицы с Распутиным. К сожалению, многие исследователи считают эти фотомонтажи подлинниками и помещают их в своих книгах именно как подлинные фотографии» [8].
Однако, тут как в известном стихотворении: смешались в кучу кони, люди… Что касается «Царицына чаепития», то об это грубой поделке мы только что писали. Что же до двух фотографий Г.Е. Распутина с Царскими Детьми (о них мы еще расскажем), то это не фотомонтаж, а самые настоящие фотографии (пусть и плохого качества), подлинность которых доказывается тем, что Государыня опять-таки Собственными руками вклеила их в один из Своих альбомов, хранящихся ныне в Государственном архиве Российской Федерации [9].
Однако двойники все же, видимо, существовали. По словам князя Ф.Ф. Юсупова, Государыня, которой однажды показывали «фотографии старца, участвующего в оргии», сразу же распознала фальсификацию. «…Возмущенная, Она приказала полиции отыскать презренного, осмелившегося прикинуться “святым человеком”, чтобы уронить его в мнении Государей» [10].
И всё же гораздо более изощренным является другой метод фальсификаций, который можно было бы охарактеризовать, как подмена смысла запечатленного на подлинной фотографии. Фотография может быть подлинной, а вот интерпретация лживой.Цель - вызвать искаженные ассоциации и вложить в сознание иные смыслы.
Фальсификацию смыслов широко использовал в описанном нами докладе Государю 1912 г. председатель Государственной думы М.В. Родзянко.
Помню часто повторявшийся одним священником в проповедях рассказ о том, как совершенно по-разному воспринимают выходящие из храма прихожане одного и того же человека. Одни думают: бедняга, видимо опоздал на службу и переживает. Другие: он, наверное, поджидает какую-то женщину, которая была с нами на службе. Третьи: присматривается. Как бы ему половчее оградить церковь. Легко понять: каждый из этих людей, наблюдающий за вполне конкретным человеком, рассуждая в меру своей испорченности, свидетельствует, в конце концов, о себе самом.
Наиболее безобидный пример - фотография из коллекции петербургского коллекционера И.Е. Филимонова «Распутин с детьми», изображающей человека в сапогах с бородой с детьми, никакого отношения к Григорию Ефимовичу не имеющего.
"Распутин с детьми". Еще одна фальшивка. Собрание И.Е. Филимонова (Петербург)
Один из первых, однако уже не безобидных, примеров такого рода применительно к Григорию Ефимовичу находим мы в деле Тобольской духовной консистории 1907 года. В его материалах, с чьих-то слов, приводится рассказ о будто бы виденной кем-то снятой вроде бы в Екатеринбурге фотографии Г.Е. Распутина «в чёрном подряснике в рост вместе с стоящими по бокам его двумя черничками, которые поддерживают над головой его развернутую бумажную ленту» с надписью «Искатель Горняго Иерусалима». Между тем, никто из свидетелей, проходивших по делу, да и сам Тобольский епископ Антоний (Каржавин), относившийся к Григорию Ефимовичу, как известно, весьма предвзято, её не видел. Это не мешает, однако, привести надпись, заключая её в кавычки. При этом, правда, Владыка прибавляет: «или что-то в этом роде»[11].
Впоследствии было немало и иных подобных примеров.
Один из наиболее ярких - история с широко известной фотографией, сделанной в марте 1914 г. в петербургской квартире Г.Е. Распутина. Подробнее о ней мы поговорим в своем месте, а сейчас расскажем как ее пытались использовать в интригах, направленных даже не столько против Г.Е. Распутина, сколько против Императора и Императрицы.
«Князь Андроников, - утверждал в своих показаниях 1917 г. временщикам товарищ министра внутренних дел С.П. Белецкий, - был в давних и очень близких, как я уже показал, отношениях с князем Шервашидзе, состоявшим при вдовствующей Императрице и пользовавшимся исключительным доверием Ее Величества, и всегда держал его в курсе всех новостей Молодого Двора, зная, насколько эти новости близки сердцу Марии Феодоровны, которая, в особенности за последнее время, начала явно для всех показывать свое неудовольствие в отношении Императрицы Александры Феодоровны. В числе вопросов, обезпокоивших вдовствующую Государыню, одним из главных было отношение молодой Императрицы к Распутину, росшее с каждым днем доверие к нему Императрицы Александры Феодоровны и его влияние не только на Ее Величество, но и на Государя. Поэтому Императрица Мария Феодоровна старалась быть в курсе всех сведений, относящихся к личности Распутина, чтобы всякий раз указать, при свидании с Государем, на отрицательные стороны поведения Распутина и тем удалить Государя от Распутина.
Когда в Петрограде появились фотографические снимки кружка Распутина […], вдовствующая Государыня выразила Шервашидзе свое желание иметь такую фотографию, и последний обратился с этой просьбой к князю Андроникову. Князь Андроников достал, но не от нас, упомянутый снимок, сделав несколько увеличительных фотографических оттисков, и послал один из них князю Шервашидзе, а другой, в один из последующих наших приездов к А.А. Вырубовой, взял с собою, чтобы затем, зайдя к Воейкову, его показать и передать ему. А.А. Вырубова уже знала о получении вдовствующей Императрицей этой фотографии, но только не была в курсе того, кто ее снабдил ею, и обратилась ко мне с просьбой узнать об этом, так как это озабочивало Императрицу и ее лично. Князь Андроников, боясь, как я полагаю, того, чтобы А.А. Вырубова, узнав впоследствии о его роли в этом деле, не прервала бы с ним из-за этого знакомства, которым он очень дорожил, так как на всякую поездку к ней сам он как деловой человек смотрел не как на визит, а как на средство для достижения той или другой преследуемой им цели, вмешался в разговор и, вынув из портфеля и показав означенный фотографический снимок, сказал, что это он послал князю Шервашидзе эту фотографию, движимый исключительно самыми лучшими побуждениями своего уважения и преданности к ней и к Распутину, чтобы вдовствующей Императрице, никогда не видевшей Распутина и имеющей о нем превратное мнение вследствие неправильного освещения некоторых сторон жизни Распутина, кружком близких к ней лиц, показать его изображение, его одухотворенные неземные глаза и отношение к нему со стороны его окружавших близких к нему людей, свидетельствующее о их вере в него, как в исключительного, не от мiра сего человека.
Конечно, А.А. Вырубова объяснению князя не поверила, и несмотря на свойственную ей сдержанность и то, что мы были у ней в квартире, в несколько резкой форме ответила ему, что напрасно он, не предупредив ее, это сделал, так как это может иметь неприятные последствия. Но затем, когда я перевел разговор на другую тему и отвлек ее внимание последующим докладом по целому ряду имевшегося у меня материала, она снова сделалась ровной в обхождении с князем и приветливо со всеми попрощалась, когда мы стали уходить. Дорогой князь Андроников был озабочен, но я его понемногу успокоил, и, видимо, он этому разговору и впоследствии не придавал никакого значения, так как даже, когда у него с Распутиным и Вырубовой последовал разрыв и он обращался ко мне, при Протопопове, с просьбой помирить его с Распутиным, то, вспоминая причины охлаждения к нему со стороны Вырубовой, он об этом не упоминал. Но это обстоятельство имело последствием то, что при одном из последующих моих приездов к А.А. Вырубовой, она уже серьезно отнеслась к личности и деятельности князя Андроникова и заявила мне, что Распутин и она ему совершенно не доверяют, и, дабы не раздражать князя, последовала моему совету сохранить видимость старых с ним отношений, а через некоторое время, когда он отойдет от нас, окончательно порвать с ним всякие свидания, что и последовало незадолго до моего ухода» [12].
Приведя эту обширную и не лишенную важной информации запись С.П. Белецкого, зададимся, однако, вопросом, во имя чего так рисковал (сам прекрасно осознавая это) князь М.М. Андроников, передавая Дворцовому коменданту снимок? Ясно, это делалось по просьбе вдовствующей Императрицы.
А.А. Вырубова (да, вероятно, и Сама Императрица Александра Феодоровна) придавали распространению этой фотографии, сопровождавшейся, безусловно, искажающими смысл комментариями, большое значение для компрометации среди Членов Царствующего Дома и высшего общества (ведь это только для чистого всё чисто) образа Царского Друга.
Об этом свидетельствует и сам факт упоминания этого снимка в мемуарах А.А. Вырубовой: «Существует фотография, которая была воспроизведена в России, а также в Европе и Америке. Фотография эта представляет Распутина сидящим в виде оракула среди дам-аристократок своего “гарема” и как бы подтверждает огромное влияние, которое будто бы имел он в придворных кругах. […] Я могу дать объяснение этого снимка, так как сама изображена на нем. В первые дни к Григорию Ефимовичу приходили только те люди, которые, как и Их Величества, искали разъяснения по разным религиозным вопросам; после ранней обедни в каком-нибудь монастыре, причастившись Святых Таин, богомольцы собирались вокруг него, слушая его беседы, и я, всегда “искавшая” религиозное настроение и утешение после вечных интриг и зла придворной обстановки, с интересом слушала необыкновенные беседы человека, совсем не ученого, но говорившего так, что и ученые профессора и священники находили интересным его слушать» [13].
Снимок и его фрагменты широко публиковался в связи с покушением на Г.Е. Распутина летом 1914 г. Хотя на фото было немало мужчин, обычно его подписывали как «Г.Е. Распутин среди поклонниц» [14] или как «Распутин среди своих великосветских поклонниц у себя в пасхальный вечер» [15]. Традиция эта жива и до сих пор. В каталоге Государственного архива кинофотофонодокументов (С.-Петербург» снимок атрибутируется как «Г.Е. Распутин среди почитательниц».
Как видим, тогда (как и сейчас), намеренно путали не только суть запечатленного на снимке, время происходящего, но и имена самих лиц на фото, установить которых в то время не составляло, конечно, особого труда. «Этот снимок, - утверждают в своей недавней книжке отец и сын А.П. и Д.А. Коцюбинские, - был в свое время запрещен Николаем II к публикации со словами: “Я не позволю вмешиваться в Мою частную жизнь”» [16]. Как и многое в их книжонке, это утверждение является выдумкой. Указанная фотография не только широко публиковалась в газетах того времени, но и была издана отдельной открыткой.
"Григорий Распутин в кругу своих почитательниц". Открытка
О том, как использовали в обществе эту фотокарточку, имеется свидетельство старшей сестры Царскосельского лазарета Ея Величества В.И. Чеботаревой. 5 февраля 1917 г. она оставила в своем дневнике следующую запись: «В левых кругах ходила по рукам группа, снятая три года тому назад: Распутин у стола среди поклонниц - Головина, А.А. Вырубова и т.д. Снято при магнии, после пирушки; на столе вино, сушки, фрукты. У него поразительное лицо. Головину считали за Государыню и продавали эту группу по 25 рублей. Пришлось клясться, что она так же похожа, как я на Китайского императора» [17].
Царская Семья болезненно воспринимала подобные искажения смысла, часто заложенные в обычных подписях под снимками в прессе, вольно интерпретирующими действительность. Они действительно относились к этому как к вмешательству в Их личную жизнь, принимая, таким образом, Царского Друга в состав Своей Семьи.
Об отношении, выработавшемся там ко лжи, в которой с удовольствием купалось всё русское тогдашнее общество, некоторое представление можно составить по воспоминаниям одной из сестер милосердия царскосельского лазарета:
«Когда я прибыла туда… начальник лазарета, называемого Феодоровским № 17, сообщил мне [об] определенных условиях. Во-первых, здесь бывают [Великие] Княжны, [с Ними] никогда нельзя первой здороваться, а также задавать Им вопросы, можно только отвечать. Во-вторых, если вы знаете, что-нибудь о Распутине, то этой фамилии нельзя произносить. Но я тогда еще не знала ничего. […]
…Когда я получила посылку из дома в присутствии [Великих] Княжон, мне Они сказали: “Можете при Нас распечатать”. Когда я это сделала, то, пересматривая в посылке мои некоторые рукодельные неоконченные работы, они увидели журнал “Огонек”. Они стали смотреть “Огонек”, он оказался 1914 г. Нашли там Себя со Своей Матерью за продажей белого цветка, показали мне. Когда стали смотреть дальше, то там вдруг оказался отпечатан также через одну страницу Распутин с автографом и рядом домик в Сибири села Покровки с подписью: “Дом, где отдыхал Распутин от трудов праведных”. Моментально закрыв журнал, они еле процедили сквозь зубы: “До свидания” и ушли. Когда за ними пошла одна из сестер проводить, сказали: “Мы сами, не надо”»[18].
Подборка фотографий из того самого 23-го номера "Огонька" 1914 г., который попал в руки Великим Княжнам Марии Николаевне и Анастасии Николаевне в Их лазарете в Царском Селе
После переворота клеветники развернулись во всю ширь, Даром, что Г.Е. Распутина уже не было в живых. Могилу его осквернили, тело - при красноречивом молчании «людей Церкви» - кощунственно сожгли, опубликовав за четыре дня до преступного аутодафе в столичных газетах фото Царского Друга с «оправдывающей» их темные дела подписью «Колдун старой России» [19].
В ход пошла доступная пониманию народных масс карикатура, а вскоре и «важнейшее из искусств» - кино.
Всего лишь один наглядный пример, тесно связанный с разбираемой нами темой. В секретном циркуляре Главреперткома, принятом в СССР 21 апреля 1925 г., давалось распоряжение, как в театре и кино следует изображать Царскую Семью, Их Друга и обстоятельства убийства последнего:
«Фигура Царя отнюдь не должна возбуждать какую бы то ни было симпатию: Он должен изображаться не только “безвольным ребенком” (хотя бы и туповатым), но в нем должен чувствоваться и проглядывать виновник 9-го января, ленского расстрела и т.д., - слабохарактерный идиот, но достаточно злой.
Совершенно недопустимо изображать Царицу как единственную виновницу всех бед, которая будто бы “хуже” и Царя и всей камарильи. Иначе здесь нужно попасть на удочку обывательско-кадетской легенды, будто немка-Царица из “патриотических” побуждений работала на сепаратный мир, - а отсюда естественный выход: если бы не “измена”, всё было бы благополучно и т.д. Подчеркивать Ее немецкое происхождение акцентировкой недопустимо, - тем более, что Ее ломанный русский язык - произвольная фантазия аристократов.
При трактовке образа Распутина нельзя наделять этого пьяного и развратного авантюриста и взяточника чертами какой-то “народной мудрости”, который при всем своем разврате будто бы все же в каком-то отношении выше окружающих.
Дмитрий Павлович, Пуришкевич и Юсупов отнюдь не должны выглядеть “благородными спасителями” родины, “безкорыстными героями”. Дмитрия Павловича надо показать вырожденцем, но избегать шаржа. Пуришкевича целесообразно показать “естественным”, т.е. талантливым защитником интересов дворянства и царских, но безудержным психопатом в то же время» [20].
Однако все усилия «агитпропа» - сначала либерального, потом коммунистического, а теперь вдругорядь либерального - оказались, по большому счету, напрасными. «Историки, - справедливо напоминают современные исследователи, - до сих пор не располагают компрометирующими Г.Е. Распутина фотодокументами, хотя активная слежка за тюменским крестьянином велась в течение многих лет практически безпрерывно» [21].
Окончание следует...