ВЕЛИКАЯ?.. БЕЗКРОВНАЯ?.. РУССКАЯ?.. (20)
«Красная гвардия» революции.
Эскалация репрессий
Аресты между тем всё продолжались.
Приведем несколько выписок из воспоминаний Г.Г. Перетца: «28 февраля был доставлен под усиленным конвоем бывший военный министр В.А. Сухомлинов […]
Генерал от кавалерии Владимiр Александрович Сухомлинов (1848-1926) - Военный министр (с 11 марта 1909 г. по 13 июня 1915 г.).
Судя по помещенному в «Вестник Временного правительства» обзору событий, в действительности генерал В.А. Сухомлинов был доставлен в Таврический Дворец 1 марта в 22.30 «под конвоем прапорщика и двух матросов».
Затем добровольно явился бывший начальник Петроградского охранного отделения, известный генерал-майор К.И. Глобачев.
Потом были доставлены бывший статс-секретарь Финляндии генерал Марков, арестованный по распоряжению комиссариата Петроградской стороны, бывший штаб-офицер при министре внутренних дел жандарм Пиранг, бывший министр путей сообщения В.Ф. Трепов, бывший главнокомандующий войсками Петроградского военного округа генерал С.С. Хабалов, бывший помощник начальника Петроградского охранного отделения Комиссаров и бывший директор Департамента полиции Климович».
Генерал-майор Михаил Степанович Комиссаров (1870-1933) - помощник начальника Петербургского охранного отделения (1915-1916), заведовал охраной Г.Е. Распутина. После отказа выполнить задаие министра внутренних дел А.Н. Хвостова убить Царского Друга, в марте 1916 г. получил назначение на пост градоначальника в Ростов-на-Дону. Фото 1930 г.
Генерал-майор Евгений Константинович Климович (1871-1932) - директор Департамента полиции с 14 февраля по 15 сентября 1916 г. На снимке генерал Климович в Москве.
28 февраля в третьем часу, вспоминал главноуправляющий государственным здравоохранением Г.Е. Рейн, «к моему подъезду прибыл автомобиль, наполненный вооруженными людьми. Явившиеся затем ко мне два делегата потребовали, чтобы я немедленно отправился с ними в Государственную думу.
На мое предложение показать мандат об аресте, они ответили, что никакого мандата у них нет и что они меня не арестуют, а только везут в Думу для объяснений. Пришлось подчиниться. Я переоделся в военную форму, которую носил в официальных случаях, и, взяв с собою небольшую сумму денег, отправился с делегатами.
На улице на нас глазела толпа охотников до разных зрелищ. Меня посадили в автомобиль, в котором оказалась и особа женского пола, по всей вероятности коллега по профессии - или акушерка, или ученица акушерских курсов. Солдаты расположились на подножках и крыльях автомобиля, придавая ему своими торчащими штыками, по меткому замечанию З.Н. Гиппиус, вид дикобраза.
Сей дикобраз быстро помчался и скоро остановился на Шпалерной у главного входа в Таврический Дворец. Вся улица была буквально залита народом. У дворцовых ворот две небольшие группы молодых военных, вероятно юнкеров, устанавливали два орудия. Все пространство между решеткою и дворцовыми зданиями также было заполнено разношерстною толпою. По образовавшемуся среди нее проходу мы прошли к подъезду, причем слышались возгласы - вот ведут профессора Рейна, вот ведут министра народного здравия.
Георгий Ермолаевич Рейн (1854-1942) - почетный Лейб-хирург Императорского Двора (1908), член Государственного Совета (1915), главноуправляющий государственным здравоохранением (с 1 сентября 1916). Член Всероссийского национального клуба и Киевского клуба русских националистов.
Из вестибюля мы двинулись прямо в Екатерининский зал. Глаза отказывались верить тому, что представлял собою этот когда-то великолепный зал: грязь, окурки, плевки как бы ковром покрывали пол, на котором копошилось и толкалось множество людей. […] Попадались и лица восторженные, особенно у женщин - добились, наконец, “свободы”!
Пока мы находились в зале, вдруг наступила тишина. Все обернулись к входным дверям, в которых появилась большая группа людей с обделанной бычачьей тушей на плечах. Эта группа торжественно последовала во внутренние помещения, на кухню, где революционные дамы-доброволицы готовили пищу для революционных тружеников.
Сновавшие по залу мужчины полуинтеллигентного вида имели грозное обличие защитников революции - за поясом револьвер и через плечи укрепленные крест-накрест пулеметные ленты. Солдаты, число которых среди теснившихся было велико, отличались небрежностью одежды, расстегнутыми мундирами, папиросами в зубах: видно было, что дисциплины уже не существовало.
Казалось, что одна хорошо слаженная, верная воинской присяге рота с офицерами на местах, идя стройными рядами и отбивая шаг, была бы совершенно достаточна, чтобы обратить в бегство эту разношерстную вооруженную толпу и очистить Таврический Дворец от заполнявшей ее черни.
Это мое впечатление подтверждает, между прочим, и Максим Горький. Он сообщает следующий характерный эпизод. В одном из думских помещений в нижнем этаже, выходящих окнами в Таврический сад, собралась кучка революционных солдат. Вдруг откуда-то послышались звуки пулемета.
[Согласно «Протоколу событий» Февральского переворота, участники этого обстрела Таврического Дворца из здания напротив, но, скорее всего, не из пулемета, а из табельного оружия, «14 полицейских были сняты и расстреляны в […] переулке». - С.Ф.]
В одно мгновение все эти вояки обратились в отчаянное бегство. Некоторые, выбивая оконные рамы, выскакивали в сад и попадали в пруд. Последний, затянутый рыхлым февральским льдом, ломался под тяжестью человеческих тел… “Вот какими силами располагала февральская революция в начале своего существования” - восклицает Горький.
Всё развивалось согласно обычной «революционной логике»: сначала в петроградской полынье утопили Царского Друга, потом туда же сбросили Царских Орлов (см. снимок) и, наконец, людей…
Из Екатерининского зала меня провели в Полуциркульный, представлявший тоже необычное зрелище. На полу лежали, если не ошибаюсь, преображенцы, сменявшиеся с караула. Какая-то юркая фигура перебегала от одного к другому и совала каждому какие-то печатные листки. Солдаты относились к ним равнодушно и в большинстве, не читая, клали их возле себя. Наконец, через известный стеклянный длинный коридор, меня направили в Министерский павильон».
Мы уже смогли убедиться в интенсивности арестов. Репрессивная машина временщиков набирала обороты. Вряд ли поэтому можно серьезно относиться к заявлению революционного коменданта Петрограда масона Б.А. Энгельгардта, пытавшегося убеждать читателей своих воспоминаний: «Почти все арестованные за день были выпущены на свободу. Остались под арестом лишь наиболее видные реакционеры, члены последнего правительства Протопопов, Щегловитов и еще два-три человека».
Энгельгардт дает свой взгляд на события 27-28 февраля. Однако такие же тенденции просматриваются в лживом документе, датированном 1 марта и подписанном М.В. Родзянко: «Временный комитет Государственной думы сим заявляет, что до сего времени по его распоряжению никаких арестов не производилось и впредь аресты от имени комитета будут производиться не иначе, как по особому в каждом случае распоряжению комитета».
Столь же лживо-маскировочный характер носил и этот документ, подписанный 6 марта А.Ф. Керенским, расклеивавшийся по всему Петрограду.
В то время как петроградские обыватели читали эту очередную ложь Родзянки, «Министерский павильон Таврического Дворца продолжал наполняться все новыми и новыми гостями. Особенно много их прибыло 1 марта. Вот их список:
Жандармский полковник Плетнев, бывший начальник жандармского отделения на Николаевском вокзале; затем бывший начальник Главного управления Уделов князь В.С. Кочубей; бывший товарищ председателя Государственного Совета В.Ф. Дейтрих; бывший вице-директор Департамента полиции Кафафов, пресловутый И.Ф. Манасевич-Мануйлов, тяжело раненый генерал Баранов.
В 7 ч. вечера был доставлен бывший министр внутренних дел Н.А. Маклаков, раненый в голову, бывший товарищ министра внутренних дел С.П. Белецкий, командир Гвардейского корпуса генерал Безобразов, освобожденный в 9 часов вечера того же дня; […] начальник крепостной жандармской команды Петропавловской крепости полковник Собещанский; бывший товарищ обер-прокурора Св. Синода кн. Жевахов […].
Степан Петрович Белецкий (1873-1918) - директор Департамента полиции (с 21 февраля 1912 г. по 28 января 1914 г.), сенатор (1914), товарищ министра внутренних дел (с сентября 1915 г. по февраль 1916 г.).
Затем были доставлены бывший министр торговли и промышленности кн. В.Н. Шаховской, бывший министр финансов П.Л. Барк, сенатор Г.Г. Чаплинский, бывший обер-прокурор С.Я. Утин, бывший гатчинский полицмейстер Н.А. Кавтарадзе, бывший помощник штаба Петроградского военного округа О.С. Сирелиус, чиновник особых поручений при министре внутренних дел Руткевич, бывший вице-директор Департамента полиции П.К. Лерхе и, наконец, бывший член нашумевшей комиссии генерала Батюшина, прапорщик Логвиновский».
Генерал-адъютант ЕИВ, генерал от кавалерии Владимiр Михайлович Безобразов (1857-1932) - с 1915 г. командующий войсками Императорской Гвардии.
В мемуарах градоначальника А.П. Барка сохранилось интересное свидетельство о визите в Адмиралтейство 27 февраля в семь часов вечера этого генерала. «”Ваше превосходительство, - обратился он к начальнику Петроградского военного округа ген. С.С. Хабалову, - знаете ли Вы, где находится голова взбунтовавшейся гидры?” Генерал Хабалов что-то невнятно ответил. - “Голова гидры на Таврической улице, в Государственной думе. Отрубите ее и завтра в столице наступит спокойствие”».
«Нас вели по Шпалерной улице, - рассказывал впоследствии Н.А. Маклаков Н.Д. Тальбергу. - Вокруг рычала озверевшая толпа, посылавшая нам ругательства, иногда ударявшая и подталкивавшая нас при полном равнодушии конвойных. Какой-то детина вскочил ко мне на спину и сдавливал ногами. Моя давно сломанная и постоянно напоминавшая о себе нога сильно болела. […] …Кто-то ударил меня по голове; я упал…»
Николай Алексеевич Маклаков (1871-1918) - министр внутренних дел (16.12.1912-5.6.1915) .
Согласно официальной информации, ранение Н.А. Маклаков получил в результате «удара одного из солдат в виду оказанного им сопротивления конвоирам на пути следования к Таврическому Дворцу» (А.Б. Николаев). Убийства и ранения в те дни под предлогом сопротивления «революционным массам» и якобы стрельбе в них было делом обычным. Большая часть расправ с арестованными представителями Царской власти происходили по пути в Государственную думу. Кстати говоря, товарищ министра внутренних дел С.П. Белецкий был также ранен в голову.
Николая Алексеевича Маклакова привели в Таврический Дворец 1 марта в начале девятого вечера.
«При желании, - цинично высказывался Керенский, - можно было бы устроить сцены народной расправы…»
Очевидцем привода в Таврический дворец сенатора С.Я. Утина был не раз уже упоминавшийся нами граф Э.П. Беннигсен:
«…Появился какой-то прилично одетый господин, приведший в сопровождении двух солдат другого штатского. Отрекомендовался он комиссаром Московской части Сватиковым и заявил, что привел сенатора Утина.
Картина эта произвела на меня крайне неприятное впечатление: дико было видеть, что интеллигентный, видимо, человек (только позднее узнал я, что Сватиков был приват-доцент) конвоирует другого, тоже интеллигентного человека. Добавлю, что Утин был сенатором гражданского кассационного департамента и политикой не занимался».
Продолжение следует.