Начинаю серию статей об Александре "наше Всё" Сергеевиче Пушкине (иже с ним) кратким очерком об одной из его племянниц, дочери его убийцы Жоржа Шарля Дантеса, Леонии-Шарлотте.
"Знаете ли, что у меня была сестра, она давно покойница, умерла душевнобольной. Эта девушка была до мозга костей русской. Здесь, в Париже, живя во французской семье, во французской обстановке, почти не зная русских, она изучила русский язык, говорила и писала по-русски лучше многих русских. Она обожала Россию и больше всего на свете Пушкина!" - поведал питерскому изданию "Новое время" её брат Луи-Жозеф Геккерн Дантес
Эта девушка обладала еще одной особенностью русской женщины - она любила науку, любила учиться. Она проходила, конечно, дома - весь курс Политехнического института и, по словам своих профессоров, была первой.
[Spoiler (click to open)] Именно феномен "русскости вопреки" этой девушки побудил меня написать данную заметку. Насколько актуально было западничество в русском обществе середины XIX века, после войны 1812 года, после декабристов, на пороге отмены крепостного права, во время активной деятельности иностранных спецслужб в нашей стране? Насколько это же западничество в купе с русофобией активно насаждается нашему обществу в современности? Сколько русских девушек, подобно свояченице великого русского поэта, отправились за своим женским счастьем в "цивилизованные" страны, выйдя замуж за иностранцев? Кем ощущают себя дети от таких браков? Все эти вопросы становятся актуальными как никогда. Взять хотя бы последние истории противостояния наших женщин ювенальной юстиции в западных странах.
Итак, вкратце, о Леонии-Шарлотте Геккерн Дантес.
..После дуэли с Пушкиным Дантес был немедленно уволен из гвардии, разжалован в рядовые и выслан из России. Он был так напуган, что за 4 дня проскакал 800 верст и спрятался в своем имении в Эльзасе. Супруга Екатерина Гончарова последовала за ним, во Франции она родила ему четверых детей и умерла от родов в 1843 году. Судьба не покарала барона Жоржа-Шарля Дантеса-Геккерна. С позором изгнанный из России, он сумел у себя на родине, во Франции, сделать блестящую политическую карьеру, достичь славы и богатства. Судьба занесла было над ним карающий меч, но промахнулась - и удар пришелся на его дочь - Леонию-Шарлотту.
Она изучила русский язык, прочитала Пушкина. И не только прочитала,но и смогла оценить, какой это был поэт. Она прочитала все. В ее комнате висел портрет Пушкина. Она молилась на него. И как-то раз за обедом она выкрикнула отцу: - "Убийца!"
С тех пор он избегал встреч с дочерью. Заходить в ее комнату он тоже не мог - там висели портреты Пушкина. Дочь обвиняла его в том, что он стрелял в сердце русской культуры. Дантес раздражался и кричал, что его дочь строит из себя казака, и что ведь Пушкин тоже мог его убить, а это было бы гораздо более неприятно - Франция могла лишиться будущего сенатора! Но Леони-Шарлотта не отступалась и любила Пушкина все больше.
Используя свои связи, он объявил, что его дочь сошла с ума на почве «ненормальной любви к своему дяде» (Пушкин ведь был ей дядей, поскольку жены Дантеса и Пушкина были сестрами). Он заточил ее в сумасшедший дом, а эти заведения в те поры вряд ли были похожи на санатории. Они существовали в основном для изоляции больных, а во времена Наполеона III уже применялась и карательная психиатрия (заточение неугодных и политических противников). Больных держали там, как заключенных или зверей в зоопарке.
Вот какую картину больницы Сальпетриер дает нам Этьенн Паризе: «В каждой палате было по 6 больших кроватей и по 8 меньших размеров, причем на каждой большой кровати помещалось по трое, четверо. Легко представить себе, что могло бы дать врачебное наблюдение для теории науки, когда возбужденные больные, очутившиеся на одной кровати, начинали наносить друг другу удары, царапались и плевали, в то время, как единственный палатный служитель, призвавши на помощь банщика, запасшись веревками, и нередко вооруженный палкой, принимал деятельное участие в побоище, пока ему не удавалось наконец связать по рукам и ногам зачинщика или зачинщицу драки. (...) Здание было совершенно непригодно для жилья. Заключенные, скорченные и покрытые грязью, сидели в каменных карцерах, узких, холодных, сырых, лишенных света и воздуха; ужасные конуры, куда не хватило бы духа запереть самое отвратительное животное! Умалишенные, которые помещались в эти клоаки, отдавались на произвол сторожей, а сторожа эти набирались из арестантов. Женщины, часто совершенно голые, сидели закованные цепями в подвалах, которые наполнялись крысами во время поднятия уровня воды в Сене».
В сумасшедшем доме она довольно рано умерла, что неудивительно для тонкой и поэтической натуры - девушки, дочери сенатора, помещенной в подобное место, где все уверения пациента в том, что он нормален, воспринимались только как обострение с соответствующими последствиями. И больше она Дантесу не мешала.
А Жорж Дантес прожил свою благополучную жизнь, умер в богатстве и почете, окруженный детьми и внуками...
Он так до смерти и не прочитал ни одной строчки Пушкина.