Карелия (часть первая)
Многочисленные рассказы и воспоминания мои о Монголии связаны, как я уже говорил, практически с десятью годами моей жизни. Вообще-то, если говорить об экспедициях, то, кроме Монголии, была Якутия, Тува, Кольский полуостров, Урал и была Карелия...
После первого курса института в 1975 году я съездил на свою первую производственную практику в Якутию, познакомился с замечательным коллективом кафедры геохимии и радиоактивных методов поиска и разведки полезных ископаемых, и решил, что надо срочно переводиться на вечернее отделение, чтобы летом ездить не на учебные практики, а в экспедиции.
А, кстати, после второго курса у геофизиков должна была быть учебная практика в Крыму. Это до сих пор одно из самых любимых воспоминаний моих однокурсников. Крым, не очень обременительная практика, дешёвое вино, солнце, иногда море и романтика студенческой жизни: влюблённости, гуляния под звёздным небом, песни у костра и многое-многое другое.
Я этого ничего не знаю, потому что после первого семестра второго курса перевёлся на вечернее отделение, начал работать на кафедре геохимии с тем, чтобы уже лето 76-го года провести в экспедициях. Я надеялся, что вновь поеду в полюбившуюся мне Якутию на Алданский горст.
Но судьба распорядилась иначе и летом 76-го года я впервые поехал в экспедицию в Карелию, в Беломорский район.
Весной я на пять месяцев был отправлен с отрывом от производства на курсы шофёров, получил права категории "С" и после того, как это произошло, меня торжественно наше начальство вывело на один из дворов Горного института, где стояла военная техника от военной кафедры и огромное количество всяких машин, причём большинство из них были на "приколе" уже давно. Меня подвели к "замечательному" автомобилю - это был автобус марки "КАвЗ" (по-моему, расшифровывается как "Курганский автобусный завод"). Этот автобус был похож на те автобусы, на которых в своё время, простите, возили покойников на кладбище. Были две дверцы у кабины и большая грузовая дверь сзади, два сидения - одно водительское и одно пассажирское, а весь остальной кузов приспособлен под перевозку грузов. Окон в фургоне не было, кроме окон на дверях кабины. Но самое главное достоинство этого "замечательного" автобуса заключалось в том, что он имел два моста.
Состояние автобуса было, мягко говоря, плачевным. Последний раз, судя по воспоминаниям старожилов, на нём ездили лет семь тому назад. Восьмой год он стоял на улице, ржавел, потихонечку с него растаскивали всё, что можно растащить. Техосмотр он не проходил, естественно, все эти семь лет. Но мне гордо сказали, что нашему геохимическому отряду, который должен был работать на золото в Карелии, руководство института выделяет этот "крутой" автотранспорт и под моим чутким руководством (а на самом деле моими руками и полученными навыками на пятимесячных курсах) я должен был восстановить это транспортное средство, перегнать его в Беломорский район (а это, немного-немало, а 950 километров), где буду работать в должности старшего лаборанта лаборатории геохимических поисков и по совместительству на одну треть ставки водителем этого автобуса.
Как я латал этот автобус, это отдельная история. Но при этом был несомненный плюс, потому что не было, наверное, ни одного узла (впрочем, забегая вперед, был один - это стремянки), которые не были бы перебраны моими руками и либо не восстановлены, либо не отремонтированы.
Устройство автобуса (будь-то ходовая, будь-то тормозная система, электрика или движок) я знал как свои пять пальцев. И, тем не менее, учитывая семилетний простой и нехватку запчастей, я понял, что техосмотр я на этом чудовище не сдам.
Начальником отряда был у нас Юра Стуккей - доцент кафедры геохимии. Отряд уже выехал в посёлок Лехта Беломорского района, и мною вместе с моим однокурсником Сашкой Авдеевым (который остался ждать меня, чтобы помочь перегонять автобус), было принято решение выезжать в три часа ночи в расчёте на то, что гаишники спят и никто нас не тормознёт.
Для этого накануне вечером, уже полностью уложив необходимый провиант, инструменты, запчасти и другое полевое снаряжение, которое мы должны были доставить в отряд в виде спальников, раскладушек и прочего, я перегнал автобус из институтского двора во двор Сашкиного дома, где он жил в коммунальной квартире, а окна его комнаты выходили прямо на Атлантов на Миллионной улице.
Заезжая вечером через ворота во двор, я благополучно оцарапал левый бок у свежевыкрашенного лично мною автобуса, потом долго маневрировал в небольшом дворике - хотел нормально поставить автобус, чтобы он, с одной стороны, не мешал другим машинам, а с другой - мы легко могли ночью выехать из ворот. Оказалось, что мои практические навыки водителя ещё далеки до совершенства, но нас это нисколько не смущало.
Полтретьего ночи я приехал к Сашке на такси, разбудил его, и ровно в три, как и договаривались, мы выехали на автобусе за ворота дома, с ветерком прокатились по Миллионной, и поехали через площадь Александра Невского в сторону Мурманского шоссе.
ГАИ мы действительно проехали благополучно.
Когда мы выехали из города, я попробовал развить крейсерскую скорость, она оказалась равной всего лишь 55 километрам, с большей скоростью это чудо техники, даже при педали газа до полика, ехать не хотело, и то это для меня была очень большая скорость. Помню, что даже два или три транспортных средства мне удалось обогнать, чем я несказанно гордился. Навыки водительского мастерства приходили, что называется, на ходу, в прямом смысле этого слова. Помню, что были интересные приключения. И вот на третьи сутки мы въехали в посёлок Лехта.
Расположился лагерь на берегу огромного озера, в котором водилась рыбка ряпушка. Место для базы нашего отряда Юра нашёл в стоящей на пригорке заброшенной двухэтажной деревянной школе, с чердака которой просматривался весь посёлок Лехта и даже противоположный берег очень большого озера.
Но не мы одни облюбовали эту школу.
Когда я приехал, первого, кого я увидел, был зэковатого вида работник в брезентухе, который своеобразно поприветствовал меня. Честно говоря, витиеватую формулировку сейчас не воспроизведу, но это было что-то среднее между феней, простым матом и какими-то междометиями, но, тем не менее, это было приветствие. Как оказалось, это был Жора, с которым потом проводили довольно много интересных вечеров. Этот Жора очень неплохо играл на гитаре и к стыду своему я впервые в его исполнении услышал замечательные песни группы "Машина времени", в частности - "Я пью до дна за тех, кто в море!" Более того, по своей наивности, я вообще сначала подумал, что это его собственные песни.
Но Жора благородно рассказал мне о Макаревиче и его замечательной группе. Только осенью, вернувшись после поля, я нашёл магнитофонные записи "Машины времени" и с упоением стал слушать в оригинале прекрасные песни этой группы.
И вот начались наши геохимические будни. Как я говорил, отряд наш работал на золото. Мы искали так называемые геохимические ловушки по берегам болот. Суть работы заключалась в очень незатейливой технологии. Были сделаны из буровой трубы сороковки трёхметровые штанги. На одном конце этой штанги был приварен здоровый металлический набалдашник, по которому нужно было бить кувалдой, а с другой стороны в пяти сантиметрах от обреза трубы была сделана длинная прорезь, через которую специальной металлической шпилькой нужно было выталкивать забившийся в трубу грунт. А чтобы грунт туда забился, нужно было втыкать в болотину эту трубу, пробивать её сквозь торф и прочие радости до некоего дна, а потом в это самое дно вбивать кувалдой эту трубу сантиметров на сорок. Своеобразный керн грунта забивался в трубу, потом эта труба вытаскивалась. Иногда из болота только и торчал набалдашник от этой трёхметровой трубы- но это отдельная песня. Иногда вытащить этот забойник удавалось только через пол- или целый час.
Как я уже говорил, шпилькой в специальный мешочек (эти мешочки были, как правило, сшиты из очень весёленького разноцветного ситца) выбивалась эта проба, туда же вкладывалась запись, сделанная только карандашом на пергаментной бумаге. Делалась соответствующая запись с привязкой на местности и номер пробы, которая также писалась на этикетке и в специальный журнал, а делал это всё так называемый записатор. Работали обычно в паре. После всех этих манипуляций пара шла дальше, оконтуривая болото. Это когда мы работали по болоту.
Иногда нужно было сделать некий участок на суше, и тогда мы разбивали профиля. Допустим, через каждые 50 метров надо было брать с определенного уровня, например, от глубины 0,6 м до глубины 0,8 м пробу. Тут была большая проблема - для того, чтобы добить до глубины 0,6, сначала делался шпур специальным ломом. Лом был сделанным из такого же диаметра трубы, на конце для утяжеления набалдашник килограмм на восемь, а конец трубы был заострён. Так как в Карелии почва моренная и очень много булыжников в песке, то не всегда удавалось достичь глубины 0,6 метра, для этого впереди кто-то шёл, делал несколько отверстий, а чтобы идущий вослед отборщик знал, куда вставлять заборник, обычно клали поперёк этого шпура веточку. Вот такая нехитрая технология.
Подробно так рассказываю потому, что будет одна история, а может сейчас с неё и начну, где очень важно понять, как происходила такая работа.
Историй удивительных было много. Всего я, по-моему, проработал четыре сезона в Карелии, причём на кафедре геохимии, кажется, три сезона, потом ещё один сезон, когда перешёл в ВИРГ в аэропартию. Правда, в аэропартии мы работали поюжнее, немного севернее Петрозаводска. Помню Медвежьегорский район, Пудожский район - вот в этих местах Карелии я работал уже в 79-ом году.
Нужно сказать, что в первом же поле сформировалась очень интересная команда. Я был уже после второго курса. После первого курса поехали на производственную практику несколько студентов, среди них такая выдающаяся личность, как Вовка Пахтель по кличке "Бич" - весёлый, замечательный парнишка, с которым мы очень много, прямо скажем, чудили и придумывали всяких хохм, потому что по натуре были с ним оптимистами и весельчаками.
Продолжение следует ...
После первого курса института в 1975 году я съездил на свою первую производственную практику в Якутию, познакомился с замечательным коллективом кафедры геохимии и радиоактивных методов поиска и разведки полезных ископаемых, и решил, что надо срочно переводиться на вечернее отделение, чтобы летом ездить не на учебные практики, а в экспедиции.
А, кстати, после второго курса у геофизиков должна была быть учебная практика в Крыму. Это до сих пор одно из самых любимых воспоминаний моих однокурсников. Крым, не очень обременительная практика, дешёвое вино, солнце, иногда море и романтика студенческой жизни: влюблённости, гуляния под звёздным небом, песни у костра и многое-многое другое.
Я этого ничего не знаю, потому что после первого семестра второго курса перевёлся на вечернее отделение, начал работать на кафедре геохимии с тем, чтобы уже лето 76-го года провести в экспедициях. Я надеялся, что вновь поеду в полюбившуюся мне Якутию на Алданский горст.
Но судьба распорядилась иначе и летом 76-го года я впервые поехал в экспедицию в Карелию, в Беломорский район.
Весной я на пять месяцев был отправлен с отрывом от производства на курсы шофёров, получил права категории "С" и после того, как это произошло, меня торжественно наше начальство вывело на один из дворов Горного института, где стояла военная техника от военной кафедры и огромное количество всяких машин, причём большинство из них были на "приколе" уже давно. Меня подвели к "замечательному" автомобилю - это был автобус марки "КАвЗ" (по-моему, расшифровывается как "Курганский автобусный завод"). Этот автобус был похож на те автобусы, на которых в своё время, простите, возили покойников на кладбище. Были две дверцы у кабины и большая грузовая дверь сзади, два сидения - одно водительское и одно пассажирское, а весь остальной кузов приспособлен под перевозку грузов. Окон в фургоне не было, кроме окон на дверях кабины. Но самое главное достоинство этого "замечательного" автобуса заключалось в том, что он имел два моста.
Состояние автобуса было, мягко говоря, плачевным. Последний раз, судя по воспоминаниям старожилов, на нём ездили лет семь тому назад. Восьмой год он стоял на улице, ржавел, потихонечку с него растаскивали всё, что можно растащить. Техосмотр он не проходил, естественно, все эти семь лет. Но мне гордо сказали, что нашему геохимическому отряду, который должен был работать на золото в Карелии, руководство института выделяет этот "крутой" автотранспорт и под моим чутким руководством (а на самом деле моими руками и полученными навыками на пятимесячных курсах) я должен был восстановить это транспортное средство, перегнать его в Беломорский район (а это, немного-немало, а 950 километров), где буду работать в должности старшего лаборанта лаборатории геохимических поисков и по совместительству на одну треть ставки водителем этого автобуса.
Как я латал этот автобус, это отдельная история. Но при этом был несомненный плюс, потому что не было, наверное, ни одного узла (впрочем, забегая вперед, был один - это стремянки), которые не были бы перебраны моими руками и либо не восстановлены, либо не отремонтированы.
Устройство автобуса (будь-то ходовая, будь-то тормозная система, электрика или движок) я знал как свои пять пальцев. И, тем не менее, учитывая семилетний простой и нехватку запчастей, я понял, что техосмотр я на этом чудовище не сдам.
Начальником отряда был у нас Юра Стуккей - доцент кафедры геохимии. Отряд уже выехал в посёлок Лехта Беломорского района, и мною вместе с моим однокурсником Сашкой Авдеевым (который остался ждать меня, чтобы помочь перегонять автобус), было принято решение выезжать в три часа ночи в расчёте на то, что гаишники спят и никто нас не тормознёт.
Для этого накануне вечером, уже полностью уложив необходимый провиант, инструменты, запчасти и другое полевое снаряжение, которое мы должны были доставить в отряд в виде спальников, раскладушек и прочего, я перегнал автобус из институтского двора во двор Сашкиного дома, где он жил в коммунальной квартире, а окна его комнаты выходили прямо на Атлантов на Миллионной улице.
Заезжая вечером через ворота во двор, я благополучно оцарапал левый бок у свежевыкрашенного лично мною автобуса, потом долго маневрировал в небольшом дворике - хотел нормально поставить автобус, чтобы он, с одной стороны, не мешал другим машинам, а с другой - мы легко могли ночью выехать из ворот. Оказалось, что мои практические навыки водителя ещё далеки до совершенства, но нас это нисколько не смущало.
Полтретьего ночи я приехал к Сашке на такси, разбудил его, и ровно в три, как и договаривались, мы выехали на автобусе за ворота дома, с ветерком прокатились по Миллионной, и поехали через площадь Александра Невского в сторону Мурманского шоссе.
ГАИ мы действительно проехали благополучно.
Когда мы выехали из города, я попробовал развить крейсерскую скорость, она оказалась равной всего лишь 55 километрам, с большей скоростью это чудо техники, даже при педали газа до полика, ехать не хотело, и то это для меня была очень большая скорость. Помню, что даже два или три транспортных средства мне удалось обогнать, чем я несказанно гордился. Навыки водительского мастерства приходили, что называется, на ходу, в прямом смысле этого слова. Помню, что были интересные приключения. И вот на третьи сутки мы въехали в посёлок Лехта.
Расположился лагерь на берегу огромного озера, в котором водилась рыбка ряпушка. Место для базы нашего отряда Юра нашёл в стоящей на пригорке заброшенной двухэтажной деревянной школе, с чердака которой просматривался весь посёлок Лехта и даже противоположный берег очень большого озера.
Но не мы одни облюбовали эту школу.
Когда я приехал, первого, кого я увидел, был зэковатого вида работник в брезентухе, который своеобразно поприветствовал меня. Честно говоря, витиеватую формулировку сейчас не воспроизведу, но это было что-то среднее между феней, простым матом и какими-то междометиями, но, тем не менее, это было приветствие. Как оказалось, это был Жора, с которым потом проводили довольно много интересных вечеров. Этот Жора очень неплохо играл на гитаре и к стыду своему я впервые в его исполнении услышал замечательные песни группы "Машина времени", в частности - "Я пью до дна за тех, кто в море!" Более того, по своей наивности, я вообще сначала подумал, что это его собственные песни.
Но Жора благородно рассказал мне о Макаревиче и его замечательной группе. Только осенью, вернувшись после поля, я нашёл магнитофонные записи "Машины времени" и с упоением стал слушать в оригинале прекрасные песни этой группы.
И вот начались наши геохимические будни. Как я говорил, отряд наш работал на золото. Мы искали так называемые геохимические ловушки по берегам болот. Суть работы заключалась в очень незатейливой технологии. Были сделаны из буровой трубы сороковки трёхметровые штанги. На одном конце этой штанги был приварен здоровый металлический набалдашник, по которому нужно было бить кувалдой, а с другой стороны в пяти сантиметрах от обреза трубы была сделана длинная прорезь, через которую специальной металлической шпилькой нужно было выталкивать забившийся в трубу грунт. А чтобы грунт туда забился, нужно было втыкать в болотину эту трубу, пробивать её сквозь торф и прочие радости до некоего дна, а потом в это самое дно вбивать кувалдой эту трубу сантиметров на сорок. Своеобразный керн грунта забивался в трубу, потом эта труба вытаскивалась. Иногда из болота только и торчал набалдашник от этой трёхметровой трубы- но это отдельная песня. Иногда вытащить этот забойник удавалось только через пол- или целый час.
Как я уже говорил, шпилькой в специальный мешочек (эти мешочки были, как правило, сшиты из очень весёленького разноцветного ситца) выбивалась эта проба, туда же вкладывалась запись, сделанная только карандашом на пергаментной бумаге. Делалась соответствующая запись с привязкой на местности и номер пробы, которая также писалась на этикетке и в специальный журнал, а делал это всё так называемый записатор. Работали обычно в паре. После всех этих манипуляций пара шла дальше, оконтуривая болото. Это когда мы работали по болоту.
Иногда нужно было сделать некий участок на суше, и тогда мы разбивали профиля. Допустим, через каждые 50 метров надо было брать с определенного уровня, например, от глубины 0,6 м до глубины 0,8 м пробу. Тут была большая проблема - для того, чтобы добить до глубины 0,6, сначала делался шпур специальным ломом. Лом был сделанным из такого же диаметра трубы, на конце для утяжеления набалдашник килограмм на восемь, а конец трубы был заострён. Так как в Карелии почва моренная и очень много булыжников в песке, то не всегда удавалось достичь глубины 0,6 метра, для этого впереди кто-то шёл, делал несколько отверстий, а чтобы идущий вослед отборщик знал, куда вставлять заборник, обычно клали поперёк этого шпура веточку. Вот такая нехитрая технология.
Подробно так рассказываю потому, что будет одна история, а может сейчас с неё и начну, где очень важно понять, как происходила такая работа.
Историй удивительных было много. Всего я, по-моему, проработал четыре сезона в Карелии, причём на кафедре геохимии, кажется, три сезона, потом ещё один сезон, когда перешёл в ВИРГ в аэропартию. Правда, в аэропартии мы работали поюжнее, немного севернее Петрозаводска. Помню Медвежьегорский район, Пудожский район - вот в этих местах Карелии я работал уже в 79-ом году.
Нужно сказать, что в первом же поле сформировалась очень интересная команда. Я был уже после второго курса. После первого курса поехали на производственную практику несколько студентов, среди них такая выдающаяся личность, как Вовка Пахтель по кличке "Бич" - весёлый, замечательный парнишка, с которым мы очень много, прямо скажем, чудили и придумывали всяких хохм, потому что по натуре были с ним оптимистами и весельчаками.
Продолжение следует ...