Люди в истории
Люди в истории, исторические личности, фото из интернета, ретро, фото о людях, портрет, лицо.
.Личность в истории: эволюция взглядов
Автор: Гринин Л. Е.
Журнал: История и современность. Выпуск №2(12)/2010
Введение
В процессе размышлений над историческими событиями всегда возникает вопрос о роли исторических деятелей: как повлияла определенная личность на выбор той или иной альтернативы развития? изменил ли ход истории результат ее деятельности и насколько? было ли неизбежным такое изменение или нет? и т. п.
Интерес к проблеме роли личности во многом зависит от положения философии и теории истории в системе знания, а также от характера самой эпохи. Естественно, что в спокойные времена он снижается, а в бурные - растет. Так, в первой половине ХХ в. проблема роли личности была очень актуальной (см.: Крюк 1955: 3), поскольку оказалось - на первый взгляд неожиданно, - что выплывшие как будто бы ниоткуда деятели способны «перевернуть» не только свои страны, но и весь мир, а также и весь уклад жизни.
Современный период - но уже на другой лад - также является судьбоносным, причем не для отдельных стран, а для всего мира в целом. Вопреки звучащим в начале 1990-х гг. прогнозам о «конце истории» (см.: Фукуямы 1992) события последних десятилетий свидетельствуют об обратном. История не подошла к концу, а к началу грандиозных перемен. Человечество оказалось у нового поворотного пункта развития, а в такие эпохи действия субъектов истории, к которым, несомненно, относятся политики и другие «значимые личности», в определенных случаях могут оказать особое влияние на последующее развитие.
Тут, забегая вперед, скажем: поскольку роль личности растет в зависимости от масштаба сцены, а также от того, сколько «запасных» путей есть у эволюции, можно говорить о том, что глобализация существенно повышает роль личности, в том числе роль ученых и иных инноваторов. Ведь альтернативных путей развития становится меньше, а следовательно, риск растет.
Из очевидной истины о том, что люди делают историю, вытекает целый ряд вопросов, остающихся по-прежнему дискуссионными, например какова в общей человеческой деятельности роль выдающихся людей, этих, по выражению С. Л. Утченко (1973: 3), вечных спутников человечества. Или возьмем такую сложную и едва ли не центральную для философии истории проблему соотношения закономерного и случайного. С одной стороны, мы знаем огромное число случаев, когда смена личностей (например, череда убийств монархов и переворотов) не влекла решающих перемен. С другой стороны, несомненно, бывают отдельные - хотя и не столь уж редкие - периоды и обстоятельства, когда от, казалось бы, малых вещей в большей или меньшей степени зависит будущее не только отдельных обществ, но и всего человечества. Причем такие судьбоносные моменты всегда связаны с борьбой и влиянием различных исторических деятелей. А ведь присутствие или отсутствие той или иной личности в определенный момент всегда до известной степени случайно и остается таковым, пока какая-то личность появляется и закрепляется в определенной роли (тем самым затрудняя или облегчая приход других).
Таким образом, уловить, от чего зависит роль личности: от нее самой, исторической ситуации, исторических законов, случайностей или от всего сразу, в какой комбинации и как именно, - сложно. Мы уже не говорим о том, что и сам ответ в огромной степени зависит от избранного нами аспекта, угла и точки зрения, рассматриваемого периода и прочих релятивистских и методологических аспектов.
«Самый факт, что в основе всей истории лежат противоречия, противоположности, борьба, войны, - справедливо подчеркивает А. Лабриола, - объясняет решающее влияние определенных людей при определенных обстоятельствах» (Лабриола 1960: 182-183). Но вопрос о том, что это за «определенные обстоятельства», в каких случаях они возникают, а в каких нет, следовательно, когда роль личности (и какой личности) велика, а когда мала, требует особых анализа и процедур, включающих множество факторов, в том числе характер эпохи и общества и т. п. Анализу этих процедур и обстоятельств в авторской интерпретации будет посвящена следующая статья, в которой также рассмотрены современные взгляды на проблему. А в настоящей статье мы сосредоточимся на том, как решали эти проблемы мыслители и историки прошлого (с древности до начала ХХ в. включительно).
1. Представления о роли личности в истории до середины XVIII в. в.
Историю взглядов на проблему роли личности в истории можно разделить на два больших этапа: 1) когда эта проблема в качестве самостоятельной проблемы теории и философии истории не выделялась (примерно до первой трети - середины ХVIII в.), но так или иначе поднималась в связи с рассмотрением различных иных вопросов; 2) когда она стала одной из самостоятельных проблем философии истории (с середины ХVIII в.).
Историография возникла не в последнюю очередь из потребности описать великие деяния правителей и героев. Но поскольку еще не было собственно теории и философии истории, естественно, что долгое время и проблема роли личности как самостоятельная не рассматривалась. Лишь в нечетком виде она возникала вместе с таким философским вопросом: имеют ли люди свободу выбора или все предопределено заранее волею богов, судьбою? И т. п. Чаще всего эти вопросы решались в том смысле, что судьбы людей находятся полностью в руках высших сил. Особенно это ярко вы - ражено в исторических книгах Библии («Книга царств» и др.), которые оказали, без преувеличения, огромное влияние на средневековую и последующую историографию и теологию истории.
Античность. Древние греки и римляне в большинстве своем смотрели на будущее фаталистично, то есть они в целом считали, что судьбы всех людей предопределены заранее. Вот почему тема предсказаний и предопределений, которые непременно - несмотря ни на какие попытки обойти волю судьбы - осуществятся, очень характерна для них. Такова, например, история персидского царя Кира, будущее которого было предсказано его деду-мидийцу Астиагу во сне (Геродот. История я: 107 и далее). И такова же история Ромула и Рема (Ливий. История Рима от основания города я: 1, 3-4).
В то же время греко-римская историография была в основном гуманистической, поэтому наряду с верой в судьбу в ней присутствовала идея, что от сознательной деятельности человека зависит очень многое. Например, даже постоянно упоминающий о судьбе в своей «Всеобщей истории» Полибий (200-120 гг. до н. э.) считал, что разорвать круг цикличности, в результате которого происходит деградация государств, все же можно, если установить смешанную форму государства, сочетающую начала монархии, аристократии и демократии, чтобы каждая власть служила противодействием другой, как это было сделано в Риме и Карфагене (Полибий. Всеобщая история в.: 10, 6). Естественно, что сделать это без выдающихся людей было бы невозможно.
В любом случае, деятельность личностей - один из самых очевидных исторических факторов. Примеры выдающихся полководцев и государственных деятелей, добившихся потрясающих успехов (таких как Александр Македонский) или, напротив, проигравших (как Ганнибал или Пирр), никого не могли оставить равнодушными. Неудивительно, что ряд историков, особенно тех, кто работал в жанре биографии, как Плутарх (ок. 45 - ок. 127 гг. н. э.), придавали большое значение роли отдельных исторических личностей. Веру греков и римлян в роль выдающихся людей подтверж-дает и то, что они приписывали отдельным законодателям (Ликургу, Ромулу, Сервию Туллию и др.) единовременное установление определенного порядка на долгие века, хотя современные исследователи говорят, что многие приписываемые древним законодателям установления были введены в течение длительного времени и трансформировались в ходе истории.
Таким образом, для греко-римской общественно-исторической мысли характерна двойственность. С одной стороны, какая бы причина исторических событий ни выдвигалась тем или иным античным историком, все они в конечном итоге склонялись к при - знанию высшей причины, часто отождествляемой с понятием судьбы, которой подчиняются даже боги и которую невозможно познать (см.: Кузищин 1980: 15). Но, с другой стороны, для античной мысли важнейшими движущими силами истории выступали также и вполне земные причины. Особенностью такого взгляда являлось то, что в античности не было ни характерной для Ближнего Востока примитивности, ни тотального провиденциализма сред - них веков.
По мнению Р. Коллингвуда, античная историография была повествованием об истории человеческих деяний, целей, успехов и неудач. Она допускала божественное вмешательство, однако у богов не было собственного плана развития человеческой истории. Они только обеспечивали успех или же разрушали планы людей. Поэтому у античных писателей имелась нечеткая тенденция к уменьшению роли богов или к замене ее простыми олицетворениями человеческой деятельности, такими как гений императора, богиня Рима или же добродетели, изображенные на римских императорских монетах (и добавлю - еще чаще судьбой, роком, фатумом). Конечным результатом этого развития оказывалась тенденция к поиску причин всех исторических событий в личности, индивидуальной или корпоративной, действующей в истории. Все это приводило к выводу, что любое историческое событие - прямой результат человеческой воли, что кто-то всегда ответствен за него и именно эту личность надо хвалить или порицать за данное событие в зависимости от того, оказалось оно хорошим или плохим (Коллингвуд 1980: 41-42).
Тем не менее, несмотря на многие заслуги античной историографии, она не создала цельной философии истории (см.: Лосев 1977: 22 и др.; Гринин 2010а: 186-187), а те идеи, которые в ней имелись, часто сводили историческое развитие к вечным циклам. Проблема роли личности не была по-настоящему поставлена античными авторами, а указанная двойственность (между фатализмом и верой в силы человека) в любом случае не позволила бы античным авторам ее решить.
Средние века. Иначе и в определенной мере более логично (хотя, конечно, неверно) проблему роли личности решали в средневековой теологии истории. Согласно этому взгляду, недвусмысленно исторический процесс рассматривался как реализация не человеческих, а божественных целей.
История, по представлениям Августина и абсолютного большинства других христианских мыслителей, осуществляется по изначально имеющемуся божественному плану, а те или иные люди являются избранными богом деятелями. Они могут воображать, что действуют согласно своим воле и целям, но в действительности их деятельность направлена на реализацию замысла, который известен только Богу. Однако последний действует не прямым образом, а именно через избранных им людей. Следовательно, понять роль этих людей означало отыскать намеки на замысел Бога. Вот почему интерес к роли личности в истории в определенном аспекте приобретал особую значимость.
И Возник зародыш будущего расхождения в понимании исторических законов и роли личности. С одной стороны, исторический деятель - человек, ибо все, что происходит в истории, происходит по его воле. С другой стороны, человек изначально не способен предвидеть результаты своих действий, он существует лишь как средство осуществления божественных предначертаний (см.: Коллингвуд 1980: 41-42). Это принижало гуманистический аспект истории, но поиск скрытых за действиями людей более глубоких причин, чем их желания и страсти, объективно способствовал развитию философии истории (в которой эта воля Бога либо оставалась в той или иной интерпретации, например Абсолюта, как у Гегеля, либо заменялась неумолимыми законами истории).
Однако Августин и другие средневековые философы, в том числе и Фома Аквинский, оказались не в состоянии непротиворечиво разрешить проблему свободы воли (выбора) человека. Если он свободен, то должен отвечать за свои поступки; если же все пред-определено, то человек не может отвечать за себя, он просто марионетка, а значит, в его прегрешениях нет вины. Забегая хронологически вперед, отметим, что в период Реформации в XVI в. проблема свободы воли человека встала с новой силой. Реформаторы (Лютер, Кальвин, Цвингли и др.) обратились к Библии как к непосредственному источнику божественного откровения. Лютер (в отличие от таких немецких гуманистов, как Эразм Роттердамский) не признавал свободы воли и настаивал на буквальном толковании принципа божественного провидения. Согласно Кальвину, судьбы людей предопределены Богом заранее, поэтому среди людей есть избранные и осужденные. Последние не могут собственными усилиями добиться благословения, а избранные в любом случае остаются избранными. Таким образом, представление о человеческой судьбе и истории предстает в учении Кальвина полностью фаталистическим. При этом, постоянно пересматривая свой главный труд «Наставления в христианской вере», Кальвин даже усиливал этот фатализм (Порозовская 1995: 186-187, 193). Однако в его концепции нашелся удачный спасительный выход. Человек не может знать заранее, избран ли он. Только состояние его дел косвенно показывает, приближен ли он к Богу. Это способствовало тому, что кальвинисты стремились к наибольшему успеху в жизни. Странным образом фатализм кальвинистского учения не повлиял на активную жизненную позицию многих исповедовавших его людей. Никто из верующих не сомневался в своем спасении, но только старался оказаться достойным его (Порозовская 1995: 256).
Несмотря на провиденциализм, биографический жанр был довольно распространен в средневековой историографии. Заметных успехов в этом жанре достигли византийские историки в период подъема византийской культуры в ХІ-ХІІ вв. В частности, грандиозным жизнеописанием императора Алексея Комнина я является написанная его дочерью Анной Комниной (1083 - ок. 1148) «Алексиада». Труд крупнейшего историка Византии Михаила Пселла (1018 - ок. 1078 или ок. 1096) «Хронография» является одним из наиболее заметных памятников византийской исторической мысли. Каждая глава сочинения Пселла посвящена определенному императору, фигура которого оказывается уже не просто одним из звеньев времени, как в хрониках, а предметом биографического повествования. В его представлении любой человек - существо противоречивое, изменчивое и непостоянное, и задачу свою он видел в том, чтобы эту противоречивость и изменчивость изобразить (см.: Долинин, Любарский 1999: 360). Как отмечает А. Л. Шапиро (1993: 53), здесь мы видим заметное продвижение в методе исторического портрета по сравнению с тем, что делали Тацит и другие римские писатели. Будучи христианином, Михаил Пселл возводил события истории к воле божественного провидения, но в то же время, подобно своим античным предшественникам, считал необходимым исследовать их земные причины и результаты, в том числе и деятельность конкретных личностей.
Если обратиться к предшественникам ранневизантийским Пселла, то нельзя пройти мимо такой крупной фигуры, как Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 - после 562). Этот сирийский грек, получивший прекрасное светское образование, преуспевал на политической и дипломатической службе при дворе императора Юстиниана я, названного Великим. Это был период наивысшего подъема Византийской империи, когда казалось, что удастся возродить Римскую империю в полном объеме и на Востоке, и на Западе. Эпоха Юстиниана также ознаменовалась колоссальным достижением общественной мысли - кодификацией римского права, сыгравшего огромную роль в становлении европейской цивилизации. Но Юстиниан надорвал силы империи. Все это определяет двойственность позиции Прокопия. Очень интересно для понимания нашей темы увидеть, как оценка роли личности в истории зависит от самого историка, его положения и мировоззрения. Если в своих официальных произведениях «История войн Юстиниана с персами, вандалами и готами» и «О постройках Юстиниана» Прокопий прославляет императора, его войны и политику, то в своей «Тайной истории» излагает иной взгляд на состояние империи, облик ее правителей и политической элиты. Он подверг Юстиниана и его окружение критике и резкому моральному осуждению, изобразил его правление как тиранию, а результаты его политики расценил как вредные и губительные для государства.
В отличие от европейской арабская мысль, также очень склонная к провиденциализму, все же отдавала большую дань вкладу исторических личностей в ход событий, хотя, разумеется, никакой особой теории тут не было и не могло быть создано. Напротив, наиболее крупный и известный арабский теоретик (социолог, историк и философ) Ибн-Халдун (1332-1406) в своей концепции, изложенной в большом «Введении» (по-арабски «Мукаддима») к обширному историческому труду «Книга примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живших с ними на земле», скорее придерживался детерминистского взгляда, рассматривая ход истории как повторение с вариациями династийно-политического цикла. В его изложении роль личности правителей не особенно важна, так как ходом истории управляют законы смены династий и фаз изменения жизни в государстве (тексты и комментарий см.: Игнатенко 1980; см. также: Бациева 1965).
В большей мере роль личностей учитывается, пожалуй, в китайской историографии, где объяснение упадка династий связывается с неправильной политикой, а философско-политические трактаты указывают, в каком случае политика оказывается удачной, а в каком - нет. Дело в том, что династийные истории в китайской историографии составлялись ужепосле падения династии, когда появлялась возможность критически оценить результаты ее деятельности и применить концепцию «мандата неба» (то есть поддержки или отказа от поддержки императора высшими силами). Однако все же в китайской традиции преобладают морально-назидательные концепции, стремящиеся показать, что отход от конфуцианской морали ведет к потере «мандата неба».
Отметим, кстати, что на интерес к роли личности в китайской историографии указывает и тот факт, что начиная с «Исторических записок» основоположника китайской историографии Сыма Цяня (145-86 гг. до н. э.) и «Истории Ханьской династии» Бань Гу (32-92 гг. н. э.) в исторические сочинения часто включаются целые разделы, посвященные биографиям исторических личностей.
В эпоху Возрождения, особенно в ее ранний период, гуманистический аспект истории вышел на первый план, поэтому и вопрос о роли личности - правда, не в чистом виде как теоретическая проблема - занял довольно видное место в рассуждениях гуманистов. Интерес к биографиям и деяниям великих людей был очень высоким. И хотя роль Провидения по-прежнему считалась ведущей в истории, в качестве важнейшей движущей силы признается и деятельность выдающихся людей. В целом у гуманистов, особенно раннего итальянского Возрождения (а также и у части их современников-интеллектуалов в других странах, хотя и не всегда в той же степени), подход был существенно сходным с античными авторами. Это неудивительно, так как гуманисты и рассматривали свою эпоху как возврат (возрождение) античной культуры, перед которой в прямом смысле слепо преклонялись. Так же, как и их античные кумиры, они не рассматривали вопрос о роли личности в теории, но зато так или иначе рассуждали о земных причинах успехов, неудач, влияния политических и исторических деятелей и их личных качествах, повлиявших на результат. Самостоятельное значение приобретал биографический жанр, создание исторических портретов, например «Жизнь замечательных людей» ХV в. Веспасиано да Бистиччи (1421-1498), «Книга жизнеописаний Христа и всех пап» Бартоломео Платины (1421-1481). Как считает Л. М. Брагина (1999: 54), именно признанием роли личности в истории были обусловлены, в частности, и весьма распространенные в трудах гуманистов так называемые вставные речи, вкладывавшиеся в уста отдельных деятелей с целью показать их влияние на дальнейший ход событий (там же; см. также: Галкин 1977: 14). Однако с этим можно согласиться только отчасти. Во многом тут чувствуется не столько сознательное осмысление роли личности, сколько подражание Фукидиду и некоторым другим античным авторам, активно использовавшим такой литературный прием.
Существенным исключением в вопросе о роли личности (как и в ряде других отношений) была концепция Н. Макиавелли, изложенная прежде всего в его знаменитой работе «Государь» (или «Князь»; см., например: Макиавелли 1990), в которой он считает, что от целесообразности политики правителя, от его способности использовать нужные средства, включая самые аморальные, зависит успех его политики и - если реконструировать его идеи - во многом ход истории.
Макиавелли, как и другие гуманисты, включая таких выдающихся, как Жан Боден (1530-1596), активно использует наследие античности. За образец он взял концепцию Полибия. Как и последний, но без столь многочисленных ссылок на судьбу и более последовательно, Н. Макиавелли исходил из признания того, что в истории действуют, говоря современным языком, объективные закономерности. Он также развивал сходную с идеей Полибия (который в свою очередь опирался на идеи «Политики» Аристотеля) концепцию о циклическом развитии форм политической организации общества. Поэтому вслед за Полибием он говорит о шести формах правления в их оппозиции (положительная - отрицательная формы): монархия - деспотия; аристократия - олигархия; демократия - анархия. Он показывает смену этих форм правления примерно так же, как и Полибий: монархия постепенно вырождается в тиранию, после ее свержения возникает господство аристократии; аристократия вырождается в олигархию; затем народ свергает олигархию; возникает демократия, которая позже вырождается во власть черни и в анархию. После этого государство должно погибнуть, если не будет его обновления в результате прихода к власти какой-то сильной личности, способной установить порядок и провести должные изменения в этом раздираемом враждой обществе. Этот момент, однако, Макиавелли в отличие от Полибия рассматривает всесторонне и подробно.
Макиавелли видит выход в объединении Италии под властью сильного и лишенного угрызений совести государя. В этот период Италия страдала от раздробленности. Поэтому Макиавелли казалось, что лучше любой самый беспринципный государь во главе единой Италии, чем постоянно соперничающие многочисленные итальянские государства, неспособные отразить внешнюю агрессию Франции и других стран (как позже Т. Гоббсу казалось, что лучше нарушение прав людей со стороны государства, чем внутренние смуты). Для достижения этой цели правитель, по мнению мыслителя, должен использовать все средства, в том числе аморальные: он всегда будет оправдан, если результаты окажутся хороши. Как бы ни относиться к идеям Макиавелли, нельзя не признать, что своим откровенным и даже циничным описанием соотношения моральных норм и политической целесообразности он поставил перед политической наукой и философией истории одну из самых сложных и дискуссионных проблем, которая уже несколько веков не может оставить никого равнодушным. Политика представала во всей ее противоречивости и реальности, а ее изучение переходило на уровень научного анализа (см.: Гринин 2010в: 173)... http://www.socionauki.ru/journal/articles/129557/Личность в истории: эволюция взглядов
.
.
.
.
.
. Изображение исторического лица
.
.
Фото о людях, ретро, фото из интернета, лицо, портрет, Исторические личности, Люди в истории .
.
.
. .