Долгая дорога к германо-польской войне (I)
Генерал бундесвера в отставке Герд Шульце-Ронхоф
Этот доклад генерал Шульце-Ронхоф читает перед жителями Германии на основе написанной им книги «1939. Война, у которой было много отцов. Длинная дорога ко второй мiровой войне.» Этот доклад вы можете прослушать и просмотреть в видеозаписи в интернете: http://gedankenfrei.wordpress.com/2008/07/08/wk2/ .
Редакция.
Несколько лет назад я исследовал вопрос, в какой степени на основании германских программ вооружения, осуществлявшихся между 1933 и 1939 годами, население Германии в 30-е годы могло сделать вывод о том, что у Гитлера есть агрессивные военные планы? Когда-то я, как молодой офицер Генерального штаба, работал в области вооружения, и с тех пор у меня в голове крепко сидит простая мысль: вооружаются, как правило, для того, чтобы защищать себя от кого-то, чтобы напасть на кого-то или чтобы стать для кого-то полноправным союзником. Всегда есть этот «кто-то», оправдывающий необходимость моего собственного вооружения.
А если мы хотим узнать, с какой целью какая-либо страна или, точнее, ее правительство, занимается вооружением, то необходимо сравнить ее вооружение с вооружением соседних государств. Для этого есть очень простая формула, которая позволяет дать оценку намерений, которые стоят за вооружением: если какое-либо правительство пытается создать такие вооруженные силы, которые бы в три раза превосходили вооруженные силы соседних государств, то можно исходить из того, что это правительство в долгосрочной перспективе готовится к войне. Но если такая страна или ее правительство удовлетворяются третью от вооруженных сил своих соседей, то можно исходить из того, что здесь занимаются вооружением только для того, чтобы при необходимости иметь возможность обезпечить оборону.
Если бы я хотел доказать, что Гитлер с 1933 года готовил агрессивную войну, то я должен был бы сравнить германское вооружение с вооружением соседних государств, а именно и совершенно конкретно с вооружением Франции и с вооружением находящихся в антигерманском союзе с Францией и в непосредственном соседстве с Германией государств. Я подчеркиваю - в непосредственном соседстве, потому что при этом анализе я исключаю Англию и к тому моменту уже очень сильно продвинувшийся в вопросах вооружения Советский Союз.
И я взялся за дело: набрал германскую специальную литературу и стал в ней искать данные о вооружении наших соседей для того, чтобы иметь возможность осуществить это сравнение.
К моему удивлению я не нашел во всей послевоенной германской исторической литературе ничего, вообще ничего о довоенном вооружении зарубежных государств, за исключением программ военно-морского вооружения, которое отлично документировано и по Германии. Итак, если я хотел найти данные о вооружении, я должен был добыть их в иностранной литературе. Поэтому я добыл чешскую, французскую, американскую и английскую литературу, которой в переводе на немецкий имеется достаточно. Но историки обычно не пишут о политике вооружения своих стран, они пишут о внутренней политике, внешней политике, экономике, культуре, если повезет, то можно иногда найти информацию и о политике национальной безопасности. А когда мне везло еще больше, то я находил что-нибудь и о вооружении, информацию, которая мне нужна была для сравнения. Таким образом, мне приходилось много искать и много читать. А много читая, я зачастую находил то, что совсем не искал.
К моему удивлению, я обнаружил, что целый ряд иностранных историков упрекают свои правительства 20 - 30-х годов в том, что они могли бы легко предотвратить Вторую мiровую войну, если бы они только хотели этого. Некоторые из них даже утверждают, что их правительства были среди тех, кто занимался разжиганием войны.
Такого в немецкой литературе я еще не читал. Всё это меня крайне заинтересовало, я стал читать еще больше, я добывал себе еще больше литературы, я искал и сравнивал - откуда эти иностранные историки берут свои выводы. Я обезпечивал себя источниками настолько, насколько они были мне доступными, я посещал архивы, читал мемуары зарубежных политиков и военачальников и при этом наталкивался на всё большее количество документов, которые говорят о том, что целый ряд иностранных правительств в 20 - 30-е годы внесли большой вклад в то, чтобы была развязана Вторая мiровая война.
И об этом я хочу вам рассказать.
Я вам объяснил, как я, задавая одни вопросы, перешел на тему предвоенной истории. Но перед тем, как я начну, я хочу ответить вам на загадку: каким же было германское вооружение в 30-е годы в сравнении с соседними государствами - то есть, в сравнении с Францией и находящимися в союзе с Францией против Германии государствами?
Если считать активные вооруженные силы мирного времени, то в 1933 году их преимущество выражалось цифрой 12 к 1. Если к этому приплюсовать еще и резервные вооруженные силы, то их преимущество в 1933 году можно выразить цифрой 97 к 1.
Если вы вспомните, что в 20-е годы, когда мы заключили с нашими соседями Версальский мир, в Германию вошли французские войска, бельгийские войска, польские военные части и полувоенные отряды, литовские военные части и полувоенные отряды, если вы вспомните, что германские пограничные области либо на короткое, либо на длительное время были аннексированны, тогда вы сможете понять, что у немцев к 1933 году был совершенно определенный взгляд на вопросы вооружения. Большинство немцев тогда хотели прекращения этих действий наших соседей. Им было ясно, что при помощи имевшихся десяти дивизий рейхсвера осуществить это было нельзя. Большинство германского населения в 1933 году приветствовало вооружение своей страны. Но даже спустя 6 лет осуществления программы вооружения, в 1939 году соотношение активных резервных и вооруженных сил Германии по сравнению с соседними государствами (то есть с Францией и Польшей главным образом - Ред.) составляло 1 к 2,5 всё еще не в нашу пользу.
Таким образом, я вам объяснил, какими окольными путями я пришел к теме «Причины Второй мiровой войны». Меня настолько зажгло то, что я прочитал в иностранной литературе и в архивных делах, и то, что при этом мне открылось, что наступил момент, и я решил обо всём этом написать. Так появилась моя книга «1939 год. - Война, у которой было много отцов».
Следует отметить, что название этой книги уводит от сути - «Война, у которой было много отцов». Исходя из него, можно прийти к выводу, что книга о войне. Но ключевые слова в названии это - «много отцов». Поэтому настоящее название книги вы найдете в подзаголовке: «Долгая дорога ко Второй мiровой войне».
То есть, я говорил в ней о предыстории войны, а не о самой войне, не о преступлениях, совершённых в этой войне с обеих сторон, не о национал-социалистическом режиме, не о преследовании евреев и не об их истреблении во время войны. Я совершенно отчетливо говорю об этом в начале своего доклада, потому что мне иногда в конце такого доклада высказываются упреки именно из-за того, что я не упомянул преступления Гитлера и национал-социалистического периода.
Итак, о предыстории войны: положение в Европе между концом Первой мiровой войны и началом Второй мiровой войны никогда не было свободным от напряженности. Напряженность во взаимоотношениях и две войны были между Польшей и СССР, у Польши и Литвы были напряженность и одна война, была война между Италией и Албанией, Франция и Италия конфликтовали из-за территорий, также и Дания с Норвегией, Италия с Англией, Югославия с Австрией, Германия с Чехословакией, Венгрия с Чехословакией, Польша с Чехословакией, Англия с Ирландией, Испания с Италией.
Всё это хотя и держало Европу в состоянии непрекращающейся длительной лихорадки, но к взрыву привело только тогда, когда в 1939 году Германия потребовала возвращения Данцига и предоставления возможности построить экстерриториальную автодорогу через польский коридор с территории рейха до территории, оторванной от него с 1918 года Восточной Пруссии.
Раньше я считал, что Вторую мiровую войну развязал Гитлер, когда он против воли Польши и Англии стал силой решать вопрос Данцига и польского корридора.
В 1967 году израильский посол в Бонне Ашер бен Натан дал интересный ответ на вопрос одного журналиста, кто начал шестидневную войну и кто первым начал стрелять? Он сказал: «Это совершенно не имеет никакого значения. Решающим является то, что предшествовало первым выстрелам». Именно так я и подошел к вопросу, который раньше перед собой в такой форме не ставил: «А что, собственно, предшествовало первым выстрелам в 1939 году?»
За прошедшие годы я уже кое-что прочитал, что заставило меня отказаться от простого видения, что Гитлер был единственным виновником Второй мiровой войны. Естественно, мне пришлось задать себе вопрос, а откуда у меня, собственно, это простое представление об истории? Мое представление об истории было из тех источников, которые вы можете читать и сегодня, а также из учебной литературы школьного периода и той литературы, которую нам в 50-е и последующие годы предоставляли в бундесвере. И тогда я себя спросил, а что же учат сегодняшние школьники о возникновении Второй мiровой войны?
После этого я прочитал школьный учебник моей младшей дочери, по которому она училась в гимназии в Нижней Саксонии. („Unsere Geschichte“, Band 4, Verlag Diesterweg). Этот учебник истории показывает школьникам портрет правительства рейха, которое в 1939 году стремится к войне не для того, чтобы решить проблему Данцига, а для того, чтобы завоевать Польшу.
Для того, чтобы это обосновать, школьный учебник цитирует речь Гитлера, произнесённую им 22 августа 1939 года - за неделю до начала войны, - это должно быть очень убедительным для учащихся, задача которых усвоить, как началась эта война.
В этой речи перед командным составом вермахта Гитлер говорит (так его цитирует учебник): «Противники не рассчитывали на мою большую решительность. Наши противники - это мелкие людишки, я видел их в Мюнхене. Но вот Польша попала в то положение, в котором я хотел ее видеть. Я боюсь только одного - что мне в последний момент какая-нибудь свинья вручит посреднический план». Я повторю эти последние слова из этой цитаты: «Я боюсь только одного - что мне какая-нибудь свинья вручит посреднический план». Эти слова говорят сами за себя и комментариев не требуют. Проблема только в том, что они - фальшивка! Эти слова были специально сочинены для Нюрнбергского процесса, также как и другие слова, процитированные мной, и вставлены в речь Гитлера для того, чтобы послужить доказательством против обвиняемых. Таким образом хотели доказать главным обвиняемым, что Гитлер им всё говорил открыто и что они поэтому всё знали и тоже несут ответственность за войну.
Школьникам же таким образом навязывается впечатление, что Гитлер не только не вел переговоры, но и не хотел их вести.
Но знали ли вы, что Гитлер еще после обеда в день до начала войны дал согласие президенту рейхстага и министру авиации Герингу на продолжение переговоров с британским послом в Берлине, с тем, чтобы попытаться решить германо-польские проблемы путем переговоров и тем самым избежать войну? Знали ли вы, что германское правительство просило британское правительство посредничать между Германией и Польшей в вопросе о Данциге? Знали ли вы, что Гитлер в последние 10 дней до начала войны корреспондировал с итальянским, английским и французским правительствами? И знали ли вы, что германское правительство непосредственно перед началом войны сделало Польше предложение из 16 пунктов об урегулировании германо-польских проблем? Поляки просто отказались принять это немецкое предложение. Нет, они не только отказались принять содержание этого предложения, они вообще отказались принять сам документ, содержащий эти предложения. И потому это германское предложение пришлось отправлять в Варшаву через Лондон, и таким образом оно попало в руки членов английского правительства, в частности, в руки министра военно-морского флота Купера. Ну, и как это иногда бывает с чиновниками, Купер забрал свои служебные документы домой, чтобы там с ними поработать. Так этот документ попал в руки жены Купера, которая его и прочитала. Прочитав состоящий из 16 пунктов германский план, она сказала своему мужу: «Я не знаю, чего ты хочешь, ведь германские предложения так разумны?» Так эту ситуацию описывает сам Купер в своих мемуарах.
Министр Купер тут же впал в отчаяние, потому что ему вдруг стало ясно, что английская общественность может отреагировать на германские предложения точно так же, как и его жена, и он тут же позвонил редакциям газет „Daily Mail“ и „Daily Telegraph“ и потребовал от них представить германские предложения в как можно более негативном свете. В это время правительство рейха заявило, что вечером через радио познакомит мiр с этими своими предложениями. В ответ на это британский посол в Берлине Хендерсон выразил в министерстве иностранных дел Германии просьбу, чтобы они пока не предавали эти предложения гласности. Он обосновал это тем, что ознакомление общественности с германскими предложениями может помешать проведению переговоров с поляками...
Французский историк Рассинье после войны так писал об этом мирном предложении немцев: «Если бы французский и английский народы 30 августа 1939 года узнали об этом немецком предложении, то Париж и Лондон вряд ли смогли бы объявить войну Германии, не вызвав взрыва возмущения своего населения, который бы обеспечил мир».
А теперь вы, конечно, спросите себя, откуда у меня все эти данные? Я это узнал из документов Нюрнбергского процесса. Я узнал это из документов английского МИДа, из описаний двух французских историков и из описаний участвовавших в этом послов. В последние десять дней перед началом войны шли интенсивные переговоры между Берлином и Лондоном, с тем, чтобы разрешить германо-польские проблемы без войны.
Какие это были проблемы?
Все мы еще знаем, что речь шла о Данциге и о экстерриторриальных путях из рейха в Восточную Пруссию, отрезанную от рейха с 1918 года, то есть о вопросе так называемого «коридора». А вот забытой оказалась и была вычеркнута из немецких школьных учебников гуманитарная трагедия непольских меньшинств в Польше. С 1918 года самостоятельная Польша имела, кроме 19 миллионов польскоговорящего и католического населения, ещё и 5 миллионов украинцев, 2,5 миллиона евреев, которых в Польше отказывались признавать равноправными гражданами, 2 миллиона немцев, 1,2 миллиона белорусов и насчитывающие многие десятки тысяч человек такие меньшинства, как литовцы, чехи, венгры, словаки, кашубы и слонцаки. 19 миллионов поляков после 1919 года пытались полонизировать в языковом смысле 11 миллионов своих сограждан-неполяков и католизировать их в религиозном смысле. Они расторгли соглашение о защите меньшинств, которое их обязала подписать Лига наций в 1920 году, и они начали преследовать своих непольских сограждан в собственном государстве.
Если я начну вам сейчас рассказывать о судьбе немцев в Польше, то кое-кто в ваших рядах, возможно, скажет: «Ах, знаю я это. Это всё болтовня изгнанных». Поэтому я не буду рассказывать вам о жребии, выпавшем в Польше этническим немцам, а расскажу о судьбе самого большого национального меньшинства в тогдашней Польше - о судьбе 5 миллионов украинцев. Их положение очень хорошо документировано, потому что в то время очень много украинцев эмигрировало из Польши в британскую Канаду. Таким образом, английские сми и парламент регулярно получали информацию о том, что происходило в Польше того времени с украинцами. Так, „Manchester Guardian“ сообщала 14 декабря 1931 года: «Меньшинства в Польше должны исчезнуть. Эта политика проводится без оглядки на кого бы то ни было, не обращая ни малейшего внимания на мiровое общественное мнение, на международные договоры и на предписания Лиги наций». Украина (Западная. - Ред.) под польским господством превратилась в ад. О Белоруссии можно говорить то же самое и с еще большим правом. Целью польской политики является ликвидация национальных меньшинств как на бумаге, так и в действительности».
Я выше уже сказал, что и парламенты периодически знакомились с судьбой украинцев в Польше. Так, в протоколах Верхней палаты парламента в Лондоне от 15 июня 1932 года можно прочитать о докладе, сделанном лордом Ноэлем Бакстоном перед депутатами о последних переговорах в Женеве в Лиге наций. Он сообщал: «В последние дни на заседаниях Совета Лиги наций были рассмотрены важные вопросы, касающиеся национальных меньшинств. На январском совещании прежде всего был рассмотрен доклад, сообщавший о так называемом «терроризировании», которое имело место в польской Украине осенью 1930 года. Из «коридора» и из Познани, начиная со времени аннексии, уже выселено не менее одного миллиона немцев, потому что они считают условия там невыносимыми. В польской части Восточной Галиции, начиная с окончания войны до 1929 года на 2/3 было сокращено количество национальных школ. В университетах, в которых украинцы в период австрийского господства имели 11 кафедр, теперь у них нет ни одной, хотя в 1922 году польское правительство обещало им собственный университет. В той польской части Украины, которая раньше принадлежала России, то есть на Волыни, условия еще более жесткие. На всей Украине имеется система полицейского преследования». Лорд Ноэль Бакстон в этой же своей речи продолжал: «В этой связи мы не можем не упомянуть особенно прискорбный факт, а именно, пытки осуждённых и подозреваемых, попавших в немилость к польским властям, в тюрьмах. Убедительные доказательства того, что в таких случаях применяются средневековые пытки, у меня, к сожалению, есть. Эти явления были названы в Совете Лиги наций лордом Сесилем, делегатом британского правительства, «потрясающими совесть человечества». Но они не были подвергнуты расследованию со стороны Лиги наций, как это должно было бы быть». Это два британских голоса, свидетельствующих о том, что тогда происходило в Польше.
Во Франции положение в тогдашней Польше тоже не осталось незамеченным. Один французский профессор славистики, который написал 3 книги о Польше того времени и который оказался свидетелем присоединения Западной Украины к Польше, писал: «Здесь расстреливали, вешали, пытали, бросали в тюрьмы, реквизировали имущество. Было казнено большое количество украинских священников, поляки не делали их арестантами с тем, чтобы избежать переполнения тюрем. Но тюрьмы всё равно были переполнены украинцами всех сословий, единственное преступление которых состояло в том, что они были украинцами и разговаривали по-украински». Это было свидетельство француза.
У других национальных меньшинств в Польше в это время ситуация была похожей. Еврейское меньшинство преследовалось так же, как и другие. Сегодняшним немцам непривычно слышать о том, что между 1933 и 1938 годами, то есть в то время, когда евреев у нас уже дискриминировали, 557 тысяч евреев покинули Польшу и прибыли в Германию с целью либо найти в ней убежище или использовать ее как временный приют на пути в другие страны, в основном, во Францию и США.
В 1939 году снова драматически ухудшились условия жизни и у немецкого меньшинства. Я уже упоминал, что поляки в 1920 году односторонне расторгли договор о защите меньшинств. Правительство рейха в ноябре 1937 году сделало еще одну попытку. Оно заключило с польским правительством договор о защите национальных меньшинств на двусторонней основе, который, правда, тоже действовал недолго. В 1939 году в Польше были закрыты немецкие школы, у них отнимались торговые и производственные лицензии, отнимались разрешения на ведение врачебных практик, поджигались крестьянские дворы, бойкотировались торговые учреждения, немцев избивали прямо на улицах. А те немцы, которые хотели избежать этих издевательств при помощи бегства из Польши на территорию рейха, на границе подврегались обстрелу и лишались жизни точно так же, как спустя десятилетия те немцы, которые бежали из ГДР на Запад.
Несмотря на это, в 1939 году до августа на территории рейха и в Данцигской области в лагерях-приемниках было зарегистрированно почти 80.000 немецких беженцев.
Все меньшинства Польши в 1939 году пережили гумманитарную трагедию, как меньшинства в Югсославии под властью Милошевича. Только то, что произошло при Милошевиче в Югославии, у нас еще свежо в памяти, потому что мы вспоминаем телевизионные кадры. То, что в 1939 году и перед этим происходило в Польше, исчезло из коллективной памяти Европы. Наши школьные учебники об этом тоже молчат.
С 1920 до 1939 года в Лиге наций в Женеве было зарегистрировано около 15.000 жалоб от нацменьшинств Польши, на которые Лига наций не реагировала, хотя это было ее долгом. Министерство иностранных дел в Берлине только за последние полгода перед началом войны зарегистрировало 1.500 случаев противоправных нарушений, актов произвола и издевательств над немцами в Польше. Тогдашний государственный секретарь фон Вайцзеккер, заместитель министра иностранных дел рейха и, кстати, отец будущего нашего президента, писал в своих мемуарах: «Наши дипломатические и консульские сообщения из Польши показывали, как в 1939 году волна беженцев становилась всё выше и перекрыла первоначальную проблему Данцига и проезда через коридор».
В этой ситуации гуманитарной катастрофы Гитлер верил, что вполне быстро можно прийти к решению вопроса немецкого меньшинства, вопроса Данцига и вопроса коридора. Именно это он в 1939 году снова и снова повторял англичанам и французам, как устно, так и в различных интервью и в письменных обращениях. Он снова и снова говорил англичанам и французам, что в этом году - 1939 - должно быть найдено решение германо-польских проблем и что принятие этого решения из-за сложившейся трагической судьбы одного миллиона немцев в Польше нельзя дальше отодвигать.
С октября 1938 года Гитлер снова и снова выдвигал полякам предложения, а в августе 1939 года поставил ультиматум. Из того, что я узнал, меня удивило, что Гитлер, оказывается, уже после того, как у него в кармане был пакт о ненападени с Советским Союзом и он практически мог начать войну, уже после того, как вермахт был полностью подтянут к границам, то есть просто - отдай приказ о наступлении, но, оказывается, даже и после того, как было определено время нападения, Гитлер три раза отодвигал момент нападения. Сегодня в дневниках офицеров вермахта можно прочитать, как он это обосновывал перед высшими генералами и адмиралами. Каждый раз он говорил: «Мне нужно еще время для переговоров». И после всего этого в германских учебниках пишут: «Я только боюсь, что мне в самый последний момент какая-нибудь свинья предложит план посредничества»!
В своих переговорах Гитлер пользовался посредническими услугами шведского промышленника Биргера Далеруса. Далерус имел отличные связи по бизнесу как в Лондоне, так и в Берлине. Далерус вначале предложил свои услуги Герингу. После трех дней переговоров посредническими услугами Далеруса воспользовался и сам Гитлер. Далерус делал то, что сегодня называется челночной дипломатией. В последние десять дней перед началом войны он ежедневно один или два раза летал из Берлина в Лондон и обратно, передавал дипломатические ноты и объяснял каждой стороне, как была понята их нота другой стороной, где еще возможны компромиссы и где их больше ожидать нельзя. То есть он играл роль честного посредника. Ход переговоров Биргера Далеруса можно реконструировать поминутно из его собственных записей. Ход этих переговоров также можно реконструировать из записей МИД Германии. И вот что во всём этом больше всего восхищает: все эти записи, будь то шведские, английские или немецкие, совпадают абсолютно. То есть, можно быть совершенно уверенным в том, что в описании последних дней перед войной нет никакой ошибки. Благодаря этим записям доподлинно известно, как в эти последние дни перед войной шла борьба за мир, за разрешение спорных вопросов.
В наших школьных учебниках не стоит ничего об этих переговорах, об этих десяти днях борьбы за мирное решение проблем, не стоит ничего о гумманитарной трагедии украинского, еврейского, немецкого и белорусского народов в Польше.
Я посчитал переговоры в последние десять дней перед началом войны настолько интересными, что описал их в своей книге день за днем, час за часом. События этих десяти дней читаются, как криминальный роман.
Окончание см. здесь:
https://sergedid.livejournal.com/544185.html