Николай Цискаридзе о костюмах, мастерах и театре
Я много раз говорил об этом в интервью: внешний вид для артиста - это 95 процентов успеха. А потом уже все остальное. И мои костюмы, все те, которые были сделаны в Большом театре и не только в Большом, и в Мариинском, и в других театрах, и частным образом, - они мне очень дороги, потому что я в их создании принимал большое участие.
С первого дня, как я попал на сцену, а это было очень давно, как я стал присматриваться к сценической жизни, я понял, что внешний вид артиста - это самое главное.
Возможно, среди вас есть люди, которые видели великих артистов, вы можете судить, что на великих артистах костюм был всегда безупречен. И когда была выставка, посвященная Большому театру, я думаю, многие, кто ее посетил, видели эти фантастические костюмы Галины Сергеевны, Майи Михайловны, многих других артистов, насколько они совершенны, как они сделаны, насколько они легкие и так далее.
Мне повезло, потому что я пришел еще в старый Большой театр, при старой власти, в то время, когда еще не сломали мастерские, не сломали структуру в них. Мастера, с которыми мне приходилось работать, - это уникальные люди, они все туда приходили в очень юном возрасте, 18-летними, 15-летними девочками и мальчиками. Многих из них уже нет. Закройщица, которая мне шила костюмы, начинала еще совсем юной девочкой - с таких великих артистов как Васильев и Марис Лиепа.
Передача костюма Принца из балета «Щелкунчик» в фонды музея‑заповедника имени П.И. Чайковского
Марис Лиепа приходил им на стене рисовал что-то, и они не разрешили это закрасить, когда делали ремонт. Даже в самые тяжелые годы для театра, когда имя Юрия Николаевича Григоровича было предано анафеме, у них, как входишь, сразу висел портрет Григоровича, и ничто не могло заставить их его снять. А словосочетание Симон Вирсаладзе у них, так же как и у всех в мастерских Парижской оперы, вызывает фантастический трепет, и все говорят, что с таким художником не приходилось работать ни до, ни после.
Он делал костюмы так, что у него никогда не было просто цвета, прямого. Он никогда не делал костюмы точно красные, точно синие, у него всегда было наслоение нескольких цветов. В зависимости от света и от интерьера эти костюмы и принимали тот цвет, который нужен был. Когда на это давался тот свет, который хотел Вирсаладзе, его костюмы по-другому играли. А Юрий Николаевич, который очень четко следил за освещением спектакля, сам всегда освещал, он все время очень мучился, добиваясь того цвета, который задумывал Вирсаладзе.
Симон Вирсаладзе. Эскиз костюмов рабынь к балету "Спартак" Арама Хачатуряна. Постановка 1968 г., балетмейстер Юрий Григорович. Государственный академический Большой театр СССР
Эскизы костюмов к балету 'Шехеразада'. Худ. С. Вирсаладзе
Часто, когда восстанавливают костюмы по эскизам этого великого человека, к сожалению, нерадивые художники, нерадивые закройщики делают это уже неточно, и выглядит это все, к сожалению, не так, как должно быть.
Так как я был молодой артист, мне было 18 лет, для меня тогда никто не собирался шить костюмы, на меня первое время костюмы перешивались из неходовых, то, что называется б/у. И когда выбирали костюм, стоял наш главный костюмер, потрясающий человек, Александр Назарянц. Он стоял, смотрел фамилии и говорил - в Бахрушинский... в расход... в Бахрушинский... в расход... - в зависимости от фамилии. И вот я в свое время подумал: чтобы меня не пустили в расход, лучше я сам соберу это все.
Поначалу, конечно, я не принимал участия в создании костюмов, я был маленький, мне было страшно, я еще рта не открывал. Это потом я стал таким нахальным, мог все сказать, а тогда мне еще было страшно. Но хочу сказать, что в мастерских меня с первого дня приняли - сначала очень странно, а потом... Ведь дело в том, что все работники театра раньше имели доступ к спектаклям, они приходили по своим пропускам, смотрели спектакли и составляли об артистах свое мнение.
В костюме по рисунку Льва Бакста для балета «Синий бог»
На самом деле получить их одобрение и какое-то хорошее отношение - очень сложно. Ну представьте себе, когда они работают по пятьдесят с лишним, по семьдесят лет, кого они только не видели!
Допустим, головные уборы для меня делала такая потрясающая женщина Галина Абдулловна Ромашко, она, к сожалению, скончалась. Эта дама делала все короны и вообще все головные уборы Марине Тимофеевне Семеновой и Галине Сергеевне Улановой, до войны начала с Семеновой работать, и потом, когда пришла Уланова, она все для нее делала. Делала все короны, допустим, для Бессмертновой в «Иване Грозном».
Балет «Иван Грозный» постановка 1975 года. Юрий Владимиров - Грозный, Наталья Бессмертнова - Анастасия
Она очень интересно рассказывала, что когда Вирсаладзе придумывал балет «Иван Грозный», надо было найти определенные украшения, вообще придумать технологию, чтобы балерине было удобно, чтобы это было и очень легко, и очень крепко крепилось к голове, потому что при всех поддержках это не должно было упасть. И вот эта великая женщина (она уже не работала в театре, меня к ней отвел театральный художник Владислав Костин), она уже дома мне делала все головные уборы. И когда я ей пытался заплатить, она сказала - что вы, деточка, я про вас все узнала, я на вас посмотрела, и я с вас денег не возьму!
Я очень дорожу всеми людьми, которые работают в мастерских, я очень их люблю, потому что во все эти костюмы, в чем я и мои коллеги выходили на сцену, вложено огромное количество труда и любви. Потом уже, когда я стал чуть взрослее, я приходил и говорил, что я хочу так или так... На самом деле, помимо того, что они ко мне хорошо относятся, они еще сразу поняли, что я понимаю, о чем говорю. И они меня очень внимательно всегда слушали. Так что все то, в чем я выходил на сцену, - в этом я принимал очень активное участие.
Нужно отдать должное, что для меня открывались всегда все запасники, для меня открывались всегда все склады, то, что не открывалось ни для кого.
Была такая Муза Николаевна, она была завскладом. За ее спиной была дверь. Стул прижимал дверь. Там еще висел амбарный замок. Вот за эту дверь никто никогда не заходил. А нужны были драгоценности, нужно было чем-то украшать костюмы. А она говорила: да нет, деточка, нету этого, нету, нету ничего, и этого нету, и этого. Потом я постою, постою, чаю попью с ней, поплачусь и Муза Николаевна открывала эту волшебную дверь, и там оказывалось, как у Хозяйки медной горы, всё! Всё что хочешь.
Отсюда