Китаеведческая коврижка: Они были смуглые и золотоглазые.
В которой рассказывается о первом случайно встреченном за более чем полуторомесячное странствие русском человеке; о тоске по Родине; китайском чае, антоновских яблоках и страшном сне, посетившем меня в ночном автобусе Дали-Куньмин.
Мерный звук бьющегося о ракетки шарика от пинпонга.
Тук-тук… тук-тук… тук-тук.
- Веа ю фром?
- Фром Раша.
«Раша» - резко высвечивает мое сознание. Рука дрогнула на одном из изгибов длинной жирафьей шеи, окомляющей одноименное стихотворение Николая Гумилева:
«Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки осотонки, колени бенно обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.» Вчера был ностальгический вечер. Весь вечер я читала Гумилева. Весь вечер я считывала его стихи с экрана компьютера. Как долго я не читала. Знаете, в Китае так сложно найти книгу на русском языке.
Я читала его стихи сначала про себя, потом шепотом, потом в полголоса в запой вдохновенно, потом еще как-то, но не интонацию ни громкость уже не отслеживала. Рядом вещали новости на английском, играли в бильярд, и пили пиво.
Не важно.
Есть только я и старый абиссинец. Абиссинец шел в далекую северную страну. Шел за покупками - за прекрасными девами. Долго шел в сладострастном влечении на пару со своим мулом. Мула, к прискорбию, абиссинца затоптал слон, но абиссинец не остановился на пол пути. А когда абиссинец дошел, то вспомнил, что у него нет денег, и пошел обратно. Вот такой бессмысленный, но целенаправленный процесс.
«Господа, я не ел три дня, Господа».
Вид сквозь стену "Желтого дома".
«Господа, мы не видели русских более полутора месяцев, Господа».
Что бы отметить русское присутствие в «Желтом доме» и унять, неожиданно накрывшую меня тоску по Р. , я на переписывала с десяток Гумилевских творений и разложила их на столешницы под стекла обеденных столов.
Желтый дом - название Хостела в Куньмине и ничего больше. Интересно, тлько ли в русском языке желтый, в сочетании «желтый дом» обозначает не только цвет, но и содержание.
В «Желтом доме» при внимательном обследовании была найдена маленькая записка на доске объявлений: « Что-то я давно не видел русских. С удовольствием бы поболтал. Подпись - Никита и номер телефона». Телефон не отвечает. Пип.
Страшный сон.
Я так затосковала по Родине, русской речи, русским книгам, русской музыке, русскому театру, а особенно по русским людям, что в темноте и духоте ночного автобуса моя тоска множилась и разрасталась, принимая почти уже видимые очертания, входя без стука в беспокойные сны.
Мне снился небольшой китайский городок. Окраина. Промышленный район. Блочные пятиэтажки и длинный бетонный забор. Ночь. Редкие огни.
Лабиринты улиц выводят в тупик. Лицом к лицу к бетонному забору. Песочница. Играют дети. Дети лепят куличики. Дети - русские. Бегу, радуюсь. «Привет!» - кричу я детям. «Как дела, сопливые?». Дети наполняют песком ведерки и не обращают на меня внимания. Рядом на лавочке сидят молодые мамы. Мамы - русские. Я в этом уверенна. Я подхожу к ним, заговариваю. Они смотрят на меня долгим остекленевшим, не понимающим взглядом. Вдруг, одна что-то понимает, немного оживает и, с трудом коверкая слова, говорит: «Мы не знаем языка на котором ты говоришь. Мы все забыли.»
«Ну, как же так, говорю я, напугано-назидательно - Вы же русские!». Говорю назидательно, но одновременно понимая, что они меня абсолютно не понимают. Еще мне кажется, что они очень несчастны и мамы несчастны и дети и, мне даже показалось, что я видела остекленевшую слезу, выкатившуюся из остекленевших глаз.
Молчание. Ночь. Дети лепят куличики.
Просыпаюсь. За мной смачный харчок.
Ты в Китае, детка, спи спокойно.
Раша.
Раша, высвечивает мое сознание. Руки дрогнули на одном из изгибов длинной жирафьей шеи. Шею и всего жирафа я рисую зеленым, для схожести с оригиналом вывожу зеленые пятна по всему телу. По правде сказать, жирафов даже двое и они целуются.
Оборачиваюсь на голос. В плетеном кресле сидит рослый молодой человек в руках у него ракетки для пин понга. Светлая футболка, спортивные шорты, кроссовки, аккуратная стрижкак темных волос, очки. Лицо не разгляжу. Молодой человек идет к теннисному столу. Уже не верю, что Раша, донеслось из его уст. Высокий, широкоплечий, мастерски отбивает мячи, комментируя удары на безупречном английском. Не удержалась, решила «ощупать глюк».
- Веа ю фром? - говорю.
- Русская? - отвечает с явным акцентом.
- Ну да, - соглашаюсь, продолжая сомневаться.
- Как я давно здесь не видел русских! - кажется, обрадовался, но лицо не проницаемое.
- Откуда Вы?
- Из Москвы.
- А где уже были?
Спешно начинаю перечислять, нам до выхода 10 минут. Черт! Почему так поздно. Решаем с Сонечкой по такому случаю ехать до вокзала на такси, а не на общественном басе. Так мы выигрываем еще 40 минут на «поболтать». Мальчик откладывает игру, объясняет что-то немцу-напарнику и подходит к нам. Этакий увалень, косая сажень в плечах. Но габаритов сразу не замечаешь, все очень пропорционально. Жестикуляция обширная, в смысле пространства, но сдержанная. Пару раз, сидя, на иллюзорно безопасном расстоянии, чуть не получаю «по уху» ладонью, размером с мою голову.
Рома.
Рома в Китае живет уже 10 лет. Родился в Южно-Сахалинске. Учился в Китае, сначала на врача, потом на учителя английского в Пекине. Сейчас Рома работает в Куньмине учителем английского, готовит ребят ко сдачи международных экзаменов. Говорит, что с абитуриентами работать проще, чем с детьми «им не надо объяснять, что слон - это слон, а стул - это стул». Пекин не полюбился Роме из-за смога и отсутствия солнца. А Куньмин пришелся по-душе и уезжать от сюда никуда не хочется, три года пролетели на одном дыхании. Рома приходит в «Желтый дом» раза два в неделю: поиграть в теннис, пообщаться с европейцами. Рома аккуратно убирает ракетки в чехол.
- Это, кто, что ищет. Я вот по европейской культуре скучаю. Хоть от лиц китайских здесь отдохнуть. Есть, конечно, коллеги по работе и немец один и англичанин, но то коллеги и, подумав добавляет, - и женаты они давно уже на китаянках.
Видимо, женится на китаянке - это диагноз такой.
- Люблю я Куньмин. Сейчас в центре работаю, а учился за городом час ходьбы и сопки, сопки.. красота. Был я и в каменном лесу, нас на экскурсию туда возили, тоже красиво, но не так. Здесь - по-настоящему, без туристов и бетонных дорожек.
Прочитав следующий монолог рекомендуется ощутить, как растекается по всему телу тепленько, как водочка, чувство патриотизма.
- Вообще, в Китае, я не понимаю: что бы на гору залезть - плати, по парку погулять - плати. Даже порыбачить нормально нельзя - все озера платные. А те, что бесплатные, так в них и для кошки не наловишь. Поймал килограмм рыбы - взвесили - заплати. Капитализм. То ли дело в России.
В Куньмине живет 10 русских, но Роман с ними не общается. Когда только поселился в Куньмине услышал про русскую вечеринку, обрадовался, пригласил с собой друга немца, что бы не одному идти и русских коллеге показать. Краснел весь вечер, что-то 4 русских девушки вытворяли, что не рассказал нам Роман, и другие соотечественники вели себя за рамками китайского приличия. Больше Роман на русские вечеринки не ходит.
В нас русских не признал, посмотрел, но не признал, думал, что француженки или испанки, но не русские.
- Почему?
- Не знаю, - говорит.
«Все уже меня знают и я всех знаю. На рынок одно удовольствие ходить, не обманут, присоветуют получше. Хорошие люди. Вот есть у меня один дедушка знакомый я к нему за чаем хожу, он мне столько всего интересного про чай рассказывает.»
Роман достает из рюкзака горсть аккуратно завернутых в бумагу чайных таблеток. Вот это - показывает на более желтые, это четырехлетний пуэр. А это - более плоские с рядом красных иероглифов, - это красный чай. И тот и другой собирают с одних и тех же деревьев. Красный - это совсем молодое ростки. А пуэр - это ферментированный красный чай. Он проходит различную тепловую и влажную обработку. Вам, наверное, это не интересно?
- Интересно. Интересно, - говорим мы, почти хором.
- Так вот, дедушка все сетует, как ему на русского поставщика выйти. Я не знаю, чем помочь. В России чай такой, наверное, не пьют, мочат только в чашке пакетики «липтон», еще и на две растягивают. Я теперь не могу уже другой чай пить, постоянно у дедушки этого покупаю. Вы угощайтесь. Берите все. Этот я завариваю половину, если в чашке. Еще есть большие блины, но их в основном люди не из-за вкуса берут, а так как те «вштыривают» лучше. У меня мама раньше на кофе сидела, я ей стал чай понемногу высылать. Потихоньку-потихоньку и перестала кофе пить. Ей Тегуанинь больше нравится и улуны разные. Как-то звонит мне мама по телефону и говорит, что попробовала молочный улун Най Сян и понравился он ей, сил нет, пришли мне, говорит, Най Сян. Пошел я на рынок, а мне говорят, зачем тебе эта гадость? Потом дедушка мне рассказал, что его ароматизируют молоком. Помните, недавно скандал был с испорченным молоком? Так он и чая коснулся. Нет, бывают, конечно, высокие сорта с естественным молочным ароматом, но это такая редкость.
Мама перестала пить кофе и перешла на чай. Мамины подруги тоже, постепенно оценили вкус хорошего китайского чая.
Теперь Рома высылает посылки чаще.
- А на Хайнане Вы были?
- Что-то не рискнули поехать. Много туристов и дорого должно быть.
- Это смотря где. Ко мне мама недавно приезжала, я ее на Хайнань возил. Место посоветовал один знакомый китаец. Домики в 100 метрах от моря, песок, шум прибоя.
На пляже только китайцы, и их не много. В море совсем никого нет. Боятся китайцы моря.
Я через три дня на Хайнань собираюсь, а в мае уже в Питер и в Москву поеду.
Я принюхалась. От Ромы не пахло сигаретным дымом, не пахло потом, ни пахло мужским парфюмом, от Ромы пахло - ничем. Рома не существовал в мире запахов.
Все это время Рома не отрываясь смотрел на Сонечкина. Смотрел и не мог насмотрется, хотя главное оружие - длинные Сонечкины ноги скрывались под столом.
- Есть у меня друг англичанин, - продолжил рассказывать о себе Рома, - унего есть велосипед и одевается он, как профессиональный велосипедист. Он много ездит по окрестностям Куньмина. Может поехать и в соседний город, туда, куда большие автобусы ходят, километров на 100-200. Я себе тоже недавно велосипед купил. Велосипед сильно расширил мои возможности, теперь и я могу далеко уезжать и не от чего не зависеть.
Здесь я бы вставила небольшую ремарку. Рома во время разговора часто просил прощение за свой русский язык. У Ромы действительно странный русский. Какой русский человек скажет фразу: « Я купил велосипед и он сильно расширил мои возможности». Появилось подозрение, что Рома, строя русские предложение, просто переводит свою мысль с китайского или английского языков.
- В Пекин? В Пекине делать нечего. Я туда знаете за чем езжу? За штанами. В Университете физкультуры продаются отличные шелковые штаны для занятия ушу, очень удобные.
- Вы на поезде едите или на автобусе? Зачем же так над собой издеваться? На самолете лучше и билеты не дорогие, если заранее покупать. Правда, китайские авиалинии раньше, чем за 45 суток билеты не продают, цены еще не известны - государственное регулирование. Да и с железнодорожными билетами засада. Вот, Вы говорите, у Вас кошелек украли с билетами. Вы их не восстановите уже, потому что билеты не именные, а тот, кто украл может спокойно пойти в кассы и здать. Жалко, конечно. А третья полка это как?
- Мы и сами не знаем, вот поедим и посмотрим. Кстати, пора уже, час остался до отправления.
- Ну Вы экстрималы, - протянул Рома, - пойдемте, я Вас в такси посажу.
И Рома повел нас по темному китайскому периулку. Рома - такой большой и сильный, такой надежный и местный и мы за ним, семеня, как цыплята, не путать с Цыпочками. Как циплята - это значит, не только внешне беспомощные, но и внутренне, совсем. С таким Ромой можно и расслабится на пять минут до такси. Из кармана моего рюкзака выглядывал Лисенышь, а Сонечкин нес в руках рыжего головастого Тимона. Лисеныш - монгол, а Тимон - чистокровный китаец.
- Многие китайцы не умеют писать и читать, кажется, умеют не все, - вспомнила о четырех иероглифах на пачке Мальборо, - я (о четырех иероглифах напишу попозже).
- Я со студентами ездил в одну деревню недалеко от Куньмина. Ездили помогать деревенской школе, как у нас раньше в России ездили на картошку. В этой школе занятия ведутся по предметам. В одном классе могут сидеть ученики от 6 лет и до 16. В деревнях, совсем другая жизнь, у многих даже страховки нет.
Таксист круто затормозил напротив нас. Рома открыл дверцы машины, что-то быстро проговорил водителю, похлопал Сонечку по плечу и ушел. В вечернем отсвете фар глаза у Романа сузились, а кожа приняла теплый желтоватый оттенок. Роман шагнул в темноту.
Эпилог.
Я ехала в такси и все вспоминала Рея Бредбери, как читала его взахлеб на деревянной скамейке в яблоневом саду у бабушке в деревни. Яблоки уже налились. Белый налив совсем поспел и падал от ветра или по собственному хотению. Падал, ударяясь оземь и закатываясь в крапиву. Упав, нередко лопался, разрываясь от сладких, сахарных соков. Я не удерживалась, откладывала книгу, и поднимала яблоки, потом облизывала липкие пальцы и снова, со страстью наркомана, принималась за чтение. В одном из рассказов люди приехали завоевывать новую планету, кажется, это был Марс. Они высаживались из космического корабля в полном обмундировании, с оружием, но планета была такой красивой и местные жители смуглые и золотоглазые были такие дружелюбные, что не с кем было воевать. Хоть ты тресни - не с кем. И они оставались жить на этой планете и кожа их становилась смуглой, а глаза золотыми.
Таксист гнал на вокзал, видимо, Рома очень попросил. А Рома вернулся в Хостел, что бы продолжить прерванную партию в теннис.
Вид на крышу "Желтого дома".
