Время шло по ступеням, по бесконечному ряду ступеней, тянущимуся вверх и нисходящих вниз. Время было молодо и красиво, ведь время над Временем не властно. За временем волочился длинный шлейф истории и судеб, переливающийся разными еле уловимыми оттенками многообразия форм существования.
Время взошло на 7 ступеней.
За эти долгие 7 ступеней в поморском селе Вирма было сыграно много свадеб, пролито много слез и рождено много детей, 7 раз сменились времена года. И все эти годы Тамара Петровна ждала. Время не знало, как сильно ждала Тамара Петровна в старом домике у самого Белого моря. А если бы знало, то обязательно бы ускорило свой шаг, побежало бы в припрыжку, придерживая правой рукой длинный искрящийся шлейф мирозданья.
Тамара Петровна жила в маленькой деревне, на столько маленькой, что в ней в наш век «покупай или умри» не было магазина, а машина с продуктами приезжала только по средам и субботам. Но Время ничего не знает, а то бы оно сошло с ума, не зная, как лучше: побежать стремительно вверх, встать ,как вкопанному, или покатиться кубарем вниз или уволиться окончательно с этой по сути скучной монотонной неблагодарной и бездумной работы.
На мосту паслись две козы. Если честно, то в Вирме их всего четыре: две живут на левом берегу реки - у тети Прони, а две на правой - у Галины Егоровны, тем поддерживая равновесие вещей и вещиц, а так же круговорот молока в Вирме.
Козы любят быть на мосту. Мост - самое людное место в деревне. Козам нравиться наблюдать за односельчанами, а потом судачить, смачно пожевывая чертополох, кто куда пошел, кто с кем разругался и кто от кого утром возвращается.
- А Галька-то видела, видела, как вырядилась хрум-хрум-хрум.
- А вот Петька опять напился жов-жов-жов.
- Да ну их, девки, мужиков нормальных в деревне не осталось, не на кого и глаз положить чмок-чмок-чмок.
А еще на мосту весит ведро красное пластмассовое на веревке. Угадайте зачем?
В Вирме ничего не изменилось с тех пор… ну в общем с давних пор в Вирме ничего не меняется: белье полощут в реке, а дверь подпирают палочкой, когда уходят из дому. Вот, разве, что церковь, жемчужину северного деревянного зодчества отреставрировали, обшили. Правда закрыта она на замок и тихо внутри и прохладно, нет дыхания. И служб там не служат, не хватает на всех беломорского батюшку отца Сергия, а своего нет. Да и прихожан - кот наплакал. А все кого все же наплакал - ездят в Сум Посад. Сумской Посад деревня богатая (с четырьмя магазинами) и церковь новую там заложили. А вирменская, а что вирменская, откроют 12 июня на день святого, на один день откроют и закроют. И опять тишина и ворон на кресте.
В Вирме дома все большие, деревянные, многие от времени покосились, многие заброшены и огороды травой поросли. Рассказали, что вроде государство платит что-то за то, что дома такие, как раньше.
Окошко открыто, на окошке герань, а из окошка, не поверите, частушки:
«Ой милка моя - шевелилка моя
Шевели, пока работает машинка моя!»
Это Галина Егоровна Соловьем заливается. Галине Егоровне 71 год, не скажешь ни за что: озорная девчонка с васильковыми живыми глазами. На коленях у Галины Егоровны сидит правнучка и что-то мусолит во рту, зубки еще не выросли. И мы тут же подле, за столом. Стол богатый: рыбка красная соленая и жареная, яички под майонезом, картошечка, винцо красное и белое.
Сегодня у Тамары Петровны юбилей - 70 лет. И одела она сегодня самое лучшее свое платье цвета спелых персиков.
«Дорогой, дорожек много ты по этой не ходи
Завел новую знакомую ко мне не подходи!»
Ох и удало выходит у Галины Егоровны, ох и звонко, с огоньком!
Скрипнули половицы, вошла Ольга. Стройная, белокурая девочка. Ольге недавно исполнилось 16 лет. Улыбнулась, взяла с колен Галины Егоровны Светочку и села на кровати на солнышке, устроилась по удобнее, вынула грудку: покормить надо ребенка, совсем проголодался.
«Я любила Шуручку за серую тужурочку
Тужурка износилося я милого лишилася»
Ах, Галина Егоровна! Вот где голос, вот где огонь.
Напротив, сидят два сына Тамары Петровны: Игорь и Андрей. Игорь худой, не пьет совсем. На столе ваза с полевыми цветами. Тамара Петровна раньше работала завхозом в клубе. Говорит, что клуб в Вирме был, загляденье и кино показывали и танцы были. Растила двух сыновей одна. Взгляд у Тамары Петровны грустный, глубокий, лицо темное, испещрено мелкой сетью морщиной, но никак не дашь Тамаре Петровне 70 лет - стройная, волос густой без седины. И что-то есть во всем облике благородное, наполненное, внушающее уважение, - пожил человек, много видел. Вот и нас, путников случайных, в окошко высмотрела, да за стол посадила: «Заходите, детоньки, посидите с нами. Юбилей у меня. Угощайтесь. На радость».
Комната большая светлая 4 окошка, вдоль стен 2-е кровати, у окна стол накрыт у двери кухонька небольшая и кошка тут же, трется, ластится.
«Я не буду хулиганить, хулиганских песен петь
Помогите девки бабы на нос валенок надеть!»
Озорно улыбается Галина Петровна, выходит из-за стола и поплыла павой.
- Вы посмотрели бы какая я в молодости была!, - кокетничает Галина Петровна, - Все парни мои были, никто мимо не проходил. А что? И спеть могу и сплясать могу, веселая, ладная. Чего ж еще?
- А туристы у нас бывают иногда, не дают скучать. Тут девочки с филфака приезжали, три дня у меня жили: все записывали за мной анекдоты, да частушки. Вот такую тетрадь исписали (показывает). Только по началу я не все им рассказывала. Ведь русские частушки без крепких словечек, сами понимаете. Потом просят, давай баба Галя нам еще, так я и спою иной раз,- покраснеют. И смех и грех. И французы приезжали. Вон в том доме останавливались. По-русски только спасибо, да водка знали. Ничего, ничего, за недельку мы их обучили. Все по деревни ходили, удивлялись, фотографировали. Экзотика это для них, а для нас, как родные уже стали.
- Галина Петровна, а спойте колыбельную какую-нибудь поморскую. Слышала я, красивые у вас колыбельные на севере.
Галина Петровна откашлялась, посерьезнела, поерзала на стуле, глубоко вдохнула и запела:
«Баю баю баю бай
Все е…, а я качай»*
Тут уж я почувствовала на своей шкуре все эмоции девушек с филфака. Покраснела, а потом рассмеялась. И долго мы так все вместе смеялись. И Игорь с Андреем и Оленька и Тамара Петровна и сестричка Тамары Петровны (стриженная под мальчика, худая, невысокая, все приговорка у нее была «От винта!») и даже Светочка, как будто улыбнулась.
Но пора и честь знать. К вечеру еще в Сумской Посад добираться. Откланялись. Поблагодарили. Тамара Петровна вышла нас провожать 7 ступенек и внизу, а тут полисадничек и лавочка. Обняла я Тамару Петровну пожелала всего самого-самого хорошего, от всего сердца обняла. Села Тамара Петровна на лавочку и заплакала. Да горько так заплакала.
- Тяжело деточки, тяжело матерью-то быть. Вот Игорь совсем недавно вернулся, 7 лет сыночка не было, 7 лет его ждала. А как ждала - это же не рассказать. Ждала боялась, верила и ждала. Два сыночки ведь у меня. Вернулся недавно - в мае вернулся: худой совсем кожа, да кости и постарел, на пользу не пошло, не на курорте был. Да я как увидела его первый раз, так сердце не выдержало, обняла его и плакали стояли вместе, долго стояли, уж и не знаю сколько. Из тюрьмы, деточки, вернулся, из тюрьмы. За что? Да по пьяни. Пили они с товарищами и с Андрюшенькой, здесь пили, в этом доме. А какой русский человек не пьет? Как выпили, так и не поделили что-то, кто сейчас уже вспомнит. Игорь нож кухонный схватил да с ножом и кинулся, и шесть ножевых. Каким чудом Андрюшенька выжил и не знаю. Теперь не пьет Игорь, совсем не пьет. Как вернулся в мае, так и не пьет, все мне помогает. Ничего-ничего, детоньки, все образуется. Худой- так откормим, откормим на домашних хлебах.
Губы Тамары Петровны дрожали. В Вирме вечерело. В церкви стояла тишина и только вороны на кресте все что-то высматривали.
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
...
Послесловие: в Вирму мы еще вернемся и побывает в гостях у бабушки Прони и проберемся в старый рыбачий амбар, где ждут зимы всякие незамысловатые снасти.
* Извините, но из песни слов не выкинешь.