Знание
У Жака Лакана есть такая штука - дискурс Университета. По Лакану, очень вредная вещь. Основанием этого дискурса является так называемое Знание (тоже рабочий термин Лакана). Полагаю, и продуктом Университета также является Знание. Хотя у самого Лакана немного по-другому, но это неважно. Смысл такой:
Носителем Знания предполагается, что нечто можно однозначно знать. Якобы существует некое Знание, которое можно узнать. Прочитать, доказать, выучить, узнать. Великая Матчасть. Реальная наука не имеет прямого отношения к дискурсу Университета. Серьёзный учёный, да и вообще духовно зрелый человек, прекрасно знает, что он ничего не знает. Важно движение мысли, то, что Гегель называл моментом движения. Я имею в виду диалектику. Для хорошего учёного чрезвычайна опасна раз и навсегда принятая картина мира. Недаром иконой нашей культуры до сих пор является Сократ. На том стоим - на сияющей пустоте и просторе. И полемос - отец всего.
А представитель дискурса Университета знает, кретин. Особенно потешны, конечно, гуманитарии, когда они начинают что-то знать. Ссылаются на какую-то кабинетную хрень какого-нибудь француза из Сорбонны, щёки надувают. Впрочем, технари тоже хороши. Просто их Знание позатейливей будет, познать сложней, формулы какие-то, физика с математикой, понимаешь. Поэтому их говорение суггестивней гуманитарных высеров. Продуктом жизнедеятельности Университета является господство. Обычная претензия на власть над умами - желание Признания.
Ирония в том, что фрики, противостоящие официозной науке, абсолютно так же пребывают в инстанции дискурса Университета, в инстанции Знания. Все эти новохроноложцы, плоскоземельцы, конспирологи и прочие добрые люди со взором горящим. Они бессознательно верят в то, что существует некий скрытый «Некрономикон», который можно найти, прочитать и познать Знание. Поэтому конспирологам структурно необходимы рептилоиды и Бробдингнегский клуб. Эта мифология питает их стремление вырваться на пердячем пару негации из невежества к свету Знания. Конспирология - не просто бред значения. В собирании сигнатур и композиционном фантазировании самих по себе нет ничего плохого, только хорошее. Я вот, например, нежно люблю конспирологию. Читаю все эти теории заговора, как увлекательные детективы и приключенческие романы, типа Дэна Брауна. Чем изощрённей, тем лучше. Но даже если и бред, ничего страшного. Ежели автор не бросается с кухонным ножом на окружающих, не ходит под себя, шнурки завязывать умеет, самостоятельно зарабатывает, то и пущай себе выдумывает. Да и вообще, какой от конспирологов вред, пока они в Интернете резвятся? Важно лишь к власти их не пускать. Ладно, Бог с ними, с конспирологами, я их привёл в пример, только чтобы показать, как работает машинка Знания.
Меня вообще-то интересует другое. Метафорой современной картины мира является образ полёта, как падения, и дна, как основания. То есть человек - существо духовно нелёгкое, летать между мирами и плавать в верхних водах самостоятельно он не может, способен только падать и тонуть. Кто-то говорит - это от того, что груз грехов тянет вниз, кто-то - что мы порождения тяжкой материи с её суровыми физическими законами. И вообще надо крепко стоять ногами на гее-хтонии. Потому что основание, ниже земли не упадёшь. Даже мистическую безосновность мы воображаем, как падение медной наковальни в Тартар. Зияние - обязательно пропасть для нас. Лучше иметь непоколебимое, бесспорное основание, на которое можно опереться. И на этом незыблемом фундаменте дна построить башню Знания. Это, конечно, очень брутальная мифологема.
Эллины мыслили и ощущали сущее не так. Они не знали. И знать не хотели. Знали, что ничего не знали. Это была культура фанетии - золотистого мерцания. Растворённый в тонком свете пентелийский мрамор. Колеблемость и колыхание. Носится орфический ветер-дух и от него девы беременеют полубогами.
Эллины не знали вселенского зла. У них не было фигуры Сатаны. Но они тоже чувствовали дно - тяжкую Гею. Однако единственным онтологическим врагом для древнегреческого мистика была Ананке - необходимость. Рабство, тяжесть, смерть, как принудительность. «Мужайся, никто не бессмертен». Но демиург побеждает Ананке не насилием, а эротической речью. Склоняет её к иерогамии. От божественного брака рождаются солнечные дети - вещи мира. «We need great golden copulations».
Мне могут возразить - а как же Евклид и Геронов шар? А математика древнегреческая как же? О, боги, мои боги, да разве мне жалко? Я, напротив, полностью за науку. Но начала аподиктического знания не выводятся аподиктическим способом. Аристотель, отец железной логики, говорил:
«Исследование полезно еще для [познания] первых [начал] всякой науки. Ибо исходя из начал, свойственных лишь данной науке, нельзя говорить что-нибудь о тех началах, поскольку они первые начала для всех наук. Поэтому их необходимо разбирать на основании правдоподобных положений в каждом отдельном случае, а это и есть [задача], свойственная диалектике или наиболее близкая ей. Ибо, будучи способом исследования, она прокладывает путь к началам всех учений» («Топика», I, 2).
Носителем Знания предполагается, что нечто можно однозначно знать. Якобы существует некое Знание, которое можно узнать. Прочитать, доказать, выучить, узнать. Великая Матчасть. Реальная наука не имеет прямого отношения к дискурсу Университета. Серьёзный учёный, да и вообще духовно зрелый человек, прекрасно знает, что он ничего не знает. Важно движение мысли, то, что Гегель называл моментом движения. Я имею в виду диалектику. Для хорошего учёного чрезвычайна опасна раз и навсегда принятая картина мира. Недаром иконой нашей культуры до сих пор является Сократ. На том стоим - на сияющей пустоте и просторе. И полемос - отец всего.
А представитель дискурса Университета знает, кретин. Особенно потешны, конечно, гуманитарии, когда они начинают что-то знать. Ссылаются на какую-то кабинетную хрень какого-нибудь француза из Сорбонны, щёки надувают. Впрочем, технари тоже хороши. Просто их Знание позатейливей будет, познать сложней, формулы какие-то, физика с математикой, понимаешь. Поэтому их говорение суггестивней гуманитарных высеров. Продуктом жизнедеятельности Университета является господство. Обычная претензия на власть над умами - желание Признания.
Ирония в том, что фрики, противостоящие официозной науке, абсолютно так же пребывают в инстанции дискурса Университета, в инстанции Знания. Все эти новохроноложцы, плоскоземельцы, конспирологи и прочие добрые люди со взором горящим. Они бессознательно верят в то, что существует некий скрытый «Некрономикон», который можно найти, прочитать и познать Знание. Поэтому конспирологам структурно необходимы рептилоиды и Бробдингнегский клуб. Эта мифология питает их стремление вырваться на пердячем пару негации из невежества к свету Знания. Конспирология - не просто бред значения. В собирании сигнатур и композиционном фантазировании самих по себе нет ничего плохого, только хорошее. Я вот, например, нежно люблю конспирологию. Читаю все эти теории заговора, как увлекательные детективы и приключенческие романы, типа Дэна Брауна. Чем изощрённей, тем лучше. Но даже если и бред, ничего страшного. Ежели автор не бросается с кухонным ножом на окружающих, не ходит под себя, шнурки завязывать умеет, самостоятельно зарабатывает, то и пущай себе выдумывает. Да и вообще, какой от конспирологов вред, пока они в Интернете резвятся? Важно лишь к власти их не пускать. Ладно, Бог с ними, с конспирологами, я их привёл в пример, только чтобы показать, как работает машинка Знания.
Меня вообще-то интересует другое. Метафорой современной картины мира является образ полёта, как падения, и дна, как основания. То есть человек - существо духовно нелёгкое, летать между мирами и плавать в верхних водах самостоятельно он не может, способен только падать и тонуть. Кто-то говорит - это от того, что груз грехов тянет вниз, кто-то - что мы порождения тяжкой материи с её суровыми физическими законами. И вообще надо крепко стоять ногами на гее-хтонии. Потому что основание, ниже земли не упадёшь. Даже мистическую безосновность мы воображаем, как падение медной наковальни в Тартар. Зияние - обязательно пропасть для нас. Лучше иметь непоколебимое, бесспорное основание, на которое можно опереться. И на этом незыблемом фундаменте дна построить башню Знания. Это, конечно, очень брутальная мифологема.
Эллины мыслили и ощущали сущее не так. Они не знали. И знать не хотели. Знали, что ничего не знали. Это была культура фанетии - золотистого мерцания. Растворённый в тонком свете пентелийский мрамор. Колеблемость и колыхание. Носится орфический ветер-дух и от него девы беременеют полубогами.
Эллины не знали вселенского зла. У них не было фигуры Сатаны. Но они тоже чувствовали дно - тяжкую Гею. Однако единственным онтологическим врагом для древнегреческого мистика была Ананке - необходимость. Рабство, тяжесть, смерть, как принудительность. «Мужайся, никто не бессмертен». Но демиург побеждает Ананке не насилием, а эротической речью. Склоняет её к иерогамии. От божественного брака рождаются солнечные дети - вещи мира. «We need great golden copulations».
Мне могут возразить - а как же Евклид и Геронов шар? А математика древнегреческая как же? О, боги, мои боги, да разве мне жалко? Я, напротив, полностью за науку. Но начала аподиктического знания не выводятся аподиктическим способом. Аристотель, отец железной логики, говорил:
«Исследование полезно еще для [познания] первых [начал] всякой науки. Ибо исходя из начал, свойственных лишь данной науке, нельзя говорить что-нибудь о тех началах, поскольку они первые начала для всех наук. Поэтому их необходимо разбирать на основании правдоподобных положений в каждом отдельном случае, а это и есть [задача], свойственная диалектике или наиболее близкая ей. Ибо, будучи способом исследования, она прокладывает путь к началам всех учений» («Топика», I, 2).