Про дождевого червячка
Жил-был на свете маленький дождевой червячок. То есть это только так говорится, что на свете, на самом деле, ни на каком не на свете, а в полной темноте, глубоко под землей. В общем-то ему было все равно, на свете он жил или совсем без света, потому что он был слепой и не знал, темно там, где он живет, или светло. Он понимал только, тепло там, где он живет, или холодно, а еще - влажно или сухо. Если было сухо и жарко, он старался оказаться там, где влажно и прохладно, но не холодно, конечно, потому что холод земляной червячок не любил.
Несмотря на то, что глаз у него не было, жилось земляному червяку совсем не плохо. Он никогда не голодал, потому что ел, в основном, землю, и никогда не скучал, потому что у него была его Вторая Половинка. Он всегда мог ей сказать: «Добрый день!», или «С добрым утром!», или «Доброй ночи». Он не разбирался, когда что, поэтому говорил попеременно то одно, то другое. Вернее, не говорил, конечно, а просто думал, но она его понимала. На то она и половинка, чтоб понимать все без слов.
Каждый день они ползали друг за дружкой глубоко под землей, ища местечко получше, ползали и ползали, думая друг другу про все на свете, и им никогда не было скучно. Они ели землю и спали, а когда не спали - занимались любовью. Им это очень нравилось, как и все, чем они занимались. Получалось, что они делали только то, чего хотели оба, потому что всегда хотели одного и того же. Иногда, когда на поверхности шел дождь, и становилось слишком сыро, они вылезали наверх подышать свежим воздухом. Это было что-то вроде отпуска. Они купались в теплых лужах, оставшихся после дождя и поблескивающих бензином, бегали от прохожих, которые каждую секунду норовили раздавить дождевого червяка и его Половинку, и веселились.
Так бы и жил себе дальше дождевой червячок, пока однажды не услышал скрип металла о землю, и ему не стало БОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНО. Так, как никогда раньше не было.
Сначала он подумал, что умер. Но потом почувствовал, что вокруг него - знакомая земля, которую он ел только что, он это помнил. Получалось, что он все-таки жив, потому что, если б он умер, ни чувствовать, ни помнить бы он уже не мог. Он думал про все это и все лучше понимал, что жив. Смущало только одно - за все время, пока он думал про столько разных вещей, его Вторая Половинка так ни разу ему и не ответила. Она не подумала ему ничего, а это было на нее совсем не похоже. Она ведь была его Половинкой, а, значит, и думала так же много, как он.
Он позвал ее. Не крикнул, конечно, кричать он не умел, да и кто бы его услышал под землей? Просто подумал: «Милая, ты жива? Что с нами такое приключилось, лапочка? Это же просто пиздец какой-то, как было больно, а»? Но ему никто не ответил. Только где-то совсем близко шевелится еще один дождевой червячок. Он ничего не говорил, разумеется, а что он думает, было непонятно. Дождевые черви не умеют читать мысли других дождевых червей, а этот червяк был совершенно посторонний и самостоятельный.
«Куда же делась моя половинка?», - хотел было закричать червячок, но не мог. Чужой дождевой червяк еще некоторое время копошился поблизости, словно прислушиваясь, а потом уполз. Казалось, он тоже кого-то ищет и слушает, не позовет ли кто. Глупости, конечно. Кого он там мог услышать без ушей.
Несмотря на то, что глаз у него не было, жилось земляному червяку совсем не плохо. Он никогда не голодал, потому что ел, в основном, землю, и никогда не скучал, потому что у него была его Вторая Половинка. Он всегда мог ей сказать: «Добрый день!», или «С добрым утром!», или «Доброй ночи». Он не разбирался, когда что, поэтому говорил попеременно то одно, то другое. Вернее, не говорил, конечно, а просто думал, но она его понимала. На то она и половинка, чтоб понимать все без слов.
Каждый день они ползали друг за дружкой глубоко под землей, ища местечко получше, ползали и ползали, думая друг другу про все на свете, и им никогда не было скучно. Они ели землю и спали, а когда не спали - занимались любовью. Им это очень нравилось, как и все, чем они занимались. Получалось, что они делали только то, чего хотели оба, потому что всегда хотели одного и того же. Иногда, когда на поверхности шел дождь, и становилось слишком сыро, они вылезали наверх подышать свежим воздухом. Это было что-то вроде отпуска. Они купались в теплых лужах, оставшихся после дождя и поблескивающих бензином, бегали от прохожих, которые каждую секунду норовили раздавить дождевого червяка и его Половинку, и веселились.
Так бы и жил себе дальше дождевой червячок, пока однажды не услышал скрип металла о землю, и ему не стало БОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНО. Так, как никогда раньше не было.
Сначала он подумал, что умер. Но потом почувствовал, что вокруг него - знакомая земля, которую он ел только что, он это помнил. Получалось, что он все-таки жив, потому что, если б он умер, ни чувствовать, ни помнить бы он уже не мог. Он думал про все это и все лучше понимал, что жив. Смущало только одно - за все время, пока он думал про столько разных вещей, его Вторая Половинка так ни разу ему и не ответила. Она не подумала ему ничего, а это было на нее совсем не похоже. Она ведь была его Половинкой, а, значит, и думала так же много, как он.
Он позвал ее. Не крикнул, конечно, кричать он не умел, да и кто бы его услышал под землей? Просто подумал: «Милая, ты жива? Что с нами такое приключилось, лапочка? Это же просто пиздец какой-то, как было больно, а»? Но ему никто не ответил. Только где-то совсем близко шевелится еще один дождевой червячок. Он ничего не говорил, разумеется, а что он думает, было непонятно. Дождевые черви не умеют читать мысли других дождевых червей, а этот червяк был совершенно посторонний и самостоятельный.
«Куда же делась моя половинка?», - хотел было закричать червячок, но не мог. Чужой дождевой червяк еще некоторое время копошился поблизости, словно прислушиваясь, а потом уполз. Казалось, он тоже кого-то ищет и слушает, не позовет ли кто. Глупости, конечно. Кого он там мог услышать без ушей.