Под вишнями, под музыку Шуберта...
В отделе было шумно: опердежурный Соловьев выиграл по довоенной еще облигации
пятьдесят тысяч. Счастливчик, очень довольный и гордый, слегка смущаясь,
благодарил за поздравления, с которыми к нему приходили даже люди малознакомые.
Торжество достигло вершины, когда явился редактор управленческой
многотиражки с фотографом. Правда, тут Соловьева обуяла скромность, и он
стал отказываться, бормоча, что ничего особенного он не сделал, но
редактор быстро урезонил его, подсказав, что помещать его портрет в
газете будут не от восхищения замечательными соловьевскими глазами, а
потому, что это дело политически важное.
Потом пришел Жеглов, которому Соловьев в тысячный раз поведал, как он
вчера "так просто, от скуки, чтоб время, значит, убить" проверил номера
облигаций по первому послевоенному тиражу:
- Смотрю, братцы вы мои, серия сходится! А как увидел выигрыш -
полтинник, - так и номер проверять опасаюсь: вдруг, думаю, не тот,
получи тогда "на остальные номера выпали...". Отложил я газету на диван,
пошел перекурить...
- А сердце так и бьется, - сочувственно сказал Жеглов.
- Ага... - простодушно подтвердил Соловьев. - Зову Зинку. Зинк,
говорю, у тебя рука счастливая, проверь-ка номер... Да, братцы, это не
каждому так подвалит...
- Еще бы каждому! - подтвердил Жеглов. - Судьба, брат, она тоже
хитрая, достойных выбирает...
- Слушай, Глеб Егорыч, - вмешался редактор из многотиражки, - тут люди работают, между прочим. Ты, Соловьев, расскажи всё по порядку про себя - как тебя в милицию-то жизнь определила.
- Длинная история, - помрачнел вдруг Соловьев.
- А поподробнее? Давай, колись! Дело-то политически важное...
- Колись, колись, - зашумел отдел.
- Да что там, - махнул рукой опердежурный. - Не первый это выигрыш у меня.
В отделе стало тихо.
- Не первый, - повторил Соловьев. - Первый десять лет назад мне выпал. И не пятьдесят тысяч, а целых сто.
- Как так? - ахнул Гриша Шесть-на-Девять.
- Вот так, значит, - забормотал Соловьев. - Жил, братцы вы мои, одиноко, не имея нигде родных и почти не имея знакомых в Москве. И, представьте, однажды выиграл сто тысяч рублей. Потом купил книг, нанял у застройщика две комнаты в подвале маленького домика в садике - в переулке близ Арбата...
пятьдесят тысяч. Счастливчик, очень довольный и гордый, слегка смущаясь,
благодарил за поздравления, с которыми к нему приходили даже люди малознакомые.
Торжество достигло вершины, когда явился редактор управленческой
многотиражки с фотографом. Правда, тут Соловьева обуяла скромность, и он
стал отказываться, бормоча, что ничего особенного он не сделал, но
редактор быстро урезонил его, подсказав, что помещать его портрет в
газете будут не от восхищения замечательными соловьевскими глазами, а
потому, что это дело политически важное.
Потом пришел Жеглов, которому Соловьев в тысячный раз поведал, как он
вчера "так просто, от скуки, чтоб время, значит, убить" проверил номера
облигаций по первому послевоенному тиражу:
- Смотрю, братцы вы мои, серия сходится! А как увидел выигрыш -
полтинник, - так и номер проверять опасаюсь: вдруг, думаю, не тот,
получи тогда "на остальные номера выпали...". Отложил я газету на диван,
пошел перекурить...
- А сердце так и бьется, - сочувственно сказал Жеглов.
- Ага... - простодушно подтвердил Соловьев. - Зову Зинку. Зинк,
говорю, у тебя рука счастливая, проверь-ка номер... Да, братцы, это не
каждому так подвалит...
- Еще бы каждому! - подтвердил Жеглов. - Судьба, брат, она тоже
хитрая, достойных выбирает...
- Слушай, Глеб Егорыч, - вмешался редактор из многотиражки, - тут люди работают, между прочим. Ты, Соловьев, расскажи всё по порядку про себя - как тебя в милицию-то жизнь определила.
- Длинная история, - помрачнел вдруг Соловьев.
- А поподробнее? Давай, колись! Дело-то политически важное...
- Колись, колись, - зашумел отдел.
- Да что там, - махнул рукой опердежурный. - Не первый это выигрыш у меня.
В отделе стало тихо.
- Не первый, - повторил Соловьев. - Первый десять лет назад мне выпал. И не пятьдесят тысяч, а целых сто.
- Как так? - ахнул Гриша Шесть-на-Девять.
- Вот так, значит, - забормотал Соловьев. - Жил, братцы вы мои, одиноко, не имея нигде родных и почти не имея знакомых в Москве. И, представьте, однажды выиграл сто тысяч рублей. Потом купил книг, нанял у застройщика две комнаты в подвале маленького домика в садике - в переулке близ Арбата...