Post "МН"
Год назад ушел из газеты. Год ровно. За всех говорить не буду - чисто за себя.
Это было почти сексуальным наслаждением - подать в некое хлебало заявление. Затем - в точности по мудрости древних: omne animal triste post coitum. Правда, поперек мудрости post затянулось. Не до triste было.
Сначала заболел Егор. Через два дня из его газеты вышибли пятерых основных. За месяц до того - двоих таких же. Классика оккупации: пришли, пожрали от пуза, потом постреляли от живота.
Остальные ушли сами. Те, кто не мог не.
Это был странный, иногда страшный год. Ну как страшный - страшненький.
Врубился, что слева болит не только от чувствсвсвс. Отнюдь не. Хотя это, может, и возрастное. Совпало, значит.
Резко стал ощущать, что есть люди, бывают и кроме. Неприятно. Потом понял, что там остались тоже люди. Стало еще хуже: люди - и там...
Правда, жалко все время было одного. Точнее, одну. Мой первый учитель в этой профессии; ей некуда идти, там она живет - с открытия русского издания, с 80-го. Жалко до сих пор. Не хватает.
Вспомнил о ней - понял наконец, что напрягает в сантиментах: настойчивая непрерывность процесса.
Получил погоняло "Белый Рыцарь" от человека, чуть более циничного, чем я. Он добр и весел, когда-то был патанатомом, хватка осталась. Очень беспокоился о моем здоровье; впрочем, так было и до, есть и сейчас. Может, ждет меня после всего; я так за.
Когда все кончилось, позвонил ему. Сказал, что купил газету Рабинович из Киева. Он тоже читал Шолом-Алейхема - раньше и лучше, чем я; видимо, поэтому обозвал антисемитом проклятым. Едва убедил: правда, Рабинович. На вопрос "И что дальше?" ответил, что Рабинович привез из Киева Кацмана. После крика "Ты опять?!" повторно убеждать не стал. Хотя это тоже была правда - впрочем, ненадолго. Как и Рабинович.
Там все как в Киеве: за Рабиновичем пришел Гайдамак.
Недавно оттуда приходили - те, кто остались. Пообщались, даже в щечку поцеловал обеих; красивые девчонки, почему нет.
На новом - уже полгода с лишним. Получив предложение, месяц морочил человеку голову. Надеялся со всеми - вот еще одни переговоры, пара писем, пяток звонков, все вернется... Человек все понял. Он когда-то тоже был там. Тогда я не ушел за ним. Теперь я у него. Не стыдно, нет. Я заметил: когда искренне благодарен, совсем не стыдно.
Все хорошо, честно. Никто из нас не пропал, все по местам.
Хотя post, оказывается, тоже сантимент.
А Егор так и не поднялся.
Это было почти сексуальным наслаждением - подать в некое хлебало заявление. Затем - в точности по мудрости древних: omne animal triste post coitum. Правда, поперек мудрости post затянулось. Не до triste было.
Сначала заболел Егор. Через два дня из его газеты вышибли пятерых основных. За месяц до того - двоих таких же. Классика оккупации: пришли, пожрали от пуза, потом постреляли от живота.
Остальные ушли сами. Те, кто не мог не.
Это был странный, иногда страшный год. Ну как страшный - страшненький.
Врубился, что слева болит не только от чувствсвсвс. Отнюдь не. Хотя это, может, и возрастное. Совпало, значит.
Резко стал ощущать, что есть люди, бывают и кроме. Неприятно. Потом понял, что там остались тоже люди. Стало еще хуже: люди - и там...
Правда, жалко все время было одного. Точнее, одну. Мой первый учитель в этой профессии; ей некуда идти, там она живет - с открытия русского издания, с 80-го. Жалко до сих пор. Не хватает.
Вспомнил о ней - понял наконец, что напрягает в сантиментах: настойчивая непрерывность процесса.
Получил погоняло "Белый Рыцарь" от человека, чуть более циничного, чем я. Он добр и весел, когда-то был патанатомом, хватка осталась. Очень беспокоился о моем здоровье; впрочем, так было и до, есть и сейчас. Может, ждет меня после всего; я так за.
Когда все кончилось, позвонил ему. Сказал, что купил газету Рабинович из Киева. Он тоже читал Шолом-Алейхема - раньше и лучше, чем я; видимо, поэтому обозвал антисемитом проклятым. Едва убедил: правда, Рабинович. На вопрос "И что дальше?" ответил, что Рабинович привез из Киева Кацмана. После крика "Ты опять?!" повторно убеждать не стал. Хотя это тоже была правда - впрочем, ненадолго. Как и Рабинович.
Там все как в Киеве: за Рабиновичем пришел Гайдамак.
Недавно оттуда приходили - те, кто остались. Пообщались, даже в щечку поцеловал обеих; красивые девчонки, почему нет.
На новом - уже полгода с лишним. Получив предложение, месяц морочил человеку голову. Надеялся со всеми - вот еще одни переговоры, пара писем, пяток звонков, все вернется... Человек все понял. Он когда-то тоже был там. Тогда я не ушел за ним. Теперь я у него. Не стыдно, нет. Я заметил: когда искренне благодарен, совсем не стыдно.
Все хорошо, честно. Никто из нас не пропал, все по местам.
Хотя post, оказывается, тоже сантимент.
А Егор так и не поднялся.