О переводе богослужения на русский язык
Незадолго до Пасхи я попытался принять участие в дискуссии в Журнале ailoyros о богослужебном языке. Но после нескольких комментов меня попросили замолчать. По воле инициатора дискуссии доводы должны были носить объективный характер, а мои были вопиюще субъективными. Объективность же, как мне объяснили, должна была заключаться в том, что исследовались различия между выражениями "дариносима чинми", которое выражает исчезнувшее понятие и "непщевати о гресех", которое просто включает в себя устаревшие слова. Мне бы хотелось сначала все же разобраться в более общих вопросах.
Почему вообще встает вопрос о переводе богослужения на русский язык? Мне скажут, что это глупый вопрос. Ответ на него очевиден - чтобы было понятно. Но парадокс заключается в том, что ведут такие дискуссии вполне воцерковленные люди, которые понимают "непщевати о гресех" и "дариносима чинми" на любом языке. Им самим это не нужно. А нужно это, якобы, нецерковным людям, которые должны прийти в Церковь, и им все должно быть понятно. Но проблема нецерковных людей не в том, что им непонятны слова, им неведомы сами понятия, о которых говорит богослужение. Они не знают о тех самых "гресех" ни на церковно-славянском, ни на русском, ни на каком. Это иллюзия нецерковного человека, что если он придет в церковь, и там все будет на русском, он сразу все поймет. Процесс воцерковления - длительный. Это не процесс понимания неких слов, а процесс перехода в совершенно иную жизнь. Конечно, понимание слов этому процессу отнюдь не мешает, но к словам этот процесс не сводится. Здесь могут помочь и огласительные беседы (не слишком длительные), и какие-то книжки, и общение с более опытными братьями и сестрами, и, самое главное, участие в богослужениях и таинствах. Человек приходит в Церковь со множеством разных вопросов. Участие в таинствах не решает, но просто снимает их.
Поэтому церковно-славянский язык богослужений, возможно, даже лучше подходит для воцерковления. Это - как бывают лекарства пролонгированного действия. Они не сразу всасываются в кровь, а постепенно. Человек постепенно, медленно входит в Церковь, уясняет смысл понемногу. Но он уясняет смысл не только слов, но и понятий, стоящих за этими словами. Причем важен смысл не каждого отдельного слова, а всего в комплексе. Ибо далеко не все в Церкви подлежит вербализации.
Объективно говорить можно только об одном. Если существует богослужение на японском и алеутском, нет ничего, что делало бы недействительным богослужение на русском языке. Но, поскольку мы решили, что для воцерковления, это совершенно не обязательно, вопрос, зачем это нужно, встает снова. Я не вижу никаких доводов в пользу перевода богослужения на русский язык. Доводы против у меня есть, хотя уважаемый ailoyros назовет их субъективными.
Православные богослужебные тексты имеют, в основном, два источника происхождения: еврейский и византийский. К еврейскому я бы отнес не только ветхозаветные, но и новозаветные тексты. Хотя они написаны, в основном, по-гречески, создавали их люди мыслившие по-еврейски, опиравшиеся на Ветхий завет.
Богослужебные тексты еврейской и греческой традиции весьма отличаются друг от друга. Коротко говоря, в еврейских текстах меньше риторики, они проще, менее напыщены и легче воспринимаются современным человеком. Поэтому, когда чтения из Священного Писания звучат в храме на русском, это не вызывает отторжения. К тому же в Русской церкви существует узаконенный синодальный перевод Священного Писания (хотя и не во всем удачный). Иное дело - византийская гимнография. Это весьма специфический жанр: выспренние тексты, наполненные всякого рода риторикой, для современного уха они неудобоваримы. Когда они звучат по церковно-славянски, это еще воспринимается как такая древняя поэзия, но по-русски слушать это весьма тяжело. Мне приходилось в храме слышать канон, когда ирмосы пелись по церковно-славянски, а тропари читались по-русски. Это звучало просто пошло. Какие-то напыщенные оды, напоминающие то ли Гомера, то ли Шекспира. Я спросил, кто автор перевода, мне сказали - Аверинцев. А ведь он считается выдающимся филологом и переводчиком. Очевидно, что перевести это хорошо - просто невозможно. Я вспомнил, как о.Александр Шмеман писал, что канон преподобного Андрея Критского на церковно-славянском звучит неплохо, а по английски - как дубовая риторика. Тем более, по-русски. Ведь русский язык изначально развивался как профанный, поскольку роль сакрального языка играл церковно-славянский. Всякого рода высокая риторика воспринимается на русском, как пародия, как пошлость.
То же можно сказать и о молитвах. В храме, куда я хожу, иногда молитвы перед причастием читаются по-русски. Это звучит весьма неприятно, как какие-то холодные переговоры с Богом. Все же церковно-славянский язык создавался , как калька греческого. Для него характерны те же риторические фигуры, что и для греческого. А для русского языка все это совсем не характерно.
Отец Павел Флоренский рассматривал храмовое действо, как синтез искусств. Когда большевики разгоняли Троице-Сергиеву лавру, при этом сохраняя иконы, он пытался доказать, что ценность имеют не только иконы, но все храмовое действо. Все в нем органично взаимосвязано: архитектура, иконы, облачения священников, музыка, богослужебные тексты, манера их чтения, даже дым кадильниц важен в этом синтезе. Это действительно так! Когда в барочном Спасо-Преображенском соборе в Петербурге среди картин, заменяющих иконы, звучат в исполнении профессионального хора партесные песнопения, - это воспринимается нормально. Когда такие концертные номера звучат в новгородском Софийском соборе - хочется бежать оттуда, так они там неуместны.
Это, конечно,вопрос вкуса, объективно доказать это невозможно. Но, по-моему, для русскоязычного богослужения надо построить современные храмы из стекла и бетона, написать современные иконы в стиле поп-арта, заказать облачения для священников у Гальяно и Маккуина, а тексты богослужений - у Евтушенко, как предлагала героиня старой повести Олеси Николаевой. Шучу, конечно.
В принципе, я не вижу ничего ужасного, если в большом городе, в каких-то храмах будут служить на русском языке. В большом городе у каждого есть выбор, в какой храм пойти молиться. Думаю, сначала в русскоязычных храмах будет много народу, а со временем его будет становится все меньше и меньше. Эффект новизны пропадет, а пошлость останется.
Почему вообще встает вопрос о переводе богослужения на русский язык? Мне скажут, что это глупый вопрос. Ответ на него очевиден - чтобы было понятно. Но парадокс заключается в том, что ведут такие дискуссии вполне воцерковленные люди, которые понимают "непщевати о гресех" и "дариносима чинми" на любом языке. Им самим это не нужно. А нужно это, якобы, нецерковным людям, которые должны прийти в Церковь, и им все должно быть понятно. Но проблема нецерковных людей не в том, что им непонятны слова, им неведомы сами понятия, о которых говорит богослужение. Они не знают о тех самых "гресех" ни на церковно-славянском, ни на русском, ни на каком. Это иллюзия нецерковного человека, что если он придет в церковь, и там все будет на русском, он сразу все поймет. Процесс воцерковления - длительный. Это не процесс понимания неких слов, а процесс перехода в совершенно иную жизнь. Конечно, понимание слов этому процессу отнюдь не мешает, но к словам этот процесс не сводится. Здесь могут помочь и огласительные беседы (не слишком длительные), и какие-то книжки, и общение с более опытными братьями и сестрами, и, самое главное, участие в богослужениях и таинствах. Человек приходит в Церковь со множеством разных вопросов. Участие в таинствах не решает, но просто снимает их.
Поэтому церковно-славянский язык богослужений, возможно, даже лучше подходит для воцерковления. Это - как бывают лекарства пролонгированного действия. Они не сразу всасываются в кровь, а постепенно. Человек постепенно, медленно входит в Церковь, уясняет смысл понемногу. Но он уясняет смысл не только слов, но и понятий, стоящих за этими словами. Причем важен смысл не каждого отдельного слова, а всего в комплексе. Ибо далеко не все в Церкви подлежит вербализации.
Объективно говорить можно только об одном. Если существует богослужение на японском и алеутском, нет ничего, что делало бы недействительным богослужение на русском языке. Но, поскольку мы решили, что для воцерковления, это совершенно не обязательно, вопрос, зачем это нужно, встает снова. Я не вижу никаких доводов в пользу перевода богослужения на русский язык. Доводы против у меня есть, хотя уважаемый ailoyros назовет их субъективными.
Православные богослужебные тексты имеют, в основном, два источника происхождения: еврейский и византийский. К еврейскому я бы отнес не только ветхозаветные, но и новозаветные тексты. Хотя они написаны, в основном, по-гречески, создавали их люди мыслившие по-еврейски, опиравшиеся на Ветхий завет.
Богослужебные тексты еврейской и греческой традиции весьма отличаются друг от друга. Коротко говоря, в еврейских текстах меньше риторики, они проще, менее напыщены и легче воспринимаются современным человеком. Поэтому, когда чтения из Священного Писания звучат в храме на русском, это не вызывает отторжения. К тому же в Русской церкви существует узаконенный синодальный перевод Священного Писания (хотя и не во всем удачный). Иное дело - византийская гимнография. Это весьма специфический жанр: выспренние тексты, наполненные всякого рода риторикой, для современного уха они неудобоваримы. Когда они звучат по церковно-славянски, это еще воспринимается как такая древняя поэзия, но по-русски слушать это весьма тяжело. Мне приходилось в храме слышать канон, когда ирмосы пелись по церковно-славянски, а тропари читались по-русски. Это звучало просто пошло. Какие-то напыщенные оды, напоминающие то ли Гомера, то ли Шекспира. Я спросил, кто автор перевода, мне сказали - Аверинцев. А ведь он считается выдающимся филологом и переводчиком. Очевидно, что перевести это хорошо - просто невозможно. Я вспомнил, как о.Александр Шмеман писал, что канон преподобного Андрея Критского на церковно-славянском звучит неплохо, а по английски - как дубовая риторика. Тем более, по-русски. Ведь русский язык изначально развивался как профанный, поскольку роль сакрального языка играл церковно-славянский. Всякого рода высокая риторика воспринимается на русском, как пародия, как пошлость.
То же можно сказать и о молитвах. В храме, куда я хожу, иногда молитвы перед причастием читаются по-русски. Это звучит весьма неприятно, как какие-то холодные переговоры с Богом. Все же церковно-славянский язык создавался , как калька греческого. Для него характерны те же риторические фигуры, что и для греческого. А для русского языка все это совсем не характерно.
Отец Павел Флоренский рассматривал храмовое действо, как синтез искусств. Когда большевики разгоняли Троице-Сергиеву лавру, при этом сохраняя иконы, он пытался доказать, что ценность имеют не только иконы, но все храмовое действо. Все в нем органично взаимосвязано: архитектура, иконы, облачения священников, музыка, богослужебные тексты, манера их чтения, даже дым кадильниц важен в этом синтезе. Это действительно так! Когда в барочном Спасо-Преображенском соборе в Петербурге среди картин, заменяющих иконы, звучат в исполнении профессионального хора партесные песнопения, - это воспринимается нормально. Когда такие концертные номера звучат в новгородском Софийском соборе - хочется бежать оттуда, так они там неуместны.
Это, конечно,вопрос вкуса, объективно доказать это невозможно. Но, по-моему, для русскоязычного богослужения надо построить современные храмы из стекла и бетона, написать современные иконы в стиле поп-арта, заказать облачения для священников у Гальяно и Маккуина, а тексты богослужений - у Евтушенко, как предлагала героиня старой повести Олеси Николаевой. Шучу, конечно.
В принципе, я не вижу ничего ужасного, если в большом городе, в каких-то храмах будут служить на русском языке. В большом городе у каждого есть выбор, в какой храм пойти молиться. Думаю, сначала в русскоязычных храмах будет много народу, а со временем его будет становится все меньше и меньше. Эффект новизны пропадет, а пошлость останется.