Идеология и жизнь: Сомали, Библия и исландские саги
Шум в прессе вокруг Сомали напомнил мне интересную статью Бенджамина Пауэлла, Риана Форда и Алекса Норвасте "Сомали после коллапса государства: Хаос или улучшение?", опубликованную в ноябре 2006 года. Форд и Норвасте - аспирант и студент. Первый автор, Пауэлл, достаточно известен. Его биография довольно типична для экономиста либертарианского толка: работа в Independent Institute, American Enterprise Institute и прочих правых think tanks, публикации в разных изданиях, включая Cato Journal и Quarterly Journal of Austrian Economics, профессорская должность, интервью с Такером Карлсоном и Луи Доббсом, статьи и комментарии под характерными названиями: "Globalization and Its Enemies", "Deregulate Health Insurance" и пр.
Обращение к теме Сомали для этого автора не случайно. Сейчас уже мало кто помнит, но ещё несколько лет назад либертарианцы любили приводить в пример эту страну как доказательство ненужности и вредности государства. Дескать, вот в Сомали государство развалилось - и ничего, люди живут не хуже, чем в соседних странах, а экономика развивается даже лучше. Вот и основной тезис статьи выражен уже в резюме: "Многие думают, что экономика Сомали погрузилась в хаосе после коллапса национального правительства в 1991 году. Мы использовали сравнительный институциональный подход, чтобы проанализировать положение здесь на фоне других африканских стран - как в период, когда в Сомали было правительство, так и во время длительной анархии. Мы обнаружили, что хотя Сомали бедна, её относительная экономическая эффективность улучшилась за время без государства. Мы также описываем, как Сомали обеспечила на своей территории законность и валюту, которые позволили стране достигнуть координации жизни общества и привели к улучшению в уровне жизни".
Мне кажется, что сейчас, в 2009 году, поучительно вспомнить эту статью и понять, почему выводы авторов были именно таковы.
Авторы смело формулируют задачу исследования как уникальную возможность "изучить политическую экономию безгосударственного порядка". "Некоторые теоретики (Гоббс, 1651, Буханан, 1975) утверждали, что без государства общество погрузится в войну всех против всех, результатом которой будет 'плохая, жестокая и короткая' жизнь. Даже если полного коллапса не произойдет, стандартная экономическая теория предсказывает, что многие общественные блага не будут предоставляться, а сложные рыночные взаимодействия не будут реализованы. С другой стороны, некоторые теоретики (Ротбард, 1973, Фридман, 1989) утверждали, что 'анархо-капиталистическое' общество сможет обеспечить основные общественные блага и поддержать высокий уровень жизни". Авторы говорят, что хотя совсем высокий уровень жизни в Сомали не получился (они замечают, что анархия в Сомали далека от "идеальной анархии" Ротбарда и Фридмана), все же результаты в целом позитивны.
Авторы начинают с картины жизни Сомали до 1991 года: раздробленность на кланы и племена, коррупция, войны (внешние и гражданские), беженцы. Непродолжительная "дружба" с СССР (прервавшаяся после конфликта с ещё большими друзьями Советского Союза в Эфиопии) и заигрывания с "научным социализмом" экономику тоже не улучшили. К моменту падения режима Барре уровень жизни в Сомали был одним из самых низких в Африке. Как и в других странах Африки, коррумпированное государство грабило население, тормозя его развитие.
Авторы говорят, что деловой климат в Сомали улучшился после падения прежнего режима. Однако и теперь "торговцы вынуждены платить жадным вождям группировок в портах и на дорожных заставах". Торговля скотом с соседними Кенией и Эфиопией возросла в несколько раз. Сомали служит перевалочной базой для экспорта скота из Эфиопии, и количество овец и коз, проходящих через её порты, существенно больше, чем тогда, когда в стране было государство. Авторы отмечают, что не оправдались опасения тех, кто думал, что с падением государства возрастут расходы на прогон скота за счет грабежей: оказалось, что вооруженная охрана караванов сравнительно дешева.
Нашлось довольно много западных компаний, готовых торговать с Сомали: итальянские агробизнесы, американский Dole Fruit, BBC, DHL, British Airways, General Motors, Coca-Cola. Авторы описывают жизнь в одном из городов в Сомали, Борама (население от 150 тысяч до 300 тысяч в зависимости от сезона). Они с одобрением говорят об очень низком уровне городского налога в год: городской бюджет составляет около 150 тысяч долларов, - хотя и признаются, что не знают, как собирается этот налог. Авторы перечисляют количество магазинов, ресторанов и отелей, отмечают наличие аэропорта с ежедневными рейсами, двух больниц, где работают два лаборанта и один рентгенолог. Ничего не говорится о школах, но отмечается, что есть частный университет с 1000 студентов, 45 учителями и библиотекой на 100 тысяч книг.
Авторы говорят, что трудно оценивать уровень жизни населения, когда никто не ведет правильной статистики, но находят этот уровень близким к показателям соседних стран. Они несколько раз повторяют на разные лады, что после падения государства он повысился, а средняя продолжительность жизни возросла на пять лет. К несомненным успехам Сомали следует отнести уровень связи: по количеству сотовых телефонов Сомали занимает 16-е место в Африке, а по распространенности интернета 11-е.
Закон и правопорядок в Сомали обеспечиваются местными кланами. Закон основан на племенных обычаях. Авторы с явным одобрением пишут, что сомалийское обычное право "занимается возмещением ущерба жертве, а не наказанием преступников". Так, за убийство мужчины родственникам жертвы выплачивают стоимость 100 верблюдов, а за убийство женщины - 50. За воровство скота следует оплатить ущерб вдвое. Старейшины кланов не могут создавать закон - они интерпретируют существующие обычаи. В спорах между членами разных кланов старейшины вынуждены договариваться - или призвать третий клан в качестве третейского судьи. Штраф, присужденный таким судом, выплачивается семьей преступника. Язык авторов, описывающий такую коллективную ответственность, довольно забавен: "Каждый сомалиец по рождению принадлежит к страховой компании, основанной на происхождении от общего предка [...] изгнанник из такой группы должен найти другую страховую компанию". Мы ещё вернемся к этой интерпретации.
Говоря о валюте, авторы пишут: "Появившаяся система не похожа на конкурирующие частные деньги, которые предвидели теоретики (Хайек, 1976)". Кланы печатают бумажные деньги, а инфляция сдерживается тем, что (1) сомалийцы отказываются брать банкноты крупных деноминаций и (2) напечатать и привезти новую бумажку в Сомали стоит около 3 центов. В итоге банкноты ходят, по сути, по стоимости бумаги и краски. Для крупных сделок, однако, используются американские доллары. Роль банков играет система, основанная на родстве и принадлежности к клану.
В заключение авторы говорят, что хотя Сомали и не стала "утопией Ротбарда и Фридмана", но и существующие в Африке государства вовсе не утопии этатистов. Получившаяся в итоге страна, по мнению авторов, куда успешнее, чем когда здесь было государство. Авторы рекомендуют аналогичный подход для других африканских стран.
Теперь, после изложения статьи можно попытаться и проанализировать.
Собственно, больше всего поражает в этой статье удивительная слепота авторов. Люди видят вполне очевидное и понятное весло - и долго обсуждают, зачем нужна эта странная доска. Попробуем взглянуть на то, что описывают авторы, отбросив попытки натянуть на это теории Ротбарда, Фридмана или Хайека. Для чистоты эксперимента не будем привлекать никаких дополнительных сведений о Сомали, оставаясь в рамках того, что написано в тексте.
Что мы видим? Вооруженных пастухов. Кочевников или полукочевников (население города в зависимости от сезона изменяется раза в два!). Заставы на дорогах, берущие плату с караванов. Правосудие, осуществляемое старейшинами кланов. Коллективную семейную ответственность за преступления. Виру за убийство ("сто верблюдов за мужчину, пятьдесят за женщину"). Полноте, да тут нет никакой экзотики! Это архаичное общество, хорошо известное в литературе. Пожалуй, даже так: это общество, о котором написано чуть ли не больше всего литературы. Дело в том, что героический эпос практически всех стран и народов, значительная часть Библии, исландские саги - все это описывает именно такое общество. То, что сомалийцы вместо каменных копий используют GPS и автоматы, не должно удивлять: какая разница, какое именно колдовство работает?
Кстати, архаичные герои, размахивающие мечами на звездолетах - любимый прием американской фантастики "золотого века". Это понятно: у фантастов тех времен было неплохое образование, а у некоторых, вроде Урсулы Ле Гвин, даже специальные этнографические познания. Вообще фантастика золотого века отличается от нынешней тем, что тогда фантасты вдохновлялись сагами и мифами, а теперь - компьютерными играми.
Почему же авторы статьи не увидели того, что просто кричит из их собственного текста? Дело в том, что их кругозор ограничен идеологией. В этой идеологии естественной психологией человека объявляется психология мелкого буржуа начала 20 века, а мечта этого буржуа о свободе его лавочки - естественным состоянием человека вообще. Этому состоянию препятствуют "злые дяди и тети", выдумавшие какое-то государство с единственной целью ограбить нашего героя. Понятно, что при таком антиисторическом подходе архаичному обществу просто нет места в картине мира. Тот в общем-то очевидный факт, что уход государства означает приход архаики, авторам оказывается недоступен.
Забавно видеть, как авторы пытаются осознать коллективную ответственность семьи за каждого члена - в понятных им, авторам, терминах "страховых компаний по происхождению". Да эта штука появилась на тысячелетия раньше, чем страховка! Авторы видят добровольные решения, "self-interest" и контрактные юрисдикции там, где на самом деле традиционное общество, регламентированное поведение и жесткие социальные роли.
Но возможно, скажет читатель, этот спор чисто терминологический? Не все ли равно, называются отношения архаическими или пре-ротбардовскими - главное, правильно ли мы их описываем? Однако дело в том, что описание авторов лишено главного для научной теории: предсказательной силы. Напомним, что авторы предсказывают дальнейший расцвет Сомали в безгосударственной действительности. Получилось ли это? И случайно ли события пошли так, как они пошли?
Если мы понимаем, что в Сомали после падения государства возникло архаичное общество, то не нужно быть этнографом, чтобы сказать: "Ага, скоро эти ребята будут грабить соседей". Правопорядок в архаичном обществе основан вовсе не на уважении к контрактам или пресловутой "частной собственности на самого себя как основе всех свобод". Он основан на делении мира на "своих" - членов семей, объединенных в клан, племя, союз племен - и "чужих". За обиду, причиненную своим, платят штраф. За обиду, причиненную чужим, штрафа не полагается (да и кому платить-то?). Более того, ограбить чужого - это дело доблести и славы. Об этом поют песни, а удачливый грабитель - великий воин, получающий высокий статус в обществе. Не зря так много эпических произведений посвящено экспедициям за чужим добром. Кстати, я не удивлюсь, если окажется, что в Сомали сейчас слагается эпос об отважных воинах, захвативших американский корабль.
Идея, что "чужеземцев охраняет Зевс-гостеприимец" (Одиссей) - сравнительно поздняя, и связана с постепенным разрушением архаического общества под влиянием государства. Примечательно, что ещё дед Одиссея, Автолик, прославился удачными грабежами.
Я не хочу сказать, что в 2006 году было легко предсказать, что сомалийское общество будет жить именно морским пиратством. Сам я тогда думал, что будет процветать более традиционный угон скота из Эфиопии и Кении. Но что в Сомали будут героические грабители, было и тогда совершенно очевидно.
Чтобы увидеть, что происходит в Сомали, было достаточно обыкновенной культуры - хоть чуть-чуть читать классические книжки. Но у авторов статьи этой культуры нет - есть идеология. Роль культуры состоит в том, чтобы передать концентрированный опыт человечества. Идеология кастрирует этот опыт, подгоняет его под заранее заданный ответ. И в конечном счете ослепляет: человек смотрит и не видит.