Нужны ли нам такие ежи?
Я давно знал, что существует статья "Георгий Иванов: светоносный нигилист", а автор её -- некий Владимир Марков. Однако самой этой статьи я никогда не видел. И вот она попалась мне в руки, в книге The Bitter Air of Exile: Russian Writers in the West 1922-1972, eds.: Simon Karlinsky and Alfred Appel, University of California Press, c1977.
Сборник этот, разумеется, англоязычный. Не знаю, была статья Маркова переведена с русского, или написана по-английски изначально. Прочитал я её, однако, с огромным удовольствием, очень рекомендую всем поклонникам Иванова, и сейчас о ней немного расскажу.
Вообще положительные отзывы об Иванове я всегда читаю с каким-то радостным изумлением: неужели бывают такие критики и литературоведы, которые Иванова одобряют? В этом нет ничего сверхестественного, но меня это обстоятельство почему-то каждый раз поражает.
Марков задался целью провести сравнение Иванова с Ходасевичем, причём он очевидным образом пристрастен в пользу Иванова! Сравнение проводится по всем правилам, в форме таблицы, где слева выписываются свойства Ходасевича, а справа -- соответствующие свойства Иванова. Автор при этом ассоциирует Ходасевича с ежом, а Иванова с лисой ( см.). С этим я, как самозванный эксперт по Идее Ежа, никак не могу согласиться: во-первых, Ходасевич не ёж, во-вторых Иванов -- не лиса, а в-третьих ежу должна быть противопоставлена не лиса, но жаба.
Всё это, конечно, ерунда. Настоящие ценные мысли автор, как и положено русскому, помещает в конце, в каких-то комментариях на комментарии. Вот какое определение он выносит Ходасевичу:
It was a rare Russian poet at the beginning of our century who did not aspire to some kind of music. The first poem in Khodasevich's Heavy Lyre is entitled "Music," and in it the poet chops wood in the company of a poor wingless creature of a neighbor, who is utterly incapable of hearing the Music--which the poet claims to hear as it comes from above. We even know the orchestration: harps and celli (Berlioz? Debussy?). More revealing is the last poem in the book, the famous "Orpheus," in which the poet mechanically (by rocking) brings himself to a state of trance, in which he believes he hears the Music. Music is, however, absent from Khodasevich's own verse--heavy, creaky, bilious, devoid of charm.
Попробую перевести на русский (скорее всего это будет двойной перевод, но уж чем богаты):
Редкий русский поэт начала нашего столетия не стремился к какого-либо рода музыке. Первое стихотворение в сборнике Ходасевича "Тяжелая лира" называется "Музыка", и в нём поэт рубит дрова в обществе соседа, несчастного бескрылого существа, совершенно неспособного слышать Музыку, которая, по заявлению поэта, идёт сверху. Названы даже инструменты: арфы и виолончели (Берлиоз? Дебюсси?). Последнее стихотворение в сборнике, знаменитый "Орфей", ещё более показательно. Поэт механически (посредством раскачивания) приводит себя в состояние транса, в котором, он полагает, он слышит Музыку. Музыка, однако, отсутствует в стихах Ходасевича -- тяжёлых, скрипучих, желчных, лишённых обаяния.
Об Иванове же (и тоже в примечаниях!) Марков говорит, что он перешёл от живописи (Вереск) через музыку (Розы) к разговорной речи (поздняя поэзия). Возможно, это замечание глубже, чем кажется.
Сборник этот, разумеется, англоязычный. Не знаю, была статья Маркова переведена с русского, или написана по-английски изначально. Прочитал я её, однако, с огромным удовольствием, очень рекомендую всем поклонникам Иванова, и сейчас о ней немного расскажу.
Вообще положительные отзывы об Иванове я всегда читаю с каким-то радостным изумлением: неужели бывают такие критики и литературоведы, которые Иванова одобряют? В этом нет ничего сверхестественного, но меня это обстоятельство почему-то каждый раз поражает.
Марков задался целью провести сравнение Иванова с Ходасевичем, причём он очевидным образом пристрастен в пользу Иванова! Сравнение проводится по всем правилам, в форме таблицы, где слева выписываются свойства Ходасевича, а справа -- соответствующие свойства Иванова. Автор при этом ассоциирует Ходасевича с ежом, а Иванова с лисой ( см.). С этим я, как самозванный эксперт по Идее Ежа, никак не могу согласиться: во-первых, Ходасевич не ёж, во-вторых Иванов -- не лиса, а в-третьих ежу должна быть противопоставлена не лиса, но жаба.
Всё это, конечно, ерунда. Настоящие ценные мысли автор, как и положено русскому, помещает в конце, в каких-то комментариях на комментарии. Вот какое определение он выносит Ходасевичу:
It was a rare Russian poet at the beginning of our century who did not aspire to some kind of music. The first poem in Khodasevich's Heavy Lyre is entitled "Music," and in it the poet chops wood in the company of a poor wingless creature of a neighbor, who is utterly incapable of hearing the Music--which the poet claims to hear as it comes from above. We even know the orchestration: harps and celli (Berlioz? Debussy?). More revealing is the last poem in the book, the famous "Orpheus," in which the poet mechanically (by rocking) brings himself to a state of trance, in which he believes he hears the Music. Music is, however, absent from Khodasevich's own verse--heavy, creaky, bilious, devoid of charm.
Попробую перевести на русский (скорее всего это будет двойной перевод, но уж чем богаты):
Редкий русский поэт начала нашего столетия не стремился к какого-либо рода музыке. Первое стихотворение в сборнике Ходасевича "Тяжелая лира" называется "Музыка", и в нём поэт рубит дрова в обществе соседа, несчастного бескрылого существа, совершенно неспособного слышать Музыку, которая, по заявлению поэта, идёт сверху. Названы даже инструменты: арфы и виолончели (Берлиоз? Дебюсси?). Последнее стихотворение в сборнике, знаменитый "Орфей", ещё более показательно. Поэт механически (посредством раскачивания) приводит себя в состояние транса, в котором, он полагает, он слышит Музыку. Музыка, однако, отсутствует в стихах Ходасевича -- тяжёлых, скрипучих, желчных, лишённых обаяния.
Об Иванове же (и тоже в примечаниях!) Марков говорит, что он перешёл от живописи (Вереск) через музыку (Розы) к разговорной речи (поздняя поэзия). Возможно, это замечание глубже, чем кажется.