неленинградец, непетербуржец, сверхчеловек.
Это к слову. И это - нормально. О ненормальном в тексте.
Есть ли еще более шокирующее доказательство сверхчеловечности верховного? В друзьях у него доверенное лицо подонок Багиров. Сей публично желал Ленинграду второй Блокады. Мразь, что и говорить. Но это - для нас, букашек, нам не понять сверхчеловеков, чей взгляд устремлен мимо всякой страдающей мелочи. Ввысь ли? Говорю вам, мимо.
А раз посулы “второй Блокады” не повод для осуждения, всяческие недоумения выключайте. Далее возможно всё.
Ниже, публикую Валерия Панюшкина, который все еще недоумевает.
Два слова о приведенных им примерах “алиментарного помешательства”. Это вещи понятные, простительные. Но я за здравый ум. За понимание ясных этических и гуманных, неотменимых правил, без необходимости собственного переживания трагедии, без личного опыта. Если бы все держалось на личном опыте, если бы не накапливалась долговременная память у Человечества, не вырабатывались бы те самые правила, так дело бы и застряло на троглодитах. Впрочем, частично они сохранились. Возможно, как та щука в море. Не расслабляйтесь, карасики, держите память наготове, а ум - ясным!
Валерий Панюшкин: Мешок еды
Иллюстрация: Corbis/East News
Когда президент Путин подписал указ об уничтожении контрабандных продуктов, я очень удивился. Не возмутился даже, а именно удивился. Ленинградец? Сын женщины, пережившей блокаду, и мужчины, раненного на Невском пятачке? Брат ребенка, погибшего в осажденном городе? Уничтожать продукты? Как это?
Когда Дмитрий Медведев утвердил разработанную его правительством процедуру уничтожения продуктов, я удивился еще раз. Тоже ведь ленинградец. Сын ленинградцев. Как им удалось избавиться от проклятия, которое наложено на меня и всех известных мне ленинградцев вот уже три поколения подряд?
Я бы понял, если бы приказ уничтожать продукты издал Горбачев. Он из Ставрополя, там у них житница. Я бы понял, если бы такой указ издал Ельцин. Он был с Урала: там люди ищут клады, а не лелеют священную память о великом голоде. Но для ленинградцев (всех, кого я знаю) еда - это своего рода невроз. И я ума не приложу, как Путин и Медведев ухитрились излечиться от этого невроза.
Моя бабушка аккуратно сметала со стола хлебные крошки, чтоб не выкинуть, а съесть. И вместе с тем всегда готовила еду в раблезианских количествах. Четыре супа каждый обед. Три вторых. Недоеденные продукты загромождали холодильник, портились, а бабушка не находила сил выбросить скисшее и стухшее. И каждый день готовила новое. Горами. Тазами. Словно бы всю жизнь отыгрываясь за проклятые девятьсот дней.
Бабушка была завлабом в медицинском институте. Дедушка был начальником окружного военного госпиталя. У них был доступ к спецраспределителям: индийский чай «со слоном», финский сыр «Виола» (гастрономическое чудо по тем временам), венгерская формованная ветчина. У деда было десятеро братьев в Карелии. Все рыбаки. Они везли и слали почтой копченого сига, осетров, икру пальи в трехлитровых банках. Кладовые в доме ломились от съестных припасов. И еще у бабушки был знакомый мясник. Она принципиально и строго не брала никаких подарков, которые обычно суют пациенты врачам, но дружбой с мясником гордилась. Считала крайней удачей то, что лечит сынишку мясника от астмы и за это мясник припасает ей свиную шею и говяжью вырезку. Это редчайшее по советским временам мясо бабушка приносила домой и сладострастно перемалывала в фарш, чтобы лепить пельмени - тысячами. Морозилка ломилась от пельменей.
Никто не мог съесть все эти напасенные бабушкой и дедом продукты, даже многочисленные гости, бывавшие в доме каждый день. Продукты портились. Но бабушка не могла выкинуть испортившееся. Месяцами. И из черствого хлеба непременно сушила сухари знаменитыми ленинградскими кубиками. Наволочки, набитые сухарями, лежали в платяном шкафу. И каждую весну бабушка собирала крапиву и сныть, пекла из них пироги и варила зеленые щи.
Это было безумие, алиментарное помешательство, но бабушка так и прожила с этим безумием до конца своих дней.
Мама моя страдала алиментарным помешательством, конечно, в меньшей степени, но сухари тем не менее сушила. И еды всегда готовила втрое больше, чем возможно было съесть.
И я всегда готовлю как будто бы на роту солдат. Когда еда портится и приходится выкидывать ее, испытываю острое чувство стыда. И вот прямо сейчас, когда я пишу эти строки, в холодильнике у меня уже второй месяц стоит полбанки прокисшей сметаны, а я не решаюсь выбросить.
Потому что я ленинградец. У меня - наследственный алиментарный невроз. Память о великом голоде я несу всю жизнь, как мешок еды за спиной. Довольно тяжелый.
И я завидую ленинградцам Медведеву и Путину. Каким-то чудом они освободились от присущего всем рожденным на болотах Невы локального невроза.
И поднимается же у них рука - уничтожать еду
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Здесь могла бы быть… Нет, не ваша реклама. Мои иллюстрации: блокадных саночек с тогдашним “грузом 200”, фото мякинного хлеба, таблиц норм, карточек, столярного клея, как еды, “вировцев”, сохранивших великую вавиловскую (съедобную) коллекцию… Да, много чего. Обжорство “насельников” Смольного? Да черт с ними, теперь не до них. Лучше, не забыть фото теперешних стариков, таблицу цен и пенсий. Это не про этику, про сегодняшнюю неистребимую нужду. Только, помнящим, понимающим не хочу лишний раз сердце травить. А тупым подонкам, вроде Багирова, ничего не объяснишь. Так что, ограничусь ссылкой.
Материал Валерия Панюшкина был опубликован здесь:
http://snob.ru/selected/entry/95987
Изображение банкета:
Источник изображения: © РИА Новости. Фото:Эдуард Песов