Синяя Борода. Часть I
Хотя волосы у Жиля де Ре были светлые, борода
была черной, непохожей ни на какую другую.
При определенном освещении она приобретала
синеватый оттенок, что и привело к тому, что
сир де Ре получил прозвище Синяя Борода...
Поль Локруа. Странные преступления
"Жил-был человек, у которого были красивые дома и в городе,и в деревне, посуда, золотая и серебряная, мебель вся в вышивкахи кареты сверху донизу позолоченные. Но, к несчастью, у этого человека была синяя борода, и она делала его таким гадким и таким страшным, что не было ни одной женщины или девушки, которая не убежала бы, увидев его.
У одной из его соседок, почтенной дамы, были две дочки, писаные красавицы. Он попросил у этой дамы одну из них себе в жены и предоставил ей самой решить, которую выдать за него. Но они,ни та, ни другая, не хотели за него идти... так как ни одна не могла решиться взять себе в мужья человека с синей бородой. Кроме того, они боялись еще и потому, что этот человек уже не раз женился, но никто не знал, куда девались его жены".
Все мы хорошо знаем продолжение этой сказочной истории, записанной Шарлем Перро..Синяя Борода пригласил даму к себе в гости, и в конце концов ее младшая дочь решила, что борода его"вовсе уж не такая синяя... и что он замечательно вежливый человек". Была сыграна свадьба, а через месяц молодая жена оказалась в замке одна со связкой ключей и запретом входить в комнату "в конце большой галереи нижних покоев". Именно там она, не в силах побороть свое любопытство, и обнаружила всех прежних жен Синей Бороды - "трупы нескольких женщин, висевшие на стенах". Запрет оказался нарушен, и от смерти несчастную спасло лишь вмешательство братьев, приехавших ее навестить: "Синяя Борода узнал братьев своей жены... и тотчас же бросился бежать, чтобы спастись, но оба брата бросились за ним... Они пронзили его своими шпагами насквозь, и он пал бездыханным".
По классификации Аарне - Томпсона эта сказка относится к типу ТЗ12 или Т312А и является волшебной. И хотя Перро записал ее в XVII в. во Франции, отдельные ее мотивы и сходные с ней сюжеты обнаруживаются в более ранних произведениях, происходящих из весьма отдаленных регионов.
Как мы знаем, у последней жены Синей Бороды в сказке нет имени, но ее старшую сестру зовут Анна. Персонаж сестры-помощницы хорошо известен как литературе, так и фольклору. В четвертой книге "Энеиды" главной помощницей царицы Дидоны оказывается ее старшая сестра - и притом по имени Анна. Без помощи сестры, на этот раз младшей, не обходится в "Тысяча и одной ночи" и Шахразада. Каждый раз, когда ночь приближается к концу и смерть угрожает Шахразаде, ей на помощь приходит Дуньязада.
Персонаж конфидентки известен и европейской средневековой литературе, в частности рыцарскому роману. Такова, к примеру, Анна - сестра Дидоны из "Энея" (французского романа XI в., переложения "Энеиды" Вергилия). Такова Люнета - наперсница Лодины из романа Кретьена де Труа "Ивейн, или Рыцарь со львом". Такова, наконец, Дариолетт, подружка Элизены из "Амадиса Галльского", испанского романа XIV в.
Сходный со сказкой о Синей Бороде сюжет мы находим в "Тысяча и одной ночи". Это история принцессы Нузхан-аз-Заман, поддавшейся уговорам незнакомого бедуина. Видя, что она одинока, он предлагает ей ехать с ним: "Мне досталось шесть дочерей, и пять из них умерли, а одна жива... А если у тебя никого нет, я сделаю тебя как бы одной из них, и ты станешь подобна моим детям". "И бедуин непрестанно успокаивал ее сердце и говорил с ней мягкими речами, пока она не почувствовала склонности к нему... А этот бедуин был сын разврата, пересекающий дороги и предающий друзей, разбойник, коварный и хитрый...". Оказавшись в его власти, Нузхан-аз-Заман страдает от побоев и унижений и готовится к смерти, когда ей на помощь приходит заезжий купец и выкупает ее у бедуина.
Более сложное построение, при идентичном сюжете, у сказки "Чудо-птица" (Fitchers Vogel), записанной братьями Гримм. Здесь действует некий колдун, живущий в темном лесу. Он ходит по домам и хватает девушек, которых после этого никто никогда больше не видит. Так он приходит к дому "одного человека, у которого было три красивых дочери". Все они по очереди попадают к колдуну. Первых двух губит любопытство: они заглядывают в запретную комнату, колдун узнает об этом и убивает их. Третья девушка оказывается удачливее. Она приходит в запретную комнату, видит убитых сестер, оживляет их, ухитряется скрыть от колдуна свой поступок и становится его невестой. Она посылает его к своим родителям с корзиной золота, в которой спрятаны ее сестры. Как только девушки добираются до дому, они зовут на помощь. Третья сестра, обвалявшись в перьях и превратившись в чудо-птицу, неузнанной встречает колдуна и его гостей. "Но только вошел он вместе со своими гостями в дом, а тут вскоре явились братья и родные невесты, посланные ей на подмогу. Они заперли все двери дома, чтобы никто не мог оттуда убежать, и подожгли его со всех сторон, - и сгорел колдун вместе со всем своим сбродом в огне".
Несмотря на некоторые различия в деталях, разное время и место бытования, все эти истории похожи друг на друга. Общим для них всех является мотив посвящения (инициации), тесно связанный с представлениями о смерти.
Но есть у "Синей Бороды" Шарля Перро одна особенность, которая не только отличает эту сказку от прочих, записанных им, но и, возможно, делает ее поистине уникальной. У ее главного персонажа, как считают многие исследователи, имеется исторический прототип. Называют и его имя - Жиль де Лаваль, барон де Ре, крупнейший землевладелец Бретани, вассал короля Карла VII и маршал Франции, сожженный на костре по обвинению в колдовстве и многочисленных убийствах малолетних детей. Споры об этом человеке, о его преступлениях и возможной связи между ними и появлением сказки о Синей Бороде не утихают и по сей день.
Познакомимся с ним поближе.
Жиль де Ре родился в 1404 г. в Бретани в семье Ги II де Лаваля и Марии де Краон. По отцу Жиль являлся дальним родственником прославленного коннетабля Франции Бертрана Дюгеклена - его правнучатым племянником .
По достижении совершеннолетия Жиль, как старший сын в семье, должен был унаследовать огромное состояние - его земли не уступали в размере владениям самого герцога Бретонского и даже превосходили их. Семья Лавалей контролировала также почти половину производства и экспорта соли - одного из главных достояний экономики Бретани. По подсчетам современных историков, годовой доход Жиля де Ре был раз в 10 выше, чем у герцога Бретонского.
После смерти в 1415 г. родителей Жиля его опекуном стал Жан де Краон, дед по материнской линии, который практически сразу принялся искать для внука достойную (в первую очередь с материальной точки зрения) брачную партию. В 1420 г. после ряда неудач (малолетние невесты не отличались крепким здоровьем и умирали одна за другой) его выбор остановился на Катрин де Туар, чьи владения граничили с землями Лавалей и Краонов. Единственное препятствие заключалось в слишком близком родстве будущих супругов: Катрин была кузиной Жиля и по церковным законам не могла стать его женой. Это, однако, не остановило Жана де Краона: вместе с внуком он совершил похищение девушки и сыграл свадьбу. Получив позднее прощение от папы римского и официальное разрешение на брак, он отпраздновал свадьбу внука еще раз.
К тому же 1420 году можно отнести и первое появление Жиля на политической сцене. Он принял участие в очередном этапе борьбы за владение герцогством Бретонским, шедшей с переменным успехом между семействами де Монфор и де Пентьевр. Однако на этот раз в дело оказался замешан французский дофин Карл. После того как в январе 1420 г. по договору в Труа он был объявлен бастардом и лишен права наследства, Карл начал искать поддержки у Жана V де Монфора, герцога Бретонского. Но тот принял сторону Изабеллы Баварской и англичан. Дофин в ответ дал понять лагерю Пентьевров, что отныне его симпатии - на их стороне.
Оливье де Пентьевр прибыл в Нант и пригласил Жана V к себе на праздник. Однако вместо парадного зала герцог угодил в заключение, в "каменный мешок". 20 февраля 1420 г. его супруга собрала в Нанте Генеральные штаты, где призвала вассалов герцога прийти к нему на помощь. Именно в этой освободительной операции, состоявшейся 15 июля того же года, участвовали Жан де Краон и Жиль де Ре (прежде поддерживавшие семейство де Пентьевр).
В 1425 г. дофин Карл и герцог Бретонский заключили наконец союз против англичан: старшая дочь Жана V, Изабелла, вышла замуж за Людовика III Анжуйского, сына Иоланды Арагонской (заботливой тещи Карла). Начались первые совместные военные операции, однако в 1427 г. Жан V вновь перешел на сторону англичан.
Это событие поменяло расстановку политических сил и при дворе дофина: вместо Артура де Ришмона, брата герцога Бретонского, коннетаблем Франции стал Жорж де Ла Тремуй, родственник и покровитель Жиля де Ре. Именно с его назначением началась недолгая - но в высшей степени насыщенная событиями - придворная карьера нашего героя: приезд в Шинон, встреча с Жанной д'Арк, участие в снятии осады с Орлеана, в битве при Патэ, в коронации Карла VII в Реймсе. Там 17 июля 1429 г. 25-летний Жиль де Ре стал маршалом Франции и получил право добавить в свой герб знаки, свидетельствовавшие об особой королевской милости: "...многочисленные цветы лилийна лазурном поле". В письме, датированном сентябрем 1429 г., Карл VII пояснил причины таких почестей: "...учитывая высокие и достойные заслуги... большие трудности и опасности, как, например, взятие Луда, и прочие достойные деяния, снятие осады с Орлеана, которую вели англичане, а также битву при Патэ, где наши враги были разбиты, и другие военные походы, в Реймс на нашу коронацию и за Сену для освобождения наших земель...".
И, тем не менее, после Реймса Жиль де Ре постепенно сходит с политической сцены. Он не сопровождал Жанну в ее неудачном походе на Париж и в конце 1429 г. вернулся в Бретань, где вскоре родился его единственный ребенок - дочь Мария. В декабре 1430 г. Жиль еще участвовал в сражении при Лувье, а в 1432 г. - в битве подЛаньи. Но 15 ноября 1432 г. умер Жан де Краон, и Жиль вступил во владение наследством. Он удалился в свои земли - и с этого момента началась другая жизнь нашего героя - жизнь, о которой нам мало что известно.
Высказывалось предположение, что Жиль появлялся на публике еще в 1435 и 1439 гг. Возможно, он приезжал в Орлеан на празднование дня освобождения города (8 мая 1429 г.) и два раза финансировал постановку "Мистерии об осаде Орлеана", в которой был изображен как одно из действующих лиц.
В остальном его "частную" жизнь окружала тайна - вплоть до 19 сентября 1440 г., когда Жиль де Лаваль, барон де Ре, правнучатый племянник Дюгеклена и маршал Франции, предстал перед церковным и светским судом Нанта по обвинению в многочисленных преступлениях: ереси, колдовстве, содомии, убийствах малолетних детей и т.д. Полностью признавший свою вину, Жиль был сожжен на костре 26 октября 1440 г. Ему было 36 лет.
Историки до сих пор спорят о том, что это был за судебный процесс: один из предвестников начинающейся во Франции "охоты на ведьм" или же политическое дело, в котором интересы французского короля и герцога Бретонского оказались сильнее могущества их вассала. Некоторые предполагают также, что процесс Жиля де Ре был каким-то образом связан с процессом Жанны д'Арк.
Я не собираюсь подробно останавливаться на политических тонкостях этого дела. Скажу лишь, что именно в связи с судебнымп роцессом и выявленными в его ходе преступлениями (подлинными или вымышленными) Жиль де Ре остался в памяти потомков едва ли не самым ужасным персонажем французской истории (по крайней мере, ее средневекового периода).
Не была ли (как считают многие) сказка, записанная Шарлем Перро, самым известным из дошедших до нас откликов на процесс Жиля де Ре? Являлся ли Жиль де Ре действительно прототипом Синей Бороды? И если нет - то почему этих героев продолжают до сих пор отождествлять друг с другом?
Попробуем ответить на эти вопросы и понять, каким образом жизнь вполне конкретного исторического персонажа могла превратиться в знакомый нам с детства сказочный сюжет.
Сборник Шарля Перро "Истории, или Сказки былых времен (Сказки моей матушки Гусыни) с моральными поучениями", где впервые была опубликована сказка о Синей Бороде, вышел в 1697 г. В то же самое время к печати готовилось многотомное сочинение отца Ги Лобино, целиком посвященное истории Бретани. Из него французы, не знакомые со средневековыми хроника-ми, смогли узнать относительно полную версию жизни Жиля де Ре и историю его преступлений. Основываясь на известных ему бретонских хрониках и свидетельствах современников, Лобино предлагал своим читателям "классическое" изложение событий: расточительный барон пытался заново разбогатеть, занявшись алхимией и поиском кладов; кроме того, ради собственной похоти он насиловал маленьких мальчиков и убивал их, чтобы скрыть следы преступления. Виновность Жиля де Рене не ставилась под сомнение ни Лобино, ни автором следующего крупного сочинения, посвященного истории Бретани.
Впрочем, в этих изданиях вопрос о близости двух персонажей - Жиля де Ре и Синей Бороды - естественно, не поднимался. С их отождествлением пришлось подождать до начала XIX в.,когда уже никто не сомневался в его истинности. Напротив, многие авторы считали, что жизнь Жиля де Ре - единственный (и единственно возможный) источник сказки о Синей Бороде. Уверенность была. столь велика, что некоторые исследователи без тени сомнения заявляли, что Синяя Борода - это прозвище самого Жиля де Ре, а сказочный персонаж получил его позже, так сказать по наследству.
Главный аргумент в пользу полной идентичности Жиля де Ре и Синей Бороды состоял всегда в том, что сказка, записанная Ш. Перро, бытовала исключительно в Бретани, а потому и прототип ее героя следует искать среди персонажей бретонской истории. Важную роль играло и то обстоятельство, что жители Шантосе, Машкуля, Тиффожа и прочих мест, некогда являвшихся владениями барона де Ре, еще в конце XIX в. были совершенно уверены,что именно в них и проживал Синяя Борода, хотя все эти замки располагались на приличном расстоянии друг от друга. Так, в Тиффоже путешественникам показывали не только ту комнату, где Жиль душил детей, но и другую - где он вешал своих жен. Известностью пользовалась также местная церковь Св. Николя, где якобы эти последние были захоронены.
Любопытные истории, рассказанные старожилами, приводит в своем монументальном исследовании аббат Боссар. В первой из них говорится о некоем старике, который встречает на прекрасном цветущем лугу несколько прелестных девушек. Они не поют и не танцуют, а только горько плачут. "Что свами случилось?" - спрашивает старик. "Мы оплакиваем нашу подругу, Гвеннолу, самую красивую из нас. Ужасный Синяя Борода убил ее, как он убил всех своих жен.Синяя Борода - это барон де Ре". "Ничего, - говорит старик. - Я - мессир Жан де Малеструа, епископ Нантский (именно этот человек возбудил судебный процесс против Жиля де Ре), и я поклялся защищать моих прихожан". "Но Жиль де Лаваль не верит в Бога!" - восклицают девушки. "Тем хуже для него!" - отвечает старик и исчезает. История заканчивается словами: "Снова девушки поют песни и танцуют на лугу. Нет больше Жиля де Лаваля! Синяя Борода умер!"
Второй рассказ посвящен появлению синей бороды у Жиля де Ре. Мимо замка Жиля де Ре едут граф Одон де Тремеаки его невеста - Бланш де Лерминьер. Жиль (обладающий, как сказано, бородой прекрасного рыжего цвета) приглашает их к себе на обед. Но когда гости собираются уезжать, Жиль приказываетбросить графа в "каменный мешок" и предлагает Бланш стать
его женой. Бланш отказывается - Жиль настаивает. Он ведетее в церковь, где обещает ей свою душу и тело в обмен на согласие. Бланш соглашается и в тот же миг превращается в Дьявола синего цвета. Дьявол смеется и говорит Жилю: "Теперьты в моей власти". Он делает знак, и борода Жиля де Ре становится синей. "Теперь ты не будешь Жилем де Лавалем, - кричит Дьявол. - Тебя будут звать Синяя Борода". Рассказ заканчивается тем, что с тех пор Жиля все знали только под именем Человека с Синей Бородой.
Эти истории давали некоторым авторам повод отказывать сказке в родстве даже с бретонскими легендами (в которых, как мы увидим дальше, есть прелюбопытные и весьма подходящие на роль Синей Бороды персонажи).
Первые сомнения в наличии столь тесной связи между реальным историческим лицом и сказочным персонажем появились в конце XIX -начале XX в. Были изучены и сопоставлены друг с другом иные варианты сказочного сюжета (в частности немецкий,записанный братьями Гримм) и сделан вывод о том, что он получил некогда распространение по всей Европе и никак не был связан с личностью Жиля де Ре. Отмечалось также, что бретонский вариант сказки существовал задолго до XV в. В то же самое время раздались первые голоса и в защиту Жиля де Ре: материалы дела (первое, неполное, издание которых как раз появилось в то время) позволяли предположить, что Жиль был совершенно невиновен, а процесс против него - сфабрикован. Отсутствие же состава преступления автоматически лишало Жиля де Ре права претендовать на роль Синей Бороды.
Новый всплеск интереса к личности Жиля де Ре (и к его возможной связи с Синей Бородой) относится к 70-м годам XX в., когда Жорж Батай осуществил полное издание материалов процесса, остающееся на сегодняшний день лучшим. Сам Батай высказывался против идентификации своего героя со сказочным персонажем. Он считал, что отождествление произошло по чистой случайности, поскольку ничто в жизни реального Жиля де Ре не напоминало известный нам с детства сюжет: "Нет ничего общего между Синей Бородой и Жилем де Ре... Ничто в жизни Жиля не соответствует запретной комнате, ключу с пятном крови, нет ничего похожего на сестру Анну в башне". Единственная связь, которую усматривал Батай: главный персонаж истории - человек страшный, такой же страшный, как и герой сказки. Только поэтому,считал он, в Синей Бороде видели Жиля де Ре, который никогда не был в действительности его прототипом.
Впрочем, ответить на этот вопрос мне представляется возможным лишь после знакомства с материалами процесса над Жилем де Ре.
Непосредственным поводом для возбуждения дела против Жиля де Ре стало вовсе не колдовство и не систематические похищения детей. 15 мая 1440 г. Жиль совершил вооруженное нападение на замок Сен-Этьен-де-Мер-Морт - владение, до недавних пор принадлежавшее ему самому, но проданное им Жеффруа Ле Феррону, казначею герцога Бретонского. Сам Жиль объяснял впоследствии это нападение тем,что не получил причитавшихся ему от продажи денег. Жан V решил наказать своего барона, наложив на него штраф в 50 тыс.золотых экю, который тот, видимо, и не думал платить, укрывшись в замке Тиффож, находившемся в королевской юрисдикции.
Очевидно, в то же самое время Жан де Малеструа, епископ Нантский, получил первые сведения о якобы пропадающих в округе детях. Интересно, что в письмах епископа, помеченных 29 июля 1440 г., эти исчезновения уже связаны исключительно с именем Жиля де Ре: "...дошли до нас сначала многочисленные слухи, а затем жалобы и заявления достойных и скромных лиц...Мы изучили их, и из этих показаний нам стало известно среди прочего, что знатный человек, мессир Жиль де Ре, шевалье, сеньор этих мест и барон, наш подданный, вместе с несколькими сообщниками, задушил и убил ужасным образом многих невинных маленьких мальчиков, что он предавался с ними греху сладострастия и содомии, часто вызывал демонов, приносил им жертвы и заключал с ними договоры и совершал другие ужасные преступления".
Обратим особое внимание на формулировку этого сугубо предварительного обвинения. Будучи по сути своей всего лишь пересказом слухов, непроверенных и недоказанных, оно, как мы увидим дальше, практически идентично окончательному приговору по делу Жиля де Ре.
Учитывая сложный состав обвинения (колдовство, похищения и убийства, вооруженное нападение), дело изначально рассматривалось как церковным, так и светским судом. Одновременно шел допрос "сообщников" Жиля: его слуг Анрие и Пуату, итальянца Франсуа Прелатти, выписанного для проведения алхимических опытов, священника Эсташа Бланше.
28 сентября 1440 г. были заслушаны свидетельские показания:"...названные персоны... заявили со слезами и болью о пропаже ихсыновей, племянников и прочих (мальчиков), предательски похищенных, а затем бесчеловечно убитых Жилем де Ре и его сообщниками... они насиловали их жестоко и противоестественнои совершали с ними грех содомии... они много раз вызывали злых духов, которым приносили клятву верности... они совершалидругие ужасные и неописуемые преступления, касающиеся церковной юрисдикции" (GR, 195). (Замечу в скобках, что в этомпервом варианте обвинения относились не только к Жилю, но ик его сообщникам - ситуация, которая не замедлит изменитьсяк концу следствия.)
Жиль де Ре, представ перед судом 8 октября, решительно опроверг эти обвинения (GR, 200). На следующем заседании, 13 октября, он обозвал своих судей "разбойниками и богохульниками" и заявил, что "предпочел бы скорее быть повешенным, чем отвечать таким церковникам и судьям, и что он считает недостойным для себя стоять перед ними" (GR, 203). И все же всего через два дня, 15 октября, Жиль согласился давать показания (вернее, согласился выслушать составленное заранее обвинение из 49 статей и подтвердить или опровергнуть каждый из пунктов). С одной стороны, как считают некоторые историки, это могло быть связано с тем, что в ответ на оскорбления Жиля судьи отлучили его от церкви. С другой стороны, Жиль уже целый месяц находился в тюрьме, и хотя условия, видимо, унего были лучше, чем у закоренелых преступников (в материалах дела упоминается комната в башне, где содержался де Ре), это тоже не могло на нем не сказаться. Так или иначе, он "униженно, со слезами на глазах просил... представителей церкви, о которых он так плохо и нескромно говорил, простить ему его оскорбления" (GR.223).
Однако из всего списка предъявленных ему обвинений Жиль признался лишь в чтении одной книги по алхимии (которую далему некий шевалье из Анжу, ныне обвиняемый в ереси), в разговорах об алхимии и постановке соответствующих опытов в своихдомах в Анжере и Тиффоже. Все остальное, а особенно вызов демонов и заключение договора с Дьяволом, Жиль отрицал (GR, 224-225). И, чтобы доказать свою невиновность, он предложил судьям прибегнуть к ордалии - испытанию каленым железом (GR, 225).
В этом предложении не было ничего удивительного. Как и любой другой человек знатного происхождения, Жиль имел право требовать, чтобы истинность его слов была доказана Божьим судом. Другое дело, что его представления о суде земном были для середины XV в. несколько устаревшими. Предложение Жиля не было услышано, зато судьи в ответ приняли решение о применении пыток. 21 октября Жиль был приведен в пыточную камеру, где внезапно стал "униженно просить" перенести пытку на следующий день, чтобы в промежутке "признаться в выдвинутых против него обвинениях так, чтобы судьи остались довольны и не понадобилось бы его пытать" (GR, 236).
Посовещавшись, судьи решили, что "из милости к обвиняемому они перенесут пытку на вторую половину дня, и если случайно Жиль признается... они перенесут ее на следующий день" (GR,236-237).
Страх перед пытками заставил Жиля заговорить: он признался, вернее, согласился со всеми статьями обвинения, которые были ему зачитаны. На следующий день, 22 октября, он вновь повторил свои показания - на этот раз, в соответствии с судебной процедурой, "свободно", "без угрозы пыток", "со слезами на глазах и с большим раскаянием" (GR, 241).
25 октября 1440 г. следствие по делу Жиля де Ре было закончено. Церковный суд приговорил его к отлучению. Светский суд,учитывая убийства "не просто 10, 20, но 30, 40, 50, 60, 100, 200 и более" детей, а также вооруженное нападение на замок Сен-Этьен,приговаривал Жиля к смертной казни и конфискации имущества(GR, 296-297). Его слугам, Анрие и Пуату, был также вынесен смертный приговор. Казнь состоялась на следующий день.
Обратим внимание на одно важное обстоятельство. В обвинениях, выдвинутых против Жиля де Ре, только одна часть могла быть действительно доказана с помощью свидетельских показаний и вещественных улик. Алхимия, колдовство, чтение запрещенных книг, вызовы демонов, общение с еретиками и колдунами, попытки заключить договор с Дьяволом - все эти атрибуты любого ведовского процесса никем и ничем не могли быть подтверждены. Но для церковного суда и суда инквизиции доказательства в этом случае не требовались: подозреваемый изначально считался виновным. Именно поэтому так мало изменялись статьи обвинения на протяжении всего процесса.
Другое дело - похищение, изнасилование и убийство детей. Эти преступления всегда находились в ведении светского суда, а потому и расследовались соответствующим образом. Впрочем,недостатка в свидетелях не было.
Типичными можно назвать показания некоей Перронн Лоссар из городка Рош-Бернар, недалеко от Ванна:
"Примерно два года назад, в сентябре, сир де Ре, возвращаясь из Ванна, остановился в этом месте Рош-Бернар у Жана Колена и провел там ночь. Она (свидетельница) жила тогда напротив таверны упомянутого Жана Колена. У нее был сын десяти лет, который ходил в школу и которого позвал к себе один из слуг сира де Ре, по имени Пуату. Этот Пуату пришел поговорить с Перронн, прося ее, чтобы она разрешила сыну жить с ним, [обещая], что он прекрасно его оденет и что ему будет с ним очень хорошо... На что Перронн ответила, что у нее еще есть время подождать и что она не заберет сына из школы. Этот Пуату убеждал ее и клялся, что будет водить его в школу, и обещал дать Перронн 100 су на платье. Тогда она согласилась, чтобы он увел ее сына с собой.
Некоторое время спустя Пуату принес ей 4 ливра на платье. На что она заметила, что не хватает еще 20 су. Он это отрицал, заявляя, что обещал ей только 4 ливра. Она ему тогда сказала, что понимает теперь, что он не исполняет своих обещаний. На что он ей ответил, чтобы она об этом не думала и что он сделает ей и ее сыну еще много подарков. После чего он увел мальчика с собой, в таверну Жана Колена.
На следующий день, когда Жиль де Ре выходил из таверны, Перронн представила ему своего сына. Но сир де Ре ничего не ответил. Однако он сказал Пуату, который там тоже был, что этот ребенок выбран удачно и что он красив как ангел... И спустя некоторое время ее сын уехал вместе с Пуату и в компании с упомянутым сиром де Ре на маленькой лошади, которую Пуату купил у Жана Колена.
С тех пор она не имела о нем никаких известий и не знала, где находится ее сын. И она больше не видела его в компании сира де Ре, который потом проезжал еще раз через Рош-Бернар. И Пуату она тоже больше не видела. А люди сира де Ре, у которых она спрашивала, где ее сын, отвечали, что он в Тиффоже или в Пузоже" (GR, 299-300).
Остальные свидетельские показания (а всего их было заслушано 29) практически идентичны рассказу Перронн. Могут меняться детали, но сюжет всегда остается одним и тем же:
- был мальчик (хороший, маленький, способный, похожий на ангелочка, беленький);
- однажды он ушел (пасти овец; в город за хлебом; в школу; в замок за милостыней; его взяли в обучение; исчез без объяснения причин);
- больше родители его не видели (но кто-то от кого-то слышал, что он попал в замок сира де Ре).
Схема построения свидетельских показаний совершенно яснo дает понять, что перед нами типичный фольклорный сюжет - описание обряда инициации, как он представлен в этнографических исследованиях или - что для нас особенно интересно -в волшебных сказках. Основные элементы такого описания, предложенные В.Я. Проппом для сказки, я смогла выделить и в свидетельских показаниях на процессе Жиля де Ре:
1. Обряд проходили юноши (при наступлении половой зрелости).
В свидетельских показаниях упоминались только мальчики в возрасте от 7 до 18 лет. Всего по показаниям родственников "пропало" 24 ребенка. Еще 8 числились пропавшими "по слухам". Были и более интересные детали. Так, Жанетт, жена Гийома Сержана,проживающая в Машкуле, показала на процессе, что из двух ее детей - мальчика восьми лет и девочки полутора лет, оставленных дома одних, пропал именно мальчик (GR, 304-305). В показаниях Тома Эзе и его жены, также из Машкуля, упоминался рассказ соседской девочки, которая вместе с их сыном ходила в замок за милостыней. "И эта маленькая девочка сказала, что видела их сына при раздаче милостыни перед замком и что сначала милостыню дали девочкам, а затем мальчикам. И после этой раздачи она слышала, как один из слуг сказал сыну свидетелей, которому не досталось мяса, что он должен пойти в замок и ему там дадут; и он увел его в замок" (GR, 314).
2. Обряд совершался в тайне, в лесу (лес не описывается в деталях, но выглядит правдоподобно).
Абсолютно во всех показаниях свидетелей - и родителей, и соседей - повторялась одна и та же фраза: "больше ничего о нем не слышали/никогда его не видели".
Лес возникал в показаниях Перро Диноре, рассказывавшего, что как-то раз "он встретил старуху с морщинистым лицом, 50 или60 лет. Она шла со стороны Куэрона... А еще через день он видел ее на дороге из Савена, проходящей через лес Сен-Этьенн... Он видел рядом с этой дорогой мальчика, которого больше потом никогда не встречал..." (GR, 302). Эта старуха "в сером платье и черном платке" упоминалась и в других показаниях (GR, 303).
3. Для совершения обряда выстраивались специальные дома.
Замки Жиля де Ре и его дома упоминались во всех свидетельских показаниях: Тиффож, Пузож (GR, 300, 301); Ла Суз в Нанте (GR, 315,316, 317, 322); Шантосе (GR, 306) и - больше всех - Машкуль (GR,303, 304, 305, 306, 307, 310, 312, 314, 315). Существовало и более общее определение: дети пропадали в "землях Ре" (GR, 320, 321).
Как следовало из показаний Перронн Лосар и Жаннетт Сержан, родители были уверены, что их дети ушли именно в замок.Туда же, по словам жены Гийома Фурежа, отводила мальчиков и старуха: "...однажды с ней был мальчик, и она говорила, что идет в Машкуль... а затем, очень скоро, свидетельница снова ее встретила, но уже без ребенка; она спросила, куда он подевался, и эта женщина ответила, что она пристроила его к хорошему хозяину" (GR,303). Та же история повторилась с сыном Жаннетт Дегрепи и сыном Жанны Жанвре (GR, 314-315).
4. Дом в лесу (отличается величиной; обнесен оградой; стоит на столбах; вход - по приставной лестнице на второй этаж; вход и другие отверстия заперты или закрыты; есть "странная горница').
Поскольку показания свидетелей на процессе Жиля де Ре носили типичный характер рассказа стороннего наблюдателя (не имевшего доступа к самому обряду инициации), мы не вправе ожидать от них описания внутреннего устройства его замков. Тем не менее, мне удалось найти весьма интересные с этой точки зрения показания некоей Перрин, жены Клемана Рондо, из Машкуля.Она рассказала, что "жившие вместе с сиром де Ре мэтр Франсуа (Прелатти) и маркиз де Сева" останавливались на некоторое время в ее доме "в высокой комнате". Однажды вечером она поднялась туда, и "когда мэтр Франсуа и маркиз вернулись, они были весьма разгневаны тем, что Перрин туда вошла, оскорбляли ее, схватили ее за руки и за ноги и потащили к лестнице с тем, чтобы сбросить вниз... И этот Франсуа дал ей пинка под зад, и она думала, что разобьется, если бы ее кормилица не поймала ее за платье". "И она сказала, что затем этот Франсуа и мэтр Эсташ Бланше проживали в маленьком доме в Машкуле, принадлежавшем Перро Кайю, которого они выставили за дверь и отобрали у него ключи от дома. Этот дом стоит особняком от других домов, на пустыре,в конце улицы..." (GR, 309).
В показаниях Жаннетт Дегрепи присутствовало указание на "комнату сира (де Ре), в его доме Ла Суз в Нанте, куда, по слухам, попал ее сын" (GR, 315).
5. Формы отправки детей "в лес": а) увод родителями (запродажа; сделка; отдача в обучение); б) похищение; в) самостоятельная отправка.
В тексте свидетельских показаний упоминались все перечисленные варианты "исчезновения" детей. Чаще всего это был простой уход из дома (GR, 311, 312, 320, 322, 323, 324), но имелись и более точные указания. Так, Перронн Лоссар отдала своего сына в обмен на платье (GR, 300), а Рауль де Роне получил за своего мальчика 20 су (GR, 319). Гийом Илере согласился отправить своего ученика - сына Жана Жедона - в Машкуль с письмом (GR,305-306), другие ушли туда же (или в прочие замки) просить милостыню (GR, 303, 305, 312, 314). Некоторых (как и следовало ожидать) похитили слуги сира де Ре (GR, 307), либо все та же "странная старуха", оказавшаяся по ходу дела местной колдуньей и к моменту начала процесса над Жилем уже находившаяся в тюрьме (GR,302, 303, 315).
6. Мальчики проходили школу (правила охоты, поведения, религии и т.д.).
Несколько раз в свидетельских показаниях упоминалось, для чего конкретно тот или иной ребенок "был взят" в замок. Чаще всего говорилось, что из мальчиков собирались сделать пажей и слуг (GR, 300, 316, 303, 308, 309, 313, 322), один раз упоминался мальчик на кухне (GR, 317-318).
7. Обряд воспринимался как (временная) смерть.
Именно к такому выводу приходили многие свидетели на процессе Жиля де Ре, причем детей, по их мнению, не просто убивали, но съедали. Так, Андре Барбе из Машкуля показал, что "когда [он] был в Сен-Жан-д'Анжели и там его спросили, откуда он родом, он ответил, что из Машкуля. И ему сказали, сильно этому удивляясь, что в Машкуле едят маленьких детей" (GR, 304). Жорж Ле Барбье, также из Машкуля, слышал, "как шептали, что в этом замке убивают детей" (GR, 305). Гийом Илере слышал от Жана Жардана, что "в замке Шантосе нашли сундук, полный мертвых детей" (GR, 306). Жанна, жена Гибеле Дели, заявила, что ей говорили, что в Ла Суз сир де Ре убивает маленьких детей (GR, 317-318). Свидетели заключали, что этот факт "был известен всем" (GR,318-319).
Нас не должно удивлять превращение временной смерти, характерной для обряда инициации, в реальную смерть детей в свидетельских показаниях жителей Машкуля, Шантосе, Нанта. Как отмечал В.Я. Пропп, постепенное вырождение обряда, утрата им своего первоначального значения превращали его в непонятное и, какследствие, страшное явление. Содержание, таким образом, заменялось формой: инициация как символическое убийство, как временная смерть оборачивалась смертью подлинной. Ее описание превращалось в сказочный нарратив.
О.И.Тигоева
продолжение