неизвестный гэсэр
Эпос «Гэсэр» - орудие панамериканизма или культурное наследие человечества?
Август 2013 года в Бурятии, возможно, войдет в историю культуры России как начало процесса придания нашей главной культурной ценности, бурятскому героическому эпосу «Гэсэр», международного статуса «нематериального культурного наследия человечества». Такой статус утверждается ЮНЕСКО с 2003 года в рамках ее программы «Шедевры устного и нематериального культурного наследия».
Удивил местных журналистов и политиков побывавший в столице Бурятии лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов.
- Я думаю, что мы с Иринчеем Эдуардовичем (Матханов И.Э., руководитель БРО партии «Справедливая Россия» - С.Б.) этим займемся. Сейчас Министерству культуры нужно оформить соответствующую международную заявку от России, - сказал Сергей Миронов на пресс-конференции в Улан-Удэ. - Есть такая пословица: «Что имеем, не храним, потерявши плачем»! У нас есть уникальные вещи, в том числе такого нематериального культурного наследия, которые нужно пропагандировать, добиваться, чтобы они были признаны на международном уровне, в том числе ЮНЕСКО!
Кстати, до сих пор Россия в списке нематериального культурного наследия ЮНЕСКО (составленного по аналогии со списком объектов Всемирного наследия, делающего упор на материальные объекты) представлена всего двумя пунктами. Это «культурное пространство и устное творчество семейских - староверы Забайкалья» и якутский героический эпос «Олонхо». Если «Гэсэр» войдет в этот список, то два из трех российских объектов списка будут представлять Бурятию.
- Найдет ли эта инициатива России отклик в ООН?
- Что же представляет собой бурятский героический эпос «Гэсэр»? Насколько этот эпос собственно российский (бурятский), а не монгольский или китайский (тибетский)?
- И что конкретно должно быть признано «нематериальным культурным наследием человечества»? Какой-то один «главный» текст из более десятка записанных учеными довольно объемных (от 2 до 50 тыс. стихов каждый) бурятских улигеров об Абай Гэсэре или условно все культурное пространство Гэсэриады? То есть, это и исполнительское искусство улигершинов (пение, актерская игра, игра на музыкальных инструментах и т.д.), и обычаи, обряды, связанные с исполнением улигеров, это и духовные и материальные знания о природе и Вселенной, передаваемые в эпосе из глубины веков? Или каждый из элементов этого комплекса в отдельности?
Застрелили при попытке к бегству
Ответить на эти вопросы довольно непросто. Во-первых, наследие Гэсэриады до конца не изучено и, по сути, неизвестно широкому читателю ни в Бурятии, ни в России, ни в мире. Во-вторых, оно само по себе настолько богато и разнообразно, что каждый из десяти наиболее известных западно-бурятских улигеров о Гэсэре может встать вровень с Илиадой, «Витязем в тигровой шкуре», «Давидом Сасунским», «Джангаром» или «Олонхо». И, в-третьих, существуют еще и политические споры вокруг эпоса о Гэсэре, которые всегда касались проблем в отношениях между Россией и Китаем в геополитическом смысле и не менее острых проблем, связанных с лояльностью или нелояльностью бурят к центральной власти внутри России, СССР.
Немного об истории споров вокруг эпоса «Гэсэр». Сейчас это сложно себе представить, но еще каких-то 60 лет назад кабинетные и музейные занятия изучением фольклора и литературы бурят по степени опасности было сродни занятиям шпиона или крутого экстремала. Там был тот же растворенный в атмосфере острый запах страха, тот же бьющий по нервам ток адреналина и возбуждающий смертельный риск. В этой сфере было много сломанных жизней, научных и политических карьер, а в некоторых случаях изучение эпоса заканчивалось тюрьмой, ссылкой, изгнанием и даже физической смертью исследователя.
В этом смысле показательна история журналиста Максима Шулукшина, ставшего главной жертвой политической борьбы вокруг эпоса о Гэсэре. В 1948 году Шулукшин был объявлен «буржуазным националистом» и посажен на 10 лет за «антисоветскую деятельность» в Джидалагерь в Закаменске. Ведущий в Бурятии марксистский литературовед Михаил Хамаганов, выполнявший в 40-60 годы роль главного политического жандарма от филологии, в первой книге альманаха «Байкал» (печатный орган Союза писателей Бурят-Монгольской АССР) дал такую «партийную характеристику» другим своим коллегам по литературному цеху.
- Одним из орудий в арсенале буржуазных националистов был феодально-ханский эпос «Гэсэр», отличающийся реакционным, космополитическим содержанием, - писал в 1949 году Михаил Хамаганов. - Буржуазные националисты, занимаясь «Гэсэром», строго распределяли между собой функции, так называемую «сферу деятельности». Националист Шулукшин писал блудливые статьи, популяризируя космополитическое содержание «Гэсэра». Последний приводил в умиление и Санжиева (Буянто Санжиев, отв. редактор газеты «Буряад-Монголой унэн», 1946 г.- секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б), профессор-историк - С.Б.), скандально известного своими идеологическими извращениями националистического характера в области истории. Бальбуров (Африкан Бальбуров, писатель, в 60-70-е годы гл. редактор журнала «Байкал» - С.Б.) открыто восторгался кровавыми, грабительскими походами Чингис-хана, Бельгаев (Гомбо Бельгаев, 1938 г. - председатель президиума Верховного Совета Б.-М. АССР, 1941 г. - зампредседателя Совета народных комиссаров Б.-М. АССР, 1946 г. - директор Бурят-Монгольского исследовательского института культуры и экономики - С.Б.) и Зугеев (Н.Д. Зугеев, ученый секретарь ГИЯЛИ) брали на себя, главным образом, организационные вопросы, связанные с популяризацией «Гэсэра».
В то время, когда подобные расстрельные статьи публиковались в только что образованном журнале бурятских партийных писателей, в Джидалаге звучали реальные выстрелы по «космополитам» и «националистам». В 1949 году Максим Шулукщин был там застрелен конвоем «при попытке к бегству». Почему же вдруг советская пропаганда резко «поменяла плюс на минус» и эпический герой Гэсэр, с которым бурятские советские поэты во время Второй мировой войны сравнивали бойцов и командиров Красной Армии, вдруг стал «орудием идеологии панамериканизма и американского империализма»?
Панмонголизм и «опора на собственные силы»
Итак, даже в конце тридцатых годов, когда в Бурят-Монголии врагом номер один был объявлен панмонголизм, вдруг превратившийся из «прогрессивного антиимпериалистического (антибританского, антиантантовского) течения» в «буржуазно-националистическое движение на службе у японских империалистов», и когда была планомерно вычищена тогдашняя бурятская политическая и культурная элита (и дореволюционная, и партийная), эпос «Гэсэр» вполне себе встраивался в контекст социалистической идеологии.
К середине 30-х годов доктрина об образовании «всемирной республики Советов», основанной на теории «перманентной революции» Льва Троцкого окончательно уступила место другой «марксистской» (на самом деле сталинской) теории «построения социализма в одной отдельно взятой стране» с опорой на собственные силы. Таким образом, более частная доктрина об образовании огромной по территории Бурят-Монгольской ССР в составе СССР (с присоединением МНР и Внутренней Монголии Китая) перестала быть доминирующей во внешней политике Советского Союза по отношению к Китаю и Монголии.
В это же время грандиозный ленинско-сталинский эксперимент по созданию новых национальных культур и идентичностей («буряты», «бурят-монголы» как нечто совершенно отдельное от монголов) в Бурятии сопровождался созданием современного бурятского литературного языка, новой письменности для бурят на основе латинского (а не вертикального монгольского) алфавита. Лексической основой нового искусственно созданного языка стал не цонгольский диалект, почти идентичный халхасскому, а более далекий от него хоринский диалект.
В такую концепцию сначала отлично встраивался и бурятский героический эпос «Гэсэр», чей «бренд» нужно было создать и «раскрутить» на международном уровне как уникальное достояние новой бурятской социалистической нации. Благо, еще дореволюционные бурятские ученые Цыбен Жамцарано и Матвей Хангалов, а также советские ученые-фольклористы Сергей Балдаев и Илья Мадасон успели научно зафиксировать бесценный культурный материал: большое количество разных улигеров о Гэсэре, которые еще бытовали в конце 19-го - начале 20-го века в устной традиции у иркутских бурят, свободных от буддистского влияния. Именно эти ученые успели записать и донести до нас последний вздох уходящей религиозной и культурной традиции устной передачи древних знаний о земном и небесном (сакральном) мире.
Напомним, что все известные письменные (на монгольской письменности) восточно-бурятские (хоринские) улигеры и изданный в Пекине в 1715 году монгольский вариант эпоса существовали в сильно сокращенном виде, в отрыве от подлинных записей произведений о Гэсэре и были явно подвержены идеологической буддистской обработке. Кроме того, они, в отличие от объемных поэтических западно-бурятских улигеров, имели небольшой объем и были написаны в прозе.
После разгрома «связанной» с самим маршалом Тухачевским международной «панмонгольской и прояпонской шпионской организации», лидерами которой якобы были бывший монгольский премьер Гэндэн, первый секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКР (б) Михей Ербанов и полномочный представитель СССР в МНР, уполномоченный ЦК ВКП (б) в Монголии Рубен Таиров, в Бурят-Монголии было продолжено конструирование «национальной по форме и социалистической по содержанию» новой бурятской культуры. Насколько возможно отличной от общемонгольской культуры.
«Варяг» Игнатьев и герой Гэсэр
Уже в 1940 году, через два года после расстрела Михея Ербанова, при новом секретаре обкома, «варяге» Семене Игнатьеве в Москве была проведена Декада «самобытного» бурят-монгольского искусства. Тогда же вышло постановление СНК СССР о подготовке сводного поэтического варианта героического эпоса «Гэсэр» для создания литературной версии эпоса на вновь созданной (и даже уже переведенной в 1939 года с латиницы на кириллицу) бурятской письменности. Зачем советскому правительству понадобился этот сводный текст «Гэсэра»?
Во-первых, издать все существующие версии эпоса по отдельности в научно корректном виде тогда просто не представлялось возможным, да и не считалось нужным. Во-вторых, письменная версия бурят-монгольского «Гэсэра» должна была «застолбить» советский приоритет над этим культурным наследием в пику претензиям Китая. И, в третьих, советское правительство хотело продемонстрировать всему миру еще одну грань расцвета национальных культур малых народов в «великом и могучем» СССР.
В результате сейчас ни самим ученым, ни широкой читательской аудитории почти неизвестны подлинные тексты Гэсэриады, представляющей собой минимум десять самостоятельных, имеющих уникальную художественную и культурную ценность западно-бурятских улигеров об Абай Гэсэре. Эти тексты были записаны у сказителей-улигершинов - Маншута Эмегенова, Пеохона Петрова, Николая Хангалова, Альфора Васильева, Петхоба и Папы Тушемиловых, Парамона Дмитриева, Бажея Жетухаева, Платона Степанова и Николая Иванова. Большая часть из этих улигеров (кроме улигеров М. Эмегенова и П. Петрова) даже не введены в научный оборот. То есть, так и не опубликованы на современном бурятском языке, не переведены ни на один из международных языков, включая русский язык.
До сих пор широкая общественность и сами носители «новой» бурятской культуры знают только искусственно созданный «сводный текст» эпоса «Гэсэр», составленный писателем Намжилом Балдано главным образом на основе улигеров Маншута Эмегенова (эхирит-булагатская версия «Гэсэра») и Пеохона Петрова (унгинская версия) «по госзаказу» к политически обусловленной юбилейной дате.
Об истории создания сводного текста «Гэсэра» и последующей за этим политической истории культурного памятника читайте в следующем номере…
Сергей Басаев
(Окончание. Начало в предыдущем номере)
Кто установит приоритет над «Гэсэром»?
Итак, в 1940 году после выхода постановления СНК СССР о создании сводной версии «Гэсэра» в Бурят-Монголии ученые и писатели начали работу по сбору и изучению всех известных к тому времени улигеров об Абай Гэсэре. И уже к весне 1941 года был создан общий свод «свод материалов» о Гэсэре объемом в 115 тысяч стихотворных строк.
Перед самой войной, 6 мая 1941 года, Иосиф Сталин возглавил Советское правительство, заняв пост председателя Совет народных комиссаров (СНК) СССР (сменил Вячеслава Молотова). Первым документом, подписанным предсовнаркома Сталиным в тот же день, было постановление СНК СССР о проведении в ноябре 1942 года юбилея бурят-монгольского эпоса «Гэсэр». К этому времени ученые должны были назвать точный возраст эпоса, который в соответствии с госзаказом должен был превышать возраст изданного в Пекине в 1715 году монгольского варианта «Гэсэра», установив, таким образом, отечественный приоритет в плане принадлежности этого культурного наследия.
Кроме того, до юбилея от бурятских ученых и литературоведов требовалось определиться с тем, что планировалось издать, то есть, с окончательным сводным текстом эпоса. Советские русские поэты должны были перевести сводный текст на современный русский язык, а издатели - выпустить в свет это историческое издание.
Напомним, что юбилей «Гэсэра» должен был продолжить начавшуюся в 30-е годы эпопею «эпических» юбилеев, демонстрировавших богатство «самобытных культур народов СССР». Началась эта эпопея с того, что в 1935 году в Советском Союзе отметили 100-летие первого издания карело-финской «Калевалы». Далее последовали:
- 750-летие грузинского эпоса «Витязь в тигровой шкуре» (1936 год)
- 750-летие русской летописи «Слово о полку Игореве» (1938 год)
- 1000-летие армянского эпоса «Давид Сасунский» (1939 год)
- 500-летие калмыцкого эпоса «Джангар» (1940 год).
На очереди были бурят-монгольский «Гэсэр», якутский «Олонхо», киргизский «Манас» и осетинские «Сказания о нартах».
Сколько лет эпосу?
По поводу возраста эпоса «Гэсэр» мнения ученых тогда разделились. Самый вызывающий вариант возраста эпоса в 1200 лет, что старше эпосов всех других народов СССР, предложил историк-монголовед Николай Поппе. В своей специальной научной записке «О хронологии Гесера» Поппе сообщил политикам в Москву о том, что впервые сказания о Гэсэре были записаны монгольским алфавитом в 1630 году, и эти записи «были подвергнуты обработке со стороны лам». «Обработку» возглавил известный религиозный деятель Джанджа-хутухта, основатель этой линии перерождений буддистских иерархов в Монголии. В своей биографии Джанджа-хутухта упоминает, что обрабатывая Гэсэра, он счел нужным «выбросить из него все, что противоречит учению Будды». Именно этот вариант Гэсэра был издан указом китайского императора Канси в Пекине в 1715 году.
Однако Николай Поппе сообщает, что сказания о Гэсэре были известны монголам задолго до издания этого эпоса китайцами. Он пишет, что эпос, несомненно, существовал в начале XIII века. Поскольку известно изречение одного из багатуров Чингис-хана (около 1206 года) о качествах вина, в котором есть такое сравнение: «Когда оно попадет на язык, то кусает, как пчела, когда выпьешь лишнее, оно буйствует как Гэсэр». Эту самую раннюю дату известного науке упоминания об эпосе «Гэсэр» среди монголов Николай Поппе, как известно, взял из монгольской летописи «Алтан Тобчи». По мнению Поппе, дата упоминания не может быть признана датой возникновения, так как «сказания могли быть известны и ранее».
- Сохранившиеся упоминания в тибетских исторических сочинениях говорят, что Гесером назывался один великий герой, предводитель дружин, живший в VIII столетии нашей эры. Это же упоминание встречается и в историческом сочинении монгольского летописца Саган Сэцэна, - писал монголовед Николай Поппе в записке, датированной 18 августа 1940 года. - Можно, не впадая в ошибку, считать, что в древнейших своих частях Гесериада, восходя к VIII столетию, имеет 1200 давность.
В противовес Николаю Поппе ведущий в то время историк бурятского фольклора Гарма Санжеев предлагал советскому правительству два варианта: либо отпраздновать чисто «бурятский юбилей» с датой не свыше 400-500 лет (потому, что будет трудно доказать, что буряты как нечто отдельное от монголов существуют более 400 лет), либо отметить вместе с братской МНР общемонгольский юбилей с датой не свыше 750 лет.
Он высказывал мнение о том, что доказать бурятское происхождение эпоса в отрыве от всего «цикла Гесера в Азии» почти невозможно. И что если утверждать, что бурятскому Гэсэру больше 750 лет, то политики могут очутиться в очень неловком положении. Поскольку неизвестно, существовали ли тогда буряты как особая народность или нет. По мнению Гармы Санжеева, с большими датами можно было дискредитировать саму идею юбилея.
- Вообще при установлении примерной даты возникновении или оформления (что не одно и то же) эпоса стараются связать ее (дату) с каким-нибудь событием или периодом в жизни народа: 1000 лет «Давида Сасунского» - 1000 лет борьбы с арабами, 500 лет «Джангара» - 500 лет могущества ойратского союза, - написал историк Гарма Санжеев в своей научной записке властям, датированной 10 августа 1940 года. - Таким образом, 500 лет какого-нибудь бурятского эпоса - 500 лет оформления, или что-нибудь в этом роде, бурятской народности. Но к какому историческому событию или периоду отнести 1000-летие или 1200-летие эпоса, если нам ничего не известно о бурятах 8-10 веков, которые, может быть, тогда, как отдельная народность, и не существовали?
Примечательно, что Гарма Санжеев не исключает того, что отмечать на всесоюзном уровне можно юбилей не «Гэсэра», а какого-нибудь другого, «чисто бурятского», эпоса - об Аламжи Мэргэне или о Шоно-баторе. По мнению историка, по своим художественным достоинствам, например, эпос об Аламжи Мэргэне «стоит выше Гесера», а в политическом плане он более удобен, поскольку «неоспоримо является произведением одного бурятского народа». Впрочем, ученый считал, что, если политики посчитают целесообразным отметить юбилей вместе с Монгольской Народной Республикой, то более полезен будет эпос о Гэсэре.
Война и «Гэсэр»
На фоне этих споров о юбилейной датировке и национальной принадлежности эпоса к делу оформления сводного текста «Гэсэра» подключился 32-летний (!) писатель-драматург Намжил Балдано. Однако начавшаяся в июне 1941 года война спутала все планы со строительством социалистических национальных культур, и юбилей бурят-монгольского героического эпоса был отложен на неопределенное время. Неопределенной осталась и официальная дата эпического юбилея. Тем не менее, работа над изданием эпоса продолжалась.
В 1943 году у эпоса «Гэсэр» появился первый официально назначенный переводчик для издания на русском языке. Эта работа была поручена автору поэтического переложения на современный русский язык «Слова о полку Игореве» (издано в 1938 году), опальному в то время советскому поэт-лирику Марку Тарловскому. В середине 30-х годов Тарловский пытался снять с себя обвинения в «непролетарскости» и писал «актуальные» вирши о стройках коммунизма. Тем не менее, его стихи к началу 40-х годов уже не издавались. Во время войны он подвизался «литературным секретарем» казахского акына Джамбула, певшего на родном языке свои стихи о Ленине, Сталине, наркоме Ежове, Кирове и других «великих вождях». В нагрузку к переводу стихов неграмотного акына Марк Тарловский взялся также за переводы эпосов - бурят-монгольского «Гэсэра» и киргизского «Манаса». Сегодня результат работы Марка Тарловского над переводом «Гэсэра» неизвестен специалистам и читателям. Первый перевод сводного текста эпоса так и не был издан в Советском Союзе.
Сам же сводный текст писатель Намжил Балдано закончил в 1946 году, представив на суд властям эту искусственно созданную литературную конструкцию в виде текста в 25 тысяч стихотворных строк. Основой сводного текста были, напомним, главным образом улигер «Абай Гэсэр хубуун» Маншута Эмегенова и улигер «Абай Гэсэр» Пеохона Петрова.
Однако после войны ни о каком большом «эпическом» юбилее в Бурят-Монголии речь уже не шла. Издание сводного текста «Гэсэра» тоже серьезно застопорилось, а инициаторы издания эпоса и его популяризаторы вскоре были объявлены с партийной трибуны «националистами» и «космополитами».
«Злой нойон» Кудрявцев
Инициатором кампании против народного эпоса стал тогдашний лидер республики, первый секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б) Александр Кудрявцев, пришедший на этот пост после «доброго нойона» Семена Игнатьева в марте 1943 года. Для бурят время правления в республике «варяга номер два» осталось в истории временем обид, нанесенных бурятам, периодом гонений на эпос «Гэсэр» и притеснений национальной научной и культурной интеллигенции.
Партийная карьера «злого нойона» Кудрявцев в то время была на спаде. Напомним основные пункты служебного пути этого отрицательного для Бурятии исторического персонажа. После массовых репрессий 1937 года карьера работника Анджеро-Судженского горкома партии (Западно-Сибирской край) Александра Кудрявцева в условиях нехватки руководящих кадров неожиданно пошла вверх. В 1938 году он стал первым секретарем Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б), а уже через год - вторым секретарем ЦК КП (б) Узбекской ССР. В 1942 году он переезжает из Узбекистана в Москву, где занимает пост заместителя наркома земледелия СССР и одновременно начальника политуправления наркомата земледелия. Это стало высшей точкой его подъема по служебной лестнице. В дальнейшем из-за возможных злоупотреблений в условиях военного времени последовали резкое понижение в должности (до секретаря обкома) и, наконец, отставка в возрасте 47 лет.
В Бурят-Монголию же бывший замнаркома земледелия СССР Александр Кудрявцев приехал явно не по своей воле. Однако вера в свою карьерную звезду заставляла 37-летнего и полного сил парня в рубахе-«антисемитке» искать повод снять с себя ярлык «несправившегося» и вернуться в Москву. Играющими «фишками» в этой игре он выбрал, во-первых, проверенное в практике репрессий 1937 года пугало «панмонголизма» и, во-вторых, становящийся модным ярлык «космополитизма». Главным же объектом нападок Александра Кудрявцева стали начавшая подниматься при Игнатьеве вторая волна советской бурятской элиты, местная еврейская научная и художественная интеллигенция, и, наконец, бурятский героический эпос «Гэсэр».
Готовые клише для вражеских ярлыков новый главный «бурят-монгол» не выдумал сам, а взял из постановления ЦК ВКП (б) «О состоянии и мерах улучшения политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» 1944 года. В этом постановлении говорилось о «приукрашивании Золотой Орды в ханско-феодальном эпосе о Едигее» (орфография постановления сохранена - С.Б.). После Казани, в 1946 году (как раз, когда был готов сводный текст «Гэсэра») подобные «эпические разборки» начались в республиках Средней Азии, где гонениям подверглись ученые и творческие работники, занимавшиеся изучением эпосов. Тогда «пережитками прошлого» были объявлены казахский «Алпамыс», киргизский «Манас», каракалпакский «Кырккыз» и огузский «Китаб-и дэдэм Коркут».
До бурятского «Гэсэра» «черная метка» дошла в 1948 году. Предвестниками гонений были разгромные выступления Александра Кудрявцева на пленуме обкома в сентябре 1946 года и на собрании городского партактива Улан-Удэ в июне 1947 года. В обоих случаях досталось «носителям чуждых влияний» и «прямым отпрыскам разгромленного в 1937 году контрреволюционного буржуазно-националистического руководства республики», звучали угрозы в адрес партработников-бурят.
«Националисты» и «космополиты»
Открытая атака на эпос «Гэсэр» началась весной-летом 1948 года. 20-21 мая в Бурят-Монгольском обкоме ВКП (б) на историческом совещании по вопросу о Гэсэриаде с участием партийных бонз, представителей Советской власти, ученых, писателей и журналистов сам Александр Кудрявцев представил «линию партии». Он объявил героический эпос «феодально-ханским эпосом, никогда не бытовавшим в бурятском народе». В тот же день научные и творческие работники, занимавшиеся изучением эпоса и подготовкой его к изданию, были поделены на две категории «неблагонадежных». Наиболее активные из них стали «буржуазными националистами», а менее активные - «слепым орудием националистов».
Через год, с объявлением в 1949 году борьбы с космополитами, эта иезуитская классификация была усовершенствована, и к двум названным категориям была добавлена третья - «безродные космополиты». К ней отнесли евреев - исследователей Гэсэриады и поэтов-переводчиков. Соответственно, неблагонадежные, относившиеся ко второй категории, стали называться «слепым орудием националистов и космополитов».
Всплывший на этой волне филолог-инквизитор Михаил Хамаганов особый упор в критике самого эпоса делал на том, что эпос «прославляет Чингис-хана» и «отличается сильными антирусскими настроениями».
- Захлебываясь от восторга, Альтман (Иоганн Альтман, советский критик, редактор журнала «Театр» - С.Б.) хвалил Гэсэра, прообразом которого является Чингис-хан - лютый враг народов России, заклятый враг великого русского народа, предводитель разбойничьих орд, - писал в журнале «Байкал» молодой литературовед Михаил Хамаганов, разоблачая «безродных космополитов».
- Политическая подоплека эпоса - ориентация на империалистический Восток, отрицание значения материальной и духовной культуры русского народа, антирусская направленность, обозначенная борьбой Гэсэра - небесного посланца против социального зла - мангатхаев! - говорил в докладе на пленуме Союза писателей Бурятии его тогдашний председатель, бурятский поэт Цэдэн Галсанов.
Главными мишенями в кампании против эпоса «Гэсэр» среди «националистов» и «панмонголистов» стали бурятские писатели Африкан Бальбуров, Намжил Балдано и литературоведы Максим Шулукшин, Алексей Уланов. А в лагере «космополитов» и «панамериканистов» не повезло фольклористу Иоганну Альтману, критику Федору Левину, писателям Лазарю Элиасову, Семену Метелице (Ицковичу) и переводчице бурятских поэтов Татьяне Стрешневой (Сальманович).
продолжение следует...
Сергей Басаев
Август 2013 года в Бурятии, возможно, войдет в историю культуры России как начало процесса придания нашей главной культурной ценности, бурятскому героическому эпосу «Гэсэр», международного статуса «нематериального культурного наследия человечества». Такой статус утверждается ЮНЕСКО с 2003 года в рамках ее программы «Шедевры устного и нематериального культурного наследия».
Удивил местных журналистов и политиков побывавший в столице Бурятии лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов.
- Я думаю, что мы с Иринчеем Эдуардовичем (Матханов И.Э., руководитель БРО партии «Справедливая Россия» - С.Б.) этим займемся. Сейчас Министерству культуры нужно оформить соответствующую международную заявку от России, - сказал Сергей Миронов на пресс-конференции в Улан-Удэ. - Есть такая пословица: «Что имеем, не храним, потерявши плачем»! У нас есть уникальные вещи, в том числе такого нематериального культурного наследия, которые нужно пропагандировать, добиваться, чтобы они были признаны на международном уровне, в том числе ЮНЕСКО!
Кстати, до сих пор Россия в списке нематериального культурного наследия ЮНЕСКО (составленного по аналогии со списком объектов Всемирного наследия, делающего упор на материальные объекты) представлена всего двумя пунктами. Это «культурное пространство и устное творчество семейских - староверы Забайкалья» и якутский героический эпос «Олонхо». Если «Гэсэр» войдет в этот список, то два из трех российских объектов списка будут представлять Бурятию.
- Найдет ли эта инициатива России отклик в ООН?
- Что же представляет собой бурятский героический эпос «Гэсэр»? Насколько этот эпос собственно российский (бурятский), а не монгольский или китайский (тибетский)?
- И что конкретно должно быть признано «нематериальным культурным наследием человечества»? Какой-то один «главный» текст из более десятка записанных учеными довольно объемных (от 2 до 50 тыс. стихов каждый) бурятских улигеров об Абай Гэсэре или условно все культурное пространство Гэсэриады? То есть, это и исполнительское искусство улигершинов (пение, актерская игра, игра на музыкальных инструментах и т.д.), и обычаи, обряды, связанные с исполнением улигеров, это и духовные и материальные знания о природе и Вселенной, передаваемые в эпосе из глубины веков? Или каждый из элементов этого комплекса в отдельности?
Застрелили при попытке к бегству
Ответить на эти вопросы довольно непросто. Во-первых, наследие Гэсэриады до конца не изучено и, по сути, неизвестно широкому читателю ни в Бурятии, ни в России, ни в мире. Во-вторых, оно само по себе настолько богато и разнообразно, что каждый из десяти наиболее известных западно-бурятских улигеров о Гэсэре может встать вровень с Илиадой, «Витязем в тигровой шкуре», «Давидом Сасунским», «Джангаром» или «Олонхо». И, в-третьих, существуют еще и политические споры вокруг эпоса о Гэсэре, которые всегда касались проблем в отношениях между Россией и Китаем в геополитическом смысле и не менее острых проблем, связанных с лояльностью или нелояльностью бурят к центральной власти внутри России, СССР.
Немного об истории споров вокруг эпоса «Гэсэр». Сейчас это сложно себе представить, но еще каких-то 60 лет назад кабинетные и музейные занятия изучением фольклора и литературы бурят по степени опасности было сродни занятиям шпиона или крутого экстремала. Там был тот же растворенный в атмосфере острый запах страха, тот же бьющий по нервам ток адреналина и возбуждающий смертельный риск. В этой сфере было много сломанных жизней, научных и политических карьер, а в некоторых случаях изучение эпоса заканчивалось тюрьмой, ссылкой, изгнанием и даже физической смертью исследователя.
В этом смысле показательна история журналиста Максима Шулукшина, ставшего главной жертвой политической борьбы вокруг эпоса о Гэсэре. В 1948 году Шулукшин был объявлен «буржуазным националистом» и посажен на 10 лет за «антисоветскую деятельность» в Джидалагерь в Закаменске. Ведущий в Бурятии марксистский литературовед Михаил Хамаганов, выполнявший в 40-60 годы роль главного политического жандарма от филологии, в первой книге альманаха «Байкал» (печатный орган Союза писателей Бурят-Монгольской АССР) дал такую «партийную характеристику» другим своим коллегам по литературному цеху.
- Одним из орудий в арсенале буржуазных националистов был феодально-ханский эпос «Гэсэр», отличающийся реакционным, космополитическим содержанием, - писал в 1949 году Михаил Хамаганов. - Буржуазные националисты, занимаясь «Гэсэром», строго распределяли между собой функции, так называемую «сферу деятельности». Националист Шулукшин писал блудливые статьи, популяризируя космополитическое содержание «Гэсэра». Последний приводил в умиление и Санжиева (Буянто Санжиев, отв. редактор газеты «Буряад-Монголой унэн», 1946 г.- секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б), профессор-историк - С.Б.), скандально известного своими идеологическими извращениями националистического характера в области истории. Бальбуров (Африкан Бальбуров, писатель, в 60-70-е годы гл. редактор журнала «Байкал» - С.Б.) открыто восторгался кровавыми, грабительскими походами Чингис-хана, Бельгаев (Гомбо Бельгаев, 1938 г. - председатель президиума Верховного Совета Б.-М. АССР, 1941 г. - зампредседателя Совета народных комиссаров Б.-М. АССР, 1946 г. - директор Бурят-Монгольского исследовательского института культуры и экономики - С.Б.) и Зугеев (Н.Д. Зугеев, ученый секретарь ГИЯЛИ) брали на себя, главным образом, организационные вопросы, связанные с популяризацией «Гэсэра».
В то время, когда подобные расстрельные статьи публиковались в только что образованном журнале бурятских партийных писателей, в Джидалаге звучали реальные выстрелы по «космополитам» и «националистам». В 1949 году Максим Шулукщин был там застрелен конвоем «при попытке к бегству». Почему же вдруг советская пропаганда резко «поменяла плюс на минус» и эпический герой Гэсэр, с которым бурятские советские поэты во время Второй мировой войны сравнивали бойцов и командиров Красной Армии, вдруг стал «орудием идеологии панамериканизма и американского империализма»?
Панмонголизм и «опора на собственные силы»
Итак, даже в конце тридцатых годов, когда в Бурят-Монголии врагом номер один был объявлен панмонголизм, вдруг превратившийся из «прогрессивного антиимпериалистического (антибританского, антиантантовского) течения» в «буржуазно-националистическое движение на службе у японских империалистов», и когда была планомерно вычищена тогдашняя бурятская политическая и культурная элита (и дореволюционная, и партийная), эпос «Гэсэр» вполне себе встраивался в контекст социалистической идеологии.
К середине 30-х годов доктрина об образовании «всемирной республики Советов», основанной на теории «перманентной революции» Льва Троцкого окончательно уступила место другой «марксистской» (на самом деле сталинской) теории «построения социализма в одной отдельно взятой стране» с опорой на собственные силы. Таким образом, более частная доктрина об образовании огромной по территории Бурят-Монгольской ССР в составе СССР (с присоединением МНР и Внутренней Монголии Китая) перестала быть доминирующей во внешней политике Советского Союза по отношению к Китаю и Монголии.
В это же время грандиозный ленинско-сталинский эксперимент по созданию новых национальных культур и идентичностей («буряты», «бурят-монголы» как нечто совершенно отдельное от монголов) в Бурятии сопровождался созданием современного бурятского литературного языка, новой письменности для бурят на основе латинского (а не вертикального монгольского) алфавита. Лексической основой нового искусственно созданного языка стал не цонгольский диалект, почти идентичный халхасскому, а более далекий от него хоринский диалект.
В такую концепцию сначала отлично встраивался и бурятский героический эпос «Гэсэр», чей «бренд» нужно было создать и «раскрутить» на международном уровне как уникальное достояние новой бурятской социалистической нации. Благо, еще дореволюционные бурятские ученые Цыбен Жамцарано и Матвей Хангалов, а также советские ученые-фольклористы Сергей Балдаев и Илья Мадасон успели научно зафиксировать бесценный культурный материал: большое количество разных улигеров о Гэсэре, которые еще бытовали в конце 19-го - начале 20-го века в устной традиции у иркутских бурят, свободных от буддистского влияния. Именно эти ученые успели записать и донести до нас последний вздох уходящей религиозной и культурной традиции устной передачи древних знаний о земном и небесном (сакральном) мире.
Напомним, что все известные письменные (на монгольской письменности) восточно-бурятские (хоринские) улигеры и изданный в Пекине в 1715 году монгольский вариант эпоса существовали в сильно сокращенном виде, в отрыве от подлинных записей произведений о Гэсэре и были явно подвержены идеологической буддистской обработке. Кроме того, они, в отличие от объемных поэтических западно-бурятских улигеров, имели небольшой объем и были написаны в прозе.
После разгрома «связанной» с самим маршалом Тухачевским международной «панмонгольской и прояпонской шпионской организации», лидерами которой якобы были бывший монгольский премьер Гэндэн, первый секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКР (б) Михей Ербанов и полномочный представитель СССР в МНР, уполномоченный ЦК ВКП (б) в Монголии Рубен Таиров, в Бурят-Монголии было продолжено конструирование «национальной по форме и социалистической по содержанию» новой бурятской культуры. Насколько возможно отличной от общемонгольской культуры.
«Варяг» Игнатьев и герой Гэсэр
Уже в 1940 году, через два года после расстрела Михея Ербанова, при новом секретаре обкома, «варяге» Семене Игнатьеве в Москве была проведена Декада «самобытного» бурят-монгольского искусства. Тогда же вышло постановление СНК СССР о подготовке сводного поэтического варианта героического эпоса «Гэсэр» для создания литературной версии эпоса на вновь созданной (и даже уже переведенной в 1939 года с латиницы на кириллицу) бурятской письменности. Зачем советскому правительству понадобился этот сводный текст «Гэсэра»?
Во-первых, издать все существующие версии эпоса по отдельности в научно корректном виде тогда просто не представлялось возможным, да и не считалось нужным. Во-вторых, письменная версия бурят-монгольского «Гэсэра» должна была «застолбить» советский приоритет над этим культурным наследием в пику претензиям Китая. И, в третьих, советское правительство хотело продемонстрировать всему миру еще одну грань расцвета национальных культур малых народов в «великом и могучем» СССР.
В результате сейчас ни самим ученым, ни широкой читательской аудитории почти неизвестны подлинные тексты Гэсэриады, представляющей собой минимум десять самостоятельных, имеющих уникальную художественную и культурную ценность западно-бурятских улигеров об Абай Гэсэре. Эти тексты были записаны у сказителей-улигершинов - Маншута Эмегенова, Пеохона Петрова, Николая Хангалова, Альфора Васильева, Петхоба и Папы Тушемиловых, Парамона Дмитриева, Бажея Жетухаева, Платона Степанова и Николая Иванова. Большая часть из этих улигеров (кроме улигеров М. Эмегенова и П. Петрова) даже не введены в научный оборот. То есть, так и не опубликованы на современном бурятском языке, не переведены ни на один из международных языков, включая русский язык.
До сих пор широкая общественность и сами носители «новой» бурятской культуры знают только искусственно созданный «сводный текст» эпоса «Гэсэр», составленный писателем Намжилом Балдано главным образом на основе улигеров Маншута Эмегенова (эхирит-булагатская версия «Гэсэра») и Пеохона Петрова (унгинская версия) «по госзаказу» к политически обусловленной юбилейной дате.
Об истории создания сводного текста «Гэсэра» и последующей за этим политической истории культурного памятника читайте в следующем номере…
Сергей Басаев
(Окончание. Начало в предыдущем номере)
Кто установит приоритет над «Гэсэром»?
Итак, в 1940 году после выхода постановления СНК СССР о создании сводной версии «Гэсэра» в Бурят-Монголии ученые и писатели начали работу по сбору и изучению всех известных к тому времени улигеров об Абай Гэсэре. И уже к весне 1941 года был создан общий свод «свод материалов» о Гэсэре объемом в 115 тысяч стихотворных строк.
Перед самой войной, 6 мая 1941 года, Иосиф Сталин возглавил Советское правительство, заняв пост председателя Совет народных комиссаров (СНК) СССР (сменил Вячеслава Молотова). Первым документом, подписанным предсовнаркома Сталиным в тот же день, было постановление СНК СССР о проведении в ноябре 1942 года юбилея бурят-монгольского эпоса «Гэсэр». К этому времени ученые должны были назвать точный возраст эпоса, который в соответствии с госзаказом должен был превышать возраст изданного в Пекине в 1715 году монгольского варианта «Гэсэра», установив, таким образом, отечественный приоритет в плане принадлежности этого культурного наследия.
Кроме того, до юбилея от бурятских ученых и литературоведов требовалось определиться с тем, что планировалось издать, то есть, с окончательным сводным текстом эпоса. Советские русские поэты должны были перевести сводный текст на современный русский язык, а издатели - выпустить в свет это историческое издание.
Напомним, что юбилей «Гэсэра» должен был продолжить начавшуюся в 30-е годы эпопею «эпических» юбилеев, демонстрировавших богатство «самобытных культур народов СССР». Началась эта эпопея с того, что в 1935 году в Советском Союзе отметили 100-летие первого издания карело-финской «Калевалы». Далее последовали:
- 750-летие грузинского эпоса «Витязь в тигровой шкуре» (1936 год)
- 750-летие русской летописи «Слово о полку Игореве» (1938 год)
- 1000-летие армянского эпоса «Давид Сасунский» (1939 год)
- 500-летие калмыцкого эпоса «Джангар» (1940 год).
На очереди были бурят-монгольский «Гэсэр», якутский «Олонхо», киргизский «Манас» и осетинские «Сказания о нартах».
Сколько лет эпосу?
По поводу возраста эпоса «Гэсэр» мнения ученых тогда разделились. Самый вызывающий вариант возраста эпоса в 1200 лет, что старше эпосов всех других народов СССР, предложил историк-монголовед Николай Поппе. В своей специальной научной записке «О хронологии Гесера» Поппе сообщил политикам в Москву о том, что впервые сказания о Гэсэре были записаны монгольским алфавитом в 1630 году, и эти записи «были подвергнуты обработке со стороны лам». «Обработку» возглавил известный религиозный деятель Джанджа-хутухта, основатель этой линии перерождений буддистских иерархов в Монголии. В своей биографии Джанджа-хутухта упоминает, что обрабатывая Гэсэра, он счел нужным «выбросить из него все, что противоречит учению Будды». Именно этот вариант Гэсэра был издан указом китайского императора Канси в Пекине в 1715 году.
Однако Николай Поппе сообщает, что сказания о Гэсэре были известны монголам задолго до издания этого эпоса китайцами. Он пишет, что эпос, несомненно, существовал в начале XIII века. Поскольку известно изречение одного из багатуров Чингис-хана (около 1206 года) о качествах вина, в котором есть такое сравнение: «Когда оно попадет на язык, то кусает, как пчела, когда выпьешь лишнее, оно буйствует как Гэсэр». Эту самую раннюю дату известного науке упоминания об эпосе «Гэсэр» среди монголов Николай Поппе, как известно, взял из монгольской летописи «Алтан Тобчи». По мнению Поппе, дата упоминания не может быть признана датой возникновения, так как «сказания могли быть известны и ранее».
- Сохранившиеся упоминания в тибетских исторических сочинениях говорят, что Гесером назывался один великий герой, предводитель дружин, живший в VIII столетии нашей эры. Это же упоминание встречается и в историческом сочинении монгольского летописца Саган Сэцэна, - писал монголовед Николай Поппе в записке, датированной 18 августа 1940 года. - Можно, не впадая в ошибку, считать, что в древнейших своих частях Гесериада, восходя к VIII столетию, имеет 1200 давность.
В противовес Николаю Поппе ведущий в то время историк бурятского фольклора Гарма Санжеев предлагал советскому правительству два варианта: либо отпраздновать чисто «бурятский юбилей» с датой не свыше 400-500 лет (потому, что будет трудно доказать, что буряты как нечто отдельное от монголов существуют более 400 лет), либо отметить вместе с братской МНР общемонгольский юбилей с датой не свыше 750 лет.
Он высказывал мнение о том, что доказать бурятское происхождение эпоса в отрыве от всего «цикла Гесера в Азии» почти невозможно. И что если утверждать, что бурятскому Гэсэру больше 750 лет, то политики могут очутиться в очень неловком положении. Поскольку неизвестно, существовали ли тогда буряты как особая народность или нет. По мнению Гармы Санжеева, с большими датами можно было дискредитировать саму идею юбилея.
- Вообще при установлении примерной даты возникновении или оформления (что не одно и то же) эпоса стараются связать ее (дату) с каким-нибудь событием или периодом в жизни народа: 1000 лет «Давида Сасунского» - 1000 лет борьбы с арабами, 500 лет «Джангара» - 500 лет могущества ойратского союза, - написал историк Гарма Санжеев в своей научной записке властям, датированной 10 августа 1940 года. - Таким образом, 500 лет какого-нибудь бурятского эпоса - 500 лет оформления, или что-нибудь в этом роде, бурятской народности. Но к какому историческому событию или периоду отнести 1000-летие или 1200-летие эпоса, если нам ничего не известно о бурятах 8-10 веков, которые, может быть, тогда, как отдельная народность, и не существовали?
Примечательно, что Гарма Санжеев не исключает того, что отмечать на всесоюзном уровне можно юбилей не «Гэсэра», а какого-нибудь другого, «чисто бурятского», эпоса - об Аламжи Мэргэне или о Шоно-баторе. По мнению историка, по своим художественным достоинствам, например, эпос об Аламжи Мэргэне «стоит выше Гесера», а в политическом плане он более удобен, поскольку «неоспоримо является произведением одного бурятского народа». Впрочем, ученый считал, что, если политики посчитают целесообразным отметить юбилей вместе с Монгольской Народной Республикой, то более полезен будет эпос о Гэсэре.
Война и «Гэсэр»
На фоне этих споров о юбилейной датировке и национальной принадлежности эпоса к делу оформления сводного текста «Гэсэра» подключился 32-летний (!) писатель-драматург Намжил Балдано. Однако начавшаяся в июне 1941 года война спутала все планы со строительством социалистических национальных культур, и юбилей бурят-монгольского героического эпоса был отложен на неопределенное время. Неопределенной осталась и официальная дата эпического юбилея. Тем не менее, работа над изданием эпоса продолжалась.
В 1943 году у эпоса «Гэсэр» появился первый официально назначенный переводчик для издания на русском языке. Эта работа была поручена автору поэтического переложения на современный русский язык «Слова о полку Игореве» (издано в 1938 году), опальному в то время советскому поэт-лирику Марку Тарловскому. В середине 30-х годов Тарловский пытался снять с себя обвинения в «непролетарскости» и писал «актуальные» вирши о стройках коммунизма. Тем не менее, его стихи к началу 40-х годов уже не издавались. Во время войны он подвизался «литературным секретарем» казахского акына Джамбула, певшего на родном языке свои стихи о Ленине, Сталине, наркоме Ежове, Кирове и других «великих вождях». В нагрузку к переводу стихов неграмотного акына Марк Тарловский взялся также за переводы эпосов - бурят-монгольского «Гэсэра» и киргизского «Манаса». Сегодня результат работы Марка Тарловского над переводом «Гэсэра» неизвестен специалистам и читателям. Первый перевод сводного текста эпоса так и не был издан в Советском Союзе.
Сам же сводный текст писатель Намжил Балдано закончил в 1946 году, представив на суд властям эту искусственно созданную литературную конструкцию в виде текста в 25 тысяч стихотворных строк. Основой сводного текста были, напомним, главным образом улигер «Абай Гэсэр хубуун» Маншута Эмегенова и улигер «Абай Гэсэр» Пеохона Петрова.
Однако после войны ни о каком большом «эпическом» юбилее в Бурят-Монголии речь уже не шла. Издание сводного текста «Гэсэра» тоже серьезно застопорилось, а инициаторы издания эпоса и его популяризаторы вскоре были объявлены с партийной трибуны «националистами» и «космополитами».
«Злой нойон» Кудрявцев
Инициатором кампании против народного эпоса стал тогдашний лидер республики, первый секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б) Александр Кудрявцев, пришедший на этот пост после «доброго нойона» Семена Игнатьева в марте 1943 года. Для бурят время правления в республике «варяга номер два» осталось в истории временем обид, нанесенных бурятам, периодом гонений на эпос «Гэсэр» и притеснений национальной научной и культурной интеллигенции.
Партийная карьера «злого нойона» Кудрявцев в то время была на спаде. Напомним основные пункты служебного пути этого отрицательного для Бурятии исторического персонажа. После массовых репрессий 1937 года карьера работника Анджеро-Судженского горкома партии (Западно-Сибирской край) Александра Кудрявцева в условиях нехватки руководящих кадров неожиданно пошла вверх. В 1938 году он стал первым секретарем Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б), а уже через год - вторым секретарем ЦК КП (б) Узбекской ССР. В 1942 году он переезжает из Узбекистана в Москву, где занимает пост заместителя наркома земледелия СССР и одновременно начальника политуправления наркомата земледелия. Это стало высшей точкой его подъема по служебной лестнице. В дальнейшем из-за возможных злоупотреблений в условиях военного времени последовали резкое понижение в должности (до секретаря обкома) и, наконец, отставка в возрасте 47 лет.
В Бурят-Монголию же бывший замнаркома земледелия СССР Александр Кудрявцев приехал явно не по своей воле. Однако вера в свою карьерную звезду заставляла 37-летнего и полного сил парня в рубахе-«антисемитке» искать повод снять с себя ярлык «несправившегося» и вернуться в Москву. Играющими «фишками» в этой игре он выбрал, во-первых, проверенное в практике репрессий 1937 года пугало «панмонголизма» и, во-вторых, становящийся модным ярлык «космополитизма». Главным же объектом нападок Александра Кудрявцева стали начавшая подниматься при Игнатьеве вторая волна советской бурятской элиты, местная еврейская научная и художественная интеллигенция, и, наконец, бурятский героический эпос «Гэсэр».
Готовые клише для вражеских ярлыков новый главный «бурят-монгол» не выдумал сам, а взял из постановления ЦК ВКП (б) «О состоянии и мерах улучшения политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» 1944 года. В этом постановлении говорилось о «приукрашивании Золотой Орды в ханско-феодальном эпосе о Едигее» (орфография постановления сохранена - С.Б.). После Казани, в 1946 году (как раз, когда был готов сводный текст «Гэсэра») подобные «эпические разборки» начались в республиках Средней Азии, где гонениям подверглись ученые и творческие работники, занимавшиеся изучением эпосов. Тогда «пережитками прошлого» были объявлены казахский «Алпамыс», киргизский «Манас», каракалпакский «Кырккыз» и огузский «Китаб-и дэдэм Коркут».
До бурятского «Гэсэра» «черная метка» дошла в 1948 году. Предвестниками гонений были разгромные выступления Александра Кудрявцева на пленуме обкома в сентябре 1946 года и на собрании городского партактива Улан-Удэ в июне 1947 года. В обоих случаях досталось «носителям чуждых влияний» и «прямым отпрыскам разгромленного в 1937 году контрреволюционного буржуазно-националистического руководства республики», звучали угрозы в адрес партработников-бурят.
«Националисты» и «космополиты»
Открытая атака на эпос «Гэсэр» началась весной-летом 1948 года. 20-21 мая в Бурят-Монгольском обкоме ВКП (б) на историческом совещании по вопросу о Гэсэриаде с участием партийных бонз, представителей Советской власти, ученых, писателей и журналистов сам Александр Кудрявцев представил «линию партии». Он объявил героический эпос «феодально-ханским эпосом, никогда не бытовавшим в бурятском народе». В тот же день научные и творческие работники, занимавшиеся изучением эпоса и подготовкой его к изданию, были поделены на две категории «неблагонадежных». Наиболее активные из них стали «буржуазными националистами», а менее активные - «слепым орудием националистов».
Через год, с объявлением в 1949 году борьбы с космополитами, эта иезуитская классификация была усовершенствована, и к двум названным категориям была добавлена третья - «безродные космополиты». К ней отнесли евреев - исследователей Гэсэриады и поэтов-переводчиков. Соответственно, неблагонадежные, относившиеся ко второй категории, стали называться «слепым орудием националистов и космополитов».
Всплывший на этой волне филолог-инквизитор Михаил Хамаганов особый упор в критике самого эпоса делал на том, что эпос «прославляет Чингис-хана» и «отличается сильными антирусскими настроениями».
- Захлебываясь от восторга, Альтман (Иоганн Альтман, советский критик, редактор журнала «Театр» - С.Б.) хвалил Гэсэра, прообразом которого является Чингис-хан - лютый враг народов России, заклятый враг великого русского народа, предводитель разбойничьих орд, - писал в журнале «Байкал» молодой литературовед Михаил Хамаганов, разоблачая «безродных космополитов».
- Политическая подоплека эпоса - ориентация на империалистический Восток, отрицание значения материальной и духовной культуры русского народа, антирусская направленность, обозначенная борьбой Гэсэра - небесного посланца против социального зла - мангатхаев! - говорил в докладе на пленуме Союза писателей Бурятии его тогдашний председатель, бурятский поэт Цэдэн Галсанов.
Главными мишенями в кампании против эпоса «Гэсэр» среди «националистов» и «панмонголистов» стали бурятские писатели Африкан Бальбуров, Намжил Балдано и литературоведы Максим Шулукшин, Алексей Уланов. А в лагере «космополитов» и «панамериканистов» не повезло фольклористу Иоганну Альтману, критику Федору Левину, писателям Лазарю Элиасову, Семену Метелице (Ицковичу) и переводчице бурятских поэтов Татьяне Стрешневой (Сальманович).
продолжение следует...
Сергей Басаев