Росс Томас "Если не сможешь быть умничкой", Глава 19
Я не уехал далеко. Не уехал далеко - потому что моя правая нога все время стучала и попадала мимо акселератора, и я ничего не мог с этим поделать. С левой было все в порядке - поскольку я держал ее скрюченной и упертой в пол возле педали тормоза. Она не дрожала - хотя и очень хотела. С руками тоже было все прекрасно - я держал их максимально вытянутыми и вцепившимися в руль, насколько хватало его окружности. Миновав пару кварталов, я нашел место для парковки и влепился туда. Однако, потянувшись выключить зажигание, я дважды промахнулся мимо ключа...
Мне понадобилась еще целая минута, чтобы открыть замок на отделении для перчаток и открыть его. Моя пинта Скотча была уже на две трети пуста. Я откупорил ее и сделал большой глоток. Клянусь Всевышним, для меня он был сейчас как вода, не более и не менее. После нескольких попыток я сумел-таки зажечь сигарету. Вкус был великолепен - такой, какой бывает, когда выходишь после длинного фильма. Я сидел, курил, потягивал виски из горла и думал, насколько же я был близок к смерти.
Она могла бы пару раз спустить курок, выпрыгнуть в заднюю дверь и потрусить прочь - никто бы не попытался ее остановить. Только не в Лос-Анджелесе. Да и ни в каком другом городе. Но девица была профессионалом - или говорила, что была - и потому у меня был определенный перевес. Ее могли легко опознать - а на нее, возможно, уже есть досье, и немаленькое. Счет оказался в мою пользу - примерно шесть-пять, наверно. Но если бы я доехал туда, куда она сказала, я бы, вероятно, был уже мертв.
Вот так я сидел в машине и успокаивал свой потревоженный дух рассуждениями, попутно ублажая плоть остатками Скотча. Теперь все казалось чрезвычайно логичным. Но тогда, когда я выхватывал из замка зажигания ключи и бросал их на дорогу, я руководствовался никакой не логикой, но исключительно страхом - страхом смерти. Уж если мне суждено умереть, то я хочу умереть дома в своей постели, а не упасть простреленной башкой на руль какого-то арендованного автомобиля.
Я протянул вперед свою правую руку с растопыренными пальцами. Она все еще немного дрожала, но теперь уже это был легкий тремор, а не неконтролируемая вибрация парализованных конечностей. «Пожалуй, надо еще глотнуть, - решил я. - Вреда точно не будет». Я поднял бутылку, высасывая последние капли. На тротуаре показалась дама, катящая за собой двухколесную сумку-тележку - видимо, со всем необходимым набором бакалеи для настоящей домохозяйки. Она увидела меня и быстро отвела глаза, как будто я делал что-то крайне неприличное.
- Исключительно в медицинских целях, барышня! - сказал я сам себе и тут же слегка удивился, обнаружив, что на самом деле произнес это вслух и громко. Я убрал Скотч, включил мотор и отправился обратно в центр, на автостоянку близ Гражданского Центра.
Я не стал вылезать из машины, когда подошел парковщик. Не думаю, что он горел желанием поговорить со мной.
- Сколько она тебе заплатила? - спросил я.
- Вы говорите о вашей жене?
- Да! - сказал я. - О жене.
- Десять баксов. Она сказала, что хочет сделать для вас сюрприз.
- Ты мне вот что скажи, приятель…
- Что такое? - спросил он. Он явно занервничал.
- Она что, похожа на мою жену?!
- Откуда ж я, разрази меня гром, могу знать, на кого похожа ваша жена?
- Она вообще похожа на чью бы то ни было жену?! А?
Он пожал плечами.
- Парни, бывает, женятся на таких бабах… В голову не придет! Откуда ж я могу знать-то…
- А на кого она была похожа, по-твоему?
- Тише, тише, мистер!.. по мне, так на корову некрашеную была похожа!
Я постарался придать своему голосу максимум твердости и угрозы.
- Но-но, приятель, полегче! Ты говоришь о моей жене!
Было уже начало пятого к тому времени, как я нашел его. Он стоял на Нормандия Авеню, к северу от Вилшира, и был низкий, длинный и сложен из чего-то, по виду казавшегося битым кирпичом. Крыша у него была покрыта щелястой кровельной дранкой, с покатыми карнизами и какими-то бесчисленными окошками с непрозрачными цветными стеклами - синими, зелеными и темно-бордовыми.
Над входом, почти под самой крышей, светились красным неоном маленькие знаки - настолько маленькие, что были едва различимы. При определенном усилии они складывались в слово «Коктейли». Ниже по дереву, покрашенному в черный цвет, шли выгравированные буквы сантиметров тридцать высотой, сделанные в староанглийском стиле. Они образовывали название заведения - СТЕЙСИ-БАР.
Рядом была маленькая заасфальтированная парковка. Я поставил машину и вошел. Там было темно, прохладно и тихо. Справа - резная барная стойка. Стулья с высокими спинками, сиденья удобные, мягкие. Обтянуты чем-то, напоминающим замшу. Расставлены вокруг небольших низеньких столиков. В одном из углов установлено маленькое пианино на кронштейне, там же микрофон с гибким шнуром. Вглубь за пианино - обеденная зона примерно с дюжиной столиков. В общем, полное впечатление приятного и спокойного места, где за вполне терпимые деньги можно получить недурную выпивку и приличный бифштекс.
В баре не было никого из посетителей, но за стойкой кто-то стоял и казался странно знакомым. Это был высокий, загорелый мужчина с густой шевелюрой темных волнистых волос, без признаков облысения. В ней уже пробивалась приятная седина. Лицо у него было не то чтобы красивое, но интересное - с ясными и четкими чертами и неожиданно изящным ртом, благодаря которому оно не производило впечатления грубого. В уголках его серых глаз и вокруг них виднелись морщинки от прищуривания и частого смеха. На нем была белая рубашка спортивного покроя, расстегнутая так, что была видна грудь, довольно волосатая, причем эти волосы тоже начинали седеть. Он поднял на меня взгляд, пока я подходил к стойке, кивнул и вернулся к своим делам - я не видел, что он там делал, лимон, наверно, нарезал.
Я вспомнил, почему я его знаю. Это было по меньшей мере лет десять назад. В ту пору он одевался в стиле, отдаленно напоминающем Дикий Запад, и всегда имел при себе какое-нибудь животное - теленка, олененка или даже медвежонка. Он возникал то ли из леса, то ли откуда-то из-под глыб, и звереныш его на первый взгляд смотрелся каким-то больным или покалеченным. Потом он его отпускал, а камера следовала за ним все время, пока он несся к своей маме, и становилось ясно, что не был он никаким больным или калекой, а просто потерялся. Затем камера снова брала крупным планом это обветренное, но не огрубевшее лицо со странно мягкой улыбкой, он зажимал между губ сигарету и зажигал ее кухонной спичкой, а голос за кадром начинал рассказывать, насколько же у этой сигареты великолепный, мягкий и насыщенный вкус…
Я скользнул на один из стульев у барной стойки. Он отложил ножик, которым нарезал лимон, вытер руки полотенцем и придвинул ко мне маленькую салфетку, на которой стояла чашка с арахисом.
- Чем сегодня днем будем облегчать страдания? - сказал он. Голос соответствовал его габаритам. Он был низкий и сочный. В телерекламе он никогда не звучал, но все ж был мне знаком. Я ведь слышал его в телефонной трубке, когда звонил по номеру, так хорошо затверженному особой по имени Конни Мизелль.
- Скотч, - сказал я. - С водой. Сделайте в высоком стакане.
- Какой сорт Скотча?
- Девар.
Он проворно смешал напиток, подал и вернулся к своим лимонам.
- Я ищу Стейси, - сказал я.
Он не поднял глаз.
- Зачем?
- Хочу задать ему пару вопросов.
Он отложил нож, снова вытер руки и выпрямился над стойкой, обхватив себя за плечи крест-накрест. На левом запястье у него был ремешок с тремя небольшими пряжками.
- Стейси - это я, - сказал он. - А вы кто?
- Мое имя Лукас, - сказал я. - Я работаю на Френка Сайза.
Он кивнул понимающе.
- Это тот парень с газетной колонкой.
- Угу.
- Вы довольно далеко от дома забрались.
- Есть немного.
- И что ж такому человеку, как Сайз, нужно от простого парня вроде меня?
- Вы, может быть, знаете кое-кого из тех, кем он интересуется. Могу я заказать для вас выпивку?
Он немного подумал над этим, кинул взгляд через плечо на небольшие электронные часы. Затем сказал:
- Почему ж нет? Вы платите или Сайз платит?
- Сайз.
- Тогда я, пожалуй, попробую глоток Чиваса.
Смешав себе коктейль и сняв пробу, он опять обхватил себя руками, и я снова мог восхищаться мускулами его обнаженных массивных предплечий. Они тоже были покрыты зарослями волос, но без признаков седины.
- Итак? - спросил он.
- Гвендолин Рут Симмс, - сказал я. - Известная также как Гвен Мизелль.
На время установилась тишина, потом он сказал:
- О, так это давние дела.
- Насколько давние?
Он подумал над этим.
- Да лет двадцать будет, не меньше.
Правой рукой он легонько вращал, умудряясь этим жестом охватывать все вокруг, включая парковку у входа. Жест хорошего актера.
- Она бывала здесь, когда я только купил заведение - двадцать лет назад.
- Она работала на вас?
Он кивнул.
- У меня. Закупала кое-что на продажу. Когда-то она была довольно смазливая лисичка.
- И как долго она проработала на вас?
- Десять, может быть, одиннадцать лет.
- А что потом?
- Она переехала.
- Почему?
- Когда я это купил, тут была дыра. И народец здесь ошивался тоже не бог весть какой. Какие-то жулики, любители легкой наживы - все тут как тут. Приедет какой-нибудь простофиля из города в наши края, спросит коридорного - где у вас тут, брат, веселье? Ему говорят, иди в Стейси-бар. Такое вот было местечко… вы понимаете, о чем я?
- Разумеется, - сказал я.
- Ну вот, а я снимался немного, так, не то чтобы очень... Вся отрасль катилась к чертям. Да. Я тогда попал во все эти телевизионные дела. Реклама сигарет.
- Я помню, - вставил я.
- Дрянные сигареты, но реклама классная. Я на этом кое-что наварил - и вложил все сюда. Все целиком перепроектировал, переделал. Торговлю тут завел небольшую - в новинку было для нашей окраины. Народ повалил. Вы знаете, людям же любопытно было: они посещают заведение и видят меня работающим за стойкой, а потом приходят домой, включают телевизор - а там опять я, звереныша отпускаю или еще что. Ну, я цены приподнял, взял приличного повара. Прощелыги и жулики слиняли. Они тут перестали себя уютно чувствовать. И Гвен ушла с ними.
- Когда ж это, получается, девять или десять лет назад? - спросил я.
Он кивнул.
- Около того.
- А ребенка Гвен вы знали?
- Конни? - спросил он. - Ну конечно, я знал Конни. Она обычно звонила сюда каждый день после школы, в районе четырех дня, чтоб узнать, готова уже мамаша или нет. Гвен напоследок стала очень уж прикладываться к бутылке. Конни все еще в Вашингтоне?
- Она в Вашингтоне, - сказал я.
- И она - часть той истории, над которой вы работаете?
- Похоже на то.
Стейси еще раз приложился к своему Чивас Регал.
- Она заглядывала сюда пару раз с того времени, как закончила этот свой колледж в Окленде.
- Миллз?
- Точно, Миллз. Она только зашла сюда, и все парни уже были у нее в кармане. Включая меня.
- Да, с этим у нее все в порядке, - сказал я.
- Я вам скажу, какой она была, - сказал он. - У нее была самая замечательная красивая головка, какую я только когда-нибудь видел в этом городе, и никто в городе не хотел замечать в ней ничего дурного.
- Здесь вы совершенно правы, - сказал я.
- И умница, кстати, - сказал он. - И в книжках разбиралась, и в отбросах. Такую комбинацию трудно чем-то покрыть. У нее ведь сейчас все идет как надо?
- Кажется, вполне, - сказал я. - А как насчет её отца? Его звали вроде бы Френк Мизелль, если не ошибаюсь?
- Старина Френк, - вздохнул Стейси. - Я уже много лет его не видел. Вроде должен был быть на похоронах Гвен, но нет, не показался. Может, он и не знал о них.
- Она умерла примерно месяцев семь назад, не так ли?
- Дайте подумать… Да, примерно так. Это было в конце октября. Парень, с которым она жила, околачивался поблизости и зашел перекусить. Я, черт подери, по такому случаю дал ему поесть на халяву.
- Вы ходили на похороны?
Он кивнул.
- Да, я пошел. Я и тот парень, который заходил перекусить. Совершенно бесполезный лодырь. И еще, наверно, три человека. Но этих я не знаю, впрочем.
- От чего она умерла?
- Да от пьянства главным образом, надо полагать. Сказали, что пневмония, но, черт, они ж врут много.
- А Френк Мизелль так и не появлялся?
- Угу. Представляете, они с Гвен терлись друг с другом, наверно, лет двадцать. Начали через несколько лет после конца Второй Мировой - и разошлись семь или восемь лет назад. Черт, я думаю, что старина Френк Конни и вырастил - или уж никто. Он учил ее играть на пианино и выколачивал из нее дерьмо, когда она пропускала школу. Только строго между нами: мне кажется, он ее немного… того…
- Вы о Конни?
- Да. Он был дьявольски строг с ней.
- Я слышал, он вроде бы мужчин предпочитал...
Стейси посмотрел на меня с отвращением.
- А вы считаете это чем-то криминальным?
- По мне так нет.
- Ну, старина Френк вроде бы был голубой, хотя и с бабами у него тоже все получалось. Вы знаете, как раз по этому поводу они с Гвен никогда не ссорились. Он делал так, она - по-своему. Бывало, в воскресенье с утра они скандалили как бешеные, но никогда из-за того, кто кому что вставляет.
- А из-за чего они ссорились?
- Из-за Конни по большей части. По тому, что я слышал - якобы старина Френк о ней недостаточно заботится. Как я сказал, он, по-моему, обратил на нее особое внимание после того, как ей исполнилось двенадцать или тринадцать. Заставлял ее правильно одеваться, тыкал ей под нос книжки и деньги давал- достаточно, чтобы она не страдала от всяких колкостей и насмешек у нас в Голливуде. Повторю: по-моему, он ее и поставил на ноги, больше некому. Самой Гвен, смею уверить, до девчонки и дела не было.
- Вы думаете, что Френк на самом деле был ее отец?
Стейси пожал своими широкими плечами.
- Кто ж, черт возьми, может такое знать? Гвен перетрахалась со всей округой. Это мог бы быть Френк, а может, кто-то из еще более чем дюжины парней. Френк, конечно, рассказывал направо и налево, любому, кто желал слушать, будто бы он болел в детстве свинкой и от него потому забеременеть невозможно. Под него через это многие ложились, да только врал он, по-моему.
- Так вы не знаете - он, может быть, где-то здесь сейчас?
Здоровяк несколько раз отрицательно покачал головой.
- Не думаю, что он где-то в городе. На похоронах-то его не было. Играет, небось, на пианино где-нибудь во Фриско . Он же на самом деле оттуда родом.
- Скажите мне еще кое-что…
- Да, конечно. Что?
- Откуда вы знаете, что Конни в Вашингтоне?
Все еще охватывая себя руками, Стейси посмотрел вперед, на дверь, ведущую на улицу.
- Ну, это, знаете ли, забавная история.
- Почему бы нам не соорудить себе еще по стаканчику, прежде чем вы мне ее расскажете?
Стейси покосился на меня.
- Френк Сайз по-прежнему платит?
- По-прежнему.
Стейси приготовил нам обоим еще выпивки, попробовал свою и затем снова выпрямился за стойкой.
- Ну, как я сказал, история забавная. Хотя забавного в ней мало, скорее даже печальная.
- Угу, - сказал я, только чтоб продемонстрировать ему свою заинтересованность.
- Итак, недели за две до смерти Гвен зашла сюда старуха, совершенно кошмарная на вид. Время дня было примерно такое, как сейчас. Не слишком активное. Зашла - ну беда какая-то, а не баба. Жирная вся, космы торчат, губную помаду не умеет наносить - по всему лицу размазала, все щеки в ней! В общем, право слово, краше в гроб кладут. И тем не менее видится мне в ней что-то знакомое. Еще раз приглядываюсь… И кто ж, вы думаете, черт меня возьми, это был?
- Не знаю, - сказал я, не желая портить рассказ.
- Гвен собственной персоной! Но выглядит просто ужасно. Ну, черт побери, мы ж некогда были довольно хорошими приятелями, она никогда меня не подводила, я заказываю ей выпить - двойное виски, потому как видно, что ей только это и нужно. Она слегка просветлела после этого, но все еще выглядела - не дай бог. То есть по-настоящему плохо. Но мне-то уже больше ничего не оставалось делать. Мы поговорили немного о старых временах… А в конце она спрашивает - могу ли я, дескать, оказать ей небольшую услугу. Я вообразил, что она хочет поесть у меня на халяву, долларов на двадцать - ну и отвечаю, - да, мол, окажу, если смогу.
Стейси наклонил голову и слегка потряс ею, словно не в силах поверить.
- А ведь знаете, Гвен-то примерно моего возраста. Сорок семь, от силы сорок восемь. Я вот стараюсь держать себя в форме. Каждое утро около полудня пробегаю пару миль, дома немного работаю над собой. А Гвен я едва-едва смог узнать! То есть она выглядела почти что на все шестьдесят. И одета была в какое-то рванье, и сумку несла какую-то здоровую, хозяйственную - знаете, какие пожилые бабки таскают? Вот так и несла, и нескольких зубов не хватало. В общем, беда просто. Ну, я спрашиваю - Гвен, что я могу для тебя сделать? Так она лезет в эту свою сумку и достает посылку и письмо. Отдает это все мне и говорит: отправь по почте, если со мной что-то случится. Я спрашиваю «а что с тобой может случиться-то?», а она говорит - в случае моей смерти, тупица! Ну, черт, никто не любит говорить о смерти, так что я пошутил что-то и взял ей еще выпить, а потом она встала и собралась уходить. Но остановилась и говорит: «Знаешь что, Стейси?» Я говорю - что? А она говорит: «Знаешь, я не думаю, что была очень хорошим человеком». Тут она повернулась и вышла, и это был последний раз, когда я ее видел - за исключением похорон, но тогда я на самом деле ее не видел, потому что гроб не открывали.
- Хм, - сказал я. - А кому было письмо?
- Письмо было какому-то парню в Лондоне, Англия. Имя у него было забавное…
- Олтигбе? - спросил я. - Игнатиус Олтигбе?
- Да-да, по-моему, так. Это откуда - французское?
- Африканское, - сказал я.
- Шутите! - сказал он. - Хотя… Гвен точно перепробовала всех.
- А что в посылке?
- Та была для Конни. Был указан ее вашингтонский адрес. Так я и понял, что она в Вашингтоне.
- Что представляла собой посылка?
Он руками показал мне размер.
- Вот такая большая. Да вы знаете. Как коробка из-под сигар.
- И вы их отправили?
- А как же. Сразу после того, как этот шпендель, с которым Гвен жила, пришел и рассказал о ее смерти. Я сходил на почту и все отправил. Там уже они наклеили марки и все такое.
- А сколько весила посылка? Не помните?
Он снова пожал плечами.
- Не знаю. Да примерно столько, сколько весит коробка сигар.
- Или книга? - спросил я.
- Да, возможно. Да порядка фунта , пожалуй.
Он посмотрел мне в лицо.
- Что ж теперь за история с Конни? С чего вдруг Сайз ею заинтересовался?
- Он считает ее новостью.
- Большая новость?
- Возможно.
- Насколько большая?
- Похоже, так или иначе дотягивается до Сената.
- Звучит действительно крупно. У нее неприятности?
- Пока нет.
- Деньги замешаны?
- Может быть и так.
- Сколько? Я имею в виду - хотя бы предположительно?
- Боюсь, миллионы, не меньше.
Стейси удовлетворенно кивнул головой.
- Я это всегда говорил, - пробормотал он едва слышно, скорее сам себе.
- Говорили что?
- Я всегда говорил, что Конни, с ее-то умом и внешностью, когда-нибудь по-настоящему выйдет в дамки!
Следующая глава
Мне понадобилась еще целая минута, чтобы открыть замок на отделении для перчаток и открыть его. Моя пинта Скотча была уже на две трети пуста. Я откупорил ее и сделал большой глоток. Клянусь Всевышним, для меня он был сейчас как вода, не более и не менее. После нескольких попыток я сумел-таки зажечь сигарету. Вкус был великолепен - такой, какой бывает, когда выходишь после длинного фильма. Я сидел, курил, потягивал виски из горла и думал, насколько же я был близок к смерти.
Она могла бы пару раз спустить курок, выпрыгнуть в заднюю дверь и потрусить прочь - никто бы не попытался ее остановить. Только не в Лос-Анджелесе. Да и ни в каком другом городе. Но девица была профессионалом - или говорила, что была - и потому у меня был определенный перевес. Ее могли легко опознать - а на нее, возможно, уже есть досье, и немаленькое. Счет оказался в мою пользу - примерно шесть-пять, наверно. Но если бы я доехал туда, куда она сказала, я бы, вероятно, был уже мертв.
Вот так я сидел в машине и успокаивал свой потревоженный дух рассуждениями, попутно ублажая плоть остатками Скотча. Теперь все казалось чрезвычайно логичным. Но тогда, когда я выхватывал из замка зажигания ключи и бросал их на дорогу, я руководствовался никакой не логикой, но исключительно страхом - страхом смерти. Уж если мне суждено умереть, то я хочу умереть дома в своей постели, а не упасть простреленной башкой на руль какого-то арендованного автомобиля.
Я протянул вперед свою правую руку с растопыренными пальцами. Она все еще немного дрожала, но теперь уже это был легкий тремор, а не неконтролируемая вибрация парализованных конечностей. «Пожалуй, надо еще глотнуть, - решил я. - Вреда точно не будет». Я поднял бутылку, высасывая последние капли. На тротуаре показалась дама, катящая за собой двухколесную сумку-тележку - видимо, со всем необходимым набором бакалеи для настоящей домохозяйки. Она увидела меня и быстро отвела глаза, как будто я делал что-то крайне неприличное.
- Исключительно в медицинских целях, барышня! - сказал я сам себе и тут же слегка удивился, обнаружив, что на самом деле произнес это вслух и громко. Я убрал Скотч, включил мотор и отправился обратно в центр, на автостоянку близ Гражданского Центра.
Я не стал вылезать из машины, когда подошел парковщик. Не думаю, что он горел желанием поговорить со мной.
- Сколько она тебе заплатила? - спросил я.
- Вы говорите о вашей жене?
- Да! - сказал я. - О жене.
- Десять баксов. Она сказала, что хочет сделать для вас сюрприз.
- Ты мне вот что скажи, приятель…
- Что такое? - спросил он. Он явно занервничал.
- Она что, похожа на мою жену?!
- Откуда ж я, разрази меня гром, могу знать, на кого похожа ваша жена?
- Она вообще похожа на чью бы то ни было жену?! А?
Он пожал плечами.
- Парни, бывает, женятся на таких бабах… В голову не придет! Откуда ж я могу знать-то…
- А на кого она была похожа, по-твоему?
- Тише, тише, мистер!.. по мне, так на корову некрашеную была похожа!
Я постарался придать своему голосу максимум твердости и угрозы.
- Но-но, приятель, полегче! Ты говоришь о моей жене!
Было уже начало пятого к тому времени, как я нашел его. Он стоял на Нормандия Авеню, к северу от Вилшира, и был низкий, длинный и сложен из чего-то, по виду казавшегося битым кирпичом. Крыша у него была покрыта щелястой кровельной дранкой, с покатыми карнизами и какими-то бесчисленными окошками с непрозрачными цветными стеклами - синими, зелеными и темно-бордовыми.
Над входом, почти под самой крышей, светились красным неоном маленькие знаки - настолько маленькие, что были едва различимы. При определенном усилии они складывались в слово «Коктейли». Ниже по дереву, покрашенному в черный цвет, шли выгравированные буквы сантиметров тридцать высотой, сделанные в староанглийском стиле. Они образовывали название заведения - СТЕЙСИ-БАР.
Рядом была маленькая заасфальтированная парковка. Я поставил машину и вошел. Там было темно, прохладно и тихо. Справа - резная барная стойка. Стулья с высокими спинками, сиденья удобные, мягкие. Обтянуты чем-то, напоминающим замшу. Расставлены вокруг небольших низеньких столиков. В одном из углов установлено маленькое пианино на кронштейне, там же микрофон с гибким шнуром. Вглубь за пианино - обеденная зона примерно с дюжиной столиков. В общем, полное впечатление приятного и спокойного места, где за вполне терпимые деньги можно получить недурную выпивку и приличный бифштекс.
В баре не было никого из посетителей, но за стойкой кто-то стоял и казался странно знакомым. Это был высокий, загорелый мужчина с густой шевелюрой темных волнистых волос, без признаков облысения. В ней уже пробивалась приятная седина. Лицо у него было не то чтобы красивое, но интересное - с ясными и четкими чертами и неожиданно изящным ртом, благодаря которому оно не производило впечатления грубого. В уголках его серых глаз и вокруг них виднелись морщинки от прищуривания и частого смеха. На нем была белая рубашка спортивного покроя, расстегнутая так, что была видна грудь, довольно волосатая, причем эти волосы тоже начинали седеть. Он поднял на меня взгляд, пока я подходил к стойке, кивнул и вернулся к своим делам - я не видел, что он там делал, лимон, наверно, нарезал.
Я вспомнил, почему я его знаю. Это было по меньшей мере лет десять назад. В ту пору он одевался в стиле, отдаленно напоминающем Дикий Запад, и всегда имел при себе какое-нибудь животное - теленка, олененка или даже медвежонка. Он возникал то ли из леса, то ли откуда-то из-под глыб, и звереныш его на первый взгляд смотрелся каким-то больным или покалеченным. Потом он его отпускал, а камера следовала за ним все время, пока он несся к своей маме, и становилось ясно, что не был он никаким больным или калекой, а просто потерялся. Затем камера снова брала крупным планом это обветренное, но не огрубевшее лицо со странно мягкой улыбкой, он зажимал между губ сигарету и зажигал ее кухонной спичкой, а голос за кадром начинал рассказывать, насколько же у этой сигареты великолепный, мягкий и насыщенный вкус…
Я скользнул на один из стульев у барной стойки. Он отложил ножик, которым нарезал лимон, вытер руки полотенцем и придвинул ко мне маленькую салфетку, на которой стояла чашка с арахисом.
- Чем сегодня днем будем облегчать страдания? - сказал он. Голос соответствовал его габаритам. Он был низкий и сочный. В телерекламе он никогда не звучал, но все ж был мне знаком. Я ведь слышал его в телефонной трубке, когда звонил по номеру, так хорошо затверженному особой по имени Конни Мизелль.
- Скотч, - сказал я. - С водой. Сделайте в высоком стакане.
- Какой сорт Скотча?
- Девар.
Он проворно смешал напиток, подал и вернулся к своим лимонам.
- Я ищу Стейси, - сказал я.
Он не поднял глаз.
- Зачем?
- Хочу задать ему пару вопросов.
Он отложил нож, снова вытер руки и выпрямился над стойкой, обхватив себя за плечи крест-накрест. На левом запястье у него был ремешок с тремя небольшими пряжками.
- Стейси - это я, - сказал он. - А вы кто?
- Мое имя Лукас, - сказал я. - Я работаю на Френка Сайза.
Он кивнул понимающе.
- Это тот парень с газетной колонкой.
- Угу.
- Вы довольно далеко от дома забрались.
- Есть немного.
- И что ж такому человеку, как Сайз, нужно от простого парня вроде меня?
- Вы, может быть, знаете кое-кого из тех, кем он интересуется. Могу я заказать для вас выпивку?
Он немного подумал над этим, кинул взгляд через плечо на небольшие электронные часы. Затем сказал:
- Почему ж нет? Вы платите или Сайз платит?
- Сайз.
- Тогда я, пожалуй, попробую глоток Чиваса.
Смешав себе коктейль и сняв пробу, он опять обхватил себя руками, и я снова мог восхищаться мускулами его обнаженных массивных предплечий. Они тоже были покрыты зарослями волос, но без признаков седины.
- Итак? - спросил он.
- Гвендолин Рут Симмс, - сказал я. - Известная также как Гвен Мизелль.
На время установилась тишина, потом он сказал:
- О, так это давние дела.
- Насколько давние?
Он подумал над этим.
- Да лет двадцать будет, не меньше.
Правой рукой он легонько вращал, умудряясь этим жестом охватывать все вокруг, включая парковку у входа. Жест хорошего актера.
- Она бывала здесь, когда я только купил заведение - двадцать лет назад.
- Она работала на вас?
Он кивнул.
- У меня. Закупала кое-что на продажу. Когда-то она была довольно смазливая лисичка.
- И как долго она проработала на вас?
- Десять, может быть, одиннадцать лет.
- А что потом?
- Она переехала.
- Почему?
- Когда я это купил, тут была дыра. И народец здесь ошивался тоже не бог весть какой. Какие-то жулики, любители легкой наживы - все тут как тут. Приедет какой-нибудь простофиля из города в наши края, спросит коридорного - где у вас тут, брат, веселье? Ему говорят, иди в Стейси-бар. Такое вот было местечко… вы понимаете, о чем я?
- Разумеется, - сказал я.
- Ну вот, а я снимался немного, так, не то чтобы очень... Вся отрасль катилась к чертям. Да. Я тогда попал во все эти телевизионные дела. Реклама сигарет.
- Я помню, - вставил я.
- Дрянные сигареты, но реклама классная. Я на этом кое-что наварил - и вложил все сюда. Все целиком перепроектировал, переделал. Торговлю тут завел небольшую - в новинку было для нашей окраины. Народ повалил. Вы знаете, людям же любопытно было: они посещают заведение и видят меня работающим за стойкой, а потом приходят домой, включают телевизор - а там опять я, звереныша отпускаю или еще что. Ну, я цены приподнял, взял приличного повара. Прощелыги и жулики слиняли. Они тут перестали себя уютно чувствовать. И Гвен ушла с ними.
- Когда ж это, получается, девять или десять лет назад? - спросил я.
Он кивнул.
- Около того.
- А ребенка Гвен вы знали?
- Конни? - спросил он. - Ну конечно, я знал Конни. Она обычно звонила сюда каждый день после школы, в районе четырех дня, чтоб узнать, готова уже мамаша или нет. Гвен напоследок стала очень уж прикладываться к бутылке. Конни все еще в Вашингтоне?
- Она в Вашингтоне, - сказал я.
- И она - часть той истории, над которой вы работаете?
- Похоже на то.
Стейси еще раз приложился к своему Чивас Регал.
- Она заглядывала сюда пару раз с того времени, как закончила этот свой колледж в Окленде.
- Миллз?
- Точно, Миллз. Она только зашла сюда, и все парни уже были у нее в кармане. Включая меня.
- Да, с этим у нее все в порядке, - сказал я.
- Я вам скажу, какой она была, - сказал он. - У нее была самая замечательная красивая головка, какую я только когда-нибудь видел в этом городе, и никто в городе не хотел замечать в ней ничего дурного.
- Здесь вы совершенно правы, - сказал я.
- И умница, кстати, - сказал он. - И в книжках разбиралась, и в отбросах. Такую комбинацию трудно чем-то покрыть. У нее ведь сейчас все идет как надо?
- Кажется, вполне, - сказал я. - А как насчет её отца? Его звали вроде бы Френк Мизелль, если не ошибаюсь?
- Старина Френк, - вздохнул Стейси. - Я уже много лет его не видел. Вроде должен был быть на похоронах Гвен, но нет, не показался. Может, он и не знал о них.
- Она умерла примерно месяцев семь назад, не так ли?
- Дайте подумать… Да, примерно так. Это было в конце октября. Парень, с которым она жила, околачивался поблизости и зашел перекусить. Я, черт подери, по такому случаю дал ему поесть на халяву.
- Вы ходили на похороны?
Он кивнул.
- Да, я пошел. Я и тот парень, который заходил перекусить. Совершенно бесполезный лодырь. И еще, наверно, три человека. Но этих я не знаю, впрочем.
- От чего она умерла?
- Да от пьянства главным образом, надо полагать. Сказали, что пневмония, но, черт, они ж врут много.
- А Френк Мизелль так и не появлялся?
- Угу. Представляете, они с Гвен терлись друг с другом, наверно, лет двадцать. Начали через несколько лет после конца Второй Мировой - и разошлись семь или восемь лет назад. Черт, я думаю, что старина Френк Конни и вырастил - или уж никто. Он учил ее играть на пианино и выколачивал из нее дерьмо, когда она пропускала школу. Только строго между нами: мне кажется, он ее немного… того…
- Вы о Конни?
- Да. Он был дьявольски строг с ней.
- Я слышал, он вроде бы мужчин предпочитал...
Стейси посмотрел на меня с отвращением.
- А вы считаете это чем-то криминальным?
- По мне так нет.
- Ну, старина Френк вроде бы был голубой, хотя и с бабами у него тоже все получалось. Вы знаете, как раз по этому поводу они с Гвен никогда не ссорились. Он делал так, она - по-своему. Бывало, в воскресенье с утра они скандалили как бешеные, но никогда из-за того, кто кому что вставляет.
- А из-за чего они ссорились?
- Из-за Конни по большей части. По тому, что я слышал - якобы старина Френк о ней недостаточно заботится. Как я сказал, он, по-моему, обратил на нее особое внимание после того, как ей исполнилось двенадцать или тринадцать. Заставлял ее правильно одеваться, тыкал ей под нос книжки и деньги давал- достаточно, чтобы она не страдала от всяких колкостей и насмешек у нас в Голливуде. Повторю: по-моему, он ее и поставил на ноги, больше некому. Самой Гвен, смею уверить, до девчонки и дела не было.
- Вы думаете, что Френк на самом деле был ее отец?
Стейси пожал своими широкими плечами.
- Кто ж, черт возьми, может такое знать? Гвен перетрахалась со всей округой. Это мог бы быть Френк, а может, кто-то из еще более чем дюжины парней. Френк, конечно, рассказывал направо и налево, любому, кто желал слушать, будто бы он болел в детстве свинкой и от него потому забеременеть невозможно. Под него через это многие ложились, да только врал он, по-моему.
- Так вы не знаете - он, может быть, где-то здесь сейчас?
Здоровяк несколько раз отрицательно покачал головой.
- Не думаю, что он где-то в городе. На похоронах-то его не было. Играет, небось, на пианино где-нибудь во Фриско . Он же на самом деле оттуда родом.
- Скажите мне еще кое-что…
- Да, конечно. Что?
- Откуда вы знаете, что Конни в Вашингтоне?
Все еще охватывая себя руками, Стейси посмотрел вперед, на дверь, ведущую на улицу.
- Ну, это, знаете ли, забавная история.
- Почему бы нам не соорудить себе еще по стаканчику, прежде чем вы мне ее расскажете?
Стейси покосился на меня.
- Френк Сайз по-прежнему платит?
- По-прежнему.
Стейси приготовил нам обоим еще выпивки, попробовал свою и затем снова выпрямился за стойкой.
- Ну, как я сказал, история забавная. Хотя забавного в ней мало, скорее даже печальная.
- Угу, - сказал я, только чтоб продемонстрировать ему свою заинтересованность.
- Итак, недели за две до смерти Гвен зашла сюда старуха, совершенно кошмарная на вид. Время дня было примерно такое, как сейчас. Не слишком активное. Зашла - ну беда какая-то, а не баба. Жирная вся, космы торчат, губную помаду не умеет наносить - по всему лицу размазала, все щеки в ней! В общем, право слово, краше в гроб кладут. И тем не менее видится мне в ней что-то знакомое. Еще раз приглядываюсь… И кто ж, вы думаете, черт меня возьми, это был?
- Не знаю, - сказал я, не желая портить рассказ.
- Гвен собственной персоной! Но выглядит просто ужасно. Ну, черт побери, мы ж некогда были довольно хорошими приятелями, она никогда меня не подводила, я заказываю ей выпить - двойное виски, потому как видно, что ей только это и нужно. Она слегка просветлела после этого, но все еще выглядела - не дай бог. То есть по-настоящему плохо. Но мне-то уже больше ничего не оставалось делать. Мы поговорили немного о старых временах… А в конце она спрашивает - могу ли я, дескать, оказать ей небольшую услугу. Я вообразил, что она хочет поесть у меня на халяву, долларов на двадцать - ну и отвечаю, - да, мол, окажу, если смогу.
Стейси наклонил голову и слегка потряс ею, словно не в силах поверить.
- А ведь знаете, Гвен-то примерно моего возраста. Сорок семь, от силы сорок восемь. Я вот стараюсь держать себя в форме. Каждое утро около полудня пробегаю пару миль, дома немного работаю над собой. А Гвен я едва-едва смог узнать! То есть она выглядела почти что на все шестьдесят. И одета была в какое-то рванье, и сумку несла какую-то здоровую, хозяйственную - знаете, какие пожилые бабки таскают? Вот так и несла, и нескольких зубов не хватало. В общем, беда просто. Ну, я спрашиваю - Гвен, что я могу для тебя сделать? Так она лезет в эту свою сумку и достает посылку и письмо. Отдает это все мне и говорит: отправь по почте, если со мной что-то случится. Я спрашиваю «а что с тобой может случиться-то?», а она говорит - в случае моей смерти, тупица! Ну, черт, никто не любит говорить о смерти, так что я пошутил что-то и взял ей еще выпить, а потом она встала и собралась уходить. Но остановилась и говорит: «Знаешь что, Стейси?» Я говорю - что? А она говорит: «Знаешь, я не думаю, что была очень хорошим человеком». Тут она повернулась и вышла, и это был последний раз, когда я ее видел - за исключением похорон, но тогда я на самом деле ее не видел, потому что гроб не открывали.
- Хм, - сказал я. - А кому было письмо?
- Письмо было какому-то парню в Лондоне, Англия. Имя у него было забавное…
- Олтигбе? - спросил я. - Игнатиус Олтигбе?
- Да-да, по-моему, так. Это откуда - французское?
- Африканское, - сказал я.
- Шутите! - сказал он. - Хотя… Гвен точно перепробовала всех.
- А что в посылке?
- Та была для Конни. Был указан ее вашингтонский адрес. Так я и понял, что она в Вашингтоне.
- Что представляла собой посылка?
Он руками показал мне размер.
- Вот такая большая. Да вы знаете. Как коробка из-под сигар.
- И вы их отправили?
- А как же. Сразу после того, как этот шпендель, с которым Гвен жила, пришел и рассказал о ее смерти. Я сходил на почту и все отправил. Там уже они наклеили марки и все такое.
- А сколько весила посылка? Не помните?
Он снова пожал плечами.
- Не знаю. Да примерно столько, сколько весит коробка сигар.
- Или книга? - спросил я.
- Да, возможно. Да порядка фунта , пожалуй.
Он посмотрел мне в лицо.
- Что ж теперь за история с Конни? С чего вдруг Сайз ею заинтересовался?
- Он считает ее новостью.
- Большая новость?
- Возможно.
- Насколько большая?
- Похоже, так или иначе дотягивается до Сената.
- Звучит действительно крупно. У нее неприятности?
- Пока нет.
- Деньги замешаны?
- Может быть и так.
- Сколько? Я имею в виду - хотя бы предположительно?
- Боюсь, миллионы, не меньше.
Стейси удовлетворенно кивнул головой.
- Я это всегда говорил, - пробормотал он едва слышно, скорее сам себе.
- Говорили что?
- Я всегда говорил, что Конни, с ее-то умом и внешностью, когда-нибудь по-настоящему выйдет в дамки!
Следующая глава