Роль Австрии, Пруссии и Германии в первой половине 1854 года
Восточная война
1853-1856
Соч. А.М. Зайончковского
том 2
Глава XV
Роль Австрии, Пруссии и Германии в первой половине 1854 года
Граф Нессельроде совершенно правильно отметил в своем всеподданнейшем отчете за 1854 год1, что венский протокол 5 декабря 1853 года явился как бы поворотным пунктом в поведении Австрии, которая переменила роль благоприятного посредника на роль если еще не соучастника действий, то-соучастника замыслов наших противников.
Сделанное ею нам предложение очистить княжества, несомненно, согласовалось с ультиматумом западных держав, и хотя оно было предложено в корректной форме дружественного совета, но наш кабинет не мог сомневаться в настоятельности и решительности предъявленного требования. Хотя барон Мейендорф и сообщал князю Варшавскому2, что, вероятно, Австрия не решится вступить на путь, ведущий к войне с нами, без поддержки Пруссии и Германского союза, но тут же замечал, что такую поддержку может устранить только добровольное очищение нами княжеств. Что же касается австрийских вооружений, то, по словам барона Мейендорфа, они имели отчасти демонстративный, а отчасти, в особенности в Трансильвании, серьезный характер.
[Spoiler (click to open)]
В начале июня 1854 года Венский кабинет счел нужным повторить свое предложение вывести наши войска из княжеств в решительной форме. Новому австрийскому послу в Петербурге графу Эстергази было предложено сообщить графу Нессельроде3, что Австрия придает особое значение прекращению наших наступательных действий за Дунаем и желает «получить положительные указания на точный и притом не очень продолжительный срок окончания оккупации княжеств». Далее говорилось о невозможности обставлять с нашей стороны эвакуацию княжеств независящими от воли Австрии условиями, так как это повлекло бы необходимость для нее самой «принять меры для охраны интересов, которым настоящее положение столь серьезно угрожает». Депеша заканчивалась предложением послу потребовать от графа Нессельроде скорых и точных разъяснений.
Решительность Австрии явилась следствием ряда событий, которые с момента обострения кризиса вызвали в ней опасения за ее интересы на Балканском полуострове, за настроение ее славянских народностей в случае восстания и освобождения славян Турецкой империи, а также за итальянские владения Габсбургской династии, которым легко могла угрожать наполеоновская Франция. Все это не [143] могло не склонить Австрию к общности видов с морскими державами, что выразилось в целом ряде протоколов, начиная с упомянутого акта 5 декабря 1853 года, подписанных в Вене ее представителями наряду с представителями Англии, Франции и Пруссии.
В отношении установления единства взглядов на события и на условия мира особенно знаменательным является протокол 9 апреля 1854 года4. Он подтверждал, во-первых, что фактически не только Турция, но и Франция с Великобританией находятся в войне с Россией, и далее в нем говорилось:
«Нижеподписавшиеся заявляют в эту торжественную минуту, что их правительства остаются согласными по двум вопросам - охранения территориальной неприкосновенности Оттоманской империи, существенным условием которой является эвакуация Придунайских княжеств, и столь близкого чувствам султана уравнения гражданских и религиозных прав христианских подданных Порты, вполне согласованного с независимостью и суверенитетом султана.
Территориальная неприкосновенность Оттоманской империи остается условием sina qua поп всякого договора, имеющего целью восстановить мир между воюющими державами; правительства, представляемые нижеподписавшимися, обязуются совместно отыскать гарантии, которые связывали бы существование этой империи [144] с общеевропейским равновесием, и выражают готовность договориться о наиболее соответствующих средствах для достижения цели своего соглашения.
Правительства, представляемые нижеподписавшимися, взаимно обязуются не входить без предварительного общего совещания ни в какое окончательное соглашение, которое было бы противно изложенным выше началам, с императорским Российским двором и ни с какой державой. Изложенное условие соблюдается независимо от событий, которые могли бы возникнуть вследствие этого соглашения, основанного исключительно на общих интересах Европы и цель которого может быть достигнута только восстановлением твердого и постоянного мира».
Солидарность четырех держав, подчеркнутая приведенным протоколом, показалась Венскому кабинету недостаточной по отношению к Пруссии. В Берлин был послан начальник австрийского Генерального штаба генерал барон Гесс с поручением заключить между двумя главными германскими державами особый договор, который обеспечивал бы Австрии деятельное содействие Пруссии на случай могущих возникнуть осложнений. Австрийскому генералу удалось, несмотря на господствовавшее в Берлине сомнение, склонить Прусский кабинет к заключению оборонительного и наступательного трактата 20 апреля 1854 года следующего содержания5:
«Ст. I. Его Императорское и Королевское Величество и Его Величество Король Прусский взаимно себе гарантируют свои германские и негерманские владения так, что всякое нападение, направленное с чьей бы то ни было стороны на территорию одной из двух держав, будет почитаться другой как неприязненное покушение на ее собственную территорию.
Ст. II. Обе высокие договаривающиеся стороны обязуются точно так же охранять от всякого покушения права и интересы Германии; вследствие этого они считают себя обязанными сообща защищать против нападения всякую часть территории германских государств, даже в случае, если бы одна из них сочла необходимым активно выступить по соглашению с другой в защиту германских интересов. Соглашение относительно такого случая, а также соглашение о размерах надлежащей помощи составит предмет особой конвенции, которая явится нераздельной частью настоящего трактата.
Ст. III. Две великие германские державы обязуются с целью придать условиям их наступательного и оборонительного союза надлежащую силу и гарантию держать наготове, на случай надобности, часть их вооруженных сил в полной боевой готовности. Время и место сосредоточения, число и расположение этих сил будут определены особым соглашением.
Ст. IV. Высокие договаривающиеся стороны приглашают все правительства Германского союза присоединиться к этому трактату [145] с таким условием, чтобы федеральные обязанности, указанные в ст. 47 заключительного акта Венского конгресса, приняли для присоединяющихся к трактату государств размеры, требуемые положениями этого конгресса.
Ст. V. Ни одна из высоких договаривающихся сторон не вступит с другими державами в течение существования этого союза в какой бы то ни было частный союз, не находящийся в полном соглашении с основаниями этого трактата.
Ст. VI. Настоящая конвенция будет в возможно скором времени представлена для ратификации ее обоими государями».
Добавочная статья разъясняла смысл второго параграфа этой конвенции, который допускал вооруженную поддержку стороны, «выступающей активно в защиту германских интересов». Эта статья6 определенно указывала на оккупацию нами княжеств, что выражалось следующими словами: «Их величества не могли отказаться от соображения, что неопределенно продолжающееся занятие русскими войсками территории нижнего Дуная, которая находится под владычеством Оттоманской Порты, может поставить в опасность политические, нравственные и материальные интересы всего Германского союза, а следовательно, и собственных их государств.
Последствия от такого положения будут тем значительнее, чем на большее пространство распространятся русские военные операции. Австрийский и прусский дворы объединены желанием, насколько возможно, избежать вмешательства в войну, вспыхнувшую между Россией, с одной стороны, и Турцией, Францией и Великобританией - с другой, а также желанием содействовать восстановлению мира. Они смотрят на сделанное петербургским двором в Берлине заявление (согласно которому Россия считает причину занятия княжеств устраненной уступками христианским подданным Порты, имеющими быть осуществленными в ближайшем будущем) как на важный элемент примирения и сожалели бы, если бы это заявление постигла неудача на практике. Они надеются, что ответ Русского кабинета на сделанные Пруссией 8-го числа этого месяца предложения даст им гарантию в том, что русские войска скоро будут отозваны».
Уполномоченные обеих держав составили на случай, если бы эта надежда не оправдалась, следующую конвенцию:
«Императорское австрийское правительство обратится к Императорскому Российскому Двору с особым сообщением, целью которого будет получение согласия от Императора Всероссийского на приостановку движения его войск на турецкой территории и достаточной гарантии скорой эвакуации Придунайских княжеств. Прусское правительство вновь самым решительным образом поддержит это сообщение, ссылаясь на посланные уже в Петербург предложения. Если бы ответ русского двора на предложения Венского [146] и Берлинского кабинетов, вопреки ожиданиям, не удовлетворил бы их вполне относительно двух вышеупомянутых пунктов, то меры, которые будут приняты одной из договаривающихся сторон для достижения цели, подойдут под ст. 2 наступательного и оборонительного союзного трактата, в настоящее время подписанного, т. е. всякое неприязненное нападение на территорию одной из договаривающихся сторон будет отражено всеми боевыми силами, которыми может располагать другая. Однако общее наступательное движение может быть последствием только или присоединения княжеств, или нападения, или же перехода русских войск через Балканы».
Последняя фраза приведенного документа свидетельствует о желании Берлинского кабинета обставить точными условиями свои союзные обязанности вооруженного содействия деятельному австрийскому вмешательству в восточный конфликт. Как король Прусский, так и его министры сознавали, что заключаемый с Австрией союз может повести к решительному столкновению с Россией и безнадежно порвать узы династической и государственной дружбы, которая была столь драгоценна для интересов Пруссии.
Наша дипломатия, следуя указаниям императора Николая, не щадила усилий, чтобы открыть Прусскому кабинету глаза на опасный путь солидарности с западными державами, на который стали Австрия и Пруссия, участвуя в подписании ряда венских протоколов.
В собственноручной записке государя, относившейся к концу 1853 или к началу 1854 года7, прежде всего указывается на то, что прусский король, присоединяясь к политике западных держав, станет противником балканских христиан и соучастником всех ужасов, которые явятся последствием возвращения восставших под турецкое владычество. Государь еще раз подтверждал, что его целью являются не завоевания, а гарантия свободы и прав религии балканских христиан и их обычаев.
Если Австрия будет противиться тому, что требует для них Россия, то война с ней как с союзницей турок станет неизбежна. Если прусский король будет поддерживать безумную и несправедливую политику Австрии, то это приведет его к соучастию в недостойном и отвратительном деле (d'une indigne et odeiuse demarche), непосредственным последствием которого явится война с Россией.
Прусский кабинет принял на себя неблагодарную задачу, с одной стороны, удерживать, насколько возможно, Австрию от решительного перехода на сторону Оттоманской Порты и ее уже определившихся прямых союзниц, а с другой - настаивать перед нашим Кабинетом на удовлетворении некоторых требований западных держав и Австрии для избежания всеобщей войны, в которую могла быть втянута и Пруссия. Барон Мантейфель, первый министр [147] берлинского правительства, еще в ноябре 1853 года указывал8 нашему послу барону Будбергу на крайне затруднительное положение Венского кабинета. Он подчеркивал, ссылаясь на статьи французской прессы об изменениях карты Европы и пересмотре трактатов, честолюбивые планы императора Наполеона, первой жертвой которых должна сделаться Австрия.
Наш посол прочитал спустя два дня после своей беседы с бароном Мантейфелем в Moniteur, рядом с упоминанием о протоколе, подписанном в Вене 5 декабря представителями четырех держав, французское его толкование, которое сводилось к тому, что Австрия и Пруссия примкнули к англо-французскому соглашению относительно вопросов, возбуждаемых нашим столкновением с Турцией. Барон Будберг предложил прусскому министру напечатать в Staats-Anzeiger по этому поводу соответствующее опровержение9. Однако барон Мантейфель отклонил это предложение, ссылаясь на то, что общее политическое положение обязывает германские державы к особой осторожности, что, может быть, полемика была бы на руку Людовику-Наполеону и, наконец, что она обязывала бы к опубликованию самого протокола, который признано необходимым сохранять в тайне. В одной из последующих депеш канцлеру10 барон Будберг сообщал об упреках, которые делались главой Венского кабинета графом Буолем прусскому министру по поводу сообщения нам документов, подписанных в Вене.
В январе, как известно, уже выяснилось, что наши предложения относительно более тесного соглашения с венским и берлинским дворами отклоняются ими обоими. В официальном сообщении по этому поводу барона Мантейфеля прусскому послу в Петербурге генералу Рохову, сделанном от имени Берлинского кабинета, говорилось": «Цена, которую мы придаем сохранению [148] общих нам не только с Австрией, но и с Францией и Великобританией основ, является для нас законом; мы не должны уклоняться от этих основ и избегать всего, что могло бы вызвать подозрительность лондонского и парижского дворов и толкнуть их, следуя нашему примеру, к изолированным действиям в смысле безвозвратного поколебания вероятности мирного исхода».
Прусский кабинет, озабоченный содействием восстановления мира, отклонил, по словам барона Будберга12, предложение морских держав заключить ввиду возникшего кризиса соглашение с прочими германскими государствами относительно общего образа действий.
Король внимательно читал представленные ему бароном Будбергом записки Петербургского кабинета, которые разъясняли цели и основания политики императора Николая. В марте 1854 г. в Париж и Лондон отправился, по поручению короля, принц Гогенцоллерн-Зигмаринген, миссия которого состояла в склонении императора французов и королевы Виктории к примирительному образу действий. Миссия эта не увенчалась успехом. Барон Будберг сообщал, со слов ее участника графа Гребена13, что в Лондоне решено, по-видимому, энергично вести войну, а император французов явно стремится не только к нашему отказу от предъявленных Порте требований, но и к решительному ослаблению России и разрушению того влияния, которое она оказывает на судьбы Европы. Заявление о прусском нейтралитете в Лондоне было спокойно принято к сведению; император же Наполеон высказал, что он нейтралитет не считает возможным и что Австрия и Пруссия будут увлечены в общий с Францией стан. Ответное письмо Людовика-Наполеона к королю прусскому приглашало последнего примкнуть для предупреждения роста русского влияния на Западную Европу к общему соглашению «всех западных держав»14.
К концу марта в Берлин прибыл австрийский генерал Гесс. Ему было поручено склонить прусский двор к заключению с Австрией приведенного выше союзного трактата. Исполнение поручения не оказалось трудным. Уверенность императора французов в привлечении обеих великих германских держав в англо-французский стан имела некоторое основание. Из донесений графа Бенкендорфа о беседах с представителями прусской армии15 можно было убедиться, что люди, наиболее преданные идее прусско-русского братства по оружию, пессимистически смотрели в будущее. «Никто,- говорил нашему военному агенту прусский генерал Врангель,- не предан императору и союзу с Россией более, чем наш король, чем мы - прусская армия. Я и мои товарищи готовы пролить кровь за вашего императора, как за нашего короля... Тем не менее не верьте никаким заверениям и будьте убеждены, что, несмотря на усилия короля и наши, мы подчинимся фатальности и кончим тем, что дадим вовлечь себя в войну против вас...» [149]
Граф Бенкендорф предполагал, однако, что генерал Врангель ошибался. Наш военный представитель пользовался такой симпатией среди прусских офицеров, что ему казалось невозможным, чтобы в конце концов не взяли верх «старые предания союза с Россией», имеющие столь глубокие корни16.
Положение становилось столь серьезным, что император Николай решился принести еще одну жертву, сделать еще одну попытку избежать необходимости войны с западными державами. Он поручил герцогу Георгу Мекленбургскому отправиться в марте в Берлин для сообщения королю прусскому, что государь согласен присоединиться к заключенной между морскими державами и Портой конвенции на нижеследующих условиях17:
1) конвенция будет сообщена государю от имени договорившихся сторон при посредничестве прусского короля; 2) нам будет сообщено, в чем состоят гарантии Порты в верном исполнении договора; 3) этот акт не отменит ни религиозных прав, которыми пользуются православные христиане в Оттоманской империи, ни обязательств Порты в ее прежних заявлениях о том, что эти христиане будут пользоваться преимуществами, признаваемыми за христианами других исповеданий, как это изложено в венской ноте и в ольмюцких разъяснениях; 4) наши прежние трактаты, от Кучук-Кайнарджийского до Адрианопольского, будут сохранены и подтверждены.
Инструкция уполномочивала герцога Мекленбургского заявить, что император Николай готов, принимая на вышеизложенных условиях участие в конференции, которая должна собраться в Берлине, прекратить военные действия и повелеть своим войскам очистить Придунайские княжества одновременно с оставлением англо-французскими сухопутными и морскими силами Черного моря и проливов.
Герцог Мекленбургский, приехав в Берлин, встретил самый дружественный прием у короля, который немедленно выразил согласие сообщить западным Кабинетам и поддержать перед ними наши предложения. Он просил герцога остаться в Берлине до получения ответов и старался оправдать образ действий Австрии ее опасениями и отсутствием решительности. Король указывал на необходимость связать ее с Пруссией, так как в противном случае Австрии останется лишь броситься в англо-французские объятия, а Пруссия останется окончательно изолированной18. Беседы герцога Мекленбургского с королем и с приближенными к нему лицами вращались вокруг прусско-австрийского союзного договора, о заключении которого хлопотал приехавший в то время в Берлин генерал Гесс. Герцог пытался убедить своих собеседников, что заключение договора, которым Австрия сохраняет за собой свободу действий, по необходимости вовлечет Пруссию в сферу чуждых ей [150] интриг, но попытки его имели лишь частичный успех. Король «оплакивал» подписание Венского протокола 9 апреля, но решительно заявил, что ему невозможно устраниться от венских конференций. Удалось достигнуть лишь только того, что договор не принял характера прямо неприязненного по отношению к нам акта и что Пруссия уклонилась в заключенной 20 апреля конвенции от обязательства вооруженной поддержки Австрии вне случайностей, точно определенных в добавочной статье договора
Продолжение читать здесь.