Новая книга обращений (6)
БАЛЛАДА О ПАТЫРЕ
Недавно, где-то: «смерть подстёгивает инстинкт размноженья».
Это часть Замысла.
Когда соотношение уцелевших 1:100000, нужно стрелять из всех пушек.
Но сейчас - не об этом.
Их осталось пятнадцать, окруженных фронтом, болотами и чумой, зовущейся унынием.
Почти безоружные, обескровленные, среди выгоревших дочерна сосен, чьими призраками они теперь, по сути, являлись.
Трое смертельно раненых, четверо - не смертельно.
И те, и другие знали, что будут съедены.
Да и остальные восемь - тоже знали, хотя никогда бы себе в этом не признались: сначала - потому, что оставались людьми; после - потому, что быть людьми перестали.
Почти обезумев от окружающих стонов, партизан Азамат Рустамов отправился на поиски глины.
«Что ты хочешь, бабу себе слепить?» - комиссар Петелькин показал неприличный жест.
«Деду слепить хочу!» - огрызнулся Рустамов.
(В его родном языке слово «баба» значило - «дед».)
Метрах в трехстах от стоянки, на пригорке он выкопал яму, вылил туда пять котелков болотной воды.
Часть отряда приползла смотреть, как рядовой Рустамов босыми ногами топчется в пенной жиже.
Из этого материала он сотворил не то улей, не то муравейник: сплёл из веточек каркас, обмазал его изнутри и снаружи синеватым раствором: получилось большое (Рустамову по пояс) гнездо с узкой горловиной…
Кто-то - кажется, Серёга-Суслик - предположил, что Рустамов строит себе могилу: «Он туда влезет и крышку закроет!»
«Влезет - и съебётся!» - продолжил мысль политрук Птичкин.
А потерявший правую руку ефрейтор Минц вспомнил почему-то писателя Олешу.
Однако Рустамов лезть в улей не стал: через устроенное у самой земли окошко он сунул внутрь куски обугленной коры и там их поджег.
Вскоре вулкан заполыхал, из кратера полезли вверх длинные языки.
«Это ж печка!» - изумился Суслик.
«Печка, - согласился Рустамов. - Будет патыр».
Комиссар Петелькин принял резолюцию, и последняя картофелина была подавлена в кашицу, растерта в порошок рукояткой нагана.
Рустамов снял с шеи тряпицу, внутри оказались сухие белесые почки какого-то растения.
«Исрык», - пояснил (специально для Суслика), растолок и всыпал в муку.
Туда же замешал горсть золы и каплю древесной смолы.
Сформованный блин он прилепил к внутренней стенке вулкана - над тлеющими углями…
«Бу менинг Мухаббат!»* - сказал Рустамов.
Каждый из пятнадцати взял по горячему кусочку патыра.
Мой кусок всё еще у меня, вот он.
Свидетельствую: все уцелели.
__________________________
* Это моя Любовь (узб.). Мухаббат также - распространенное женское имя.
Недавно, где-то: «смерть подстёгивает инстинкт размноженья».
Это часть Замысла.
Когда соотношение уцелевших 1:100000, нужно стрелять из всех пушек.
Но сейчас - не об этом.
Их осталось пятнадцать, окруженных фронтом, болотами и чумой, зовущейся унынием.
Почти безоружные, обескровленные, среди выгоревших дочерна сосен, чьими призраками они теперь, по сути, являлись.
Трое смертельно раненых, четверо - не смертельно.
И те, и другие знали, что будут съедены.
Да и остальные восемь - тоже знали, хотя никогда бы себе в этом не признались: сначала - потому, что оставались людьми; после - потому, что быть людьми перестали.
Почти обезумев от окружающих стонов, партизан Азамат Рустамов отправился на поиски глины.
«Что ты хочешь, бабу себе слепить?» - комиссар Петелькин показал неприличный жест.
«Деду слепить хочу!» - огрызнулся Рустамов.
(В его родном языке слово «баба» значило - «дед».)
Метрах в трехстах от стоянки, на пригорке он выкопал яму, вылил туда пять котелков болотной воды.
Часть отряда приползла смотреть, как рядовой Рустамов босыми ногами топчется в пенной жиже.
Из этого материала он сотворил не то улей, не то муравейник: сплёл из веточек каркас, обмазал его изнутри и снаружи синеватым раствором: получилось большое (Рустамову по пояс) гнездо с узкой горловиной…
Кто-то - кажется, Серёга-Суслик - предположил, что Рустамов строит себе могилу: «Он туда влезет и крышку закроет!»
«Влезет - и съебётся!» - продолжил мысль политрук Птичкин.
А потерявший правую руку ефрейтор Минц вспомнил почему-то писателя Олешу.
Однако Рустамов лезть в улей не стал: через устроенное у самой земли окошко он сунул внутрь куски обугленной коры и там их поджег.
Вскоре вулкан заполыхал, из кратера полезли вверх длинные языки.
«Это ж печка!» - изумился Суслик.
«Печка, - согласился Рустамов. - Будет патыр».
Комиссар Петелькин принял резолюцию, и последняя картофелина была подавлена в кашицу, растерта в порошок рукояткой нагана.
Рустамов снял с шеи тряпицу, внутри оказались сухие белесые почки какого-то растения.
«Исрык», - пояснил (специально для Суслика), растолок и всыпал в муку.
Туда же замешал горсть золы и каплю древесной смолы.
Сформованный блин он прилепил к внутренней стенке вулкана - над тлеющими углями…
«Бу менинг Мухаббат!»* - сказал Рустамов.
Каждый из пятнадцати взял по горячему кусочку патыра.
Мой кусок всё еще у меня, вот он.
Свидетельствую: все уцелели.
__________________________
* Это моя Любовь (узб.). Мухаббат также - распространенное женское имя.