Ольга уверяет, что мечтает остаться старой девой,
а по руке ей Шах Багов пророчит двенадцать человек детей…
В.И.Чеботарева. 08.01.1916.Беллетристы и киносценаристы, пишущие о царской семье, так и рвутся подыскать возлюбленного для кого-то из великих княжон, чаще для старшей - Ольги Николаевны. Между тем в её жизни и так было несколько вполне себе романтических историй. Героя одной из них звали Дмитрий Шах-Багов, и справедливости ради я решила собрать здесь о нём всё, что можно, поскольку уже несколько раз мне встречалось его имя с добавлением: «О нём ничего не известно». Ну почему же, кое-что всё-таки известно.
Дмитрий Артемьевич Шах-Багов (Шах Багов, Шахбагов или даже Шахбегов) родился 9 февраля 1893 года. Он учился в гимназии, а лето всегда проводил в Манглисе, где стоял 13-й Лейб-Гренадерский Эриванский Его Величества полк, старейший, один из самых престижных в российской армии. Общение с офицерами полка сыграло свою роль в его воспитании. В самом начале войны Шах-Багов поступил в знакомый полк вольноопределяющимся и выступил в поход в составе восьмой роты, адъютантом при подпоручике К.С.Попове. Попов, лежавший с Дмитрием впоследствии в лазарете, вспоминал о нем так: «Он показал себя, как достойный и храбрый офицер, как редкий товарищ и удивительный добряк. Если ко всему этому прибавить его красивую наружность и большое уменье одеться и носить с достоинством форму, то получался тот тип молодого офицера-эриванца, которым по праву гордился наш полк».
UPD: лагерь кадетов в Манглисе - вероятно, Митя Шах-Багов проводил лето именно здесь.
В хронике военных действий полка, составленной Поповым, очаровательный Шах-Багов не упоминается до 19 мая 1915, когда он был ранен под Загродами - возможно, это его первый бой. Через пять дней после ранения он прибывает в Дворцовый лазарет Царского села.
На втором снимке те же
Здесь работали сестрами милосердия царица и старшие великие княжны. Для Ольги и Татьяны это был, пожалуй, один из самых ярких периодов в жизни, который они до последних дней вспоминали с удовольствием. Ежедневный труд во имя победы; между делом - крокет, рубль, шашки, пинг-понг, разговоры, домашние концерты, кино; интересные новые знакомые, среди которых немало молодых веселых офицеров.
Молодой прапорщик, «очень милый и застенчивый, как девочка», быстро вошел в число их «фаворитов»: «он такой милый, маленький… ужасный душка» - отмечают обе княжны в дневниках.
Очевидно, от своих новых знакомств Шах-Багов получал и выгоду - умышленно или нет. В воспоминаниях эриванцев описывается любопытный случай: один из молодых выздоравливающих во время игры в крокет пожаловался Ольге на проблемы, связанные с перестановками в полку. Ольга рассказала матери, та написала царю, и по его распоряжению проблема была решена. Имя офицера не называется, однако письмо Александры датировано 22 июня 1915 года, а, судя по дневнику Ольги, в этот и предыдущий день из эриванцев с княжнами играли в крокет только Митя и Снарский. Значит, это был кто-то из них.
1) Крокет 2-3) Ольга Николаевна и её пациенты
Пребывание Мити в лазарете быстро закончилось: уже через месяц он выписался. «Наши эриванцы слишком скоро поправляются и завтра самый милый из них возвращается в полк, что очень грустно» - написала Ольга отцу. По свидетельствам, отъезд понравившегося офицера её действительно заметно расстроил. «Скучно очень без маленького душки Шах-Багова» - пишет она в дневнике 23.06. А что Дмитрий? « - Еду на фронт: если не вернусь с Георгием, то меня принесут на носилках…» - будто бы сказал он перед отъездом Ивану Беляеву (одному из раненых). Георгия он со временем получил, а вернуться в лазарет ему пришлось очень быстро. В бою у д.д. Генрикувка-Берестье 4-5 июля 1915 он участвует в качестве начальника команды разведчиков, 16 июля участвует в бою под Уханами в такой же должности и получает уже более серьёзное ранение - в руку и в ногу. Шах-Багов поспешно испросил телеграммой разрешения вернуться в знакомый лазарет, получил его, конечно, и в начале августа уже был там. «Его привезли с раздробленной ногой, на носилках, похудевшего и бледного, - живописует Беляев, - Ольга и Татьяна Николаевны тотчас водворили его на прежнее место в эриванской палате. Немедленно сделали операцию, всю ногу обложили гипсом, и он оказался надолго прикованным к постели (здесь Беляев ошибается: Митя почти сразу начал вставать). И вскоре стало заметно, что к его августейшей сиделке вернулось прежнее настроение, и ее милые глазки заблестели вновь».
Шах-Багов и Ольга Николаевна среди раненых и сотрудников лазарета
Княжны по-прежнему проводили много времени с весёлыми эриванцами, и скоро Шах-Багов занял очень важное место в дневнике Ольги: она подробно описывает этапы его лечения, он становится для неё Митей, а ещё позже она начинает называть его Маленький (как называли в царской семье, традиционно, младшего из детей). Ежедневно они подолгу беседуют в коридоре, на балконе, в палате. Митя сидит рядом с сёстрами во время чистки хирургических инструментов, заготовки материала, а вечером - ещё и обязательный разговор по телефону. «Был невероятно мил и как никогда весел - такое золото. Спаси его, Господи» - пишет Ольга (3 сентября). Они вместе смотрят альбомы, сидят на окне, играют в шашки, он развлекает её разговорами во время рисования или вязания, по праздникам они видятся в храме.«Ужасно рада его видеть… Очень уютно… Хорошо» - вот настроение Ольги Николаевны в ту осень.
По сдержанным записям Ольги трудно делать выводы о глубине ее чувств, а вот очевидцы - персонал госпиталя и раненые - их делали вовсю. «Как все понятно, как всё мило, чудные девичьи годы, чистое девичье сердце», - умилялся Беляев. Более скептически рассуждала старшая сестра милосердия В.И.Чеботарёва: «И почем знать, что за драму пережила Ольга Николаевна. Почему она так тает, похудела, побледнела: влюблена в Шах Багова? Есть немножко, но не всерьез», - записывала она в дневнике 4.12.1915. Через полгода она признает: «Ольга Николаевна серьезно привязалась к Шах Багову, и так это чисто, наивно и безнадежно. Странная, своеобразная девушка. Ни за что не выдает своего чувства. Оно сказывалось лишь в особой ласковой нотке голоса, с которой давала указания: "Держите выше подушку. Вы не устали? Вам не надоело?"».
1) Ольга и Татьяна 2-3) Шах-Багов и Ольга Николаевна среди раненых и сотрудников лазарета
Привязанность была взаимной - это тоже замечали. Накануне отъезда Мити из лазарета (08.01.16) Чеботарева напишет так: «Уезжает верный рыцарь. Славный, в сущности, мальчик. Он допускает только обожание, как святыни. "Скажи мне Ольга Николаевна, что Григорий ей противен, завтра же его не будет, убью его". Ведь это обязательство офицера спасти их, хоть против воли. Примитивный, но порядочный человек».
«Было видно, что он совершенно влюблен в свою медицинскую сестру. Его щеки пылали ярким пламенем всякий раз, когда он смотрел на Ольгу Николаевну», - вспоминал Беляев. Но были и неприятные случаи. «Вера Игнатьевна говорила мне, будто Шах Багов, нетрезвый, кому-то показывал письма Ольги Николаевны. Только этого еще недоставало! Бедные детки!» - возмущалась Чеботарёва, с опаской относившаяся к романам княжон с ранеными. Правда, вряд ли в письмах было что-то личное - скорее всего, стандартное «как дела» в стиле великих княжон.
О дружбе Ольги и Шах-Багова знала и царская семья. Митю неоднократно приглашали в числе других офицеров к чаю в Александровский дворец, и он был знаком со всеми: Марии присылал как-то открытку на именины, с Алексеем ему случалось болтать по телефону, Александра несколько раз упоминает о нём в письмах к царю, как об общем знакомом - безо всяких пояснений.
Странно, что сестра Чеботарева и хирург княжна Гедройц боялись, как бы отношения с ранеными не скомпрометировали княжон, а императрица как будто поощряла их симпатии. Видела в этом какую-то перспективу? Сильно сомневаюсь. Считала все это невинной дружбой? Или так оно и было, ведь, в самом деле, мог ли простой офицер позволить себе по отношению к царской дочери что-то кроме «обожания, как святыни»?... С другой стороны - закончись война, брак Ольги с офицером был бы, конечно, крайне нежелателен, однако не невозможен, и оба наверняка это понимали, если только их мысли заходили так далеко.
Рядом с Митей почти всегда его товарищи: раненый прапорщик Эриванского полка Сергей Николаевич Мелик-Адамов, другой раненый - Владимир Иванович Кикнадзе, подпоручик третьего гвардейского стрелкового полка. Последний был ухажером Татьяны, и довольно много времени они проводили вчетвером: великие княжны, Володя, Митя. Перед выпиской к Дмитрию приехала мать, она познакомилась с Ольгой: «Такая милая, очень похожа на своего Маленького», - писала та (03.01.1916). Кстати, и на клинке богатой кавказской шашки Шах-Багова было золотом высечено: «Моему милому мальчику от его мамы».
1) Татьяна и Кикнадзе 2) Анастасия, Татьяна, Мария
В самом начале 1916 года Митя покидает лазарет. По словам Беляева, он стал «начальником санитарного поезда, который ходил с фронта прямо в Сибирь и обратно, не заходя в Питер». Должность для младшего офицера более чем неплохая. Почти через год, в декабре, Ольга записала в дневнике, что он «получил вторую роту батальона новобранцев. Доволен».
Его второй отъезд Ольга переживала тяжело. Конечно, со временем у неё появились новые приятели из числа раненых, к которым она относилась с большим теплом, но в дневнике она отмечает все годовщины, связанные с пребыванием Мити в лазарете, радуется случайным встречам с его мамой, бережно хранит связанные с ним вещицы. Среди её довольно сухих записей то и дело проскальзывает: «Хочу видеть Митю» (12.09.16), «От Мити все ни слуху ни духу» (30.11.16), «Скучно без Мити дорогого».
Впрочем, Митя не забывал о царскосельских друзьях: он вёл с ними регулярную переписку, в основном через В.А.Вильчковскую (Биби). Чеботарёва писала: «А тут еще пришло письмо от Шах Багова - Ольга Николаевна от восторга поразбросала все вещи, закинула на верхнюю полку подушку. Ей и жарко было, и прыгала: "Может ли быть в 20 лет удар? По-моему, мне грозит удар"» (15.02.1916).
Несколько раз Митя приезжал в Царское Село в сопровождении то мамы, то своего однополчанина Бориса Владимировича Равтопуло. В эти приезды он бывал в лазарете чуть ли не каждый день; как и раньше, они с Борисом помогали княжнам в заготовочной и проводили время необычайно «уютно» и весело. Дмитрию случалось подолгу говорить с Ольгой наедине. «Эти дни как один час, что Митя у нас», - писала она.
Последний раз они виделись на Рождество 1916 года - последнее Рождество императорской России, омраченное для Ольги и её семьи недавним убийством Распутина. Тревожные недели, последнее прощание под рождественской ёлкой: Митя едет в полк. Видимо, последнее из сохранившихся упоминаний о нём в дневнике Ольги сделано в день его рождения (09.02.1917): «Сегодня Мите 24 года (Шах Багову). Сохрани его Боже».
Митя четвертый слева в нижнем ряду.
Судя по всему, с 27 декабря они больше не виделись. Однако с отцом Ольги Шах-Багову встретиться еще довелось. По воспоминаниям капитана Эриванского полка Снарского, в самом конце февраля две роты военного состава были отправлены в Петроград для подавления возникших там беспорядков. Поехал туда и адъютант общего начальника Колчина подпоручик Шах-Багов. «Эшелон, уже будучи в пути, на одной из станций встретился с поездом Государя (знаменитая ловушка). Его Величество поздоровался с ротами и, узнав, что отряд идет в Петроград для подавления беспорядков, лично приказал вернуться обратно, что и было выполнено».
После революции беспорядки не сразу захватили Эриванский полк: какое-то время удавалось поддерживать относительное спокойствие. Но к лету положение офицеров стало невыносимым, и в июне подпоручик Шах-Багов, как и многие его товарищи, покинул свой полк. Куда он направился, точно сказать нельзя. Известно только, что им с Ольгой иногда удавалось получать известия друг о друге. «Что поделывают Митя и Володя?» - спрашивала Татьяна Чеботарёву, находясь под стражей в Александровском дворце (1.04.1917). Есть упоминание в письме Ольги из Тобольска: «Купов писал. Он видел Митю и Бориса в Петрограде. Они шлют нам приветы» (19. 04. 1918). Что он делал в Петрограде? Куда потом направился? Неизвестно.
Что ждало Ольгу, понятно: Екатеринбург, расстрел, прославление в лике святых. Митины ближайшие друзья Равтопуло и Мелик-Адамов в 20-е - 30е отбыли по нескольку сроков в лагерях по 58й статье. Кикнадзе, по некоторым данным, жил в 20-е годы в Лондоне и в Швейцарии. Следы Шах-Багова теряются. Только одно интересное упоминание мне встретилось: осенью 1920 года, когда Красной армии оставалось совсем немного до окончательной победы в Закавказье, одной из немногих сил, способных ей противостоять, был отряд езидов в Эчмиадзине. Командовал им некто Шахбагов. Мог ли православный офицер командовать эскадроном язычников, не знаю, но, думаю, если учесть совпадение очень редкой фамилии, места, времени, рода занятий и политической позиции, можно предположить, что это был если не наш Митя, то кто-то из его родственников.
1) Ольга и Татьяна 2) Персонал лазарета 3) Так здание Дворцового лазарета выглядит сегодня
Я думаю, рано или поздно финал Митиной судьбы выяснится. Да и вариантов немного: погиб, сражаясь в Белой армии, или сгинул в лагерях, или жил в эмиграции… Обычная история для офицеров Первой мировой: русское «потерянное поколение» - самое потерянное.
Молодой эриванец, милый и застенчивый, примитивный, но порядочный, храбрый офицер и хороший товарищ, Шах-Багов и думать не думал, наверное, что его имя на родине вспомнят только лет через девяносто, и то вовсе не из-за его боевых заслуг, а всего лишь потому, что однажды между ним и молоденькой сестрой милосердия завязался скромный роман. «Чистый, наивный и безнадежный».
P.S. За часть информации и почти все фотографии спасибо пользователям Alexanderpalace.forum (Sarushka, matushka, Nicola’ de Valeron и др.:))