О ценности согрешивших
Недавно alex_vergin обратил внимание на показавшийся ему странным факт, что у нас осужденные офицеры, после пребывания «на зоне» вполне могут снова занимать прежнее или близкое положение - командовать подразделениями, не лишаться званий и т.д. (что в старой России было трудно себе представить). Стоит заметить, что еще более красноречива ситуация с гражданскими чиновниками: даже очень солидный срок за взятки или хищения сопровождается лишением права занимать гос.должности всего лишь на 3 года. По сравнению с порядками в РИ, где даже за самое незначительное (не влекущее иного наказания, кроме самого увольнения) преступление корыстного характера человек навсегда отстранялся от службы, это выглядит совершенно анекдотичным.
Но это не должно удивлять, если иметь в виду, что взгляд на сущность служилой корпорации (и, соответственно, на ее состав) в РИ и СССРФ был принципиально иным (не касаясь различий в образовательном и культурном уровне контингента, заметим, что социальное место и роль этой корпорации и там, и там вполне сопоставима).
РИ была обществом бюрократическим и как вхождение в состав служащих определенного уровня требовало лишь выполнение формальных критериев (выслуга того или иного срока, сдача экзамена или окончание определенного рода учебного заведения), так и от принятых требовалось лишь соблюдение некоторых норм поведения. Ценность индивида для службы определялась только соответствием им, и при обнаружении несоответствия человек из корпорации изгонялся как не представляющий для нее ценности. В военной среде нормы по части «чести» имели даже гипертрофированный характер: не мог, например, служить подвергшийся оскорблению действием (получивший даже «незаслуженную» пощечину от сослуживца или избитый случайными хулиганами), женившийся на актрисе или разведенной, взявшей вину на себя, и т.д. Эти правила носили не «сословный» (служилая корпорация состояла из лиц разных сословий, и исключение из нее, за исключением случаев тяжких уголовных преступлений, не предполагало «лишения прав состояния»), а именно корпоративный характер.
РФ же в этом смысле инстинктивно (ну и в силу «генетической» связи) наследует советскому режиму, который был обществом прежде всего идеократическим, подбиравшим свое кадры не по формальным (образовательным и т.п.), а по идейно-политическим критериям. Номенклатура состояла не из тех, кто окончил хороший вуз и «лучше сдал экзамен», а из лиц, проявивших себя на партийно-комсомольской работе, доказавших полное идейное соответствие режиму. Такие лица понимались как представляющие неизбывную ценность как таковые, они были «самоценны». И (если только не случилось им пасть жертвой во внутрирежимных разборках в некие небольшие специфические периоды), никогда (за исключением редких особо скандальных случаев) не изгонялись из корпорации. Это именно то, что официально называлось «заботой о кадрах», «бережным отношением к кадрам», или проще «своих не сдаем».
Если уж человек попал в «номенклатуру», самый главный экзамен в жизни он сдал. Даже в случаях явного провала дела или нечистоплотных проявлений члены номенклатуры не увольнялись, а переводились на менее значимую работу. Даже понеся серьезные наказания или просто «выйдя в тираж» по возрасту или здоровью, они продолжали оставаться «в обойме», иногда и после «отсидки» могли занимать небольшие руководящие должности. Это очень характерная черта советского времени, прослеживаемая на множестве биографий, едва ли не в большинстве случаев человек не завершал карьеру на высшей должности: бывший некогда 1-м секретарем обкома или министром, он мог потом много лет быть начальником управления, зампредом облисполкома, директором предприятия, а то и начальником отдела в учреждении.
РФ государство не бюрократическое и не идеократическое, а как бы «феодальное», но с традицией: место идейной преданности всей «партии» заняла преданность отдельным лицам, которую человек успел проявить и которая и составляет основную его ценность. Поэтому попытки ввести для продвижения некоторые формальные критерии плохо приживаются. Я уже замечал как-то, что законодательство о службе построено так, что как раз на высшие должности можно назначить кого угодно, а поскольку «просто так» никто не назначается, принцип «своих не сдаем» приобрел несколько более личный характер. Вполне нормально, что если человек даже и сильно провинился, ценности-то своей он не утратил, и после понесенного наказания вполне может функционировать и дальше.
Но это не должно удивлять, если иметь в виду, что взгляд на сущность служилой корпорации (и, соответственно, на ее состав) в РИ и СССРФ был принципиально иным (не касаясь различий в образовательном и культурном уровне контингента, заметим, что социальное место и роль этой корпорации и там, и там вполне сопоставима).
РИ была обществом бюрократическим и как вхождение в состав служащих определенного уровня требовало лишь выполнение формальных критериев (выслуга того или иного срока, сдача экзамена или окончание определенного рода учебного заведения), так и от принятых требовалось лишь соблюдение некоторых норм поведения. Ценность индивида для службы определялась только соответствием им, и при обнаружении несоответствия человек из корпорации изгонялся как не представляющий для нее ценности. В военной среде нормы по части «чести» имели даже гипертрофированный характер: не мог, например, служить подвергшийся оскорблению действием (получивший даже «незаслуженную» пощечину от сослуживца или избитый случайными хулиганами), женившийся на актрисе или разведенной, взявшей вину на себя, и т.д. Эти правила носили не «сословный» (служилая корпорация состояла из лиц разных сословий, и исключение из нее, за исключением случаев тяжких уголовных преступлений, не предполагало «лишения прав состояния»), а именно корпоративный характер.
РФ же в этом смысле инстинктивно (ну и в силу «генетической» связи) наследует советскому режиму, который был обществом прежде всего идеократическим, подбиравшим свое кадры не по формальным (образовательным и т.п.), а по идейно-политическим критериям. Номенклатура состояла не из тех, кто окончил хороший вуз и «лучше сдал экзамен», а из лиц, проявивших себя на партийно-комсомольской работе, доказавших полное идейное соответствие режиму. Такие лица понимались как представляющие неизбывную ценность как таковые, они были «самоценны». И (если только не случилось им пасть жертвой во внутрирежимных разборках в некие небольшие специфические периоды), никогда (за исключением редких особо скандальных случаев) не изгонялись из корпорации. Это именно то, что официально называлось «заботой о кадрах», «бережным отношением к кадрам», или проще «своих не сдаем».
Если уж человек попал в «номенклатуру», самый главный экзамен в жизни он сдал. Даже в случаях явного провала дела или нечистоплотных проявлений члены номенклатуры не увольнялись, а переводились на менее значимую работу. Даже понеся серьезные наказания или просто «выйдя в тираж» по возрасту или здоровью, они продолжали оставаться «в обойме», иногда и после «отсидки» могли занимать небольшие руководящие должности. Это очень характерная черта советского времени, прослеживаемая на множестве биографий, едва ли не в большинстве случаев человек не завершал карьеру на высшей должности: бывший некогда 1-м секретарем обкома или министром, он мог потом много лет быть начальником управления, зампредом облисполкома, директором предприятия, а то и начальником отдела в учреждении.
РФ государство не бюрократическое и не идеократическое, а как бы «феодальное», но с традицией: место идейной преданности всей «партии» заняла преданность отдельным лицам, которую человек успел проявить и которая и составляет основную его ценность. Поэтому попытки ввести для продвижения некоторые формальные критерии плохо приживаются. Я уже замечал как-то, что законодательство о службе построено так, что как раз на высшие должности можно назначить кого угодно, а поскольку «просто так» никто не назначается, принцип «своих не сдаем» приобрел несколько более личный характер. Вполне нормально, что если человек даже и сильно провинился, ценности-то своей он не утратил, и после понесенного наказания вполне может функционировать и дальше.