О цензуре и самоцензуре
В своих последних постах oldadmiral и wyradhe (не читающие друг друга) одновременно (понятно, в связи с «Шарли») затронули тему соотношения свободы слова, цензуры и самоцензуры, дав мне повод высказаться на эту тему.
Я бы предпочел, чтобы свобода слова вообще ничем не была ограничена (ну хотя бы для того, чтобы не заблуждаться относительно того, кто есть кто и в какой именно степени «кто»). Но вполне отдаю себе отчет в двух вещах: 1) в ней заинтересованы только те, кому есть, что сказать (каковых в любом обществе немного), 2) любому государству (каждое из которых на чем-то «стоит») она в принципе нежелательна. Поэтому на практике дело лишь в пределах ее допущения.
В настоящее время она сколько-то приемлемо наличествует в США (хотя в последние десятилетия, как приходится судить по приводимым мне примерам, в существенно ужатом виде); в Европе ее нет практически нигде. Вот у нас в 90-е (как обычно бывает сразу после потрясений или в условиях крайней «стеснительности» государства) она была максимальной - большей чем в любой западной стране, а когда при Путине начались «282-е», это было лишь доводкой до европейской практики (на блестящий пример которой и обратил внимание wyradhe) и только в последнее время заметно переплюнуло последнюю.
При этом существенно, что цензура (в ее изначальном значении) гораздо более совместима с допущением определенной свободы слова, чем декларация отсутствия в данной стране цензуры и тем более - самоцензура. Потому что цензура (до ПМВ она везде в Европе без особенных проблем для политической жизни существовала), не допускающая лишь совершенно конкретных в каждом случае вещей, не является признаком тоталитарности общества.
А вот неизбежно заменяющие отсутствие цензуры «резиновые» статьи о «разжигании», «поощрении», «способствовании», «провоцировании» и т.п. (суждение по коим выносят «правильно» назначенные «эксперты») или, особенно, самоцензура, т.е., называя вещи своими именами, - внутренне укорененный страх подвергнуться уголовному преследованию либо остракизму за высказывания мнения, которое (вне наличия четкого и конкретного «состава преступления») МОЖЕТ БЫТЬ сочтено неприемлемым, такими признаками безусловно являются.
Собственно, любая идеология, призванная управлять обществом, в котором основным принципом является апелляция к массе, необходимость доведения до сознания каждого ее члена, что некоторый набор постулатов есть ЕГО СОБСТВЕННЫЕ убеждения, неизбежно тяготеет к тоталитаризму. Естественно, что при торжестве «массового общества» после ПМВ, два из трех его возможных вариантов (фашистский и коммунистический) носили полностью тоталитарный характер, а третий «демократический» (ограниченный наличием, в отличие от них, политического плюрализма) по приемам «работы с населением» (особенно в вопросах, по которым между основными политическими силами достигнут консенсус) ничем от них не отличался. А в последние десятилетия с распространением общеобязательных «политкорректностей» вполне себе эволюционирует к тоталитарной практике.
С этим ничего не поделаешь (пока оно само с собой не поделает), но мне в любом случае кажется более симпатичным тот вариант, при котором выражение своих мнений хотя бы со стороны государства чревато сравнительно меньшими неприятностями.
Кстати, после предпоследнего поста несколько человек сочли нужным заметить мне, что «шарлей» этих совсем не жалко. Мне, собственно, их тоже не особенно жалко - ну разве только как человека, перебегавшего дорогу на красный свет. Это ведь были леваки, напоровшиеся на то, за что боролись (они же не выступали против «мультикультурализма» и насыщения Франции исламскими фанатами и наверняка голосовали не за Марину, а за тех, кто обеспечил комфортное пребывание в стране их убийцам). Последовавшее же действо в Париже, по-моему, одно из вершинных проявлений свойственного тамошней обстановке идиотизма.
Но «оскорбление чуйств» я не им и никому другому в вину никогда бы не поставил. Во всяком случае, у нас в стране, где этим более всего возмущаются, при том что власть ее не только не объявила богоборческий режим преступным и не отреклась от него, но, напротив, подчеркивает, что является его продолжателем. Потому, что чувства «верующих», которых может оскорбить какая-то картинка (и тут они готовы беситься), но не оскорбляет сохранение в их стране культа соввласти (и повсеместные «идолы», и топонимика и т.п.), ставившей целью искоренение веры как таковой и физически истребившей десятки тысяч верующих (а с этим они не только мирятся, но и норовят зачислить гонителей в «свои»), не заслуживают, по мне, ни малейшего уважения.
Я бы предпочел, чтобы свобода слова вообще ничем не была ограничена (ну хотя бы для того, чтобы не заблуждаться относительно того, кто есть кто и в какой именно степени «кто»). Но вполне отдаю себе отчет в двух вещах: 1) в ней заинтересованы только те, кому есть, что сказать (каковых в любом обществе немного), 2) любому государству (каждое из которых на чем-то «стоит») она в принципе нежелательна. Поэтому на практике дело лишь в пределах ее допущения.
В настоящее время она сколько-то приемлемо наличествует в США (хотя в последние десятилетия, как приходится судить по приводимым мне примерам, в существенно ужатом виде); в Европе ее нет практически нигде. Вот у нас в 90-е (как обычно бывает сразу после потрясений или в условиях крайней «стеснительности» государства) она была максимальной - большей чем в любой западной стране, а когда при Путине начались «282-е», это было лишь доводкой до европейской практики (на блестящий пример которой и обратил внимание wyradhe) и только в последнее время заметно переплюнуло последнюю.
При этом существенно, что цензура (в ее изначальном значении) гораздо более совместима с допущением определенной свободы слова, чем декларация отсутствия в данной стране цензуры и тем более - самоцензура. Потому что цензура (до ПМВ она везде в Европе без особенных проблем для политической жизни существовала), не допускающая лишь совершенно конкретных в каждом случае вещей, не является признаком тоталитарности общества.
А вот неизбежно заменяющие отсутствие цензуры «резиновые» статьи о «разжигании», «поощрении», «способствовании», «провоцировании» и т.п. (суждение по коим выносят «правильно» назначенные «эксперты») или, особенно, самоцензура, т.е., называя вещи своими именами, - внутренне укорененный страх подвергнуться уголовному преследованию либо остракизму за высказывания мнения, которое (вне наличия четкого и конкретного «состава преступления») МОЖЕТ БЫТЬ сочтено неприемлемым, такими признаками безусловно являются.
Собственно, любая идеология, призванная управлять обществом, в котором основным принципом является апелляция к массе, необходимость доведения до сознания каждого ее члена, что некоторый набор постулатов есть ЕГО СОБСТВЕННЫЕ убеждения, неизбежно тяготеет к тоталитаризму. Естественно, что при торжестве «массового общества» после ПМВ, два из трех его возможных вариантов (фашистский и коммунистический) носили полностью тоталитарный характер, а третий «демократический» (ограниченный наличием, в отличие от них, политического плюрализма) по приемам «работы с населением» (особенно в вопросах, по которым между основными политическими силами достигнут консенсус) ничем от них не отличался. А в последние десятилетия с распространением общеобязательных «политкорректностей» вполне себе эволюционирует к тоталитарной практике.
С этим ничего не поделаешь (пока оно само с собой не поделает), но мне в любом случае кажется более симпатичным тот вариант, при котором выражение своих мнений хотя бы со стороны государства чревато сравнительно меньшими неприятностями.
Кстати, после предпоследнего поста несколько человек сочли нужным заметить мне, что «шарлей» этих совсем не жалко. Мне, собственно, их тоже не особенно жалко - ну разве только как человека, перебегавшего дорогу на красный свет. Это ведь были леваки, напоровшиеся на то, за что боролись (они же не выступали против «мультикультурализма» и насыщения Франции исламскими фанатами и наверняка голосовали не за Марину, а за тех, кто обеспечил комфортное пребывание в стране их убийцам). Последовавшее же действо в Париже, по-моему, одно из вершинных проявлений свойственного тамошней обстановке идиотизма.
Но «оскорбление чуйств» я не им и никому другому в вину никогда бы не поставил. Во всяком случае, у нас в стране, где этим более всего возмущаются, при том что власть ее не только не объявила богоборческий режим преступным и не отреклась от него, но, напротив, подчеркивает, что является его продолжателем. Потому, что чувства «верующих», которых может оскорбить какая-то картинка (и тут они готовы беситься), но не оскорбляет сохранение в их стране культа соввласти (и повсеместные «идолы», и топонимика и т.п.), ставившей целью искоренение веры как таковой и физически истребившей десятки тысяч верующих (а с этим они не только мирятся, но и норовят зачислить гонителей в «свои»), не заслуживают, по мне, ни малейшего уважения.