Сахалинские контрасты
Перед нами центр Сахалинского округа, чистенький, зеленый городок Александровск.
По главной улице - имени Дзержинского - нет магазинов. Над рекой Дуйкой повис новый, изящный мост, над деревянными домами - красными пятнами вывески. Дом Крестьянина, сахалинский кооператив, межсоюзный клуб с единственным на острове кино, редакции местной газеты, культурный очаг пограничников - их клуб.
Главная улица царской каторги. Это о ней писал Чехов, рассказывая о приезде на Сахалин генерал-губернатора, что по ней -
«…освещенным плошками и бенгальским огнем, до позднего вечера гуляли толпами солдаты, поселенцы и каторжные. Тюрьма была открыта. Река Дуйка, всегда убогая, грязная, с лысыми берегами, а теперь украшенная по обе стороны разноцветными флагами и бенгальским огнем, которые отражались в ней, была на этот раз красива, даже величественна, но и смешна, как кухаркина дочь, на которую для примерки надели барышнино платье. В саду генерала играла музыка и пели певчие. Даже
из пушки стреляли, и пушку разорвало. И все-таки, несмотря на такое веселье,
на улицах было скучно. Ни песен, ни гармоники, ни одного пьяного: люди
бродили, как тени, и молчали, как тени. Каторга и при бенгальском освещении
остается каторгой, а музыка, когда ее издали слышит человек, который никогда
уже не вернется на родину, наводит только смертную тоску».
Сейчас иначе выглядит залитая электричеством сахалинская улица. Вместо лязга кандалов - треск киноаппаратов. В саду же приспособления для физкультурных занятий и детских игр.
Спокойствие вечера изредка нарушали пьяные возгласы, несшиеся из решетчетого окна милицейского участка. В камере буйствовал, надрывался посаженный до вытрезвления молодчик.
Кто-то из гулявших сказал о нем мимоходом: «Кандидат на высылку»…
И мне объяснили:
- Наш исправдом не приспособлен к длительным воспитательным процессам. Осужденных к году заключения и больше отправляли во Владивосток.
Сахалин-каторга отвоевывает свое право на Сахалин-курорт для трудящихся. Мы едем в первый на острове дом отдыха, лишь в нынешнем году открытый. Он в шести верстах от Александровска, на бывшем угольном руднике, ныне деревне Половинке. Рудник разрабатывался каторжанами, давно заброшен, подломилась деревянная рудничная пристань. Лишь в доме, где жил надзиратель каторжного рудника, кипит жизнь.
В нем - первая сахалинская здравница.
Сюда приезжают трудящиеся Советского Сахалина; даже китайские и японские рабочие с нефтяных и угольных концессий «рискнули» провести здесь свой отдых. Это было нелегко. Не доверяли, не верили в то, что страхкасса приглашает на полный пансион на полмесяца - и вдруг…бесплатно. Даже русские рабочие, решая трудный вопрос «быть или не быть» им в доме отдыха, временами сомневались.
- Запустят пожить в этом отдыхе, а потом счет представят. Небось из жалованья после высчитывать будут…
Лишь позже, когда вернулась первая смена окрепшей и довольной, появилось доверие к дому, к нему потянулись со всех концов острова.
Окончание следует.
Макс Полянский, - Сахалинские контрасты. - Огонёк №3, 1929
По главной улице - имени Дзержинского - нет магазинов. Над рекой Дуйкой повис новый, изящный мост, над деревянными домами - красными пятнами вывески. Дом Крестьянина, сахалинский кооператив, межсоюзный клуб с единственным на острове кино, редакции местной газеты, культурный очаг пограничников - их клуб.
Главная улица царской каторги. Это о ней писал Чехов, рассказывая о приезде на Сахалин генерал-губернатора, что по ней -
«…освещенным плошками и бенгальским огнем, до позднего вечера гуляли толпами солдаты, поселенцы и каторжные. Тюрьма была открыта. Река Дуйка, всегда убогая, грязная, с лысыми берегами, а теперь украшенная по обе стороны разноцветными флагами и бенгальским огнем, которые отражались в ней, была на этот раз красива, даже величественна, но и смешна, как кухаркина дочь, на которую для примерки надели барышнино платье. В саду генерала играла музыка и пели певчие. Даже
из пушки стреляли, и пушку разорвало. И все-таки, несмотря на такое веселье,
на улицах было скучно. Ни песен, ни гармоники, ни одного пьяного: люди
бродили, как тени, и молчали, как тени. Каторга и при бенгальском освещении
остается каторгой, а музыка, когда ее издали слышит человек, который никогда
уже не вернется на родину, наводит только смертную тоску».
Сейчас иначе выглядит залитая электричеством сахалинская улица. Вместо лязга кандалов - треск киноаппаратов. В саду же приспособления для физкультурных занятий и детских игр.
Спокойствие вечера изредка нарушали пьяные возгласы, несшиеся из решетчетого окна милицейского участка. В камере буйствовал, надрывался посаженный до вытрезвления молодчик.
Кто-то из гулявших сказал о нем мимоходом: «Кандидат на высылку»…
И мне объяснили:
- Наш исправдом не приспособлен к длительным воспитательным процессам. Осужденных к году заключения и больше отправляли во Владивосток.
Сахалин-каторга отвоевывает свое право на Сахалин-курорт для трудящихся. Мы едем в первый на острове дом отдыха, лишь в нынешнем году открытый. Он в шести верстах от Александровска, на бывшем угольном руднике, ныне деревне Половинке. Рудник разрабатывался каторжанами, давно заброшен, подломилась деревянная рудничная пристань. Лишь в доме, где жил надзиратель каторжного рудника, кипит жизнь.
В нем - первая сахалинская здравница.
Сюда приезжают трудящиеся Советского Сахалина; даже китайские и японские рабочие с нефтяных и угольных концессий «рискнули» провести здесь свой отдых. Это было нелегко. Не доверяли, не верили в то, что страхкасса приглашает на полный пансион на полмесяца - и вдруг…бесплатно. Даже русские рабочие, решая трудный вопрос «быть или не быть» им в доме отдыха, временами сомневались.
- Запустят пожить в этом отдыхе, а потом счет представят. Небось из жалованья после высчитывать будут…
Лишь позже, когда вернулась первая смена окрепшей и довольной, появилось доверие к дому, к нему потянулись со всех концов острова.
Окончание следует.
Макс Полянский, - Сахалинские контрасты. - Огонёк №3, 1929