Как-то раз конь барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена оступился и начал тонуть. Вместе с бароном. В болоте. И барону пришлось выбирать: погибнуть, или как-то спастись. И что же он выбрал? Ну он говорит, что выбрал спастись. И в доказательство приводит собственную жизнь.
Сегодня Европа, как и конь Мюнхгаузена, тоже оступилась. И не единожды: она оступалась когда повелась на англо-американские уговоры и сперва сохранила, а потом и расширила НАТО. И когда выбрала путь тотального мультикультурализма при абсолюте политкорректности и толерантности относительно собственной христианской истории и культуры - тоже оступилась. А когда, во имя невнятного атлантизма, слила американцам практически все свои фондовые и сырьевые биржи - это было похоже уже на самострел. И конечно, в ЕСе не забыли щедро сдобрить все эти мазохистские практики своим отказом от самостоятельности во внешней политике, и импотенцией во внутренней - отсюда втягивание Европы в Афгано-Иракский капкан во вне, на фоне миграционно террористической катастрофы дома.
Это всё и было долгое внутреннее выгорание европейского дома. И это намного страшнее потери даже десяти кафедральных соборов. Но с другой стороны, не будь этого выгорания, не горели бы и Храмы, и
подробнее об этом тут.
Но что если Европа, как и их Карл Фридрих Иероним, решит спастись? Может ли она так решить? Глядя на укуреную евро молодежь, поверить в это прямо скажем не легко. Но и барону верить было не просто, так? Предположим, что шок от потери Нотр-Дама, помноженный на истерику в СМИ, окажется способен раздуть в Европе некие ренесансно-алармистские настроения. Вот потребность в нео-возрождении допустим будет осознана, и?
А вот в таком случае... Сие зажигательное событие будет похоже с одной стороны на пожар в храме Артемиды, а с другой на пожар 1933 года в Рейхстаге. Оба эпичных пожара возымели серьезные последствия. И не важно, что в одном действовал Герострат, а в другом провокатор Гитлера. Важен эффект.
И страх, и преклонение, и ненависть с восхищением - всё это европейцы вызывали, в конечном итоге, двумя своими ипостасями. Знаете, обозвать их можно по разному. Но лично мне по вкусу Вольтер и Вальтер. У первого ударение падает на последний слог, а у последнего на первый. И последние станут первыми? Хм... тут есть варианты. И всегда были.
Екатерина наша Великая любила француза Вольтера, а сам Вольтер любил англичанина Джона Локка, который по праву может считаться одним из отцов либерализма, на котором основана нынешняя западная политическая модель. Хотя передовая оной уже болеет либертарианством, на фоне которого либерализм Вольтера всё равно, что каменный топор неандертальца рядом со световым мечом. В том смысле, что каменный топор это серьезная проверенная функционирующая штука, а лазерный меч это дорогая красивая непрочная и бесполезная фигня для детей и великовозрастных придурков с Comic Con’ов.
Но вот коль скоро мы дошли до топоров, то нам уже не обойтись без того Вальтера, который через А, и с ударением на первый слог. Этот «топор» - он былинно эпичный, знаком нам всем до боли - и в прямом и в переносном смысле слова. Ибо на вооружение Вермахта он был принят в 1940ом году, под названием Р38, и стал самым массовым пистолетом Рейха, вытеснив знаменитый пистолет Люгера.
Французская прогрессивно-либеральная мысль с одной стороны, и немецкий бездушный, но четкий механизм с другой.
Помните вагонную исповедь немецкого генерала в «17 мгновениях весны»?
Чем больше у нас свободы - тем скорее нам хочется СС. Свобода это Вольтер, а СС это Вальтер.
Чтоб спастись из болота, Европе придется тянуть себя за волосы. В какую сторону потянут - Вольтера или Вальтера? И кто их вытянет? Это в том случае, если они вообще решат спасаться - ведь есть опция «ничего не делать» и радостно затонуть - сытыми и пьяными, укуреными и обдолбанными, в каюте первого класса, как на Титанике...