Моя первая публикация на тему В НАЧАЛЕ БЫЛО ПРЕСТУПЛЕНИЕ - 2007 год.
Петербургский ЧАС ПИК, 29 августа 2007.
Правое дело №13(217),июль-август 2007
В НАЧАЛЕ БЫЛО ПРЕСТУПЛЕНИЕ«У нас не было таких черных страниц, как нацизм. Да мало ли что было в истории каждой страны и каждого народа! Нельзя позволить, чтобы нам навязывали чувство вины. О себе подумайте!». Эти слова Путина на встрече с учителями истории многое объясняют. Наверное, у нас действительно очень многие глубоко в подсознании во всем отождествляют себя со страной, с народом, с государством. И им очень тяжело от вины за черные страницы истории. Чтобы излечиться от комплекса вины, нужно найти самое важное звено, где это отождествление неприемлемо. Таким звеном является октябрь 1917-го. Вот по этому пункту нам всё равно когда-нибудь придется договориться. Давайте подпишем документ.
Мы, народ России, настоящей декларацией утверждаем, что насильственное свержение законной власти Российского государства в октябре 1917 года явилось преступлением перед народами и государственностью России.
Вот, собственно, и всё. Этого достаточно. Можно было бы назвать конкретных преступников - большевиков. Можно было бы определить время, в течение которого просуществовал преступный режим - до марта 1990 года (первые свободные выборы) или августа 1991 года (запрет КПСС). Можно было бы сказать о том, как этот режим стал легитимным в глазах иных государств и самого народа. Но это всё стоит сделать позже, ибо в этих вопросах есть неоднозначность. А сейчас нужно ответить на один единственный вопрос: да или нет. С чисто формальным подходом. Как на референдуме. Собственно, можно и референдум провести. Важно, чтобы эта декларация имела конституционный характер. Чтобы это была истина в последней инстанции. Как скрижали Моисея.
Или, снижая пафос, как говорил профессор Преображенский, «чтобы это была такая бумажка… Окончательная бумажка. Фактическая. Настоящая! Броня».
Нужна общепринятая точка зрения - в буквальном смысле. Нужен постулат, с которого начинается любой диалог, имеющий шанс стать плодотворным. То, что вынуждена принять каждая сторона. То, что обязан знать каждый школьник, поскольку это написано в учебниках.
Самые осторожные спрашивают - какие юридические последствия будет иметь этот акт. Пусть меня поправят, но мне кажется, что впрямую - никаких. Это не объявление реституций и люстраций. Скорее даже наоборот: признав факт преступления, мы становимся первой и главной потерпевшей стороной, и претензии к нынешней России оказываются неуместными.
А вот морально-психологические последствия будут весьма существенны. Например, товарищ Зюганов как умный человек скажет на своем политбюро: «Ребята, придется нам из программы партии убрать пункт о преемственности от РСДРП(б). А иначе затаскают по судам, а то и просто запретят. Если октябрьский переворот - преступление, то организаторы его и все члены первого большевистского правительства - преступники. Ничего страшного: мы остаемся марксистской партией». Правильно мыслите, товарищ Зюганов. И теперь вам придется сказать мамаше, приведшей своего сына для приема в пионерскую организацию имени Ленина, что Ленин, хотя и хороший, не для себя лично старался, а для бедных людей, этакий Робин Гуд, тем не менее, был по формальным обстоятельствам государственным преступником. И мамаша задумается, если она не сумасшедшая.
Вопрос не в том - хорошая это была революция или плохая, нравится она нам или нет. И не в том, каким было свергнутое большевиками Временное правительство - плохим или хорошим, важно, что оно было законным. Вопрос относится не только к октябрьскому перевороту. Мы устанавливаем истинность утверждения: «Свержение законной власти есть преступление». Это относится к любому веку и к любой стране.
А нам в России это нужно произнести и закрепить в общественном сознании для того, чтобы научиться различать народ и правящий режим, когда мы говорим о своей истории.
Нам нужно избавиться от этого проклятого «мы» в разговорах о прошлом. «Мы ввели войска в Афганистан». «Мы ввели войска в Чехословакию». «Мы ввели войска в Венгрию». И дальше длинный список, заканчивающийся, страшно сказать, Украиной 1918-1919 годов. Никто не спрашивал моего мнения относительно Венгрии, Чехословакии и Афганистана. Я за это не голосовал. Мои родители не голосовали за пакт Гитлера-Сталина. Мы не одобряли зверские репрессии сталинского режима. Мы были сами подвергнуты этим репрессиям. Всё это совершал от имени народа режим, появившийся преступным путем и сохранявший свою преступную суть в течение десятилетий.
Да, со временем он стал легитимным. Есть в политологии такое хитрое понятие. Легитимность - это когда по факту режим признают как бы законным. Соседние государства признали. Собственный народ вроде бы не протестует.
Сначала протестовал. Возникла гражданская война. В войне проиграли те, кто не хотел смириться с преступным режимом. Те, кто смогли, покинули родину. Остальных несогласных миллионами уничтожали в течение десятков лет. Страхом и газетным оболваниванием довели народ до такого состояния, что он радостно считал выборами фарс голосования за единственную кандидатуру. Вот это и была легитимация.
Можно, впрочем, и иначе определять ситуацию: государственные органы были законными (мы же признаем сейчас законодательные акты СССР), но не легитимными в глазах некой инакомыслящей части населения. Терминологические разногласия не отменяют суть: во все времена советской власти были люди, не принимавшие эту власть, не считавшие ее законной. И таких людей было не так уж мало, по крайней мере, они сумели воспользоваться первыми же послаблениями в избирательном законодательстве и добиться сравнительно свободных выборов, после чего тоталитарный режим рухнул. Эти люди не врывались в Смольный и в Кремль с оружием, не арестовывали существовавшую власть. Их революция была мирной, это было изменение качества в результате накопления количества.
Но о легитимности мы начнем разговор потом, после принятия декларации. А сейчас мы должны ответить на очень простой с юридической точки зрения вопрос: было преступление или нет. Ведь это очевидно: если бы переворот не удался, то заговорщиков судили бы и приговорили к высшей мере по законам военного времени. И мы давно бы забыли их имена.
Вопрос не в том, как политики будут отвечать на этот вопрос, а в том, захотят ли они отвечать. Потому что, сказав «а», придется сказать и «б». Признание политиком факта преступления ограничит его в демагогии, когда он выступает с историко-политическими заявлениями. А демагоги не любят себя ограничивать.
Да, трудности с принятием декларации об октябрьском перевороте можно предвидеть. Но это говорит только о том, что это нужно сделать обязательно. Ведь речь идет о совершенно очевидной истине, по существу тут и думать нечего. Если я, скажем, правоверный государственник, то разве я могу квалифицировать насильственное свержение государственной власти иначе чем как преступление? Господа единороссы, почему бы вам не поддержать декларацию?
Твердыми противниками принятия декларации будут только коммунисты. Но и среди них найдутся те, кто, всё больше склоняясь к патриотическому направлению, скажут: «И ведь в самом деле Ленин с Троцким перегнули палку. Всаживать нож в спину воюющей родине - это уж слишком».
Сегодня самое время начать движение за принятие декларации. Ноябрь - 90-летний юбилей октябрьского переворота. Самый разгар избирательной кампании. Вопрос об октябрьском перевороте будет возникать неизбежно. Так пусть же этот разговор примет конструктивный характер, пусть все партии выскажутся по нему однозначно.
Георгий Трубников, центр «Христианская демократия», СПб.
Отклики на статью
Правое дело №13(217),июль-август 2007
В НАЧАЛЕ БЫЛО ПРЕСТУПЛЕНИЕ«У нас не было таких черных страниц, как нацизм. Да мало ли что было в истории каждой страны и каждого народа! Нельзя позволить, чтобы нам навязывали чувство вины. О себе подумайте!». Эти слова Путина на встрече с учителями истории многое объясняют. Наверное, у нас действительно очень многие глубоко в подсознании во всем отождествляют себя со страной, с народом, с государством. И им очень тяжело от вины за черные страницы истории. Чтобы излечиться от комплекса вины, нужно найти самое важное звено, где это отождествление неприемлемо. Таким звеном является октябрь 1917-го. Вот по этому пункту нам всё равно когда-нибудь придется договориться. Давайте подпишем документ.
Мы, народ России, настоящей декларацией утверждаем, что насильственное свержение законной власти Российского государства в октябре 1917 года явилось преступлением перед народами и государственностью России.
Вот, собственно, и всё. Этого достаточно. Можно было бы назвать конкретных преступников - большевиков. Можно было бы определить время, в течение которого просуществовал преступный режим - до марта 1990 года (первые свободные выборы) или августа 1991 года (запрет КПСС). Можно было бы сказать о том, как этот режим стал легитимным в глазах иных государств и самого народа. Но это всё стоит сделать позже, ибо в этих вопросах есть неоднозначность. А сейчас нужно ответить на один единственный вопрос: да или нет. С чисто формальным подходом. Как на референдуме. Собственно, можно и референдум провести. Важно, чтобы эта декларация имела конституционный характер. Чтобы это была истина в последней инстанции. Как скрижали Моисея.
Или, снижая пафос, как говорил профессор Преображенский, «чтобы это была такая бумажка… Окончательная бумажка. Фактическая. Настоящая! Броня».
Нужна общепринятая точка зрения - в буквальном смысле. Нужен постулат, с которого начинается любой диалог, имеющий шанс стать плодотворным. То, что вынуждена принять каждая сторона. То, что обязан знать каждый школьник, поскольку это написано в учебниках.
Самые осторожные спрашивают - какие юридические последствия будет иметь этот акт. Пусть меня поправят, но мне кажется, что впрямую - никаких. Это не объявление реституций и люстраций. Скорее даже наоборот: признав факт преступления, мы становимся первой и главной потерпевшей стороной, и претензии к нынешней России оказываются неуместными.
А вот морально-психологические последствия будут весьма существенны. Например, товарищ Зюганов как умный человек скажет на своем политбюро: «Ребята, придется нам из программы партии убрать пункт о преемственности от РСДРП(б). А иначе затаскают по судам, а то и просто запретят. Если октябрьский переворот - преступление, то организаторы его и все члены первого большевистского правительства - преступники. Ничего страшного: мы остаемся марксистской партией». Правильно мыслите, товарищ Зюганов. И теперь вам придется сказать мамаше, приведшей своего сына для приема в пионерскую организацию имени Ленина, что Ленин, хотя и хороший, не для себя лично старался, а для бедных людей, этакий Робин Гуд, тем не менее, был по формальным обстоятельствам государственным преступником. И мамаша задумается, если она не сумасшедшая.
Вопрос не в том - хорошая это была революция или плохая, нравится она нам или нет. И не в том, каким было свергнутое большевиками Временное правительство - плохим или хорошим, важно, что оно было законным. Вопрос относится не только к октябрьскому перевороту. Мы устанавливаем истинность утверждения: «Свержение законной власти есть преступление». Это относится к любому веку и к любой стране.
А нам в России это нужно произнести и закрепить в общественном сознании для того, чтобы научиться различать народ и правящий режим, когда мы говорим о своей истории.
Нам нужно избавиться от этого проклятого «мы» в разговорах о прошлом. «Мы ввели войска в Афганистан». «Мы ввели войска в Чехословакию». «Мы ввели войска в Венгрию». И дальше длинный список, заканчивающийся, страшно сказать, Украиной 1918-1919 годов. Никто не спрашивал моего мнения относительно Венгрии, Чехословакии и Афганистана. Я за это не голосовал. Мои родители не голосовали за пакт Гитлера-Сталина. Мы не одобряли зверские репрессии сталинского режима. Мы были сами подвергнуты этим репрессиям. Всё это совершал от имени народа режим, появившийся преступным путем и сохранявший свою преступную суть в течение десятилетий.
Да, со временем он стал легитимным. Есть в политологии такое хитрое понятие. Легитимность - это когда по факту режим признают как бы законным. Соседние государства признали. Собственный народ вроде бы не протестует.
Сначала протестовал. Возникла гражданская война. В войне проиграли те, кто не хотел смириться с преступным режимом. Те, кто смогли, покинули родину. Остальных несогласных миллионами уничтожали в течение десятков лет. Страхом и газетным оболваниванием довели народ до такого состояния, что он радостно считал выборами фарс голосования за единственную кандидатуру. Вот это и была легитимация.
Можно, впрочем, и иначе определять ситуацию: государственные органы были законными (мы же признаем сейчас законодательные акты СССР), но не легитимными в глазах некой инакомыслящей части населения. Терминологические разногласия не отменяют суть: во все времена советской власти были люди, не принимавшие эту власть, не считавшие ее законной. И таких людей было не так уж мало, по крайней мере, они сумели воспользоваться первыми же послаблениями в избирательном законодательстве и добиться сравнительно свободных выборов, после чего тоталитарный режим рухнул. Эти люди не врывались в Смольный и в Кремль с оружием, не арестовывали существовавшую власть. Их революция была мирной, это было изменение качества в результате накопления количества.
Но о легитимности мы начнем разговор потом, после принятия декларации. А сейчас мы должны ответить на очень простой с юридической точки зрения вопрос: было преступление или нет. Ведь это очевидно: если бы переворот не удался, то заговорщиков судили бы и приговорили к высшей мере по законам военного времени. И мы давно бы забыли их имена.
Вопрос не в том, как политики будут отвечать на этот вопрос, а в том, захотят ли они отвечать. Потому что, сказав «а», придется сказать и «б». Признание политиком факта преступления ограничит его в демагогии, когда он выступает с историко-политическими заявлениями. А демагоги не любят себя ограничивать.
Да, трудности с принятием декларации об октябрьском перевороте можно предвидеть. Но это говорит только о том, что это нужно сделать обязательно. Ведь речь идет о совершенно очевидной истине, по существу тут и думать нечего. Если я, скажем, правоверный государственник, то разве я могу квалифицировать насильственное свержение государственной власти иначе чем как преступление? Господа единороссы, почему бы вам не поддержать декларацию?
Твердыми противниками принятия декларации будут только коммунисты. Но и среди них найдутся те, кто, всё больше склоняясь к патриотическому направлению, скажут: «И ведь в самом деле Ленин с Троцким перегнули палку. Всаживать нож в спину воюющей родине - это уж слишком».
Сегодня самое время начать движение за принятие декларации. Ноябрь - 90-летний юбилей октябрьского переворота. Самый разгар избирательной кампании. Вопрос об октябрьском перевороте будет возникать неизбежно. Так пусть же этот разговор примет конструктивный характер, пусть все партии выскажутся по нему однозначно.
Георгий Трубников, центр «Христианская демократия», СПб.
Отклики на статью