Близкая знакомая рассказывает: после рождения ребенка, во время первого посещения педиатра, их с мужем подвергали стандартному опросу по поводу того, где родители работают, сколько в квартире людей проживает, да насколько благоустроено жилье. Так случилось, что именно в это счастливое, но непростое время муж уволился с одной работы и собирался устроиться на другую. Когда детский врач узнала, что муж безработный, она напряглась, глаза забегали, стала выспрашивать подробности. Ощущения - делится моя собеседница - не из приятных. Как будто преступление совершил и допросу подвергаешься.
История знакома многим. Педиатров, в сущности, можно понять. Работникам медицины и образования сверху спускают соответствующие инструкции, обязуя их собирать информацию о детях и сообщать о семьях, предположительно находящихся в социально опасном положении. А низкий семейный доход и, в частности, отсутствие трудоустройства у одного из родителей, - это один из моментов, на который рекомендуют обращать внимание. В этом контексте вспомним, например, пермский «
Порядок межведомственного взаимодействия по профилактике детского и семейного неблагополучия» или московский «
Регламент межведомственного взаимодействия по выявлению семейного неблагополучия, организации работы с семьями, находящимися в социально-опасном положении (трудной жизненной ситуации)». Конечно, как говорится в известной шутке, «в России строгость законов компенсируется их неисполнением». Так, местный уполномоченный по правам детей у нас в свое время
жаловался, мол, несмотря на то, что педагоги являются официальными осведомителями (обязаны незамедлительно сообщать в правоохранительные органы о фактах или подозрениях на преступления против детей), пока что эта система не работает. Поэтому насколько тщательно исполняются указанные выше «порядки» и «регламенты», сказать пока трудно.
В целом, когда данными о детях и их родителях располагают медики и педагоги - это еще укладывается в представления наших граждан о должном. Но когда к сбору информации подключают сторонних, зачастую некомпетентных лиц, не несущих ответственности и не умеющих правильно распоряжаться информацией, - это уже совсем другое. Так, в свое время в Пермском крае в рамках пилотного проекта по внедрению ювенальной юстиции додумались до того, что вывели услугу сбора данных о семьях и выявлении неблагополучных семей на
аутсорсинг. К этой активности подключали студентов и других непрофессиональных лиц. Объявления о подработке развешивали напрямую на стендах в университетах и в других общественных местах. При этом платили деньги за каждый случай «выявления» ребенка, находящего в социально опасном положении. Как
сообщает в своем интервью директор Института демографической безопасности и детский психолог И.Я. Медведева: «За семью, где ребенок до 7 лет, - 430 рублей. За семью, где ребёнок старше 7 лет, - 350 рублей. Как рассказывают очевидцы, детей изымали из вполне нормальных, но не богатых семей из глубинки Пермского края. Некоторых тут же отправляли на иностранное усыновление».
Совсем недавно по России
опросили более 40 тысяч людей по поводу их отношения к сбору данных о семьях. При этом меру о введении уголовной ответственности за неправомерный, производимый без согласия родителей сбор данных и хранение информации о детях
поддержали 73,5% респондентов.
Здесь уместно
вспомнить и действующую в Нытве НКО «Вектор», которая с 2009-го года успешно работала в рамках «разработки и внедрения моделей ранней профилактики социально опасного положения и социального сиротства». Занималась она как раз тем, что обучала специалистов, работающих с детьми, тому самому «межведомственному взаимодействию» в целях «раннего выявления случаев нарушения прав детей и жестокого обращения». Иными словами, сетевому сбору данных о семьях. Кстати, там же, в Нытве в свое время сотрудники Дома детского творчества, рьяно выполняя поставленные по «выявлению» задачи, умудрились выложить список выявленных «неблагополучных» семей в открытый доступ.
Что касается утечки информации о семьях и о детях, то упомянутый выше опрос
показал, что 59,5% респондентов согласны с необходимостью введения уголовной ответственности за утечку информации о семьях и о детях.
Не удивительно, что при таком отношении резко отрицательно был воспринят (собрано порядка 250 тысяч подписей «против») предложенный в 2012-м году
законопроект № 3138-6 «Об общественном контроле за обеспечением прав детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», в котором различным НКО предоставлялся доступ к информации о детях. В данном случае речь шла не о семьях как таковых, а о сиротах и детях, оставшихся без попечения родителей, то есть уже подвергшихся изъятию из семьи. Однако эти две категории более чем тесно связаны.
Когда во время сбора подписей против принятия законопроектов ФЗ № 42197-6 «О социальном патронате» и ФЗ № 3138-6 «Об общественном контроле» я общалась с людьми, нередко приходилось слышать мнение вроде: «да ничего страшного от этих законов не будет, они не осмелятся массово изымать детей - тогда народ поднимется и всех их перестреляет!» Здесь хотелось бы, прежде всего, отметить, что вот этот самый показатель «массовости» - параметр довольно спорный. Людям, лоббирующим внедрение ювенальных технологий, облегчающих изъятие детей из кровных семей и их устройство в приемные (в частности, организованные по типу «
фостерных»), не обязательно забирать каждого второго ребенка. Им достаточно, во-первых, иметь информацию о семьях и детях и, во-вторых, иметь широкие полномочия для изъятия детей по тем или иным, часто надуманным, поводам. Тогда они смогут забирать детей прицельно, на основе тех или иных критериев «заказчиков» (поскольку вряд ли НКО, глубоко копающиеся в «детской» сфере, никак не укоренены в «детском» бизнесе) либо с целью шантажа родителей (что тоже очень вероятно при нынешней коррумпированности чиновничества). Поэтому не мешает лишний раз проявить осторожность, если речь идет о сборе и обработке данных о вас и ваших детях.