Северный ветер в ЖЖ
Выкладываю сюда статью из "Политического класса" - ввиду жалоб некоторых френдов, что и в ИNАЧЕ она не открывается. Это может быть связано только с тем, что годовое делегирование домена заканчивается (совсем забыл) - и внешний доступ уже притормаживает. Но это поправят в ближайшие дни.
Кстати, еще один повод обсудить здесь некоторые фундаментальные основы проекта Северной цивилизации...
PostArt.Ru
Cергей Корнев, Вадим Штепа
СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР
Новая Цивилизация как национальный проект
Cтатья, опубликованная в журнале "Политический класс" № 9, 2006
Каждая истина открывается в свое время. Одно впечатляющее предвидение русского будущего обнаруживается в более чем 30-летней давности тексте Александра Солженицына. Он был опубликован в самиздатовском сборнике "Из-под глыб" в пору, когда диссидентов в массе своей интересовали совсем другие проблемы. Видимо, это и есть качество настоящего пророка - равно как и то, что данный текст сегодня оказывается гораздо актуальнее многих более поздних писаний Александра Исаевича. Вот эти строки:
Еще сохранен нам историей неизгаженный просторный дом - русский Северо-Восток. И отказавшись наводить порядки за океанами и перестав пригребать державною рукой соседей, желающих жить вольно и сами по себе, - обратим свое национальное и государственное усердие на неосвоенные пространства Северо-Востока, чья пустынность уже нетерпима становится для соседей по нынешней плотности земной жизни.
Северо-Восток - это Север Европейской России - Пинега, Мезень, Печора, это и Лена и вся средняя полоса Сибири, выше магистрали, по сегодня пустующая, местами нетронутая и незнаемая, каких почти не осталось пространств на цивилизованной Земле. Но и тундра и вечная мерзлота Нижней Оби, Ямала, Таймыра, Хатанги, Индигирки, Колымы, Чукотки и Камчатки не могут быть покинуты безнадежно при технике XXI века и перенаселении его.
Северо-Восток - тот ветер, к нам, описанный Волошиным:
В этом ветре - вся судьба
России...
Северо-Восток - тот вектор, от нас, который давно указан России для ее естественного движения и развития. Он уже понимался Новгородом, но заброшен Московскою Русью, осваивался самодеятельным негосударственным движением, потом изневольным бегунством старообрядцев, а Петром не угадан, и в последний полувек тоже, по сути, пренебрежен, несмотря на шумные планы...
Северо-Восток - ключ к решению многих якобы запутанных русских проблем. Не жадничать на земли, не свойственные нам, русским, или где не мы составляем большинство, но обратить наши силы, но воодушевить нашу молодость - к Северо-Востоку, вот дальновидное решение. Его пространства дают нам место исправить все нелепости в построении городов, промышленности, электростанций, дорог. Его холодные, местами мерзлые пространства еще далеко не готовы к земледелию, потребуют необъятных вкладов энергии - но сами же недра Северо-Востока и таят эту энергию, пока мы ее не разбазарили.
Северо-Восток не мог оживиться лагерными вышками, криками конвойных, лаем человекоядных. Только свободные люди со свободным пониманием национальной задачи могут воскресить, разбудить, излечить и инженерно украсить эти пространства.
Многополярная утопия или антиутопическая империя?
Настоящий Национальный Проект задает новый цивилизационный масштаб. То, что нынешнее российское правительство называет этим словосочетанием, предусматривает лишь дозированные социальные выплаты от свалившихся на голову сырьевых щедрот.
Мы предлагаем пересмотреть подобные благие намерения власти в ключе широкой исторической проектности, развернуть их в масштабе строительства новой цивилизации. Утопия? Однако, как бы парадоксально это ни звучало, в истории побеждают именно утописты - пример ранних христиан и американских пионеров достаточно показателен. Напротив, самоценная консервация статус-кво без внятного проекта будущего чаще всего заканчивается репрессивными антиутопиями.
Так, самоценное "государственничество" в любом случае уже выглядит устаревшей идеей. Эта идея была одной из основ цивилизации Модерна, но в сегодняшней постмодернистской Европе национальные правительства все более уступают реальную власть транснациональному проекту ЕС. Однако брюссельские комиссары там все же уравновешиваются набирающими размах регионалистскими движениями. И в итоге наднациональный и субнациональный уровни начинают взаимодействовать напрямую, делая более ненужным посредника между ними в лице национальных государств. Многие шотландцы, бретонцы, каталонцы и т.д. всерьез задаются вопросом: "А зачем нам Великобритания (Франция, Испания), если создается единая Европа?"
Эта глокализация (любопытный синтетический термин социолога Роланда Робертсона) осуществляется уже вне прежней "право-левой" идеологической дихотомии. Показательно, что парижские правые в своем "общефранцузском" национализме мало чем отличаются от левых, которые также взывают к центральным властям, требуя бороться с бретонскими регионалистами, в кельтской символике которых им мерещится нечто "фашистское".
"Русские оппозиционеры" обычно изображают русских (как и французские правые - французов) унитарным этносом. В этом сказывается многовековое наследие имперской традиции Третьего Рима (во Франции - еще "Первого", преломленного через местный абсолютизм). Складыванию российского унитаризма изрядно помогли и татаро-монголы: он был сконструирован московскими князьями, получившими ордынский ярлык и ордынскими методами подавившими всех "иных русских" - Тверь, Рязань, Новгород, Псков. Но в итоге они подавили и свою самобытную московскую культуру, и всякую вообще русскую субъектность, создав на ее месте "ничье", но самоценное государство. И теперь это государство, с византийским лукавством обвиняя соседей в "проамериканизме", само хранит выкачанные из русских недр миллиарды Стабфонда именно в американских банках.
Однако многие оппозиционеры, нещадно критикуя эту власть, продолжают мыслить ее же унитарными категориями. Они желают не восстановить русскую континентальную многополярность, но сохранить все тот же римско-имперский контраст между процветающей "столицей" и депрессивной "провинцией" (когда сами въедут в Кремль). Как герой одного древнего сербского мифа, который в ходе битвы с драконом сам превратился в него.
Вечный Новгород
Историческим прототипом будущей Северной цивилизации является Новгородская республика, просуществовавшая без малого шесть веков (с IX по XV) - то есть больше, чем централизованное Московское царство, Петербургская империя и Советский Союз, вместе взятые. Принципы гражданского самоуправления, локальной самобытности и глобальной открытости Новгорода в максимальной степени соответствуют сетевому духу постсовременного мира.
"Новгородский проект" радикально противоречил изоляционистски-имперскому "Московскому" и в условиях складывания унитарного государства вокруг Москвы был жесточайшим образом ею подавлен. В актуальной ситуации, напротив, централизованные государственные проекты вновь проигрывают сетевым.
Новгородский проект подразумевает не "реставрацию", но именно"проектность", движение в будущее, опирающееся на знание о циклической природе истории. Вполне вероятно, что базой этого нового проекта станет даже не сам нынешний Великий Новгород, откуда со времен его московской оккупации были выселены почти все коренные новгородцы. Речь идет об архетипе Новгорода - то есть буквально о "Новом городе".
Новгород - это надвременной ориентир, указывающий русской истории выход из ее "вечного возвращения" к унитарному "ордынско-московскому" режиму. Новгородская традиция напрямую преемствует исконный северный человеческий архетип вольного "варяга-первооткрывателя", которому чуждо и непонятно мироощущение "холопов царя-батюшки".
Новгородская республика в отличие от Московского царства строилась и расширялась по договорно-концессионному, а не имперски-колониальному принципу. Этот принцип и сегодня выглядит более прогрессивным, чем колониальные и неоколониальные стратегии нынешних мировых центров.
Власть новгородского князя была строго подчинена гражданскому обществу и при малейших попытках ее превышения легко сменялась (князю "указывали путь"). Этот принцип ныне зачастую нереален даже для "самых либеральных" режимов. Кстати, интересен и тот факт, что легендарная Марфа-посадница была фактически первой избранной женщиной-президентом - за много веков до того, когда подобное стало возможно в других странах Северной Европы.
Новгород также обладал духовной суверенностью, избирая своего архиепископа на общенародном вече. В отличие от застывшего московского консерватизма религиозная жизнь Новгорода являла собой "творческую лабораторию", типологически подобную европейским реформационным движениям, также стремившимся избавиться от власти римского абсолютизма. Сегодняшнее возобновление этого принципа будет означать окончательную победу свободного религиозного творчества над репрессивными догматами официальных религий.
"На Земле нет недостатка в пространстве…"
"Нео-новгородский" проект должен соответствовать актуальной мировой модели прямого глобально-регионального взаимодействия и тем самым выходить за рамки прежнего национально-государственного централизма. До столичных националистов, привыкших мерить нацию по себе, как-то трудно доходит, что русские в каждом регионе имеют право быть разными, развивать свою собственную версию русского проекта. Исконная континентальная "цветущая сложность" кое в чем продолжает подспудно сохраняться даже сегодня, несмотря на многовековую стандартизацию. И если дать этому импульсу развиться, место унылого "евразийского" всесмешения снова займет по-европейски сложная система.
Однако наднациональным полюсом этого проекта вряд ли способна стать "Европа" в том качестве, в каком выступает Брюссель для стран ЕС. Все-таки русские пространства неизмеримо шире "евростандартов". Скорее, надо задуматься о формировании нового, трансрегионального сообщества Глобального Севера, прообраз которого уже существует в лице международной организации "Северный Форум", отметившей недавно свое 15-летие. Генеральный секретарь "Северного Форума", бывший аляскинский губернатор Уолтер Хикл, написал недавно поразительно актуальную книгу "Модель Аляски - возможности для России?". Прошлое этого штата, некогда открытого русскими, ныне выглядит нашим будущим (сколь иронична и циклична история!): "Когда в 50-е годы ХХ века мы наконец добились от Вашингтона статуса полноправного штата, - пишет Хикл, - мы гордо чувствовали себя новым поколением "отцов-основателей". Колониальному прошлому нашей земли был положен конец. Мы приняли собственную конституцию, в которой закреплено, что 90% ресурсов штата принадлежит ему самому. И это стало основой последующего взлета... Местные жители в каждом регионе Севера - от Аляски до Республики Коми - это обыкновенные люди, которые просто хорошо знают свою землю. Дайте им возможность полноценно ею владеть и самим заботиться о том, что им дано природой, и они построят величайшее общество на Земле. На Земле нет недостатка в пространстве. Есть лишь нехватка воображения".
Воображение позволяет набросать приблизительный портрет человека, который способен пробудить к жизни новый субъект истории. В первую очередь это люди первооткрывательского склада, преемствующие миссию казаков и поморов, вольных освоителей Севера и Сибири. А также - тех, кто уезжал в советское время "за романтикой тайги", строить новые города. Холодная среда порождает на удивление теплый социум. Многие молодые северяне вовсе не стремятся "вернуться в средние широты" - их родиной уже стала эта земля, и они строят здесь свой собственный мир, весьма творческий. Кстати, именно поэтому им совсем не интересны усталые догматы столичных "религиозных консерваторов" - северную и сибирскую молодежь, скорее, привлекают древние местные культы, правда, в современных шоу-обработках. Но ведь и современная политика тоже все более превращается в шоу... Такой синтез времен и стилей проницательный французский философ Гийом Фай метко назвал археофутуризмом.
Глобальный Север, Юг и Центр
Граница между цивилизациями пролегает уже не по линии "Запад-Восток", разделявшей разноконфессиональные ремейки Римской империи, но по линии "Север-Юг". Северяне от консервативных южан отличаются именно волей творить собственную историю. Эта граница проходит и через Россию - и она не только географическая.
Термин "Глобальный Север" вошел в обиход с разворачиванием процессов глобализации, когда прежнее "восточно-западное" деление все более утрачивало смысл. Являются ли, к примеру, арабские пригороды Парижа "Западом", а индийские программисты - "Востоком"?
Глобальный Север начинается не с географии, а с мировоззрения. Точно так же, к примеру, слово "Запад" в свое время стало, скорее, символом евроатлантической цивилизации, чем географическим определением. Ведь на Земле не существует "восточного" и "западного" полюсов и за самым "Дальним Западом" непосредственно следует тихоокеанский "Дальний Восток"...
Если смотреть на глобус сверху, легко увидеть, что на Севере сходятся все меридианы, и потому здесь вообще отсутствует эта условная граница между "Востоком" и "Западом".
Глобальному Северу противостоит не Глобальный Юг, как хотелось бы изобразить дело централистам, ведущим колониальные южные войны. Проблема в том, что сам Север является колонией нынешней имперской системы, воспринимающей его как свою сырьевую провинцию. Север и Юг - разные цивилизации, но не "враги". Хотя именно осознание этой разницы вызывает у северян критическое отношение к массовой этнической экспансии "южных народов" на Север, поскольку гармоничное сочетание южных и северных ценностей в рамках одного социума невозможно в принципе.
Индивид на Севере превыше всего ценит свободу и носит моральный закон в себе. Он действует как автономное существо, руководствуясь собственным пониманием справедливости. Ему наплевать, что думают "все": духовная суверенность позволяет ему связаться со своим Богом напрямую, минуя посредника в лице всевозможных "традиционных религий".
Напротив, люди Юга внушаемы, опутаны религиозными догматами и условностями, социальными инструкциями и правилами политкорректности - что является необходимым противоядием их взаимной ненависти друг к другу. (Достаточно взглянуть на последние ближневосточные события...) Стресс перенаселенности приводит к тому, что порядок поддерживается только страхом полиции и законов. Как только этот страх ослабевает, начинается тотальный "конец света" (как в Сан-Франциско в дни наводнения). Они способны сохранять человеческий облик только из-под палки, повинуясь насилию кровнородственных кланов или воле государства. Последнее по мере ослабления клановых норм вторгается в лице своих чиновников, судей и адвокатов во все сферы их жизни, включая семью, личные отношения, даже мысли.
Иное дело - просторный Север. Здесь законы и полиция воспринимаются как помеха нормальной социальности, как своекорыстное вмешательство чуждой силы. Но не потому, что власть принадлежит кланам, а потому, что люди предпочитают и умеют решать все текущие проблемы по "вечевому" принципу. В южной скученности люди - взаимозаменяемые атомы, толпа, масса, поэтому реальная цена человеческой личности близка к нулю. Наоборот, на Севере в силу разреженности людей и сам человек - "редок", незаменим и уникален; он нужен другим, его жизнь обладает реальной ценностью. Перед лицом суровой северной природы люди объективно взаимозависимы, тянутся друг к другу, и на этой почве между ними возникают естественные человеческие отношения. Социальность здесь рождается спонтанно из межличностного притяжения. В ситуации, когда поблизости нет спасателей, полицейских, врачей, психологов, священников и т.п., каждому приходится отвечать за все. Человек на Севере просто обязан быть сильным, умным, добрым, ответственным, всесторонним - "изначальным".
Северное мировоззрение точно так же преодолевает и все прочие дуальные модели прежней эпохи, на которых держится модернистская система координат. Эта система предусматривает безусловный централизм, но, как однажды изрек метафизик Гейдар Джемаль, "идея Севера противоположна идее Центра". "Центр" постоянно разводит всех своих оппонентов на "правых" и "левых" и стравливает их, заставляя позиционироваться по этой плоской шкале.
Главным политическим противником Глобального Севера, препятствующим складыванию его собственной цивилизации, выступает не Глобальный Юг, но именно Глобальный Центр - олигархическое сообщество национально-государственных "элит" (G8 и т.п.). Оно стремится законсервировать централизованную, монополистическую, пирамидально-иерархическую модель мироустройства и затормозить процессы свободной, творческой, сетевой глобализации. Фактически это попытка остановить историю.
Глобальный Центр сегодня конструирует и возглавляет единую глобальную "Империю", о которой пишут Антонио Негри и Майкл Хардт и которая является своего рода постмодернистским римейком Римской империи. США, Евросоюз, Китай, РФ и все остальные региональные империи являются не конкурентами, но лишь кластерами глобальной. Тогда как Север - это принципиально постимперская цивилизация.
Coincidentia oppositorum
Все новое рождается из сочетания противоположностей, из того, что античные философы называли "coincidentia oppositorum". Это не случайность: оно потому и является новым, что не вписывается в прежнюю систему координат. Именно таков и Северный проект.
Первое. Северная политика, как уже указывалось, строится на прямом сочетании глобальных интересов и локальной самобытности. Цивилизация Глобального Севера приходит на смену прежним национальным государствам, которые строились на контрасте развитых "столиц" и бесцветных "провинций". Принцип власти на Севере - не бюрократический централизм, но сетевое самоуправление. На дежурные упреки в "сепаратизме" есть четкий ответ: регионам незачем "отделяться" друг от друга - им нужно лишь освободиться от угнетающего и разделяющего их по принципу divide et impera централизма, а прямые отношения между собой они установят сами. Напротив, в новой ситуации сепаратистским феноменом выглядит именно централистское "государственничество", стремящееся "отгородиться" от глобальных сетевых тенденций.
Заданная таким образом северная политика имеет непосредственное экономическое приложение. Каждый регион разрабатывает свой уникальный имидж и делает его узнаваемым в глобальном масштабе. Экономическая интеграция на региональном уровне опирается на культуру и акцентирование региональной идентичности. Это позволяет, с одной стороны, защитить внутренний рынок региона за счет ориентации населения на местные культуроспецифичные товары и услуги, а с другой - подготавливает базу для развития уникальных торговых знаков, пригодных для выхода на глобальный рынок и встраивания в мировую экономику.
Второе. Северная экономика также представляет собой "сочетание противоположностей" - добычи сырья и развития высоких информационных технологий, или, иными словами, "первичного" (сырьевого) и "четвертичного" (информационного) секторов. Эту идею впервые сформулировал петербургский социолог Дмитрий Иванов в работе "Постиндустриализм и виртуализация экономики". Рутинные конвейерные производства все более становятся уделом "третьего мира", тогда как постиндустриальная экономика сосредотачивается на разработке новейших программ и технологий, а также подготовке уникальных специалистов. Вместе с тем сырьевой характер нынешней северной экономики (дающей до 70% экспортной прибыли РФ) необходимо рассматривать не как "обузу", но как основу нового синтеза: "Это значит, что следует мыслить не в терминах тонн, штук, кубометров, а в терминах изощренного и определенного позиционирования продукта на рынке. "От-кутюр" могут быть не только галстуки или кофе, но и природный газ или медный концентрат".
Доходы от продажи сырья должны идти не в тайные кубышки Стабфонда и не на строительство "рублевок" для столичных олигархов, но оставаться в северных регионах и направляться на преимущественное развитие здесь информационного сектора экономики. Это позволит вывести российские северные регионы из нынешней "депрессии", вызванной тотальным колониальным ограблением, и приблизить их по уровню и качеству жизни к постиндустриальным северным странам (здесь очень интересен и важен опыт Финляндии, превратившейся за считанные годы из "медвежьего угла Европы" в новую высокотехнологичную "Силиконовую долину"). Русский Север в этом отношении имеет не меньший потенциал...
Третье. Северная культура сочетает в себе интерес к древности и волю к будущему. Неотъемлемой частью северного мифа и связанной с ним культурной традиции является историческое предание Севера. Античная Гиперборея, мореходы средневековой Скандинавии, варяжско-славянская Гардарика, суверенные республики Новгорода и Пскова, Поморье с его уникальной староверческой традицией, освоение бескрайних просторов Сибири вольными казаками, пионеры американского континента, великий эксперимент русской Америки - все это питательная почва для Северного мегабренда. Это не только "прошлое" Севера, но и модель будущего...
Кстати, еще один повод обсудить здесь некоторые фундаментальные основы проекта Северной цивилизации...
PostArt.Ru
Cергей Корнев, Вадим Штепа
СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР
Новая Цивилизация как национальный проект
Cтатья, опубликованная в журнале "Политический класс" № 9, 2006
Каждая истина открывается в свое время. Одно впечатляющее предвидение русского будущего обнаруживается в более чем 30-летней давности тексте Александра Солженицына. Он был опубликован в самиздатовском сборнике "Из-под глыб" в пору, когда диссидентов в массе своей интересовали совсем другие проблемы. Видимо, это и есть качество настоящего пророка - равно как и то, что данный текст сегодня оказывается гораздо актуальнее многих более поздних писаний Александра Исаевича. Вот эти строки:
Еще сохранен нам историей неизгаженный просторный дом - русский Северо-Восток. И отказавшись наводить порядки за океанами и перестав пригребать державною рукой соседей, желающих жить вольно и сами по себе, - обратим свое национальное и государственное усердие на неосвоенные пространства Северо-Востока, чья пустынность уже нетерпима становится для соседей по нынешней плотности земной жизни.
Северо-Восток - это Север Европейской России - Пинега, Мезень, Печора, это и Лена и вся средняя полоса Сибири, выше магистрали, по сегодня пустующая, местами нетронутая и незнаемая, каких почти не осталось пространств на цивилизованной Земле. Но и тундра и вечная мерзлота Нижней Оби, Ямала, Таймыра, Хатанги, Индигирки, Колымы, Чукотки и Камчатки не могут быть покинуты безнадежно при технике XXI века и перенаселении его.
Северо-Восток - тот ветер, к нам, описанный Волошиным:
В этом ветре - вся судьба
России...
Северо-Восток - тот вектор, от нас, который давно указан России для ее естественного движения и развития. Он уже понимался Новгородом, но заброшен Московскою Русью, осваивался самодеятельным негосударственным движением, потом изневольным бегунством старообрядцев, а Петром не угадан, и в последний полувек тоже, по сути, пренебрежен, несмотря на шумные планы...
Северо-Восток - ключ к решению многих якобы запутанных русских проблем. Не жадничать на земли, не свойственные нам, русским, или где не мы составляем большинство, но обратить наши силы, но воодушевить нашу молодость - к Северо-Востоку, вот дальновидное решение. Его пространства дают нам место исправить все нелепости в построении городов, промышленности, электростанций, дорог. Его холодные, местами мерзлые пространства еще далеко не готовы к земледелию, потребуют необъятных вкладов энергии - но сами же недра Северо-Востока и таят эту энергию, пока мы ее не разбазарили.
Северо-Восток не мог оживиться лагерными вышками, криками конвойных, лаем человекоядных. Только свободные люди со свободным пониманием национальной задачи могут воскресить, разбудить, излечить и инженерно украсить эти пространства.
Многополярная утопия или антиутопическая империя?
Настоящий Национальный Проект задает новый цивилизационный масштаб. То, что нынешнее российское правительство называет этим словосочетанием, предусматривает лишь дозированные социальные выплаты от свалившихся на голову сырьевых щедрот.
Мы предлагаем пересмотреть подобные благие намерения власти в ключе широкой исторической проектности, развернуть их в масштабе строительства новой цивилизации. Утопия? Однако, как бы парадоксально это ни звучало, в истории побеждают именно утописты - пример ранних христиан и американских пионеров достаточно показателен. Напротив, самоценная консервация статус-кво без внятного проекта будущего чаще всего заканчивается репрессивными антиутопиями.
Так, самоценное "государственничество" в любом случае уже выглядит устаревшей идеей. Эта идея была одной из основ цивилизации Модерна, но в сегодняшней постмодернистской Европе национальные правительства все более уступают реальную власть транснациональному проекту ЕС. Однако брюссельские комиссары там все же уравновешиваются набирающими размах регионалистскими движениями. И в итоге наднациональный и субнациональный уровни начинают взаимодействовать напрямую, делая более ненужным посредника между ними в лице национальных государств. Многие шотландцы, бретонцы, каталонцы и т.д. всерьез задаются вопросом: "А зачем нам Великобритания (Франция, Испания), если создается единая Европа?"
Эта глокализация (любопытный синтетический термин социолога Роланда Робертсона) осуществляется уже вне прежней "право-левой" идеологической дихотомии. Показательно, что парижские правые в своем "общефранцузском" национализме мало чем отличаются от левых, которые также взывают к центральным властям, требуя бороться с бретонскими регионалистами, в кельтской символике которых им мерещится нечто "фашистское".
"Русские оппозиционеры" обычно изображают русских (как и французские правые - французов) унитарным этносом. В этом сказывается многовековое наследие имперской традиции Третьего Рима (во Франции - еще "Первого", преломленного через местный абсолютизм). Складыванию российского унитаризма изрядно помогли и татаро-монголы: он был сконструирован московскими князьями, получившими ордынский ярлык и ордынскими методами подавившими всех "иных русских" - Тверь, Рязань, Новгород, Псков. Но в итоге они подавили и свою самобытную московскую культуру, и всякую вообще русскую субъектность, создав на ее месте "ничье", но самоценное государство. И теперь это государство, с византийским лукавством обвиняя соседей в "проамериканизме", само хранит выкачанные из русских недр миллиарды Стабфонда именно в американских банках.
Однако многие оппозиционеры, нещадно критикуя эту власть, продолжают мыслить ее же унитарными категориями. Они желают не восстановить русскую континентальную многополярность, но сохранить все тот же римско-имперский контраст между процветающей "столицей" и депрессивной "провинцией" (когда сами въедут в Кремль). Как герой одного древнего сербского мифа, который в ходе битвы с драконом сам превратился в него.
Вечный Новгород
Историческим прототипом будущей Северной цивилизации является Новгородская республика, просуществовавшая без малого шесть веков (с IX по XV) - то есть больше, чем централизованное Московское царство, Петербургская империя и Советский Союз, вместе взятые. Принципы гражданского самоуправления, локальной самобытности и глобальной открытости Новгорода в максимальной степени соответствуют сетевому духу постсовременного мира.
"Новгородский проект" радикально противоречил изоляционистски-имперскому "Московскому" и в условиях складывания унитарного государства вокруг Москвы был жесточайшим образом ею подавлен. В актуальной ситуации, напротив, централизованные государственные проекты вновь проигрывают сетевым.
Новгородский проект подразумевает не "реставрацию", но именно"проектность", движение в будущее, опирающееся на знание о циклической природе истории. Вполне вероятно, что базой этого нового проекта станет даже не сам нынешний Великий Новгород, откуда со времен его московской оккупации были выселены почти все коренные новгородцы. Речь идет об архетипе Новгорода - то есть буквально о "Новом городе".
Новгород - это надвременной ориентир, указывающий русской истории выход из ее "вечного возвращения" к унитарному "ордынско-московскому" режиму. Новгородская традиция напрямую преемствует исконный северный человеческий архетип вольного "варяга-первооткрывателя", которому чуждо и непонятно мироощущение "холопов царя-батюшки".
Новгородская республика в отличие от Московского царства строилась и расширялась по договорно-концессионному, а не имперски-колониальному принципу. Этот принцип и сегодня выглядит более прогрессивным, чем колониальные и неоколониальные стратегии нынешних мировых центров.
Власть новгородского князя была строго подчинена гражданскому обществу и при малейших попытках ее превышения легко сменялась (князю "указывали путь"). Этот принцип ныне зачастую нереален даже для "самых либеральных" режимов. Кстати, интересен и тот факт, что легендарная Марфа-посадница была фактически первой избранной женщиной-президентом - за много веков до того, когда подобное стало возможно в других странах Северной Европы.
Новгород также обладал духовной суверенностью, избирая своего архиепископа на общенародном вече. В отличие от застывшего московского консерватизма религиозная жизнь Новгорода являла собой "творческую лабораторию", типологически подобную европейским реформационным движениям, также стремившимся избавиться от власти римского абсолютизма. Сегодняшнее возобновление этого принципа будет означать окончательную победу свободного религиозного творчества над репрессивными догматами официальных религий.
"На Земле нет недостатка в пространстве…"
"Нео-новгородский" проект должен соответствовать актуальной мировой модели прямого глобально-регионального взаимодействия и тем самым выходить за рамки прежнего национально-государственного централизма. До столичных националистов, привыкших мерить нацию по себе, как-то трудно доходит, что русские в каждом регионе имеют право быть разными, развивать свою собственную версию русского проекта. Исконная континентальная "цветущая сложность" кое в чем продолжает подспудно сохраняться даже сегодня, несмотря на многовековую стандартизацию. И если дать этому импульсу развиться, место унылого "евразийского" всесмешения снова займет по-европейски сложная система.
Однако наднациональным полюсом этого проекта вряд ли способна стать "Европа" в том качестве, в каком выступает Брюссель для стран ЕС. Все-таки русские пространства неизмеримо шире "евростандартов". Скорее, надо задуматься о формировании нового, трансрегионального сообщества Глобального Севера, прообраз которого уже существует в лице международной организации "Северный Форум", отметившей недавно свое 15-летие. Генеральный секретарь "Северного Форума", бывший аляскинский губернатор Уолтер Хикл, написал недавно поразительно актуальную книгу "Модель Аляски - возможности для России?". Прошлое этого штата, некогда открытого русскими, ныне выглядит нашим будущим (сколь иронична и циклична история!): "Когда в 50-е годы ХХ века мы наконец добились от Вашингтона статуса полноправного штата, - пишет Хикл, - мы гордо чувствовали себя новым поколением "отцов-основателей". Колониальному прошлому нашей земли был положен конец. Мы приняли собственную конституцию, в которой закреплено, что 90% ресурсов штата принадлежит ему самому. И это стало основой последующего взлета... Местные жители в каждом регионе Севера - от Аляски до Республики Коми - это обыкновенные люди, которые просто хорошо знают свою землю. Дайте им возможность полноценно ею владеть и самим заботиться о том, что им дано природой, и они построят величайшее общество на Земле. На Земле нет недостатка в пространстве. Есть лишь нехватка воображения".
Воображение позволяет набросать приблизительный портрет человека, который способен пробудить к жизни новый субъект истории. В первую очередь это люди первооткрывательского склада, преемствующие миссию казаков и поморов, вольных освоителей Севера и Сибири. А также - тех, кто уезжал в советское время "за романтикой тайги", строить новые города. Холодная среда порождает на удивление теплый социум. Многие молодые северяне вовсе не стремятся "вернуться в средние широты" - их родиной уже стала эта земля, и они строят здесь свой собственный мир, весьма творческий. Кстати, именно поэтому им совсем не интересны усталые догматы столичных "религиозных консерваторов" - северную и сибирскую молодежь, скорее, привлекают древние местные культы, правда, в современных шоу-обработках. Но ведь и современная политика тоже все более превращается в шоу... Такой синтез времен и стилей проницательный французский философ Гийом Фай метко назвал археофутуризмом.
Глобальный Север, Юг и Центр
Граница между цивилизациями пролегает уже не по линии "Запад-Восток", разделявшей разноконфессиональные ремейки Римской империи, но по линии "Север-Юг". Северяне от консервативных южан отличаются именно волей творить собственную историю. Эта граница проходит и через Россию - и она не только географическая.
Термин "Глобальный Север" вошел в обиход с разворачиванием процессов глобализации, когда прежнее "восточно-западное" деление все более утрачивало смысл. Являются ли, к примеру, арабские пригороды Парижа "Западом", а индийские программисты - "Востоком"?
Глобальный Север начинается не с географии, а с мировоззрения. Точно так же, к примеру, слово "Запад" в свое время стало, скорее, символом евроатлантической цивилизации, чем географическим определением. Ведь на Земле не существует "восточного" и "западного" полюсов и за самым "Дальним Западом" непосредственно следует тихоокеанский "Дальний Восток"...
Если смотреть на глобус сверху, легко увидеть, что на Севере сходятся все меридианы, и потому здесь вообще отсутствует эта условная граница между "Востоком" и "Западом".
Глобальному Северу противостоит не Глобальный Юг, как хотелось бы изобразить дело централистам, ведущим колониальные южные войны. Проблема в том, что сам Север является колонией нынешней имперской системы, воспринимающей его как свою сырьевую провинцию. Север и Юг - разные цивилизации, но не "враги". Хотя именно осознание этой разницы вызывает у северян критическое отношение к массовой этнической экспансии "южных народов" на Север, поскольку гармоничное сочетание южных и северных ценностей в рамках одного социума невозможно в принципе.
Индивид на Севере превыше всего ценит свободу и носит моральный закон в себе. Он действует как автономное существо, руководствуясь собственным пониманием справедливости. Ему наплевать, что думают "все": духовная суверенность позволяет ему связаться со своим Богом напрямую, минуя посредника в лице всевозможных "традиционных религий".
Напротив, люди Юга внушаемы, опутаны религиозными догматами и условностями, социальными инструкциями и правилами политкорректности - что является необходимым противоядием их взаимной ненависти друг к другу. (Достаточно взглянуть на последние ближневосточные события...) Стресс перенаселенности приводит к тому, что порядок поддерживается только страхом полиции и законов. Как только этот страх ослабевает, начинается тотальный "конец света" (как в Сан-Франциско в дни наводнения). Они способны сохранять человеческий облик только из-под палки, повинуясь насилию кровнородственных кланов или воле государства. Последнее по мере ослабления клановых норм вторгается в лице своих чиновников, судей и адвокатов во все сферы их жизни, включая семью, личные отношения, даже мысли.
Иное дело - просторный Север. Здесь законы и полиция воспринимаются как помеха нормальной социальности, как своекорыстное вмешательство чуждой силы. Но не потому, что власть принадлежит кланам, а потому, что люди предпочитают и умеют решать все текущие проблемы по "вечевому" принципу. В южной скученности люди - взаимозаменяемые атомы, толпа, масса, поэтому реальная цена человеческой личности близка к нулю. Наоборот, на Севере в силу разреженности людей и сам человек - "редок", незаменим и уникален; он нужен другим, его жизнь обладает реальной ценностью. Перед лицом суровой северной природы люди объективно взаимозависимы, тянутся друг к другу, и на этой почве между ними возникают естественные человеческие отношения. Социальность здесь рождается спонтанно из межличностного притяжения. В ситуации, когда поблизости нет спасателей, полицейских, врачей, психологов, священников и т.п., каждому приходится отвечать за все. Человек на Севере просто обязан быть сильным, умным, добрым, ответственным, всесторонним - "изначальным".
Северное мировоззрение точно так же преодолевает и все прочие дуальные модели прежней эпохи, на которых держится модернистская система координат. Эта система предусматривает безусловный централизм, но, как однажды изрек метафизик Гейдар Джемаль, "идея Севера противоположна идее Центра". "Центр" постоянно разводит всех своих оппонентов на "правых" и "левых" и стравливает их, заставляя позиционироваться по этой плоской шкале.
Главным политическим противником Глобального Севера, препятствующим складыванию его собственной цивилизации, выступает не Глобальный Юг, но именно Глобальный Центр - олигархическое сообщество национально-государственных "элит" (G8 и т.п.). Оно стремится законсервировать централизованную, монополистическую, пирамидально-иерархическую модель мироустройства и затормозить процессы свободной, творческой, сетевой глобализации. Фактически это попытка остановить историю.
Глобальный Центр сегодня конструирует и возглавляет единую глобальную "Империю", о которой пишут Антонио Негри и Майкл Хардт и которая является своего рода постмодернистским римейком Римской империи. США, Евросоюз, Китай, РФ и все остальные региональные империи являются не конкурентами, но лишь кластерами глобальной. Тогда как Север - это принципиально постимперская цивилизация.
Coincidentia oppositorum
Все новое рождается из сочетания противоположностей, из того, что античные философы называли "coincidentia oppositorum". Это не случайность: оно потому и является новым, что не вписывается в прежнюю систему координат. Именно таков и Северный проект.
Первое. Северная политика, как уже указывалось, строится на прямом сочетании глобальных интересов и локальной самобытности. Цивилизация Глобального Севера приходит на смену прежним национальным государствам, которые строились на контрасте развитых "столиц" и бесцветных "провинций". Принцип власти на Севере - не бюрократический централизм, но сетевое самоуправление. На дежурные упреки в "сепаратизме" есть четкий ответ: регионам незачем "отделяться" друг от друга - им нужно лишь освободиться от угнетающего и разделяющего их по принципу divide et impera централизма, а прямые отношения между собой они установят сами. Напротив, в новой ситуации сепаратистским феноменом выглядит именно централистское "государственничество", стремящееся "отгородиться" от глобальных сетевых тенденций.
Заданная таким образом северная политика имеет непосредственное экономическое приложение. Каждый регион разрабатывает свой уникальный имидж и делает его узнаваемым в глобальном масштабе. Экономическая интеграция на региональном уровне опирается на культуру и акцентирование региональной идентичности. Это позволяет, с одной стороны, защитить внутренний рынок региона за счет ориентации населения на местные культуроспецифичные товары и услуги, а с другой - подготавливает базу для развития уникальных торговых знаков, пригодных для выхода на глобальный рынок и встраивания в мировую экономику.
Второе. Северная экономика также представляет собой "сочетание противоположностей" - добычи сырья и развития высоких информационных технологий, или, иными словами, "первичного" (сырьевого) и "четвертичного" (информационного) секторов. Эту идею впервые сформулировал петербургский социолог Дмитрий Иванов в работе "Постиндустриализм и виртуализация экономики". Рутинные конвейерные производства все более становятся уделом "третьего мира", тогда как постиндустриальная экономика сосредотачивается на разработке новейших программ и технологий, а также подготовке уникальных специалистов. Вместе с тем сырьевой характер нынешней северной экономики (дающей до 70% экспортной прибыли РФ) необходимо рассматривать не как "обузу", но как основу нового синтеза: "Это значит, что следует мыслить не в терминах тонн, штук, кубометров, а в терминах изощренного и определенного позиционирования продукта на рынке. "От-кутюр" могут быть не только галстуки или кофе, но и природный газ или медный концентрат".
Доходы от продажи сырья должны идти не в тайные кубышки Стабфонда и не на строительство "рублевок" для столичных олигархов, но оставаться в северных регионах и направляться на преимущественное развитие здесь информационного сектора экономики. Это позволит вывести российские северные регионы из нынешней "депрессии", вызванной тотальным колониальным ограблением, и приблизить их по уровню и качеству жизни к постиндустриальным северным странам (здесь очень интересен и важен опыт Финляндии, превратившейся за считанные годы из "медвежьего угла Европы" в новую высокотехнологичную "Силиконовую долину"). Русский Север в этом отношении имеет не меньший потенциал...
Третье. Северная культура сочетает в себе интерес к древности и волю к будущему. Неотъемлемой частью северного мифа и связанной с ним культурной традиции является историческое предание Севера. Античная Гиперборея, мореходы средневековой Скандинавии, варяжско-славянская Гардарика, суверенные республики Новгорода и Пскова, Поморье с его уникальной староверческой традицией, освоение бескрайних просторов Сибири вольными казаками, пионеры американского континента, великий эксперимент русской Америки - все это питательная почва для Северного мегабренда. Это не только "прошлое" Севера, но и модель будущего...