О вещах бесполезных, если не сказать, вздорных.
Из бесед с бароном Брамбеусом. О вещах бесполезных, если не сказать, вздорных.
- Вы знаете, дорогой Барон, у женоненавистничества Пигмалиона могли быть свои причины. Я мог быть поспешен в своих выводах. Он ненавидел женщин и ваял прекраснейшую из женщин. За всем этим могла таиться глубокая ранимая любовь. К усопшей, к отвергнувшей или вина перед некогда отвергнутой и покинувшей его вместе с жизнью. Никто этого никогда не узнает. Верно, есть раны, которые никогда не заживают.
- Вполне возможно. Жизнь моя была беспечна, но попробую также довериться этой мысли. Как вы думаете, каким образом ожила Галатея?
- Вдохновение! И ее легкие расправились!
- Я не мог принять этой версии при всей своей симпатии к романтическим чудесам. Мыльный пузырь поиграл отражениями на солнце и лопнул. Художник был смертен, не в его силах вдохнуть жизнь в мраморное изваяние. Боги? Да они должны были испепелить этого гордеца. Ведь на что он посмел посягнуть? На привилегию богов творить! - И вы утверждаете, что это жалкое создание, называемое вами женщиной, достойно любви и поклонения?! Да вам только горшки лепить! Взгляните, что создам я, вот этими руками! - Ответьте мне теперь, как могли отреагировать на эту дерзость боги?
- Вызов, пожалуй, настолько нагл и неожиданен, что я бы не спешил наказывать гордеца. Успеется ещё испепелить...
- Итак, они решили взглянуть, чем это может закончиться.
- И он создает прекраснейшую из женщин!
- Что же могло быть дальше?
- Она была настолько прекрасна, что соблазнилась сама собой!
- Как Нарцисс, только мужчине это принесло смерть, а женщине - жизнь!
- Барон, да вы философ!
- Да, есть вещи абсолютно бесполезные. Например: тоска по человеку. Такой я встретил и, боюсь, неслучайно, - философию. Прекрасное - бесполезно, - любил причитать Оскар. Философия иногда прекрасна...
- Барон, я не узнаю Вас. Вы, величайший скептик, говорите мне об этом?!
- Скептик, друг мой, - ищущий. Хотя, признаюсь, я нашел философский камень, когда с позором был выдворен за стены философского факультета, ибо оказалось, что напрочь лишен того минимума ума и знаний, чтобы сдать экзамен по эстетике. Так вот камешек сей вида особо драгоценного не имел и, казалось, совсем об этом не заботился, валялся себе около урны, беспечно греясь на солнцепеке, по этой причине несколько оплеванный и разморенный, и в ус не дул. Хотя я не совсем справедлив. Он не без интереса все же наблюдал за бессмысленными перемещениями студиозусов, подминающих своими крепкими задами философические знания и высиживая их, точно наседки яйца, удивлялся и удивлялся, временами с любопытством ученого мужа прослеживая траекторию очередного плевка, летевшего в сторону урны, и опять удивлялся и гадал - попадет плевок в урну или в него. Плевок, понятно, приземлялся на его лоснящуюся плешь, принося желанную прохладу, и он удовлетворенно отворачивался и, успокаиваясь, замечал: еще один... Но и здесь я не скажу с полной уверенностью, переставал ли он хоть на миг удивляться... Одним словом, не умею я говорить красиво, скажу просто: - Да, бессмысленность жизни - вне сомнений. Но именно эта бессмысленность дарует тебе свободу бога - свободу осмысления этой жизни. Философия всегда ходила в должниках у жизненных неудач. Не будем осуждать ее за это, она никого никогда не принуждала любить себя, и если быть до конца откровенным - никогда не посягала на границы искусства или науки, и уже менее всего ее можно заподозрить в желании кого-либо чему-либо научить.
- Я растроган, Барон.
- Бесшумно высморкаемся - философия этого не любит, и покинем университетскую аудиторию, я не совсем понимаю, какому богу здесь молятся…
Диалог записал Рустам Бикбов, понятно, что по памяти.