Человек меняет кожу
Оригинал взят у detnix в Человек меняет кожу
Вчера присутствовал на конференции Стрелка. Официальное название мероприятия «Конференция Общественного Движения «Новороссия» Игоря Стрелкова». Остался очень и очень доволен. Игорь вырос и окреп. У него начал проходить ихтиоз. Это когда на здоровое тело нарастает рыбья чешуя. Жизнь как тёрка прошлась по нему, в значительной мере очистив от чужеродной шелухи. Отпали многочисленные сосальщики. Ранимые кожные покровы, обработанные дубильными реагентами времени, начали превращаться в броню носорога. Первичная беспомощность человека, вернувшегося с жестокой войны в мир торжествующего хама, обывателя, завистника и мелкого лавочника прошла бесследно. Обиженное выражение лица «За что?!» сменилось решительным «А не пойти бы вам всем на…!» Внутренний потенциал интеллектуала, обожжённого войной, выплеснулся в кинетику молодого политика. Политика нового типа. Таких мало и большинство из них не выживают. Были честные и ранимые де Голль, кровавый, но справедливый Гамаль Абдель Насер, был высокомерный и жестокий в любви к своему народу Каддафи, был наконец Сталин с инвентарными номерами на всём его движимом и недвижимом имуществе. Теперь мы видим, как проклёвывается в навозной куче зелёный росток нового идеалиста, честного до глупости, неподкупного до полного идиотизма, преданного своей стране и её развращённому народу до готовности пролить свою и чужую кровь. Вот таким становится Игорёша, которого я знал фанфароном и прожектёром, кухонным Наполеоном и успешным опером-романтиком. Нет, только дураки не меняют кожу. Люди света линяют непрерывно, меняя себя и окружающий мир.
Ещё недавно в эмоциональном поединке на «Нейромир-ТВ» с озлобленным от надвигающегося забвения Борисом Мироновым Стрелок проигрывал: морщился, впадал в прострацию, а третьего дня на том же ринге наголову разгромил «Николая Угодника» (®М.Калашников). «Кремлёвский соловей» и охранитель политической пошлости был бледен на фоне набирающего вес политического бройлера. Игорь ещё не Муххамед Али, но держать удар научился.
Что порадовало: был когда-то Игорь опером, шестерёнкой в ржавеющем механизме спецслужб. Полыхнул пламенем новый четырнадцатый год, опалил его до струпьев на коже. Передо мной появился новый человек. Лидер и волевой администратор. Теперь у него под началом много больше соратников, чем было у меня за всё время безмятежной чиновничьей жизни. Молодец, Игорёша! В тебе ещё много осталось, до чего рашпиль жизни не добрался, но в целом нехилый образ вырисовывается.
Я и сейчас, порой, потешаюсь над своим бывшим подчинённым, как потешается отец над сыном, разглядывающим первый пушок над губами. А ведь это не пушок, это мудрость прёт сквозь кожные покровы. Мудрость, это такая хрень, когда к уму прилагается чувство самосохранения. У меня на кухне Игорь стриг окружающее нас политическое пространство буквально под ноль, заодно укоротив нас с Маратом на пол головы. Но прилюдно он раздеваться не намерен. Он себя под удар не поставит. Резать правду-матку можно лишь в хорошо оборудованной разделочной, а не на подмостках интернет- и эфирных телестудий. Его реплики под камеру «Без комментариев!», «Не всё я имею право озвучивать» - это проявление честности в противоположность иезуитским словесным конструкциям «охранителей» и лицедеев от политики.
Я бы ещё много что в нём укоротил, зубилом бы прошёлся по едва вырисовывающемуся образу. Но пусть он сделает это сам. Самолюбив, гад. Советов не слушается. Не слушается, но ухом стрижёт. Скажешь ему что ни то по мелочи. Он фыркнет и оставит без ответа, а проходит неделя, другая, а то и месяц, - вот же строптивец! Всё, что нашептал - выполнит.
Что мне в нём нравится. Выпуклый! Образ живой и выпуклый. Совсем не икона, а даже наоборот. Человек со своими мелкими пороками и тараканами, только те тараканы не от Чуковского, страшные и с огромными усищами, а милые, ручные, - Мадагаскарские. Мы же все притягательные или отталкивающие именно своими тараканами. У кого - злые и усатые, а у кого - добрые, которых надо подкармливать овощами, фруктами, кашками, листьями одуванчика и сельдереем.
Игорь ещё конденсируется из того серого тумана, что нас окружает. Помню, я был лихим рубакой и интриганом. Многие полегли от моей шкодливой руки, но однажды пришёл один «серенький» и стали тому Серенькому присягать. И присягали со скоростью цепной реакции. И заколыхалось марево, и поднялся тот серый туман до Кремлёвских звёзд. И стало душно… И взмахнул я ржавым мечём, и взмахнул в другой раз. Да только с кем рубиться? Пусть само опадёт, пусть сам развеется. И вот пошла конденсация…
Ладно, накидал я тут метафор и словоблудий. Как же на самом деле было? Благостно было! В конференц-зале полных придурков как в прошлые разы уже не отмечалось. Редкие бородатые воины в комуфляжах лишь придавали шарм серьёзности и осмысленности высокого собрания. Его критичность олицетворял небритый Эль-Мюрид, мой любимый ньюс-мейкер, усталой Чебурашкой, мелькавший в толпе суровых казаков и ветеранов в комуфляже. Градус пафосности выступлений повысил жертва собственной бескомпромиссности Максим Калашников, говоривший зло и умно. Иные вообще своими молодыми смешливыми ликами напоминали креаклов с Болотной, но речь их была спокойна, без истерик и подленьких призывов. Даже скучно как-то стало… Я было к соседям обратился сыграть в «Балду», что поделаешь - студенческая привычка. Но меня подпирал монументальный «И-корпус» и праведный «Саммер». Они вообще следили за моим поведением и на корню пресекали поползновение на дурашливость. Да и глупо это было с моей стороны. Собравшиеся и впрямь были людьми неординарными, но не умею я вникать в детали. По жизни я люблю наброски, а не картины. Один эпизод порадовал. По окончанию выступлений подходит ко мне женщина. Лицо светлое и добротой сочится. «Сорока я!» Так и говорит. И второй раз для непонятлевых: «Я - Сорока!» Ну и что мне оставалось делать? Хотел ответить шуткой, мол, а я Зайчик-побегайчик, да осёкся вовремя. Лицо-то у той женщины умное было. И добро она паузу прервала, когда у меня когнитивный диссонанс должен был в гримасу идиота обратиться. «Я ваша читательница из Живого Журнала, и «ник» мой - «Сорока»! Классно-то как стало. Сколько у меня развертуализаций было и всякий раз дивлюсь я, что людей-то у нас достойных пруд-пруди. Первым был «Артсамоход», а последней - «Сорока». А между ними десятка два очаровательных личностей, дружить с которыми для меня большая честь.
Вот и всё. Провожал меня «Саммер», хотя дома его ждала тёща со скалочкой… видимо, потому и провожал.
Прекрасный был день. Толковое было собрание. Хорош был мой бывший подчинённый. А сколько мне скормили оптимизма за тот вечер - до сих пор не переварю.
Вчера присутствовал на конференции Стрелка. Официальное название мероприятия «Конференция Общественного Движения «Новороссия» Игоря Стрелкова». Остался очень и очень доволен. Игорь вырос и окреп. У него начал проходить ихтиоз. Это когда на здоровое тело нарастает рыбья чешуя. Жизнь как тёрка прошлась по нему, в значительной мере очистив от чужеродной шелухи. Отпали многочисленные сосальщики. Ранимые кожные покровы, обработанные дубильными реагентами времени, начали превращаться в броню носорога. Первичная беспомощность человека, вернувшегося с жестокой войны в мир торжествующего хама, обывателя, завистника и мелкого лавочника прошла бесследно. Обиженное выражение лица «За что?!» сменилось решительным «А не пойти бы вам всем на…!» Внутренний потенциал интеллектуала, обожжённого войной, выплеснулся в кинетику молодого политика. Политика нового типа. Таких мало и большинство из них не выживают. Были честные и ранимые де Голль, кровавый, но справедливый Гамаль Абдель Насер, был высокомерный и жестокий в любви к своему народу Каддафи, был наконец Сталин с инвентарными номерами на всём его движимом и недвижимом имуществе. Теперь мы видим, как проклёвывается в навозной куче зелёный росток нового идеалиста, честного до глупости, неподкупного до полного идиотизма, преданного своей стране и её развращённому народу до готовности пролить свою и чужую кровь. Вот таким становится Игорёша, которого я знал фанфароном и прожектёром, кухонным Наполеоном и успешным опером-романтиком. Нет, только дураки не меняют кожу. Люди света линяют непрерывно, меняя себя и окружающий мир.
Ещё недавно в эмоциональном поединке на «Нейромир-ТВ» с озлобленным от надвигающегося забвения Борисом Мироновым Стрелок проигрывал: морщился, впадал в прострацию, а третьего дня на том же ринге наголову разгромил «Николая Угодника» (®М.Калашников). «Кремлёвский соловей» и охранитель политической пошлости был бледен на фоне набирающего вес политического бройлера. Игорь ещё не Муххамед Али, но держать удар научился.
Что порадовало: был когда-то Игорь опером, шестерёнкой в ржавеющем механизме спецслужб. Полыхнул пламенем новый четырнадцатый год, опалил его до струпьев на коже. Передо мной появился новый человек. Лидер и волевой администратор. Теперь у него под началом много больше соратников, чем было у меня за всё время безмятежной чиновничьей жизни. Молодец, Игорёша! В тебе ещё много осталось, до чего рашпиль жизни не добрался, но в целом нехилый образ вырисовывается.
Я и сейчас, порой, потешаюсь над своим бывшим подчинённым, как потешается отец над сыном, разглядывающим первый пушок над губами. А ведь это не пушок, это мудрость прёт сквозь кожные покровы. Мудрость, это такая хрень, когда к уму прилагается чувство самосохранения. У меня на кухне Игорь стриг окружающее нас политическое пространство буквально под ноль, заодно укоротив нас с Маратом на пол головы. Но прилюдно он раздеваться не намерен. Он себя под удар не поставит. Резать правду-матку можно лишь в хорошо оборудованной разделочной, а не на подмостках интернет- и эфирных телестудий. Его реплики под камеру «Без комментариев!», «Не всё я имею право озвучивать» - это проявление честности в противоположность иезуитским словесным конструкциям «охранителей» и лицедеев от политики.
Я бы ещё много что в нём укоротил, зубилом бы прошёлся по едва вырисовывающемуся образу. Но пусть он сделает это сам. Самолюбив, гад. Советов не слушается. Не слушается, но ухом стрижёт. Скажешь ему что ни то по мелочи. Он фыркнет и оставит без ответа, а проходит неделя, другая, а то и месяц, - вот же строптивец! Всё, что нашептал - выполнит.
Что мне в нём нравится. Выпуклый! Образ живой и выпуклый. Совсем не икона, а даже наоборот. Человек со своими мелкими пороками и тараканами, только те тараканы не от Чуковского, страшные и с огромными усищами, а милые, ручные, - Мадагаскарские. Мы же все притягательные или отталкивающие именно своими тараканами. У кого - злые и усатые, а у кого - добрые, которых надо подкармливать овощами, фруктами, кашками, листьями одуванчика и сельдереем.
Игорь ещё конденсируется из того серого тумана, что нас окружает. Помню, я был лихим рубакой и интриганом. Многие полегли от моей шкодливой руки, но однажды пришёл один «серенький» и стали тому Серенькому присягать. И присягали со скоростью цепной реакции. И заколыхалось марево, и поднялся тот серый туман до Кремлёвских звёзд. И стало душно… И взмахнул я ржавым мечём, и взмахнул в другой раз. Да только с кем рубиться? Пусть само опадёт, пусть сам развеется. И вот пошла конденсация…
Ладно, накидал я тут метафор и словоблудий. Как же на самом деле было? Благостно было! В конференц-зале полных придурков как в прошлые разы уже не отмечалось. Редкие бородатые воины в комуфляжах лишь придавали шарм серьёзности и осмысленности высокого собрания. Его критичность олицетворял небритый Эль-Мюрид, мой любимый ньюс-мейкер, усталой Чебурашкой, мелькавший в толпе суровых казаков и ветеранов в комуфляже. Градус пафосности выступлений повысил жертва собственной бескомпромиссности Максим Калашников, говоривший зло и умно. Иные вообще своими молодыми смешливыми ликами напоминали креаклов с Болотной, но речь их была спокойна, без истерик и подленьких призывов. Даже скучно как-то стало… Я было к соседям обратился сыграть в «Балду», что поделаешь - студенческая привычка. Но меня подпирал монументальный «И-корпус» и праведный «Саммер». Они вообще следили за моим поведением и на корню пресекали поползновение на дурашливость. Да и глупо это было с моей стороны. Собравшиеся и впрямь были людьми неординарными, но не умею я вникать в детали. По жизни я люблю наброски, а не картины. Один эпизод порадовал. По окончанию выступлений подходит ко мне женщина. Лицо светлое и добротой сочится. «Сорока я!» Так и говорит. И второй раз для непонятлевых: «Я - Сорока!» Ну и что мне оставалось делать? Хотел ответить шуткой, мол, а я Зайчик-побегайчик, да осёкся вовремя. Лицо-то у той женщины умное было. И добро она паузу прервала, когда у меня когнитивный диссонанс должен был в гримасу идиота обратиться. «Я ваша читательница из Живого Журнала, и «ник» мой - «Сорока»! Классно-то как стало. Сколько у меня развертуализаций было и всякий раз дивлюсь я, что людей-то у нас достойных пруд-пруди. Первым был «Артсамоход», а последней - «Сорока». А между ними десятка два очаровательных личностей, дружить с которыми для меня большая честь.
Вот и всё. Провожал меня «Саммер», хотя дома его ждала тёща со скалочкой… видимо, потому и провожал.
Прекрасный был день. Толковое было собрание. Хорош был мой бывший подчинённый. А сколько мне скормили оптимизма за тот вечер - до сих пор не переварю.