Опыт описания Кулябского бекства (2/3)
М. А. Варыгин. Опыт описания Кулябского бекства // Известия Императорского Русского географического общества. Том LII. Выпуск X. 1916.
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Базар в Кулябе. 1926
Весь состав населения лучше всего разделить на два класса по роду жизни: на оседлое и кочевое; первое составляет главную и большую часть, второе - меньшую; первое прикреплено к земле, а второе как ветер носится по бекству и может даже перекочевывать в пределы другого бекства или в Афганистан. Главный контингент населения - таджики, аборигены края, иранской расы, сохранили до сего времени следы персидского происхождения в чертах лица и в языке, хотя в произношении, весьма исковерканном поголовно безграмотным населением, среди которого звание «мирза» (вроде «грамотей») считается почетным. Кочевое население - узбеки; тюркской расы; как те, так и другие по вероисповеданию суниты, но нужно заметить, только таджики фанатично исполняют обрядовую сторону закона и религии, а узбеки - магометане лишь по названию: им с перекочевками не до моления, у них даже в зимовках не всегда найдется молитвенный дом, если же он и имеется, то исполняет назначение клуба и гостиницы, где взрослые собираются в ненастье и проводят время в разговорах, а в случае приезда русских устраивают им здесь ночлег; то же самое делают и таджики, что уж совсем не вяжется с их фанатизмом. В Ю.-В. части бекства и по берегу р. Пянджа живут выходцы из Бадахшана (провинция Афганистана), затем, узбеки рода катаган, беженцы из-за Кабула, афганцы племени Hasara во главе с Ишан-Саид-Фараддун-ханом.
По бекству бродят восточные цыгане «люли», есть афганцы, индусы, армяне, русские и арабы, акклиматизированные в Кулябе.
Узбеки по родам разделяются на: лакай (семыз, кессымир), мугул, турки, карлюк, миршкар, катаган (тугуль, джан), мангут-ахуны.
Таджики селятся обыкновенно по глубоким саям, в ущельях, там, где близко вода, так что сразу не увидеть кишлак, а нужно заглянуть в глубину оврага. Узбеки селятся в долине, все их зимовки с разбросанными отдельно жилищами видны как на ладони; дома редко глинобитные, чаще всего камышовые конусообразные юрты, которые издали кажутся стогами сена на лугу, но во всяком случае не жилищем человека. Жизнь узбека протекает на глазах соседа, они не отгораживаются друг от друга заборами. Таджик живет иначе, у него все благоустроенно: двор огорожен высоким тыном да перегорожен еще на 3-4 отделения: двор с конюшней, двор для гостей и женская половина, недоступная взору постороннего, особенно иноверца. Кишлаки редко бывают большие, чаще 15-20 дворов, но попадаются кишлаки, отдельные хутора в 1 и 2 двора, как напр. Люли-батча, утонувший в глубине мертвого ур. Дивал-басс. В общем кишлаки походят один на другой, так же как и двор на двор, туркестанцу они не в диковину. Всякие отбросы сваливаются на улицу через забор, и только сильный дождь, размывая их, сносит в ближайший ручей.
Плотность населения в бекстве в разных частях неодинакова; в С.-В-м углу кишлаки расположены гуще, чем где-либо, именно: на 4 кв. версты приходится 1 кишлак. Район этот заключен между р. Ях-су с З., хр. Тиряй с В. и линией от пер. Сангызар на том же хребте до к. Зираки на р. Ях-су. Здесь на пространстве 479 кв. в. расположено 116 кишлаков.
Средняя часть бекства, между хр. Тиряй, рекой Кызыл-су и линией от г. Ходжа-Мумын на к. Зарча-хо, площадью в 1400 кв. в., имеет 200 кишлаков, или на 7 кв. в. приходится 1 к. Долина р. Кызыл-су по площади в 180 кв. в. имеет всего 7 к.; на 25½ кв. в. - 1 кишлак.
Южная часть до р. Пяндж с остр. Урта-тугаем заключает 608 кв. верст с 25 кишлаками: на 24 кв. в. - 1 к. Два эти района самые малонаселенные.
Участок от р. Пяндж до 37°40' между г. Ходжа-Мумын до к. Амруц-хан площадью в 346 кв. в. имеет 50 к., т. е. на 7 кв. верст - 1 к. Всего в перечисленных районах 3043 кв. версты и 398 кишлаков. Остается еще 1700 кв. в., занятых кишлаками выходцев из Бадахшана, управляемых выборными «ша» по волостям-«шахствам».
Согласно спискам, во всех шахствах насчитывается 269 кишлаков, т. е. местность эта, несмотря на то, что гориста и труднопроходима, все же густо населена, ибо на 6,2 кв. версты приходится 1 кишлак.
Всего в Кулябском бекстве 667 кишлаков; число дворов в кишлаке в среднем 19, а душ во дворе принимается 5.
Если по этим данным произвести подсчет жителей по районам, то получим результаты, несколько удивительные в том смысле, что туземцы избегают плодородные долины и более населяют горы. В 1-м районе - 11.310 ж.; во 2-м - 19,500; в 3-м - 2,338, в 4-м - 4,875 и в 5-м - 26,328. Цифры курсивом относятся к долине р. Кызыл-су, где число жителей на версту в среднем 9 человек, в то время как в остальных участках среднее - 17 человек. Так как бекство, для удобства управления и сбора податей, разделено на амлякдарства и шахства, то рассмотрим распределение жителей по этим группам. Амлякдарств 8: Мумын-абадское, Кульское, Сары-Чашминское, Коврайское, Чубекское, Саетское, Гирды-Курган-боле (Пушион), Гирды-Курган-поен (Куляб.). Шахств 9: Даувлет-абадское, Тагнауское, Киштское, Поен-дарьинское, Боле-дарьинское, Роги, Сары-голское, Вори, Ду-оба.
Прилагаемая таблица показывает разноплеменный состав населения бекства, сколько занято отдельным племенем кишлаков и сколько приходится душ на каждую народность.
1) Цифра 5 многими исследователями Бухары считается близкой к действительности, можно сказать, даже нормальной.
Кишлаки по числу дворов насчитываются:
По амлякдарствам жители распределяются так:
Распределение жителей по шахствам видно из первой таблицы; там состав населения однородный - таджики, выходцы из афганского Бадахшана. Ко всему этому нужно прибавить, что в бекстве проживают: семейств 100 цыган, несколько торговцев индусов, 2-3 армянина; русские на пограничных постах в расчет не принимаются.
Самыми населенными пунктами считаются кишлаки «амлякдарские» [где живет амлякдар (волостной)] и базарные, куда обыкновенно ведут наиболее важные торговые дороги. Из кишлаков заслуживают внимания, начиная с С. и считая от г. Куляба: Дегресс - 40 дв., в 38 верстах; Мумын-абад - 200 дв., в 31 в., базар, живет амлякдар; Хан-абад - 35 дв., в 21 в., расположен среди рисовых полей в долине р. Ях-су; Катта-пушион - 60 дв., в 16½ в., живет амлякдар; Куль-Ожар-бек с озером - 40 дв., в 18 в., красивое местоположение; Лянгар - 145 дв., в 26 в.; Туркони - 55 дв., в 14 в., расположен у оврага Кок-таш [Зеленый камень - зеленоватый песчаник], живет амлякдар; Дивдар, пограничный пост - дв. 40, в 21 в., находится в хороших климатических и местных условиях на высоте 6160 ф.; Сары-Чашма - дв. 45, в 20 в.; Маргоби, живет амлякдар - дв. 40, в 26 в., отвратительное местоположение, в глубоком сае с соленой водой; Даувлет-абад - 45 д., в 40 в., расположен на террасообразной площади в овраге Дуль-оба, кругом сходятся глубокие овраги с хорошей ключевой водой; Хирмон-джау - дв. 35-40, в 42 в., пограничный пост на берегу р. Пянджа; Богарак - 25 дв., в 43 в., в нездоровой болотистой долине р. Пянджа. Всего базарных кишлаков с г. Кулябом - 3; в последнем исключительно сосредоточена как оптовая, так и розничная продажа, 2 раза в неделю по базарным дням.
Базар в разные дни не одинаков: обыкновенно торгуют в нескольких постоянных лавках, но в базарные дни, помимо того, что торгуют во всех рядах, открываются лари, передвижные лотки перекупщиков, кочующих по всем базарным кишлакам. Такому коробейнику ничего не стоит изъездить все бекство и забраться в пределы другого, с тем, чтобы после базара спешить за 70-80 верст в г. Куляб. В городе большой скотопригонный двор с продажей рогатого и прочего скота. Определить торговый оборот рынка нет возможности, так как туземцы подозрительно относятся ко всякого рода справкам статистического свойства, какой бы области знания жизни и быта они не касались. Это возможно сделать, и то приблизительно, лишь чиновнику таможенного ведомства, лицу близко стоящему к администрации и более или менее хорошо знакомому с торговыми операциями рынка. Можно вкратце указать наличный состав лавок, постоянных торговых рядов.
2 больших «караван-сарая» для оптовой торговли купцов из г. Самарканда, Бухары и Термеза; строился в последнее время еще один новый громадный «караван-сарай», из чего можно только заключить, что торговля в крае развивается и не останавливается в своем росте. В караван-сараях продают исключительно мануфактуру российского производства, галантерею, шелка маргеланские и бухарские, кошмы, чай, сахар и железо. Универсальный магазин армянина заключает в себе всего понемногу, плохого сорта и по дорогим ценам. Лавки, как везде по Бухаре, расположены рядами по роду торговли, а мастерские по цехам: 3 лавки конской сбруи и шитья попон, да 1 лавка находится у кургана, где живет бек. Работа не особенно чистая, грубая в отделке, но дорогая по цене. Тут же из выделанной кожи бараньей или козлиной шьют желтые узбекские шаровары, расшитые разноцветными шелками затейливым рисунком. Кожаный товар местной кустарной выделки не высокого качества, несмотря на это, простенькая уздечка продается от 1 р. 50 коп., потники от 2 руб. 25 к., шаровары от 4 руб. 50 коп.
5 лавок красильщиков ниток «кабут»; 5 лавок с продажей шелковой, полушелковой и бумажной материи на халаты.
Лавок красного товару до 50 с платками, кумачом, коленкором, с шерстяным, суконным и пр. товаром. 5 лавок индусов с зеленым чаем, индийской парчой, кисеей, «дока». Дока, говорят, по ширине достигает до 3 аршин, но ее трудно достать, так как она является контрабандным путем; идет на чалмы и женщинам на покрывала по 1 руб. за аршин. В тех же лавках продают готовые халаты и тюбитейки, на разную цену, от 5 руб. и дороже за халат. 4 чай-ханэ с продажей клеверу и ячменя по будням, помимо своего прямого назначения; 2 парикмахерские, 4 кузницы (по 15 коп. с подковы), 5 лавок деревянных изделий, 8-9 лавок обуви, 2-3 гончарного производства, 5-6 лавок продажи масла; фруктовый ряд; навес для продажи зернового хлеба, ячменя, риса и пр.
В 12 час. дня в 48-50°R самый разгар торговли; от жары все изнемогают, одни торопятся продать, другие купить и уехать. Кулаки не трогаются с места, они хорошо знают психологию продавцов и момент, когда нужно выйти из положения безучастного зрителя. Когда наступит время, они вопьются, как вампиры, в изморившегося узбека и почти с боя вырывают у него задешево скот, хлеб и пр.
Заслуживает внимания лавка армянина с вином и водкой только «для себя». Бухарцы выселяют торговцев спиртом, и чтобы не лишиться возможности быстро нажиться, спекуляторам приходится вести свои дела весьма осторожно и с уловками. Эта лавка может служить примером того, что предметы русского фабрично-промышленного производства в большом спросе и идут ходко; Бухара прекрасный рынок сбыта российского производства, нужно лишь найти предпринимателей для развития торговли.
Здесь цены назначаются ad libitum, и возрастают они не столько от стоимости и дальности перевозки, сколько от произвола торговца, напр.: стеариновые свечи 1 ф. 45-50 коп., мыло 1 кусок 30-35 коп., когда ему красная цена 15 коп., спички 15-17 коп. пачка; бойко идет торговля черным чаем последнего разбора, сахаром, посудой, железом, фруктовыми водами, вином и духами.
Да, мыла и духи стали проникать в гаремы туземных красавиц, которые по употреблению косметики не отстают от европейских женщин; так как кокетство требует прежде всего самосозерцания, то грошовые зеркала в блестящих рамках расходятся в большом количестве; не редкость найти карманные зеркальца у седовласых или подкрашенных старцев.
Не перечисляя содержимого в лавке армянина, можно сказать только, что она заключает как предметы, необходимые в обиходе туземца, так и разные безделушки; на все есть спрос, и торговля преуспевает.
Указав вкратце на предметы торговли в гор. Кулябе и отметив факт развития ее, должен сказать, что при надлежащих мерах Кулябское бекство, как рынок, в недалеком будущем будет иметь громадное значение. Город же Куляб приобретет значение главного складочного места, а быть может, и места обмена производств соседних бекств и далекого Дарваза. Стоит только бросить взгляд на карту, чтобы понять всю выгоду положения Кулябского бекства к удобному пути по реке Пянджу от Термеза, особенно, если последний будет соединен с Чарджуем или Каганом железной дорогой [Теперь это осуществлено. - Ред.]. Прибрежная полоса и теперь проторена торговыми караванами, здесь пролегает самый удобный путь, проходимый даже экипажами; нужно устроить подъездной арбяной путь, ввоз товара удесятерится, и лишь от гор. Куляба, грузы пойдут вьюками в Бальджуанское, Каратегинское и Дарвазское бекство с населением до 200 тыс. душ. Прибавьте к проведению дорог правительственный телеграф, который, в свою очередь, будет обслуживать население и даст толчок к развитию торговли, а в этом насущная нужда, что можно доказать фактически. Как известно, в Бухаре исключительно обращается серебро «тенга» (15 коп.); какое теперь неудобство для коммерсанта везти весь груз серебра на несколько тысяч рублей, когда в 100 рублях - «тенег» 666. Купец не обеспечен от грабежа, когда каждый знает, что у него деньги в мешках на вьючной лошади, а бывает, что подати беки отправляют на нескольких лошадях и с громадным конвоем. Чтобы немного себя обеспечить, торговцы меняют серебро на русские бумажные деньги, и получается чудовищный лаж - на 100 рублей бумажных дают 108-110 руб. «тенгой» (серебром), и так пропорционально до 10 рублей. Этим обстоятельством пользуются переводчики и джигиты пограничной стражи; даже беки, и те не прочь поменяться с купцом. Следовательно, учреждение в Кулябе почтово-телеграфной конторы для купцов будет благодеянием, избавит их от страхов и убытков, а казне это обстоятельство даст доход.
Неоднократно в местных туркестанских газетах поднимался вопрос об открытии в больших торговых городах Бухарского ханства почтово-телеграфных отделений, ввиду острой нужды в этих полезных для края и доходных для казны учреждениях, но по высшим соображениям бухарцам и доныне предоставлено право самолично и своими средствами устраиваться как им заблагорассудится. Если подобная тактика протектората считается нормальной и заботы о русском культурном авторитете сведены к нулю, то стоит только пожалеть, что мы взяли на себя роль опекуна над Бухарой.
Занятия жителей так же разнятся, как и образ жизни двух главных составных его частей. Благодаря горным возвышенностям, изобилующим в достаточном количестве кормовыми травами, в бекстве развито скотоводство, которым исключительно занимаются кочевники. Стада баранов бродят по горам, поднимаясь до снежных полей и уходя за пределы бекства, в Бальджуан и Дарваз; косяки лошадей пасутся на плато Дашт-и-Тиряй, Дашт-и-Чагам; здесь же находятся косяки эмирских лошадей, состоящие в ведении бека; казии, ишаны и вообще богатый люд тоже являются обладателями большого количества скота, чем здесь и выражается зажиточность жителя: «у такого столько голов разного скота». В Кулябском бекстве не разводятся только верблюды, благодаря горному характеру края, если же караваны и идут в Куляб, то лишь летом, когда дороги по горам для них не являются непреодолимым препятствием. Таджики, те исключительно занимаются землепашеством, отчасти садоводством и немного огородничеством, ибо без моркови и лука немыслим порядочный плов, а дыни и арбузы летом являются разнообразием и подспорьем к скудной пище нетребовательного туземца. Пришлый элемент либо торговцы, либо темные аферисты и бродяги, как цыгане (люли). Шелководство и хлопководство в зачаточном состоянии, хотя по климатическим условиям и по избытку земли оно могло бы развиться в широких размерах, но дальнейшему развитию опять-таки мешает бездорожие и дальность. Кулябский полушелк, выработанный кустарным способом для халатов, считается первым по доброте, он превосходит гиссарский и ценится пара кусков по 9 арш. от 10-12 руб. Кустарным же способом ткут мастера хлопчатобумажные материи и шерстяные, грубое сукно (армячина), и катают кошмы.
Кишлаки Кулябского бекства по местоположению относительно высоты можно разделить на 3 категории: населенные пункты долин, возвышенностей и горные; как те, так и другие имеют неодинаковую физиономию, а по образу жизни, привычкам и национально-родовым особенностям населения различаются отчасти и формой постройки. Климатические особенности края, при несовершенстве местной архитектурной техники в различного рода жилищах, поражают человека холодом, жарой и избытком влаги, следствием чего являются болезни всякого рода, которые губительно отражаются на детях; среди них смертность во много раз выше, чем у русского крестьянского населения. Если не считать малярии, которая царит в этих местах не хуже чем в индийских джунглях и уносит немало жертв в разгар осенних полевых работ, то много найдется болезней, которым подвержен туземец и платится жизнью там, где более просвещенный люд спасается медикаментами и услугами врачей. Ревматизм от сквозняковых построек, грыжи от непосильных трудов с детского возраста, болезни глаз, парши и золотуха тоже калечат детей, среди которых нередко встречаются индивидуумы с непомерно развитой головой. К счастью, не встречались кишлаки, населенные прокаженными, или, как их зовут здесь, «махау» (все больные этой болезнью выселяются в одно место и имеют сношение с миром через выборного старосту), но зато сифилитики, или «мараз», населяют один кишлак в долине р. Кызыл-су, хотя туземцы не различают твердо, что проказа, а что сифилис. По отзыву одного туземца-знахаря, среди прекрасного пола сильно развиты женские болезни, и в этом нет ничего удивительного, так как нужно знать положение женщины в Бухаре, не столько «половины» мужа и матери семьи, как вьючного животного, на которое возложены все тяготы. Нужно только знать, при каких грубо-примитивных приемах появляется на свет новое существо, нужно видеть, как встряхивают роженицу по кошмам и заставляют поднимать тяжести, - и станет ясно, что даже вполне здоровая женщина рискует собой. Немудрено поэтому, что все женщины скоро старятся и ходят нетвердой поступью, согнувшись «в три погибели», в 25-30 лет. В недугах бухарцы предоставлены Единому Богу и себе, да знахарю, в большинстве случаев продавцу лекарственных трав и всяких ядовитых снадобий. Обыкновенно при болезни туземцы полагаются на волю Аллаха, дают отлежаться больному, который в лихорадке так же кушает фрукты и пьет сырую воду, как и здоровые; если больной выздоровеет, то принимается за работу, в противном случае придут плакальщицы, соберутся родные и знакомые из ближних и дальних кишлаков, и в ящике, покрытом белым коленкором, снесут покойника на ближайшее кладбище, оглашая окрестности заунывным криком.
Особенный вред приносит здоровью житье в долинах рек, где возделывается рис; люди здесь целое лето бродят по колено в загнившей воде. Здесь живет цвет земледельческого населения, зажиточный народ. Они все внимание сосредоточили на культуре риса, предоставив своим женщинам лишь огород и цветник, как забаву. От избытка влаги сады заросли сорными травами, это не благоустроенный сад, а дикая чаща, опутанная густой вуалью паутины, облепленная непрерывным слоем гнезд вредителей садов.
Такие кишлаки, как Хуль-баг (сырой сад), Кафтар-хана (голубиное гнездо) и пр., затерявшись в камышах, потонули в грязи и воде; вид скучный - заброшенного пустыря, так как днем здесь не встретишь ни одной живой души. Главная площадь рисовых полей расположена по р. Ях-су от кишл. Хан-абада и кончается у к. Пайтуха; затем поля перекидываются на дол. Кызыл-су, где они простираются от к. Тосс-кала до Арала по правому берегу и между к. Кадучи-Ханака по лев. берегу; здесь рисовые поля не так обширны, как на р. Ях-су и Пяндже, где они тянутся от к. Богорака до Чубек-Акмазар. В указанных местах средоточие запашек рисовых полей, сбор с которых кормит бекство и дает порядочный излишек.
Всего под посевами риса насчитывается не менее 2580 дес.; считая по 100 пудов чистого сбора, получается до 260.000 пудов; принимая на 1 чел. в день по ½ ф. риса, на все население бекства придется 234 т. п., - остаток образуется в количестве 27 т. пуд. В ур. Беш-арыке прекрасная лёссовая почва, но она лежит пока без употребления, за неимением рабочих рук, а быть может, и владельцев. Прежде эти земли все были обработаны, что и теперь видно по хорошо сохранившимся арыкам, межам и заборам, но со времени покорения Куляба бухарскими войсками, как говорят, эта земля не обрабатывается, а здесь набирается еще 2500 десятин вполне пригодных для посева риса и пшеницы.
Кишлаки на возвышенностях землепашцев-садоводов выглядят иначе. Здесь каждый дворик на виду, улицы широки и содержатся в большей чистоте, лишь боковые да задворки по-нашему антисанитарны, всюду груды навоза, но по-туземному воздух этот, говорят, здоров для человека. Сады содержатся в образцовом порядке, трава скошена, арыки вычищены, деревья все обмазаны в рост человека глиной, а ветви, отягощенные плодами, покоятся на подставках. Заборы, не подмываемые водою, все исправны, и для охраны от любителей чужой собственности сверху покрыты густым слоем колючки, обмазанной, в свою очередь, глиной с «саманом» (мелкая солома). В смысле благоустроенности и хорошего внешнего вида Сары-Чашминская долина служит образцом хорошего хозяйства: здесь, как на Украйне, чистенькие хуторки утопают в зелени садов. Туземец на лето строит в дальнем углу сада травяной шатер, где и проводит время целое лето, окарауливая добро не столько от людей, сколько от пернатых хищников, лакомок до фруктов. Вид жителя совсем не тот, что в долине. Там бухарец вечно мокрый, с засученными штанами, с кетменем (туземный заступ) в руках бродит по колено в воде, а здесь в чистом белом одеянии он лежит где-нибудь под сенью яблони и безмолвно любуется синевой неба; работа его чистая и приятная, он и сам доволен, а наскучит ему в саду, поедет он на бахчу в горы и, проходя грядами меж золотистых дынь и сочных арбузов, пощелкивает пальцем то один, то другой, удостоверяясь в их спелости.
А вот и горный кишлак. Прилепившись, как ласточкино гнездо, к бесплодной скале, кишлак сливается незаметно с общим фоном; если почва благоприятствует растительности, то кишлак окаймлен цепью дерев, а кой-где выдаются купой и жидкие рощицы; в противном случае такой поселок стоит, как глиняный горшок, без травы, куста и дерева.
Улицы, как мостовая благоустроенного города, чисты и гладки, естественный фундамент прочной горной породы обеспечивает жителям чистоту. Таковы кишлаки Ку-дара, Сет-дара: жители занимаются хлебопашеством, немного скотоводством, для удовлетворения своих потребностей, и разводят ишаков, как средство передвижения по горам. В то время как в долине строят дома каркасные [каркас - деревянный переплет дома, похожий на коробку с дверями и окнами, заполняемый или кирпичом, или глиняными колобками (туземный кирпич), потом обмазываемый глиной] и редко глинобитные, здесь в горах, при трудности доставки леса, сакли строятся из камня-плитняка и булыжников, все цементируется глиной и песком; главная балка по длине дома, поперечные жерди, покрытые циновками, камышом и обмазанные глиной, образуют крышу. Тип двухскатных крыш при постройке жилищ в бекстве не практикуется, хотя в верховьях реки Ях-су в Бальджуанском бекстве туземцы строят такие крыши, позаимствовав образец, очевидно, от обитателей русской колонии золотых приисков, а быть может, тип этот выработан и самостоятельно, так как севернее Куляба в указанном месте выпадают большие дожди и плоские крыши не защищают туземца от воды. Двускатные крыши наблюдаются и в Кара-тегине. Под крышей дома сделано несколько квадратных отверстий, заменяющих наши окна; они обыкновенно заставлены фигурчатыми деревянными решетками наподобие китайских и на зиму заклеиваются просаленной бумагой. Двери, грубо обтесанные и плохо пригнанные, из драгоценного чинара, еле держатся в деревянных же втулках и запираются цепочкой на кольцо винтовым замком - все изделия туземных мастеров. В мечетях и у богатых людей двери изукрашены рельефной резьбой. Среди виденных мною орнаментов попадались весьма аккуратно исполненные рисунки с соблюдением строгой симметрии узора, причем совсем не наблюдалось однообразия мотивов, а наоборот, творческая фантазия резчиков поражает оригинальностью и разнообразием вариантов даже одного рисунка. В исполнении же виньеток в рукописных книгах, туземцы, пожалуй, не отстали от заправских художников; между прочим мне удалось видеть весьма ветхую книгу у ша волости Роги, Кабут-ша караул-беги (чин), привезенную из Афганистана, где в красках была изображена, конечно, карикатурно, война мышей. У мусульман не принято изображать фигуры людей, и сия аллегория должна была изображать собою наверно какое-либо историческое повествование о воинственном народе. При встрече с такими хартиями глубоко сожалеешь, что не знаешь персидского языка.
Вода - главный нерв существования и благополучия; в бекстве не приходилось видеть где-либо колодцев, а потому все кишлаки расположены по берегам рек, ручьев, арыков и кое-где у источников. У бухарцев близость к воде имеет еще свою особую цель, у нас не преследуемую. Воду для домашних потребностей здесь носят в кувшинах женщины, а так как на женщину смотреть посторонним нельзя, тем более иноверцам, то чем ближе к дому вода, тем меньше опасности для женщины быть на виду и заболеть от дурного глаза.
Полукочевое и кочевое население, узбеки, переселившиеся в Бухару от Аральского моря, теперь тоже переняли обычаи бухарцев и закрывают своих женщин; живут узбеки в жилищах, смотря по обстоятельствам. Полукочевое - зимой ютится в полуразрушенных глинобитных саклях в долине, а летом в горах в не менее дырявых и скверных юртах; кочевники живут круглый год в юртах. В Кулябском бекстве не встретишь таких роскошных юрт с белоснежными кошмами, обвязанных яркоцветными ковровыми полосами с кистями, как у киргиз, положим, Семиречья; здесь юрты лишь слабое подобие таковых: черные, дырявые, прокопченные кошмы, волосяные веревки, матовые (бязь) полосы - такое жилище не защита от дождя и холода, а лишь плохенький зонт от палящих лучей солнца.
Значительно лучше устроены конусообразные камышовые жилища афганцев племени газара. Толстые стены из камыша, переплетенного накрест, перевязаны на высоте человеческого роста для прочности травяными жгутами; здесь же берет начало коническая крыша из того же материала; от земли на некоторую высоту такая юрта засыпана землей для устойчивости и для стока воды. Подобные жилища, как это ни странно, не сквозят, не пропускают воды и, как говорят, лучше держат тепло. Летом афганцы, как и узбеки, перекочевывают па возвышенности Дашт-и-Тиряй и на возвышенный берег р. Кызыл-су. Афганцы живут очень дружно, как и подобает жить на чужбине землякам, все за одного, один за всех, они не разбрасываются и на кочевках, а живут тесным кольцом у ручья против кишлака Кафтар Кульского амлякдарства. Огромные «семейственные» палатки из прочного материала вроде брезента служат им домом; вход палатки обращен на север.
Тесно сплоченная семья беженцев не дает неимущему погибнуть с голода, общественными средствами и силами она оказывает материальную и нравственную поддержку бедняку. В этом отношении глава племени газары Ишан-Саид-Фараддун-хан являет собою тип идеального благотворителя, правая рука которого не знает, что делает левая; он же является ходатаем и защитником интересов своих сородичей. Ишан пользуется громадным авторитетом также у катаган (узбеки, тоже выходцы из Афганистана). Одно его имя служит гарантией того, что пред посетителем широко отворятся двери гостеприимства, и бек не всегда найдет в себе решимости, чтобы отказать Ишану в какой-либо просьбе. Фараддун-хан вполне обеспеченный человек, он пользуется известной долей дохода своего племени, ему присылаются деньги, вещи и пр. как дань главе рода, из этих-то средств он и помогает. Нужно сказать, что между афганцами мне не приходилось видеть бедняков, все они одеты лучше бухарцев, а женщины и богато, и нарядно. В оригинальных афганских остроконечных туфлях, расшитых, золотом и серебром, в бархатных с галунами коротких куртках, наподобие черногорских безрукавок, афганцы сразу выделяются из пестрой толпы бухарцев. Женщины не так красивы, как мужчины: губы у них толсты и значительно выпячены, лица очень смуглы; на голове они носят кокошник, с бусами, монетами и лентами, а поверх легкий платок, белый у замужних или красный у девиц; этим платком они и закрываются от взоров посторонних мужчин. Насколько я мог заметить, афганцы религиознее таджиков-бухарцев; живя в Кафтаре, я наблюдал и тех, и других. Взрослые афганцы выстраиваются в одну шеренгу иногда в количестве 15-ти человек, они и молятся усерднее, и поклонов кладут больше и, припадая к земле коленопреклоненными, долго остаются в таком положении.
Цыгане «люли», как и их сородичи в Европе, бродят из конца в конец по бекству, промышляя знахарством, ворожбой и попрошайничеством. Как они относятся к чужой собственности, не могу сказать, знаю только то, что туземцы пренебрежительно относятся к ним, и слово «люли», обращенное к кому-либо, равносильно ругательству. Во всяком случае, цыган бухарцы не так преследуют, как своих евреев.
Цыгане имеют немного баранов и лошадей, но в самом ограниченном количестве; мужчины больше занимаются каким-либо ремеслом или бродят по базару, а женщины, те ходят по всем окрестным кишлакам, собирая доброхотные подаяния, не брезгуя ничем, все сваливают в одну торбу. Вся забота о семье и работа по дому, понятно, лежит на женщине, которую отец и муж не задумываясь продаст любителю.
Небольшая палатка из туземной «маты» (холст), где с трудом поместятся три человека, а встать совсем нельзя, служит жилищем неприхотливому номаду. Малые дети бегают голые и валяются в придорожной пыли и песке, как на перине.
Цыганки лиц не закрывают, за что их сильно порицают и совершенно не уважают бухарцы; подобным-то отношением они наверно и заставили узбеков позаимствовать от них этот уродливый обычай. Интересуясь бытом цыган, я провел у них на стоянке некоторое время; все мужское население походного кишлака собралось к палатке полукругом, были принесены лучшие кошмы, коврики, подушки; на сцену появились достархан [угощение], чай и изукрашенный чилим [кальян]; хозяйка закопошилась над варевом, от которого мы поспешили отказаться; гостеприимство им не чуждо. Одно только меня поразило: хозяин палатки, кивая в сторону женщин, жестом совершенно серьезно показал такой иероглиф, что мои спутники покатились со смеху; подобная мимика и жестикуляция вполне подтверждает мое мнение о невысоких нравственных качествах цыгана.
Узбеки едва ли не гостеприимнее, предупредительнее и услужливее, чем остальные туземцы; мне приходилось много сталкиваться со всеми, но об узбеках я вынес лучшее представление, так как у них все делается без предвзятой мысли. Приведу в пример подобный случай: однажды пришлось проезжать мимо заброшенного кишлака узбеков в самый жар. Как бы ни было жарко, я в поле сырой воды не пью, но в этот день не вытерпел и обратился к благообразному старику с просьбой дать мне напиться. Старик степенно, без всякого подобострастия, пригласил войти в саклю. По пути он дал какие-то распоряжения подвернувшемуся мальчугану, и тот понесся стрелой. На террасе поверх кошем настилались одеяла, клались подушки. Сначала нам подали прекрасный «айран» (кислое молоко, особым образом приготовленное) холодный как лед; в чашках принесли сметану, сливки и замечательно белый и вкусный хлеб, какого я не встречал раньше в моих скитаниях. Хозяин, извиняясь, что не имеет большего, просил обождать, пока приготовят чай, без которого, нужно сказать, немыслимо угощение и вообще прием кого бы то ни было. Через несколько минут действительно принесли чай в 10 чайниках (количество подаваемого - степень уважения к лицу и знак зажиточности) и гору горячих лепешек со сливочным маслом. Мы позавтракали на славу и, отказавшись от плова, распрощались. Хозяин проводил за околицу пешком. Любопытных не было, сам хозяин, сидя у входа, не притрагивался к пище и лишь по настоянию выпил чашку чаю.
Летом жизнь в кишлаках замирает; половина жителей выселяется на дачи, взрослые целый день в поле, а женщины по обыкновению прячутся. Если с иной и встретишься случайно на улице, то наведешь на нее такой панический страх, что она с криком бросается бежать и залетает в первую попавшуюся калитку, или сядет на землю, уткнувшись в забор лицом, и ждет ни жива ни мертва, пока проедут мимо нее, даже и тогда не остается спокойной, а пускается стремглав в обратную сторону. Никакие успокоения не действуют, наоборот, голос постороннего ее еще больше страшит.
Немало способствуют этой боязни слухи, с целью распускаемые туземцами, ревниво оберегающими женщин от «уруса», у которого якобы глаз дурной. Женщины сильно уверены в этом и маленького ребенка скорее закрывают платком, чем себя.
Бухарец-проводник, ленивый в поле, по кишлаку скачет впереди, он еще издали предупреждает женщин окриком «коч» (берегись), и те несутся со всех ног; кишлак замирает.
Мгновенно калитки запираются на запор. Страх передается, кажется, собакам и курам, и где только что гремел бубен, слышались звуки песен, где мелькали фигуры женщин, там становилось, как в пустыне, тихо и безжизненно. Сколько бы ни стучали бухарцы, калитки не отворялись, - все подавалось из-под подворотни.
Любопытство, однако, превозмогает страх; можно заметить, как в щелях забора одна пара любопытных глаз сменяется другой и робкий смех и шепот несется из-за стен. Если поблизости нет туземцев, то при стуке копыт из-за забора выскакивают женщины, а чаще девушки, и смотрят довольно храбро, лишь вскрикнув для приличия свое «эб-би», соответствующее нашему «ах»; но подобные случаи возможны только там, где русские появляются часто.
ОКОНЧАНИЕ
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Базар в Кулябе. 1926
Весь состав населения лучше всего разделить на два класса по роду жизни: на оседлое и кочевое; первое составляет главную и большую часть, второе - меньшую; первое прикреплено к земле, а второе как ветер носится по бекству и может даже перекочевывать в пределы другого бекства или в Афганистан. Главный контингент населения - таджики, аборигены края, иранской расы, сохранили до сего времени следы персидского происхождения в чертах лица и в языке, хотя в произношении, весьма исковерканном поголовно безграмотным населением, среди которого звание «мирза» (вроде «грамотей») считается почетным. Кочевое население - узбеки; тюркской расы; как те, так и другие по вероисповеданию суниты, но нужно заметить, только таджики фанатично исполняют обрядовую сторону закона и религии, а узбеки - магометане лишь по названию: им с перекочевками не до моления, у них даже в зимовках не всегда найдется молитвенный дом, если же он и имеется, то исполняет назначение клуба и гостиницы, где взрослые собираются в ненастье и проводят время в разговорах, а в случае приезда русских устраивают им здесь ночлег; то же самое делают и таджики, что уж совсем не вяжется с их фанатизмом. В Ю.-В. части бекства и по берегу р. Пянджа живут выходцы из Бадахшана (провинция Афганистана), затем, узбеки рода катаган, беженцы из-за Кабула, афганцы племени Hasara во главе с Ишан-Саид-Фараддун-ханом.
По бекству бродят восточные цыгане «люли», есть афганцы, индусы, армяне, русские и арабы, акклиматизированные в Кулябе.
Узбеки по родам разделяются на: лакай (семыз, кессымир), мугул, турки, карлюк, миршкар, катаган (тугуль, джан), мангут-ахуны.
Таджики селятся обыкновенно по глубоким саям, в ущельях, там, где близко вода, так что сразу не увидеть кишлак, а нужно заглянуть в глубину оврага. Узбеки селятся в долине, все их зимовки с разбросанными отдельно жилищами видны как на ладони; дома редко глинобитные, чаще всего камышовые конусообразные юрты, которые издали кажутся стогами сена на лугу, но во всяком случае не жилищем человека. Жизнь узбека протекает на глазах соседа, они не отгораживаются друг от друга заборами. Таджик живет иначе, у него все благоустроенно: двор огорожен высоким тыном да перегорожен еще на 3-4 отделения: двор с конюшней, двор для гостей и женская половина, недоступная взору постороннего, особенно иноверца. Кишлаки редко бывают большие, чаще 15-20 дворов, но попадаются кишлаки, отдельные хутора в 1 и 2 двора, как напр. Люли-батча, утонувший в глубине мертвого ур. Дивал-басс. В общем кишлаки походят один на другой, так же как и двор на двор, туркестанцу они не в диковину. Всякие отбросы сваливаются на улицу через забор, и только сильный дождь, размывая их, сносит в ближайший ручей.
Плотность населения в бекстве в разных частях неодинакова; в С.-В-м углу кишлаки расположены гуще, чем где-либо, именно: на 4 кв. версты приходится 1 кишлак. Район этот заключен между р. Ях-су с З., хр. Тиряй с В. и линией от пер. Сангызар на том же хребте до к. Зираки на р. Ях-су. Здесь на пространстве 479 кв. в. расположено 116 кишлаков.
Средняя часть бекства, между хр. Тиряй, рекой Кызыл-су и линией от г. Ходжа-Мумын на к. Зарча-хо, площадью в 1400 кв. в., имеет 200 кишлаков, или на 7 кв. в. приходится 1 к. Долина р. Кызыл-су по площади в 180 кв. в. имеет всего 7 к.; на 25½ кв. в. - 1 кишлак.
Южная часть до р. Пяндж с остр. Урта-тугаем заключает 608 кв. верст с 25 кишлаками: на 24 кв. в. - 1 к. Два эти района самые малонаселенные.
Участок от р. Пяндж до 37°40' между г. Ходжа-Мумын до к. Амруц-хан площадью в 346 кв. в. имеет 50 к., т. е. на 7 кв. верст - 1 к. Всего в перечисленных районах 3043 кв. версты и 398 кишлаков. Остается еще 1700 кв. в., занятых кишлаками выходцев из Бадахшана, управляемых выборными «ша» по волостям-«шахствам».
Согласно спискам, во всех шахствах насчитывается 269 кишлаков, т. е. местность эта, несмотря на то, что гориста и труднопроходима, все же густо населена, ибо на 6,2 кв. версты приходится 1 кишлак.
Всего в Кулябском бекстве 667 кишлаков; число дворов в кишлаке в среднем 19, а душ во дворе принимается 5.
Если по этим данным произвести подсчет жителей по районам, то получим результаты, несколько удивительные в том смысле, что туземцы избегают плодородные долины и более населяют горы. В 1-м районе - 11.310 ж.; во 2-м - 19,500; в 3-м - 2,338, в 4-м - 4,875 и в 5-м - 26,328. Цифры курсивом относятся к долине р. Кызыл-су, где число жителей на версту в среднем 9 человек, в то время как в остальных участках среднее - 17 человек. Так как бекство, для удобства управления и сбора податей, разделено на амлякдарства и шахства, то рассмотрим распределение жителей по этим группам. Амлякдарств 8: Мумын-абадское, Кульское, Сары-Чашминское, Коврайское, Чубекское, Саетское, Гирды-Курган-боле (Пушион), Гирды-Курган-поен (Куляб.). Шахств 9: Даувлет-абадское, Тагнауское, Киштское, Поен-дарьинское, Боле-дарьинское, Роги, Сары-голское, Вори, Ду-оба.
Прилагаемая таблица показывает разноплеменный состав населения бекства, сколько занято отдельным племенем кишлаков и сколько приходится душ на каждую народность.
1) Цифра 5 многими исследователями Бухары считается близкой к действительности, можно сказать, даже нормальной.
Кишлаки по числу дворов насчитываются:
По амлякдарствам жители распределяются так:
Распределение жителей по шахствам видно из первой таблицы; там состав населения однородный - таджики, выходцы из афганского Бадахшана. Ко всему этому нужно прибавить, что в бекстве проживают: семейств 100 цыган, несколько торговцев индусов, 2-3 армянина; русские на пограничных постах в расчет не принимаются.
Самыми населенными пунктами считаются кишлаки «амлякдарские» [где живет амлякдар (волостной)] и базарные, куда обыкновенно ведут наиболее важные торговые дороги. Из кишлаков заслуживают внимания, начиная с С. и считая от г. Куляба: Дегресс - 40 дв., в 38 верстах; Мумын-абад - 200 дв., в 31 в., базар, живет амлякдар; Хан-абад - 35 дв., в 21 в., расположен среди рисовых полей в долине р. Ях-су; Катта-пушион - 60 дв., в 16½ в., живет амлякдар; Куль-Ожар-бек с озером - 40 дв., в 18 в., красивое местоположение; Лянгар - 145 дв., в 26 в.; Туркони - 55 дв., в 14 в., расположен у оврага Кок-таш [Зеленый камень - зеленоватый песчаник], живет амлякдар; Дивдар, пограничный пост - дв. 40, в 21 в., находится в хороших климатических и местных условиях на высоте 6160 ф.; Сары-Чашма - дв. 45, в 20 в.; Маргоби, живет амлякдар - дв. 40, в 26 в., отвратительное местоположение, в глубоком сае с соленой водой; Даувлет-абад - 45 д., в 40 в., расположен на террасообразной площади в овраге Дуль-оба, кругом сходятся глубокие овраги с хорошей ключевой водой; Хирмон-джау - дв. 35-40, в 42 в., пограничный пост на берегу р. Пянджа; Богарак - 25 дв., в 43 в., в нездоровой болотистой долине р. Пянджа. Всего базарных кишлаков с г. Кулябом - 3; в последнем исключительно сосредоточена как оптовая, так и розничная продажа, 2 раза в неделю по базарным дням.
Базар в разные дни не одинаков: обыкновенно торгуют в нескольких постоянных лавках, но в базарные дни, помимо того, что торгуют во всех рядах, открываются лари, передвижные лотки перекупщиков, кочующих по всем базарным кишлакам. Такому коробейнику ничего не стоит изъездить все бекство и забраться в пределы другого, с тем, чтобы после базара спешить за 70-80 верст в г. Куляб. В городе большой скотопригонный двор с продажей рогатого и прочего скота. Определить торговый оборот рынка нет возможности, так как туземцы подозрительно относятся ко всякого рода справкам статистического свойства, какой бы области знания жизни и быта они не касались. Это возможно сделать, и то приблизительно, лишь чиновнику таможенного ведомства, лицу близко стоящему к администрации и более или менее хорошо знакомому с торговыми операциями рынка. Можно вкратце указать наличный состав лавок, постоянных торговых рядов.
2 больших «караван-сарая» для оптовой торговли купцов из г. Самарканда, Бухары и Термеза; строился в последнее время еще один новый громадный «караван-сарай», из чего можно только заключить, что торговля в крае развивается и не останавливается в своем росте. В караван-сараях продают исключительно мануфактуру российского производства, галантерею, шелка маргеланские и бухарские, кошмы, чай, сахар и железо. Универсальный магазин армянина заключает в себе всего понемногу, плохого сорта и по дорогим ценам. Лавки, как везде по Бухаре, расположены рядами по роду торговли, а мастерские по цехам: 3 лавки конской сбруи и шитья попон, да 1 лавка находится у кургана, где живет бек. Работа не особенно чистая, грубая в отделке, но дорогая по цене. Тут же из выделанной кожи бараньей или козлиной шьют желтые узбекские шаровары, расшитые разноцветными шелками затейливым рисунком. Кожаный товар местной кустарной выделки не высокого качества, несмотря на это, простенькая уздечка продается от 1 р. 50 коп., потники от 2 руб. 25 к., шаровары от 4 руб. 50 коп.
5 лавок красильщиков ниток «кабут»; 5 лавок с продажей шелковой, полушелковой и бумажной материи на халаты.
Лавок красного товару до 50 с платками, кумачом, коленкором, с шерстяным, суконным и пр. товаром. 5 лавок индусов с зеленым чаем, индийской парчой, кисеей, «дока». Дока, говорят, по ширине достигает до 3 аршин, но ее трудно достать, так как она является контрабандным путем; идет на чалмы и женщинам на покрывала по 1 руб. за аршин. В тех же лавках продают готовые халаты и тюбитейки, на разную цену, от 5 руб. и дороже за халат. 4 чай-ханэ с продажей клеверу и ячменя по будням, помимо своего прямого назначения; 2 парикмахерские, 4 кузницы (по 15 коп. с подковы), 5 лавок деревянных изделий, 8-9 лавок обуви, 2-3 гончарного производства, 5-6 лавок продажи масла; фруктовый ряд; навес для продажи зернового хлеба, ячменя, риса и пр.
В 12 час. дня в 48-50°R самый разгар торговли; от жары все изнемогают, одни торопятся продать, другие купить и уехать. Кулаки не трогаются с места, они хорошо знают психологию продавцов и момент, когда нужно выйти из положения безучастного зрителя. Когда наступит время, они вопьются, как вампиры, в изморившегося узбека и почти с боя вырывают у него задешево скот, хлеб и пр.
Заслуживает внимания лавка армянина с вином и водкой только «для себя». Бухарцы выселяют торговцев спиртом, и чтобы не лишиться возможности быстро нажиться, спекуляторам приходится вести свои дела весьма осторожно и с уловками. Эта лавка может служить примером того, что предметы русского фабрично-промышленного производства в большом спросе и идут ходко; Бухара прекрасный рынок сбыта российского производства, нужно лишь найти предпринимателей для развития торговли.
Здесь цены назначаются ad libitum, и возрастают они не столько от стоимости и дальности перевозки, сколько от произвола торговца, напр.: стеариновые свечи 1 ф. 45-50 коп., мыло 1 кусок 30-35 коп., когда ему красная цена 15 коп., спички 15-17 коп. пачка; бойко идет торговля черным чаем последнего разбора, сахаром, посудой, железом, фруктовыми водами, вином и духами.
Да, мыла и духи стали проникать в гаремы туземных красавиц, которые по употреблению косметики не отстают от европейских женщин; так как кокетство требует прежде всего самосозерцания, то грошовые зеркала в блестящих рамках расходятся в большом количестве; не редкость найти карманные зеркальца у седовласых или подкрашенных старцев.
Не перечисляя содержимого в лавке армянина, можно сказать только, что она заключает как предметы, необходимые в обиходе туземца, так и разные безделушки; на все есть спрос, и торговля преуспевает.
Указав вкратце на предметы торговли в гор. Кулябе и отметив факт развития ее, должен сказать, что при надлежащих мерах Кулябское бекство, как рынок, в недалеком будущем будет иметь громадное значение. Город же Куляб приобретет значение главного складочного места, а быть может, и места обмена производств соседних бекств и далекого Дарваза. Стоит только бросить взгляд на карту, чтобы понять всю выгоду положения Кулябского бекства к удобному пути по реке Пянджу от Термеза, особенно, если последний будет соединен с Чарджуем или Каганом железной дорогой [Теперь это осуществлено. - Ред.]. Прибрежная полоса и теперь проторена торговыми караванами, здесь пролегает самый удобный путь, проходимый даже экипажами; нужно устроить подъездной арбяной путь, ввоз товара удесятерится, и лишь от гор. Куляба, грузы пойдут вьюками в Бальджуанское, Каратегинское и Дарвазское бекство с населением до 200 тыс. душ. Прибавьте к проведению дорог правительственный телеграф, который, в свою очередь, будет обслуживать население и даст толчок к развитию торговли, а в этом насущная нужда, что можно доказать фактически. Как известно, в Бухаре исключительно обращается серебро «тенга» (15 коп.); какое теперь неудобство для коммерсанта везти весь груз серебра на несколько тысяч рублей, когда в 100 рублях - «тенег» 666. Купец не обеспечен от грабежа, когда каждый знает, что у него деньги в мешках на вьючной лошади, а бывает, что подати беки отправляют на нескольких лошадях и с громадным конвоем. Чтобы немного себя обеспечить, торговцы меняют серебро на русские бумажные деньги, и получается чудовищный лаж - на 100 рублей бумажных дают 108-110 руб. «тенгой» (серебром), и так пропорционально до 10 рублей. Этим обстоятельством пользуются переводчики и джигиты пограничной стражи; даже беки, и те не прочь поменяться с купцом. Следовательно, учреждение в Кулябе почтово-телеграфной конторы для купцов будет благодеянием, избавит их от страхов и убытков, а казне это обстоятельство даст доход.
Неоднократно в местных туркестанских газетах поднимался вопрос об открытии в больших торговых городах Бухарского ханства почтово-телеграфных отделений, ввиду острой нужды в этих полезных для края и доходных для казны учреждениях, но по высшим соображениям бухарцам и доныне предоставлено право самолично и своими средствами устраиваться как им заблагорассудится. Если подобная тактика протектората считается нормальной и заботы о русском культурном авторитете сведены к нулю, то стоит только пожалеть, что мы взяли на себя роль опекуна над Бухарой.
Занятия жителей так же разнятся, как и образ жизни двух главных составных его частей. Благодаря горным возвышенностям, изобилующим в достаточном количестве кормовыми травами, в бекстве развито скотоводство, которым исключительно занимаются кочевники. Стада баранов бродят по горам, поднимаясь до снежных полей и уходя за пределы бекства, в Бальджуан и Дарваз; косяки лошадей пасутся на плато Дашт-и-Тиряй, Дашт-и-Чагам; здесь же находятся косяки эмирских лошадей, состоящие в ведении бека; казии, ишаны и вообще богатый люд тоже являются обладателями большого количества скота, чем здесь и выражается зажиточность жителя: «у такого столько голов разного скота». В Кулябском бекстве не разводятся только верблюды, благодаря горному характеру края, если же караваны и идут в Куляб, то лишь летом, когда дороги по горам для них не являются непреодолимым препятствием. Таджики, те исключительно занимаются землепашеством, отчасти садоводством и немного огородничеством, ибо без моркови и лука немыслим порядочный плов, а дыни и арбузы летом являются разнообразием и подспорьем к скудной пище нетребовательного туземца. Пришлый элемент либо торговцы, либо темные аферисты и бродяги, как цыгане (люли). Шелководство и хлопководство в зачаточном состоянии, хотя по климатическим условиям и по избытку земли оно могло бы развиться в широких размерах, но дальнейшему развитию опять-таки мешает бездорожие и дальность. Кулябский полушелк, выработанный кустарным способом для халатов, считается первым по доброте, он превосходит гиссарский и ценится пара кусков по 9 арш. от 10-12 руб. Кустарным же способом ткут мастера хлопчатобумажные материи и шерстяные, грубое сукно (армячина), и катают кошмы.
Кишлаки Кулябского бекства по местоположению относительно высоты можно разделить на 3 категории: населенные пункты долин, возвышенностей и горные; как те, так и другие имеют неодинаковую физиономию, а по образу жизни, привычкам и национально-родовым особенностям населения различаются отчасти и формой постройки. Климатические особенности края, при несовершенстве местной архитектурной техники в различного рода жилищах, поражают человека холодом, жарой и избытком влаги, следствием чего являются болезни всякого рода, которые губительно отражаются на детях; среди них смертность во много раз выше, чем у русского крестьянского населения. Если не считать малярии, которая царит в этих местах не хуже чем в индийских джунглях и уносит немало жертв в разгар осенних полевых работ, то много найдется болезней, которым подвержен туземец и платится жизнью там, где более просвещенный люд спасается медикаментами и услугами врачей. Ревматизм от сквозняковых построек, грыжи от непосильных трудов с детского возраста, болезни глаз, парши и золотуха тоже калечат детей, среди которых нередко встречаются индивидуумы с непомерно развитой головой. К счастью, не встречались кишлаки, населенные прокаженными, или, как их зовут здесь, «махау» (все больные этой болезнью выселяются в одно место и имеют сношение с миром через выборного старосту), но зато сифилитики, или «мараз», населяют один кишлак в долине р. Кызыл-су, хотя туземцы не различают твердо, что проказа, а что сифилис. По отзыву одного туземца-знахаря, среди прекрасного пола сильно развиты женские болезни, и в этом нет ничего удивительного, так как нужно знать положение женщины в Бухаре, не столько «половины» мужа и матери семьи, как вьючного животного, на которое возложены все тяготы. Нужно только знать, при каких грубо-примитивных приемах появляется на свет новое существо, нужно видеть, как встряхивают роженицу по кошмам и заставляют поднимать тяжести, - и станет ясно, что даже вполне здоровая женщина рискует собой. Немудрено поэтому, что все женщины скоро старятся и ходят нетвердой поступью, согнувшись «в три погибели», в 25-30 лет. В недугах бухарцы предоставлены Единому Богу и себе, да знахарю, в большинстве случаев продавцу лекарственных трав и всяких ядовитых снадобий. Обыкновенно при болезни туземцы полагаются на волю Аллаха, дают отлежаться больному, который в лихорадке так же кушает фрукты и пьет сырую воду, как и здоровые; если больной выздоровеет, то принимается за работу, в противном случае придут плакальщицы, соберутся родные и знакомые из ближних и дальних кишлаков, и в ящике, покрытом белым коленкором, снесут покойника на ближайшее кладбище, оглашая окрестности заунывным криком.
Особенный вред приносит здоровью житье в долинах рек, где возделывается рис; люди здесь целое лето бродят по колено в загнившей воде. Здесь живет цвет земледельческого населения, зажиточный народ. Они все внимание сосредоточили на культуре риса, предоставив своим женщинам лишь огород и цветник, как забаву. От избытка влаги сады заросли сорными травами, это не благоустроенный сад, а дикая чаща, опутанная густой вуалью паутины, облепленная непрерывным слоем гнезд вредителей садов.
Такие кишлаки, как Хуль-баг (сырой сад), Кафтар-хана (голубиное гнездо) и пр., затерявшись в камышах, потонули в грязи и воде; вид скучный - заброшенного пустыря, так как днем здесь не встретишь ни одной живой души. Главная площадь рисовых полей расположена по р. Ях-су от кишл. Хан-абада и кончается у к. Пайтуха; затем поля перекидываются на дол. Кызыл-су, где они простираются от к. Тосс-кала до Арала по правому берегу и между к. Кадучи-Ханака по лев. берегу; здесь рисовые поля не так обширны, как на р. Ях-су и Пяндже, где они тянутся от к. Богорака до Чубек-Акмазар. В указанных местах средоточие запашек рисовых полей, сбор с которых кормит бекство и дает порядочный излишек.
Всего под посевами риса насчитывается не менее 2580 дес.; считая по 100 пудов чистого сбора, получается до 260.000 пудов; принимая на 1 чел. в день по ½ ф. риса, на все население бекства придется 234 т. п., - остаток образуется в количестве 27 т. пуд. В ур. Беш-арыке прекрасная лёссовая почва, но она лежит пока без употребления, за неимением рабочих рук, а быть может, и владельцев. Прежде эти земли все были обработаны, что и теперь видно по хорошо сохранившимся арыкам, межам и заборам, но со времени покорения Куляба бухарскими войсками, как говорят, эта земля не обрабатывается, а здесь набирается еще 2500 десятин вполне пригодных для посева риса и пшеницы.
Кишлаки на возвышенностях землепашцев-садоводов выглядят иначе. Здесь каждый дворик на виду, улицы широки и содержатся в большей чистоте, лишь боковые да задворки по-нашему антисанитарны, всюду груды навоза, но по-туземному воздух этот, говорят, здоров для человека. Сады содержатся в образцовом порядке, трава скошена, арыки вычищены, деревья все обмазаны в рост человека глиной, а ветви, отягощенные плодами, покоятся на подставках. Заборы, не подмываемые водою, все исправны, и для охраны от любителей чужой собственности сверху покрыты густым слоем колючки, обмазанной, в свою очередь, глиной с «саманом» (мелкая солома). В смысле благоустроенности и хорошего внешнего вида Сары-Чашминская долина служит образцом хорошего хозяйства: здесь, как на Украйне, чистенькие хуторки утопают в зелени садов. Туземец на лето строит в дальнем углу сада травяной шатер, где и проводит время целое лето, окарауливая добро не столько от людей, сколько от пернатых хищников, лакомок до фруктов. Вид жителя совсем не тот, что в долине. Там бухарец вечно мокрый, с засученными штанами, с кетменем (туземный заступ) в руках бродит по колено в воде, а здесь в чистом белом одеянии он лежит где-нибудь под сенью яблони и безмолвно любуется синевой неба; работа его чистая и приятная, он и сам доволен, а наскучит ему в саду, поедет он на бахчу в горы и, проходя грядами меж золотистых дынь и сочных арбузов, пощелкивает пальцем то один, то другой, удостоверяясь в их спелости.
А вот и горный кишлак. Прилепившись, как ласточкино гнездо, к бесплодной скале, кишлак сливается незаметно с общим фоном; если почва благоприятствует растительности, то кишлак окаймлен цепью дерев, а кой-где выдаются купой и жидкие рощицы; в противном случае такой поселок стоит, как глиняный горшок, без травы, куста и дерева.
Улицы, как мостовая благоустроенного города, чисты и гладки, естественный фундамент прочной горной породы обеспечивает жителям чистоту. Таковы кишлаки Ку-дара, Сет-дара: жители занимаются хлебопашеством, немного скотоводством, для удовлетворения своих потребностей, и разводят ишаков, как средство передвижения по горам. В то время как в долине строят дома каркасные [каркас - деревянный переплет дома, похожий на коробку с дверями и окнами, заполняемый или кирпичом, или глиняными колобками (туземный кирпич), потом обмазываемый глиной] и редко глинобитные, здесь в горах, при трудности доставки леса, сакли строятся из камня-плитняка и булыжников, все цементируется глиной и песком; главная балка по длине дома, поперечные жерди, покрытые циновками, камышом и обмазанные глиной, образуют крышу. Тип двухскатных крыш при постройке жилищ в бекстве не практикуется, хотя в верховьях реки Ях-су в Бальджуанском бекстве туземцы строят такие крыши, позаимствовав образец, очевидно, от обитателей русской колонии золотых приисков, а быть может, тип этот выработан и самостоятельно, так как севернее Куляба в указанном месте выпадают большие дожди и плоские крыши не защищают туземца от воды. Двускатные крыши наблюдаются и в Кара-тегине. Под крышей дома сделано несколько квадратных отверстий, заменяющих наши окна; они обыкновенно заставлены фигурчатыми деревянными решетками наподобие китайских и на зиму заклеиваются просаленной бумагой. Двери, грубо обтесанные и плохо пригнанные, из драгоценного чинара, еле держатся в деревянных же втулках и запираются цепочкой на кольцо винтовым замком - все изделия туземных мастеров. В мечетях и у богатых людей двери изукрашены рельефной резьбой. Среди виденных мною орнаментов попадались весьма аккуратно исполненные рисунки с соблюдением строгой симметрии узора, причем совсем не наблюдалось однообразия мотивов, а наоборот, творческая фантазия резчиков поражает оригинальностью и разнообразием вариантов даже одного рисунка. В исполнении же виньеток в рукописных книгах, туземцы, пожалуй, не отстали от заправских художников; между прочим мне удалось видеть весьма ветхую книгу у ша волости Роги, Кабут-ша караул-беги (чин), привезенную из Афганистана, где в красках была изображена, конечно, карикатурно, война мышей. У мусульман не принято изображать фигуры людей, и сия аллегория должна была изображать собою наверно какое-либо историческое повествование о воинственном народе. При встрече с такими хартиями глубоко сожалеешь, что не знаешь персидского языка.
Вода - главный нерв существования и благополучия; в бекстве не приходилось видеть где-либо колодцев, а потому все кишлаки расположены по берегам рек, ручьев, арыков и кое-где у источников. У бухарцев близость к воде имеет еще свою особую цель, у нас не преследуемую. Воду для домашних потребностей здесь носят в кувшинах женщины, а так как на женщину смотреть посторонним нельзя, тем более иноверцам, то чем ближе к дому вода, тем меньше опасности для женщины быть на виду и заболеть от дурного глаза.
Полукочевое и кочевое население, узбеки, переселившиеся в Бухару от Аральского моря, теперь тоже переняли обычаи бухарцев и закрывают своих женщин; живут узбеки в жилищах, смотря по обстоятельствам. Полукочевое - зимой ютится в полуразрушенных глинобитных саклях в долине, а летом в горах в не менее дырявых и скверных юртах; кочевники живут круглый год в юртах. В Кулябском бекстве не встретишь таких роскошных юрт с белоснежными кошмами, обвязанных яркоцветными ковровыми полосами с кистями, как у киргиз, положим, Семиречья; здесь юрты лишь слабое подобие таковых: черные, дырявые, прокопченные кошмы, волосяные веревки, матовые (бязь) полосы - такое жилище не защита от дождя и холода, а лишь плохенький зонт от палящих лучей солнца.
Значительно лучше устроены конусообразные камышовые жилища афганцев племени газара. Толстые стены из камыша, переплетенного накрест, перевязаны на высоте человеческого роста для прочности травяными жгутами; здесь же берет начало коническая крыша из того же материала; от земли на некоторую высоту такая юрта засыпана землей для устойчивости и для стока воды. Подобные жилища, как это ни странно, не сквозят, не пропускают воды и, как говорят, лучше держат тепло. Летом афганцы, как и узбеки, перекочевывают па возвышенности Дашт-и-Тиряй и на возвышенный берег р. Кызыл-су. Афганцы живут очень дружно, как и подобает жить на чужбине землякам, все за одного, один за всех, они не разбрасываются и на кочевках, а живут тесным кольцом у ручья против кишлака Кафтар Кульского амлякдарства. Огромные «семейственные» палатки из прочного материала вроде брезента служат им домом; вход палатки обращен на север.
Тесно сплоченная семья беженцев не дает неимущему погибнуть с голода, общественными средствами и силами она оказывает материальную и нравственную поддержку бедняку. В этом отношении глава племени газары Ишан-Саид-Фараддун-хан являет собою тип идеального благотворителя, правая рука которого не знает, что делает левая; он же является ходатаем и защитником интересов своих сородичей. Ишан пользуется громадным авторитетом также у катаган (узбеки, тоже выходцы из Афганистана). Одно его имя служит гарантией того, что пред посетителем широко отворятся двери гостеприимства, и бек не всегда найдет в себе решимости, чтобы отказать Ишану в какой-либо просьбе. Фараддун-хан вполне обеспеченный человек, он пользуется известной долей дохода своего племени, ему присылаются деньги, вещи и пр. как дань главе рода, из этих-то средств он и помогает. Нужно сказать, что между афганцами мне не приходилось видеть бедняков, все они одеты лучше бухарцев, а женщины и богато, и нарядно. В оригинальных афганских остроконечных туфлях, расшитых, золотом и серебром, в бархатных с галунами коротких куртках, наподобие черногорских безрукавок, афганцы сразу выделяются из пестрой толпы бухарцев. Женщины не так красивы, как мужчины: губы у них толсты и значительно выпячены, лица очень смуглы; на голове они носят кокошник, с бусами, монетами и лентами, а поверх легкий платок, белый у замужних или красный у девиц; этим платком они и закрываются от взоров посторонних мужчин. Насколько я мог заметить, афганцы религиознее таджиков-бухарцев; живя в Кафтаре, я наблюдал и тех, и других. Взрослые афганцы выстраиваются в одну шеренгу иногда в количестве 15-ти человек, они и молятся усерднее, и поклонов кладут больше и, припадая к земле коленопреклоненными, долго остаются в таком положении.
Цыгане «люли», как и их сородичи в Европе, бродят из конца в конец по бекству, промышляя знахарством, ворожбой и попрошайничеством. Как они относятся к чужой собственности, не могу сказать, знаю только то, что туземцы пренебрежительно относятся к ним, и слово «люли», обращенное к кому-либо, равносильно ругательству. Во всяком случае, цыган бухарцы не так преследуют, как своих евреев.
Цыгане имеют немного баранов и лошадей, но в самом ограниченном количестве; мужчины больше занимаются каким-либо ремеслом или бродят по базару, а женщины, те ходят по всем окрестным кишлакам, собирая доброхотные подаяния, не брезгуя ничем, все сваливают в одну торбу. Вся забота о семье и работа по дому, понятно, лежит на женщине, которую отец и муж не задумываясь продаст любителю.
Небольшая палатка из туземной «маты» (холст), где с трудом поместятся три человека, а встать совсем нельзя, служит жилищем неприхотливому номаду. Малые дети бегают голые и валяются в придорожной пыли и песке, как на перине.
Цыганки лиц не закрывают, за что их сильно порицают и совершенно не уважают бухарцы; подобным-то отношением они наверно и заставили узбеков позаимствовать от них этот уродливый обычай. Интересуясь бытом цыган, я провел у них на стоянке некоторое время; все мужское население походного кишлака собралось к палатке полукругом, были принесены лучшие кошмы, коврики, подушки; на сцену появились достархан [угощение], чай и изукрашенный чилим [кальян]; хозяйка закопошилась над варевом, от которого мы поспешили отказаться; гостеприимство им не чуждо. Одно только меня поразило: хозяин палатки, кивая в сторону женщин, жестом совершенно серьезно показал такой иероглиф, что мои спутники покатились со смеху; подобная мимика и жестикуляция вполне подтверждает мое мнение о невысоких нравственных качествах цыгана.
Узбеки едва ли не гостеприимнее, предупредительнее и услужливее, чем остальные туземцы; мне приходилось много сталкиваться со всеми, но об узбеках я вынес лучшее представление, так как у них все делается без предвзятой мысли. Приведу в пример подобный случай: однажды пришлось проезжать мимо заброшенного кишлака узбеков в самый жар. Как бы ни было жарко, я в поле сырой воды не пью, но в этот день не вытерпел и обратился к благообразному старику с просьбой дать мне напиться. Старик степенно, без всякого подобострастия, пригласил войти в саклю. По пути он дал какие-то распоряжения подвернувшемуся мальчугану, и тот понесся стрелой. На террасе поверх кошем настилались одеяла, клались подушки. Сначала нам подали прекрасный «айран» (кислое молоко, особым образом приготовленное) холодный как лед; в чашках принесли сметану, сливки и замечательно белый и вкусный хлеб, какого я не встречал раньше в моих скитаниях. Хозяин, извиняясь, что не имеет большего, просил обождать, пока приготовят чай, без которого, нужно сказать, немыслимо угощение и вообще прием кого бы то ни было. Через несколько минут действительно принесли чай в 10 чайниках (количество подаваемого - степень уважения к лицу и знак зажиточности) и гору горячих лепешек со сливочным маслом. Мы позавтракали на славу и, отказавшись от плова, распрощались. Хозяин проводил за околицу пешком. Любопытных не было, сам хозяин, сидя у входа, не притрагивался к пище и лишь по настоянию выпил чашку чаю.
Летом жизнь в кишлаках замирает; половина жителей выселяется на дачи, взрослые целый день в поле, а женщины по обыкновению прячутся. Если с иной и встретишься случайно на улице, то наведешь на нее такой панический страх, что она с криком бросается бежать и залетает в первую попавшуюся калитку, или сядет на землю, уткнувшись в забор лицом, и ждет ни жива ни мертва, пока проедут мимо нее, даже и тогда не остается спокойной, а пускается стремглав в обратную сторону. Никакие успокоения не действуют, наоборот, голос постороннего ее еще больше страшит.
Немало способствуют этой боязни слухи, с целью распускаемые туземцами, ревниво оберегающими женщин от «уруса», у которого якобы глаз дурной. Женщины сильно уверены в этом и маленького ребенка скорее закрывают платком, чем себя.
Бухарец-проводник, ленивый в поле, по кишлаку скачет впереди, он еще издали предупреждает женщин окриком «коч» (берегись), и те несутся со всех ног; кишлак замирает.
Мгновенно калитки запираются на запор. Страх передается, кажется, собакам и курам, и где только что гремел бубен, слышались звуки песен, где мелькали фигуры женщин, там становилось, как в пустыне, тихо и безжизненно. Сколько бы ни стучали бухарцы, калитки не отворялись, - все подавалось из-под подворотни.
Любопытство, однако, превозмогает страх; можно заметить, как в щелях забора одна пара любопытных глаз сменяется другой и робкий смех и шепот несется из-за стен. Если поблизости нет туземцев, то при стуке копыт из-за забора выскакивают женщины, а чаще девушки, и смотрят довольно храбро, лишь вскрикнув для приличия свое «эб-би», соответствующее нашему «ах»; но подобные случаи возможны только там, где русские появляются часто.
ОКОНЧАНИЕ