Персия при Наср-эд-Дин-шахе (10)
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г. - СПб., 1897. (Мисль-Рустем - псевдоним Меняева, одного из инструкторов Персидской казачьей бригады).
I. Дорога от Каспийского моря до Тегерана. II. Столица Персии Тегеран. III. Перс и его жизнь. IV. Женщины в Персии. V. Наср-Эдин-шах. VI. VII. Салам (шахский выход). VIII. Правители и наказание в Персии. IX. Тамаша и персидские публичные развлечения. X. Тазие - священные мистерии. XI. Персидская пехота. XII. Артиллерия. XIII. Кавалерия. XIV. Персидская казачья бригада. XV. Любопытные окрестности столицы. XVI. Обо всем, о чем не было сказано в предыдущих главах.ОЧЕРК X-й
Тазие - священные мистерии
Устройство тазие. - Тазие в Тегеране. - Размещение зрителей. - Актеры. - Рузе. - Выходы синезенов. - Прославление шаха. - Пролог - прохождение всей труппы. - Самые действия мистерии: битвы и смерть святых. - Катль. - Процессии по улицам.
Самоистязатель с мечом (участник обряда татбир
в день Ашуры). Здесь и далее фото А. Севрюгина
Рассказав в предыдущей главе о домашних представлениях и на площадях, и вообще о тамашах, я перехожу теперь к описанию собственно священных мистерий, т. е. к тамаше (зрелищу) религиозного характера. Оно дается в память священных событий в течение поста, месяца Мухарема, и называется «тазие». Здание же или помещение, где оно происходит, называется «такие» (что значит «приют»).
Тазие - шиитская мистерия
В деревнях тазие устраиваются на открытом воздухе, около мечети или за селением на площади; в городах - на дворах ханов, под огромными шатрами, а в Тегеране, столице Персии, в огромном каменном помещении, где я сам их видал, почему имею возможность говорить о них по личному наблюдению.
Всего не опишешь: так много интересного, разнообразного и величественного рядом с комическим, хотя это последнее заметно только не фанатику - европейцу. Месяц Мухарем - месяц траура и плача для Персии: в этом месяце был убит имам Хусейн, сын Али, с родственниками, о которых и плачут персы в этот месяц и в память его убиения устраивают мистерии, т. е. целые фантастические сцены с музыкой и пением. В продолжение этого месяца все женщины ходят в черных чадрах, а мужчины в черных одеждах. В некоторых местах вывешиваются траурные черные флаги. Вообще, настроение народа постное, и нередко можно встретить людей с заплаканными глазами.
Тегеран. Бадгир (ветряная башня) и Такийе-йе-доулат
Место, где происходит в Тегеране шахское тазие (мистерия), представляет огромное, высокое, в несколько ярусов, круглое здание из кирпича и цветных изразцов с узорами, но без потолка; во время Мухарема потолок заменяет парусинный верх, натягиваемый на все здание в виде купола на стоящие всегда крестообразно стропила. Площадь внутри здания более 200 шагов в диаметре; в стенах внутри здания устроены открытые вовнутрь ложи без барьеров, т. е., вернее, комнатки в несколько ярусов, откуда и смотрит на мистерии интеллигенция; простой же народ находится внизу, т. е. в партере, вокруг круглого среди площади возвышения «тахте», на котором и происходит представление. Возвышение это вышиною в 1½ аршина и диаметром шагов в 50; между публикой и им оставляется еще проход для артистов и животных, участвующих в представлении.
Такийе-йе-доулат (интерьер)
На время представлений мистерии внутренность этого здания украшается массой ламп, фонарей, зеркал и шалей, так что блеск и освещение полные, и даже над срединой вешается фонарь Яблочкова, который зачастую упрямится освещать сцену. С одной стороны здания помещается ряд лож для гарема шаха, которые все завешаны сквозными жалузи, так что помещающихся в ложах нельзя лицезреть, тогда как из ложи видно всю сцену. Шахская ложа открыта и помещается под ложами гарема.
Ближе к кругу, в партере, помещаются женщины, многие с грудными ребятами, которые садятся прямо на каменный пол или же на принесенные ими самими маленькие скамеечки; сзади них стоя помещаются мужчины. Порядок, чтобы женщины садились плотнее друг к другу и чтобы вообще не было шуму, поддерживают шахские фераши (слуги), в красных мундирах, с хворостинами в руках, при помощи которых они без церемонии усмиряют непокорных. Во время представлений вы нередко услышите звуки наподобие завывающего ветра: это ревут растроганные женщины и их поддерживают вздохами и всхлипываниями мужчины; они плачут по несчастным, изображаемым на сцене. Во время антрактов и до начала мистерии между публикой шныряют «сака» - водоносы, которые и предлагают ей для освежения выпить воды. Под впечатлением зрелища зрители входят в такой экстаз, что женщины в увлечении открывают свое «личеки» (покрывало на лице), и тогда можно вполне ими любоваться. В ложах интеллигенции подают в течение представлений кальян, кофе, фрукты и сладости, и сановные персы охотно приглашают к себе в ложи европейцев, только просят при этом не смеяться, если вам и покажется что-либо, по нашему мнению, смешным. Однажды англичане позволили себе смеяться над мистерией, и их преспокойно выгнали. Подобные зрелища всегда переполнены и собирают десятки тысяч людей, которые хотя и держат себя чинно, но своим говором производят гул, отчего самая картина собравшейся публики весьма оригинальна и, если можно так выразиться, внушительна: все чего-то ждут особенного, нервы у всех видимо напряжены, как будто сейчас предстоит что-то ужасное, страшное; невольно и сам подчиняешься такому настроению.
Такийе во время представления
Прежде чем начать описание хода и содержания самой мистерии, я должен сказать, что роль женщин, святых, духов и т. д. исполняют мальчики или даже мужчины с завешенными лицами и непременно с тонкими женскими голосами. Суфлеров нет; многие артисты, которые не могут запомнить свои роли, держат в руках свитки и, раскручивая их постепенно, просто читают нараспев то, что им нужно говорить. На кругу сцены, устланном коврами, где происходит самая мистерия, стоят без церемонии режиссеры с палочками, которыми и управляют всем ходом мистерии. Вообще, все мужчины в публике и актеры - с открытой грудью, по которой немилосердно бьют себя во время возгласов: «О Хусейн, о Хасан!» Я еще не упомянул, что в одном из углов такие помещается мимбар, т. е. высокая кафедра, на которой мулла или сеид рассказывает сначала о несчастиях Хусейна рузе (страсти), стараясь до представления настроить известным образом публику; если же ему не удастся этого достичь и она не зарыдает как следует, то, говорят, муллы иногда начинают прямо ругать публику за то, что она остается бесчувственною. Представления продолжаются 10 дней подряд. Так как первые 10 дней Мухарема более чтимы, то шахское тазие происходит в первые 10 дней, два раза в день, после полудня и вечером, после заката солнца.
Теперь приступаю к описанию самой тазие - мистерии. Перед каждым представлением делают сперва выходы синезенов, т. е. людей, которые бьют себя по открытой груди, иногда так сильно, что на ней наконец появляются опухлости и раны. Эти выходы делаются, так сказать, корпорациями, а впереди каждой из них несут покрытое трауром знамя, с изображением согнутой руки Али вверху. Каждая корпорация становится по окружности круга тахте, лицом к публике. На тахте влезают певцы или запевалы, песни которых начинаются с припевом «о Хусейн, о Хасан» или «вай Хусейн, вай Хасан», причем они неистово бьют себя по открытой груди так сильно, что в воздухе стоит гул; публика же в это время следует их примеру, бьет себя тоже в грудь и рыдает. После этого синезенов поят шербетом, каждая корпорация уходит и сменяется другою. Еще до выхода корпораций, следует сказать, на тахте выступают певцы и режиссеры, одетые в богатые халаты, и поют гимны в честь шаха Наср-Эдина и его рода. Выход корпораций обыкновенно начинается ферашами - слугами шаха, одетыми в красные кафтаны с открытою грудью и в длинных чулках. Их сменяет сначала корпорация евнухов, затем замбурекчи (чины верблюжьей артиллерии), которые бьют себя в голую грудь гладкими каменьями. Далее, подскакивая, следует корпорация голых до пояса арабов, с цветными полосатыми шарфами на головах, и т. д. Каждая корпорация обходит три раза вокруг тахте и, достаточно поколотив себя с возгласами в грудь и выпив шербета, уходит.
Наконец начинается и самый пролог к представлению: до сего же времени был, так сказать, только пролог к прологу. Самый пролог состоит в том, что вся труппа артистов выходит за корпорациями и обходит тахте три раза, а затем скрывается.
В прологе впереди всех идет оркестр шахской духовой музыки, в прусских касках и мундирах австрийского покроя, играющий персидские мотивы (едва ли во время Хусейна были уже изобретены прусские каски…). За ними следуют по два в ряд «сакка», водоносы, с кожаными мешками воды на плечах. Далее в белых каленкоровых одеждах, с саблями и кинжалами в руках, следуют давшие обет пролить кровь за Хусейна. За ними войска, изображающие войска царя неверных. Вслед за тем, на чудном шахском коне, разукрашенном в золото и серебро, сам царь неверных Йезид, враг имама Хусейна, а с ним и убийца Хусейна, предводитель Шемр, в латах и шлеме. Публика при виде его воспаляется гневом, шлет ему громкие проклятия и иногда показывает даже кулаки. За ними - разные второстепенные артисты пешком и верхом. Потом вереница мулов и верблюдов, на которых сидят женщины и дети, - это мученики, родственники Хусейна (женщин изображают всегда мужчины с закрытыми лицами). Далее, на красивом шахском коне, красавец Казим, сын Хасана, племянник Хусейна, и Али-Абкар, сын Хусейна, при виде которых все начинают рыдать. Еще на лучшем коне едет имам Хусейн - сын Али, в зеленом тюрбане (цвет пророка) и белом дорогом халате. При его появлении присутствующие еще сильнее начинают бить себя в грудь, рыдать и восклицать: «О Хусейн! о Хусейн! несчастный Хусейн!» Во все это прохождение музыка гремит немилосердно, а главные артисты, Шемр и Али-Абкар, что-то восклицают громкими голосами, вызывая друг друга на бой.
За этим прохождением начинается пьеса, изображающая мусульманскую историю от выезда Хусейна из Мекки до его смерти. Пьеса эта варьируется на множество ладов, но я передам ее в главных и общих чертах. Содержание ее следующее: приезжает из Мекки сам имам Хусейн со своими родственниками, надо подразумевать, в пустыню, гонимый своими врагами: за ним следуют и женщины его семейства. Хусейн плачется на свою судьбу и на безводье; семья и приближенные утешают его. Он получает вести от гонца, что где-то убит его сын (общее рыдание); в то же время ему приносят воду пустынники и он их благословляет (опять плач). Наконец является преследующий его Шемр с войском, который и встречает отпор со стороны Аббаса, брата Хусейна, и его приближенных, из которых многие падают под ударами Шемра. - Вот, собственно, первое действие; в нем, между прочим, замечательно то, что хотя место действия, по объяснению персов, должно подразумевать пустынным, сам Хусейн, однако, в это время жалуется, сидя на золотом кресле; между тем персы, как известно, сидят обыкновенно на земле, даже дома, а тем более в пустыне. Все содержание пьесы поется - конечно, плачевными голосами и речитативом, причем во все время слышны рыдания публики, повторяющей возгласы: «О Хусейн! о Хусейн!» Между тем все семейство, окружающее имама Хусейна, продолжает плакать о своей судьбе и трогательно, с рыданиями, попрощавшись друг с другом, ложится спать, укрывшись шалями (публика в это время тоже рыдает). Вдруг к Аббасу, надо подразумевать, во сне, является какой-то святой, говорят - архангел Гавриил, с закрытым лицом, в белой одежде, и возвещает «шагадет» - мщение. Тогда Аббас встает, садится на коня и едет навстречу Шемру, который появляется с войском вокруг тахте; затем все они исчезают за занавес (откуда выходят актеры). Над остальными спящими являются приближенные и родственники Хусейна, которые, осыпая себе саманом (рубленой соломой) голову в знак сильного горя (саман заменяет песок пустыни), рыдают и голосят. Вся публика тоже рыдает. Наконец многие из спящих родственников-мужчин просыпаются и, не найдя Аббаса, скачут за ним на битву (тоже за занавес). Затем вокруг тахте несколько раз проскакивают конные люди, с криками и страшными жестами: тут и Шемр, тут и Аббас, тут и другие всадники, что должно изображать битву. Аббас возвращается к имаму Хусейну, где снова застает опять плач и рыдание, так как весь стан страдает от безводия и просит достать им воды. Аббас снова прощается с рыданьями со всей семьей и с Хусейном, который вручает ему мешок, «тулухче», для воды и знамя, после чего тот уезжает при общем плаче на битву, чтобы отбить у неприятеля воду (общие при прощании и отъезде страшные рыдания). Перед отъездом Аббас увещевает всех не отчаиваться. Опять изображение вокруг тахте битвы, и в заключение несут труп Аббаса, за которым следуют родственники и сам полководец, убийца Шемр (общее оглушительное рыдание в публике). Все скрываются с тахте. Этим, должно быть, действие и оканчивается и начинается следующее.
На тахте появляется имам Хусейн со своим семейством и, после сетований и плача на свою судьбу, благословляет 2-х сыновей Зейнабы (своей сестры) на битву. Они уезжают, и все их оплакивают. Изображается битва, в виде скачущих вокруг тахте людей, и на нее наконец вскакивают оба сына Зайнабы, пронзенные стрелами. Они одеты в костюм, на который приделана масса древок от стрел, как будто они вошли в тело. Их преследует Шемр; они просят защиты у Хусейна, который с обнаженным мечом кидается на защиту. Они опять садятся на коней и подвергаются преследованию Шемра с езидами (общие рыдания). Вслед за тем просится также в битву Али-Абкар, сын Хусейна; его сначала не пускают, плачут и уговаривают не ехать; справляют его свадьбу, но несмотря ни на что, он все таки уезжает, поручив своих близких имаму Хусейну (общие рыдания). Опять вокруг тахте битва, и через некоторое время к имаму является Али-Абкар, тоже весь пронзенный стрелами; обнявшись и поплакав со своими родственниками, он отправляется снова в битву с езидами, стоящими вокруг тахте. Сражающиеся исчезают. Тогда является какой-то дух в белом к самому имаму Хусейну и возвещает ему «шагадет» - мщение, за Али-Абкара и других. Хусейн перепоясывается мечом и уезжает в битву сам. Его сопровождает общее рыдание и возгласы. Все исчезают с тахте. Затем происходит весьма трогательная сцена, действующая сильно на нервы. Появляется траурное шествие: впереди несут свечи, ведут в траурных убранствах, с натыканными стрелами и с кровавыми пятнами на попонах, лошадей, а за ними несут Али-Абкара, еле живого, трупы сыновей Зейнабы, за ними едет имам Хусейн и все его приближенные. Трупы складывают на тахте, а окружающие над ними рыдают, причитают и посыпают себе голову саманом в знак глубокой печали. Публика так входит в экстаз, что вся громко рыдает. Этим рыданием персы оценивают игру актеров: чем лучше сыграно, тем больше рыданий. Нужно сказать, что многое изображается, на взгляд европейца, далеко не правдоподобно, но на лицах всех присутствующих печаль и слышны возгласы и рыдания целой толпы, уподобляющиеся завыванию ветра; невольно и европеец подчиняется тяжелому впечатлению, и, по моему мнению, ничего не представляется особенно смешным в этой мистерии, как находят это англичане. Обстановка богатая тканями и блеском; печаль и горе изображаются естественно, и если у артистов встречаются недостатки, то нужно помнить, что мы видим это в Азии, где нет ни театральных школ, ни консерваторий.
Если читатель подумает, что в течение 10 дней Мухарема изображается только вышеописанное, то он ошибется. Я рассказал только около половины содержания мистерии. Дальше идет в том же роде. Сын брата имама Хусейна, Хасана, Казим, хочет ехать на битву с полководцем езидов, который является на сцену и вызывает их. Казима уговаривают родственники не делать этого, но он непоколебим; тогда мать Казима решается перед отъездом женить его на Фатьме, думая удержать этим от его намерения. Хусейн же одобривает и благословляет его. Начинается свадьба, является музыка, цветы и т. д.; но вот несут почему-то трупы Али-Абкара, Аббаса и др., из них некоторые обезглавлены; все начинают рыдать и оплакивать трупы убитых. Мать Али-Абкара поднимает его окровавленную одежду перед публикой и отдаете ее, причитая, невесте (общее надрывающее рыдание публики). Казима и невесту облачают в свадебные одежды; имам Хусейн благословляет их под явившимся на тахте балдахином. В это время у тахте показывается вторично полководец езидов и вызывает Казима на битву. Начинается общее с Казимом прощание; он даже прощается с трупами, при общем рыдании и возгласах, затем, получив благословение имама Хусейна, уезжает за предводителем езидов на битву, и все со сцены исчезают.
Далее нужно подразумевать место действия в столице халифа езидов, так как на тахте является новая обстановка. Он сам, больной, лежит на железной двухспальной кровати XIX столетия, поставленной на возвышенности; около него толпятся доктора (хекимы) и приготовляют ему лекарства. Он говорит, однако, что не выздоровеет, пока не увидит головы имама Хусейна, при этом даже сердится на старшего хекима и, кажется, велит его казнить. Обстановка и костюм вокруг него богатые, восточные, кругом рабы и приближенные. Ему докладывают, что приехал «франги ильчи», т. е. европейский посланник; он приказывает принять. Идет хор музыки, за ним несут множество подарков на головах, ведут заводских лошадей, а за ними едет сам ильчи (посланник), в прехорошеньком европейском экипаже «à la doman», с форейтором-жокеем. Ильчи вылезает перед халифом. Но тут поневоле является улыбка даже у многих персов, хотя они и настроены религиозно. Актер, изображающий посланника-европейца, весьма смешон: гримирован он какой-то обезьяной, с пробритой бородой, на кривых колесом ногах, на которых одеты белые штаны с галуном и огромные европейские сапоги, с широчайшими ботфортами; мундир на нем, т. е., вернее, фрак, обшитый галунами и золотом, с массой орденов; на груди виднеется персидская рубашка, но с приделанными к ней белыми жабо; на руках нитяные перчатки, с длиннейшими пальцами, а на голове трехуголка, поминутно падающая с головы, а потому одеваемая второпях то вдоль, то поперек. Вообще, фигура посланника карикатурна, и движения - пародирующие европейские. Он говорит приветственную речь и садится около халифа. Тут является полководец Шемр и объявляет, что война окончена, имам Хусейн убит, голова его принесена и все его семейство взято в плен (общее рыдание и биение в грудь). Халиф велит вести к себе через базар все семейство имама и нести его и других отрубленные головы. Начинается шествие пленного семейства имама Хусейна на верблюдах, под конвоем. Впереди хор музыки, за ними связанные пленные рабы имама, а за ними несут на копьях пять голов: Хусейна, Аббаса, Али-Абкара, Казима и Абдуллы. Шествие замыкает войско. При появлении голов и семейства имама, в публике начинаются надрывающие вопли и возгласы и даже проклятия по адресу халифа езидов, чем сильно возбуждают экзальтацированную толпу… Наконец их высаживают на тахте, сцену; они садятся в кружок и начинают свои рыдания; Шемр же в это время представляет поочередно головы халифу. Родственник имама, Хусейн, проклинает халифа, за что тот велит его тут же убить; но его упрашивают пленные и даже обращаются с просьбами заступиться к ильчи - посланнику; но несмотря на просьбы последнего, халиф остается неумолим. Тогда посланник начинает сердиться, отворачивается от халифа, проклинает его, бьет себя по треугольной шляпе, посыпает саманом, плачет над головой имама, и наконец заявляет, что делается последователем учения Али. Затем появляются в белых дорогих облачениях тени Али и Хусейна и утешают свое семейство; после чего везут тело Хусейна, а перед ними траурных его лошадей со стрелами и шашками на попонах. Эта процессия при общих рыданиях обходит сцену и скрывается. Плач и рыдания достигают высшей апогеи. Этим на этот раз и кончается действие. Иногда в течение тазие выносят тело Хусейна, и оплакивать его являются тени Магомета, Али, даже Исы, т. е. Иисуса Христа, которого персы считают четвертым калифом. Это, конечно, все делается для большего возбуждения фанатизма.
Но вот настает последнее действие, в предпоследний день всей мистерии. Это изображение смерти самого Хусейна, о котором возвещал Шемр калифу езидов. На сцену является сам Хусейн; на тахте валяются чучела, изображающие тела убитых его родственников; он плачет над ними и ложится спать. Тогда над ним появляются духи и оплакивают его; наконец является сам Шемр - полководец, будит его и вызывает на бой. Между ними длинные диалоги, где Хусейн упрекает Шемра, а тот советует ему покориться. Женщины Хусейна рыдают (как и вся публика) и уговаривают его не идти на бой, но он решается драться, одевается и уезжает за Шемром. Общий плач. Со сцены все удаляются, но вот снова выбегает Хусейн, покрытый стрелами, за ним Шемр с войском, которое преследует Хусейна, творящего молитву; женщины стараются защитить его, но езиды берут их в плен и грабят, а Хусейн умирает. При общем плаче и рыдании, тело его и пленное семейство обвозят вокруг тахте. Тем и кончается тазие.
На утро 10 дня, в Катль, персы опять собираются и, попев в честь Хусейна и всех мучеников стихи, наносят себе в честь его удары острыми кинжалами и шашками по голове, отчего все их белые одежды обливаются потоками крови. В этот день те, которые решились в честь святых пострадать, являются без шапок и в длинных белых одеждах.
Рассказав все, насколько я понял и что удалось видеть, о духовной мистерии, я должен для полности прибавить, во-первых, что все мною рассказанное растягивалось на 10 дней представлений, во-вторых, что все это варьируется в каждом тазие на разные образцы - во многих убавляется, в других прибавляется, но смысл приблизительно остается все тот же, хотя более точно и подробно описать все сцены мистерии я и не в состоянии. Затем, все, как я выше сказал, происходит на кругу без всякой обстановки и декораций, вследствие чего многое нужно подразумевать. Со стороны исполнения уважаемый читатель не должен воображать, что артисты поют как итальянские певцы или наши знаменитости: все поется самым печальным, монотонным голосом или прямо читается нараспев, зачастую с ролями в руках. Голоса езидов, Шемра и прочих врагов всегда изображаются более неприятными, т. е. крикливыми, грудными, чтобы больше действовать на публику. Жесты, костюмы и обстановка хотя могут показаться европейцу смешными и не в духе того времени, к которому относятся события мистерии, но все вообще изображается с такой роскошью и с таким увлечением, что невольно и европеец на время может увлечься исполнением мистерии и, пожалуй, растрогаться.
В предпоследний день тазие, в шахском такие, шах осчастливливает все ложи интеллигенции своим посещением, за что ему все осчастливленные, при его входе в ложу, преподносят деньги в бешкеш. В последний день Катль - день убийства, утром, когда многие сотни персов собрались в такие и порезали себе головы в честь имама, толпа валит из такие на улицу и, разделившись на корпорации, отправляется толпами, где, на ходу останавливаясь, кричит: «О Хусейн! о Хасан!» и наносит себе беспощадно раны. Чтобы две корпорации такие не встретились на одной улице, по приказанию властей назначаются вожаки или, так сказать, главари для каждой корпорации, которые и условливаются ходить по известным только улицам, чтобы не встретиться, в противном случае, если они столкнутся, то ни одна из них не уступит дороги, и тогда перережут друг друга. Многие европейцы, боясь встретиться с подобной толпой, не выходят в эти дни на улицу; но я выходил и много встречал фанатиков, но могу сказать смело, что хотя они в это время и фанатически настроены, но если вы дадите им дорогу и встанете к стороне, то они вас никогда не заденут, а многие, узнав вас, раскланяются с добродушной улыбкой, как будто хвастая своими действиями.
Ашура в Тегеране
Многие говорят, что персы только для вида себя немного ранят и размазывают платье кровью, но я это опровергаю, наблюдая их в течение шести лет; некоторые доходят до исступления, наносят себе раны по голове и иногда около шеи; я сам видал, как некоторые падали от потери крови. Но всегда при таких режущих партиях находятся благоразумные персы с палочками, которые они и подставляют между головой и кинжалом, когда видят, что фанатик хочет сильно себя поранить, и тем ослабляют силу удара. В этот день у многих домов становятся кадки с шербетом, т. е. сладкой водой, чтобы утолить жажду режущихся в честь имама. Режутся персы не только сами, но режут головы и своим детям-мальчикам, которых они носят с собою в процессии по улицам. Вообще, вид таких процессий отвратителен и чересчур дик; это сознают сами интеллигентные персы. Однако и сам шах не в силах запретить уличные безобразия, так как все принимавшиеся по его приказанию меры ни к чему не привели, - только из интеллигенции редко кто теперь режется.
Ашура. Скорбное шествие, сопровождающееся самоистязанием
Процессии в последний день тазие являются непременно по очереди перед полицией, т. е., вернее, перед тюрьмою, и там требуют криками, чтобы им освободили такого-то преступника. Это напоминает нам известный обычай из священной истории иудеев, требовавших в известный праздник освобождения Варравы, а не Иисуса, согласно предложению Пилата. Полиция знает этот обычай и всегда накануне этого дня прячет важных преступников подальше, куда-нибудь в горы, и по требованию толпы отвечает, что такого-то нет, и даже дает представителям толпы осматривать тюрьму, но выдает им зато двух-трех мошенников, посаженных только вчера за безделицу. Нафанатизированная толпа, если ей не дать удостовериться, что такого-то преступника нет, в состоянии разнести всю полицию и тюрьму. Я знаю, что в мое время полицеймейстер, граф М., накануне этого дня ловил всех бродяжек и даже платил им сам, чтобы только было больше кого выдавать нафанатизированным процессиям. Освобожденного таким образом мошенника толпа одевает, ведет в баню, обмывает, и затем, гордяся, что его освободила, возит на катыре (лошаке) по городу в своей процессии. Но я был свидетелем и таких случаев, когда родственникам не удавалось найти в месте заключения того, кого они стремились освободить, и в отчаянии они наносили себе такие раны, что их поднимали едва живыми.
От ран, наносимых себе на голове, персы вылечиваются очень легко. На другой же день, побывав в бане, натерев чем-то голову и затянув ее туго платком, они скоро восстановляют свой прежний вид, и на многих поранениях остаются только незначительные шрамы.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
I. Дорога от Каспийского моря до Тегерана. II. Столица Персии Тегеран. III. Перс и его жизнь. IV. Женщины в Персии. V. Наср-Эдин-шах. VI. VII. Салам (шахский выход). VIII. Правители и наказание в Персии. IX. Тамаша и персидские публичные развлечения. X. Тазие - священные мистерии. XI. Персидская пехота. XII. Артиллерия. XIII. Кавалерия. XIV. Персидская казачья бригада. XV. Любопытные окрестности столицы. XVI. Обо всем, о чем не было сказано в предыдущих главах.ОЧЕРК X-й
Тазие - священные мистерии
Устройство тазие. - Тазие в Тегеране. - Размещение зрителей. - Актеры. - Рузе. - Выходы синезенов. - Прославление шаха. - Пролог - прохождение всей труппы. - Самые действия мистерии: битвы и смерть святых. - Катль. - Процессии по улицам.
Самоистязатель с мечом (участник обряда татбир
в день Ашуры). Здесь и далее фото А. Севрюгина
Рассказав в предыдущей главе о домашних представлениях и на площадях, и вообще о тамашах, я перехожу теперь к описанию собственно священных мистерий, т. е. к тамаше (зрелищу) религиозного характера. Оно дается в память священных событий в течение поста, месяца Мухарема, и называется «тазие». Здание же или помещение, где оно происходит, называется «такие» (что значит «приют»).
Тазие - шиитская мистерия
В деревнях тазие устраиваются на открытом воздухе, около мечети или за селением на площади; в городах - на дворах ханов, под огромными шатрами, а в Тегеране, столице Персии, в огромном каменном помещении, где я сам их видал, почему имею возможность говорить о них по личному наблюдению.
Всего не опишешь: так много интересного, разнообразного и величественного рядом с комическим, хотя это последнее заметно только не фанатику - европейцу. Месяц Мухарем - месяц траура и плача для Персии: в этом месяце был убит имам Хусейн, сын Али, с родственниками, о которых и плачут персы в этот месяц и в память его убиения устраивают мистерии, т. е. целые фантастические сцены с музыкой и пением. В продолжение этого месяца все женщины ходят в черных чадрах, а мужчины в черных одеждах. В некоторых местах вывешиваются траурные черные флаги. Вообще, настроение народа постное, и нередко можно встретить людей с заплаканными глазами.
Тегеран. Бадгир (ветряная башня) и Такийе-йе-доулат
Место, где происходит в Тегеране шахское тазие (мистерия), представляет огромное, высокое, в несколько ярусов, круглое здание из кирпича и цветных изразцов с узорами, но без потолка; во время Мухарема потолок заменяет парусинный верх, натягиваемый на все здание в виде купола на стоящие всегда крестообразно стропила. Площадь внутри здания более 200 шагов в диаметре; в стенах внутри здания устроены открытые вовнутрь ложи без барьеров, т. е., вернее, комнатки в несколько ярусов, откуда и смотрит на мистерии интеллигенция; простой же народ находится внизу, т. е. в партере, вокруг круглого среди площади возвышения «тахте», на котором и происходит представление. Возвышение это вышиною в 1½ аршина и диаметром шагов в 50; между публикой и им оставляется еще проход для артистов и животных, участвующих в представлении.
Такийе-йе-доулат (интерьер)
На время представлений мистерии внутренность этого здания украшается массой ламп, фонарей, зеркал и шалей, так что блеск и освещение полные, и даже над срединой вешается фонарь Яблочкова, который зачастую упрямится освещать сцену. С одной стороны здания помещается ряд лож для гарема шаха, которые все завешаны сквозными жалузи, так что помещающихся в ложах нельзя лицезреть, тогда как из ложи видно всю сцену. Шахская ложа открыта и помещается под ложами гарема.
Ближе к кругу, в партере, помещаются женщины, многие с грудными ребятами, которые садятся прямо на каменный пол или же на принесенные ими самими маленькие скамеечки; сзади них стоя помещаются мужчины. Порядок, чтобы женщины садились плотнее друг к другу и чтобы вообще не было шуму, поддерживают шахские фераши (слуги), в красных мундирах, с хворостинами в руках, при помощи которых они без церемонии усмиряют непокорных. Во время представлений вы нередко услышите звуки наподобие завывающего ветра: это ревут растроганные женщины и их поддерживают вздохами и всхлипываниями мужчины; они плачут по несчастным, изображаемым на сцене. Во время антрактов и до начала мистерии между публикой шныряют «сака» - водоносы, которые и предлагают ей для освежения выпить воды. Под впечатлением зрелища зрители входят в такой экстаз, что женщины в увлечении открывают свое «личеки» (покрывало на лице), и тогда можно вполне ими любоваться. В ложах интеллигенции подают в течение представлений кальян, кофе, фрукты и сладости, и сановные персы охотно приглашают к себе в ложи европейцев, только просят при этом не смеяться, если вам и покажется что-либо, по нашему мнению, смешным. Однажды англичане позволили себе смеяться над мистерией, и их преспокойно выгнали. Подобные зрелища всегда переполнены и собирают десятки тысяч людей, которые хотя и держат себя чинно, но своим говором производят гул, отчего самая картина собравшейся публики весьма оригинальна и, если можно так выразиться, внушительна: все чего-то ждут особенного, нервы у всех видимо напряжены, как будто сейчас предстоит что-то ужасное, страшное; невольно и сам подчиняешься такому настроению.
Такийе во время представления
Прежде чем начать описание хода и содержания самой мистерии, я должен сказать, что роль женщин, святых, духов и т. д. исполняют мальчики или даже мужчины с завешенными лицами и непременно с тонкими женскими голосами. Суфлеров нет; многие артисты, которые не могут запомнить свои роли, держат в руках свитки и, раскручивая их постепенно, просто читают нараспев то, что им нужно говорить. На кругу сцены, устланном коврами, где происходит самая мистерия, стоят без церемонии режиссеры с палочками, которыми и управляют всем ходом мистерии. Вообще, все мужчины в публике и актеры - с открытой грудью, по которой немилосердно бьют себя во время возгласов: «О Хусейн, о Хасан!» Я еще не упомянул, что в одном из углов такие помещается мимбар, т. е. высокая кафедра, на которой мулла или сеид рассказывает сначала о несчастиях Хусейна рузе (страсти), стараясь до представления настроить известным образом публику; если же ему не удастся этого достичь и она не зарыдает как следует, то, говорят, муллы иногда начинают прямо ругать публику за то, что она остается бесчувственною. Представления продолжаются 10 дней подряд. Так как первые 10 дней Мухарема более чтимы, то шахское тазие происходит в первые 10 дней, два раза в день, после полудня и вечером, после заката солнца.
Теперь приступаю к описанию самой тазие - мистерии. Перед каждым представлением делают сперва выходы синезенов, т. е. людей, которые бьют себя по открытой груди, иногда так сильно, что на ней наконец появляются опухлости и раны. Эти выходы делаются, так сказать, корпорациями, а впереди каждой из них несут покрытое трауром знамя, с изображением согнутой руки Али вверху. Каждая корпорация становится по окружности круга тахте, лицом к публике. На тахте влезают певцы или запевалы, песни которых начинаются с припевом «о Хусейн, о Хасан» или «вай Хусейн, вай Хасан», причем они неистово бьют себя по открытой груди так сильно, что в воздухе стоит гул; публика же в это время следует их примеру, бьет себя тоже в грудь и рыдает. После этого синезенов поят шербетом, каждая корпорация уходит и сменяется другою. Еще до выхода корпораций, следует сказать, на тахте выступают певцы и режиссеры, одетые в богатые халаты, и поют гимны в честь шаха Наср-Эдина и его рода. Выход корпораций обыкновенно начинается ферашами - слугами шаха, одетыми в красные кафтаны с открытою грудью и в длинных чулках. Их сменяет сначала корпорация евнухов, затем замбурекчи (чины верблюжьей артиллерии), которые бьют себя в голую грудь гладкими каменьями. Далее, подскакивая, следует корпорация голых до пояса арабов, с цветными полосатыми шарфами на головах, и т. д. Каждая корпорация обходит три раза вокруг тахте и, достаточно поколотив себя с возгласами в грудь и выпив шербета, уходит.
Наконец начинается и самый пролог к представлению: до сего же времени был, так сказать, только пролог к прологу. Самый пролог состоит в том, что вся труппа артистов выходит за корпорациями и обходит тахте три раза, а затем скрывается.
В прологе впереди всех идет оркестр шахской духовой музыки, в прусских касках и мундирах австрийского покроя, играющий персидские мотивы (едва ли во время Хусейна были уже изобретены прусские каски…). За ними следуют по два в ряд «сакка», водоносы, с кожаными мешками воды на плечах. Далее в белых каленкоровых одеждах, с саблями и кинжалами в руках, следуют давшие обет пролить кровь за Хусейна. За ними войска, изображающие войска царя неверных. Вслед за тем, на чудном шахском коне, разукрашенном в золото и серебро, сам царь неверных Йезид, враг имама Хусейна, а с ним и убийца Хусейна, предводитель Шемр, в латах и шлеме. Публика при виде его воспаляется гневом, шлет ему громкие проклятия и иногда показывает даже кулаки. За ними - разные второстепенные артисты пешком и верхом. Потом вереница мулов и верблюдов, на которых сидят женщины и дети, - это мученики, родственники Хусейна (женщин изображают всегда мужчины с закрытыми лицами). Далее, на красивом шахском коне, красавец Казим, сын Хасана, племянник Хусейна, и Али-Абкар, сын Хусейна, при виде которых все начинают рыдать. Еще на лучшем коне едет имам Хусейн - сын Али, в зеленом тюрбане (цвет пророка) и белом дорогом халате. При его появлении присутствующие еще сильнее начинают бить себя в грудь, рыдать и восклицать: «О Хусейн! о Хусейн! несчастный Хусейн!» Во все это прохождение музыка гремит немилосердно, а главные артисты, Шемр и Али-Абкар, что-то восклицают громкими голосами, вызывая друг друга на бой.
За этим прохождением начинается пьеса, изображающая мусульманскую историю от выезда Хусейна из Мекки до его смерти. Пьеса эта варьируется на множество ладов, но я передам ее в главных и общих чертах. Содержание ее следующее: приезжает из Мекки сам имам Хусейн со своими родственниками, надо подразумевать, в пустыню, гонимый своими врагами: за ним следуют и женщины его семейства. Хусейн плачется на свою судьбу и на безводье; семья и приближенные утешают его. Он получает вести от гонца, что где-то убит его сын (общее рыдание); в то же время ему приносят воду пустынники и он их благословляет (опять плач). Наконец является преследующий его Шемр с войском, который и встречает отпор со стороны Аббаса, брата Хусейна, и его приближенных, из которых многие падают под ударами Шемра. - Вот, собственно, первое действие; в нем, между прочим, замечательно то, что хотя место действия, по объяснению персов, должно подразумевать пустынным, сам Хусейн, однако, в это время жалуется, сидя на золотом кресле; между тем персы, как известно, сидят обыкновенно на земле, даже дома, а тем более в пустыне. Все содержание пьесы поется - конечно, плачевными голосами и речитативом, причем во все время слышны рыдания публики, повторяющей возгласы: «О Хусейн! о Хусейн!» Между тем все семейство, окружающее имама Хусейна, продолжает плакать о своей судьбе и трогательно, с рыданиями, попрощавшись друг с другом, ложится спать, укрывшись шалями (публика в это время тоже рыдает). Вдруг к Аббасу, надо подразумевать, во сне, является какой-то святой, говорят - архангел Гавриил, с закрытым лицом, в белой одежде, и возвещает «шагадет» - мщение. Тогда Аббас встает, садится на коня и едет навстречу Шемру, который появляется с войском вокруг тахте; затем все они исчезают за занавес (откуда выходят актеры). Над остальными спящими являются приближенные и родственники Хусейна, которые, осыпая себе саманом (рубленой соломой) голову в знак сильного горя (саман заменяет песок пустыни), рыдают и голосят. Вся публика тоже рыдает. Наконец многие из спящих родственников-мужчин просыпаются и, не найдя Аббаса, скачут за ним на битву (тоже за занавес). Затем вокруг тахте несколько раз проскакивают конные люди, с криками и страшными жестами: тут и Шемр, тут и Аббас, тут и другие всадники, что должно изображать битву. Аббас возвращается к имаму Хусейну, где снова застает опять плач и рыдание, так как весь стан страдает от безводия и просит достать им воды. Аббас снова прощается с рыданьями со всей семьей и с Хусейном, который вручает ему мешок, «тулухче», для воды и знамя, после чего тот уезжает при общем плаче на битву, чтобы отбить у неприятеля воду (общие при прощании и отъезде страшные рыдания). Перед отъездом Аббас увещевает всех не отчаиваться. Опять изображение вокруг тахте битвы, и в заключение несут труп Аббаса, за которым следуют родственники и сам полководец, убийца Шемр (общее оглушительное рыдание в публике). Все скрываются с тахте. Этим, должно быть, действие и оканчивается и начинается следующее.
На тахте появляется имам Хусейн со своим семейством и, после сетований и плача на свою судьбу, благословляет 2-х сыновей Зейнабы (своей сестры) на битву. Они уезжают, и все их оплакивают. Изображается битва, в виде скачущих вокруг тахте людей, и на нее наконец вскакивают оба сына Зайнабы, пронзенные стрелами. Они одеты в костюм, на который приделана масса древок от стрел, как будто они вошли в тело. Их преследует Шемр; они просят защиты у Хусейна, который с обнаженным мечом кидается на защиту. Они опять садятся на коней и подвергаются преследованию Шемра с езидами (общие рыдания). Вслед за тем просится также в битву Али-Абкар, сын Хусейна; его сначала не пускают, плачут и уговаривают не ехать; справляют его свадьбу, но несмотря ни на что, он все таки уезжает, поручив своих близких имаму Хусейну (общие рыдания). Опять вокруг тахте битва, и через некоторое время к имаму является Али-Абкар, тоже весь пронзенный стрелами; обнявшись и поплакав со своими родственниками, он отправляется снова в битву с езидами, стоящими вокруг тахте. Сражающиеся исчезают. Тогда является какой-то дух в белом к самому имаму Хусейну и возвещает ему «шагадет» - мщение, за Али-Абкара и других. Хусейн перепоясывается мечом и уезжает в битву сам. Его сопровождает общее рыдание и возгласы. Все исчезают с тахте. Затем происходит весьма трогательная сцена, действующая сильно на нервы. Появляется траурное шествие: впереди несут свечи, ведут в траурных убранствах, с натыканными стрелами и с кровавыми пятнами на попонах, лошадей, а за ними несут Али-Абкара, еле живого, трупы сыновей Зейнабы, за ними едет имам Хусейн и все его приближенные. Трупы складывают на тахте, а окружающие над ними рыдают, причитают и посыпают себе голову саманом в знак глубокой печали. Публика так входит в экстаз, что вся громко рыдает. Этим рыданием персы оценивают игру актеров: чем лучше сыграно, тем больше рыданий. Нужно сказать, что многое изображается, на взгляд европейца, далеко не правдоподобно, но на лицах всех присутствующих печаль и слышны возгласы и рыдания целой толпы, уподобляющиеся завыванию ветра; невольно и европеец подчиняется тяжелому впечатлению, и, по моему мнению, ничего не представляется особенно смешным в этой мистерии, как находят это англичане. Обстановка богатая тканями и блеском; печаль и горе изображаются естественно, и если у артистов встречаются недостатки, то нужно помнить, что мы видим это в Азии, где нет ни театральных школ, ни консерваторий.
Если читатель подумает, что в течение 10 дней Мухарема изображается только вышеописанное, то он ошибется. Я рассказал только около половины содержания мистерии. Дальше идет в том же роде. Сын брата имама Хусейна, Хасана, Казим, хочет ехать на битву с полководцем езидов, который является на сцену и вызывает их. Казима уговаривают родственники не делать этого, но он непоколебим; тогда мать Казима решается перед отъездом женить его на Фатьме, думая удержать этим от его намерения. Хусейн же одобривает и благословляет его. Начинается свадьба, является музыка, цветы и т. д.; но вот несут почему-то трупы Али-Абкара, Аббаса и др., из них некоторые обезглавлены; все начинают рыдать и оплакивать трупы убитых. Мать Али-Абкара поднимает его окровавленную одежду перед публикой и отдаете ее, причитая, невесте (общее надрывающее рыдание публики). Казима и невесту облачают в свадебные одежды; имам Хусейн благословляет их под явившимся на тахте балдахином. В это время у тахте показывается вторично полководец езидов и вызывает Казима на битву. Начинается общее с Казимом прощание; он даже прощается с трупами, при общем рыдании и возгласах, затем, получив благословение имама Хусейна, уезжает за предводителем езидов на битву, и все со сцены исчезают.
Далее нужно подразумевать место действия в столице халифа езидов, так как на тахте является новая обстановка. Он сам, больной, лежит на железной двухспальной кровати XIX столетия, поставленной на возвышенности; около него толпятся доктора (хекимы) и приготовляют ему лекарства. Он говорит, однако, что не выздоровеет, пока не увидит головы имама Хусейна, при этом даже сердится на старшего хекима и, кажется, велит его казнить. Обстановка и костюм вокруг него богатые, восточные, кругом рабы и приближенные. Ему докладывают, что приехал «франги ильчи», т. е. европейский посланник; он приказывает принять. Идет хор музыки, за ним несут множество подарков на головах, ведут заводских лошадей, а за ними едет сам ильчи (посланник), в прехорошеньком европейском экипаже «à la doman», с форейтором-жокеем. Ильчи вылезает перед халифом. Но тут поневоле является улыбка даже у многих персов, хотя они и настроены религиозно. Актер, изображающий посланника-европейца, весьма смешон: гримирован он какой-то обезьяной, с пробритой бородой, на кривых колесом ногах, на которых одеты белые штаны с галуном и огромные европейские сапоги, с широчайшими ботфортами; мундир на нем, т. е., вернее, фрак, обшитый галунами и золотом, с массой орденов; на груди виднеется персидская рубашка, но с приделанными к ней белыми жабо; на руках нитяные перчатки, с длиннейшими пальцами, а на голове трехуголка, поминутно падающая с головы, а потому одеваемая второпях то вдоль, то поперек. Вообще, фигура посланника карикатурна, и движения - пародирующие европейские. Он говорит приветственную речь и садится около халифа. Тут является полководец Шемр и объявляет, что война окончена, имам Хусейн убит, голова его принесена и все его семейство взято в плен (общее рыдание и биение в грудь). Халиф велит вести к себе через базар все семейство имама и нести его и других отрубленные головы. Начинается шествие пленного семейства имама Хусейна на верблюдах, под конвоем. Впереди хор музыки, за ними связанные пленные рабы имама, а за ними несут на копьях пять голов: Хусейна, Аббаса, Али-Абкара, Казима и Абдуллы. Шествие замыкает войско. При появлении голов и семейства имама, в публике начинаются надрывающие вопли и возгласы и даже проклятия по адресу халифа езидов, чем сильно возбуждают экзальтацированную толпу… Наконец их высаживают на тахте, сцену; они садятся в кружок и начинают свои рыдания; Шемр же в это время представляет поочередно головы халифу. Родственник имама, Хусейн, проклинает халифа, за что тот велит его тут же убить; но его упрашивают пленные и даже обращаются с просьбами заступиться к ильчи - посланнику; но несмотря на просьбы последнего, халиф остается неумолим. Тогда посланник начинает сердиться, отворачивается от халифа, проклинает его, бьет себя по треугольной шляпе, посыпает саманом, плачет над головой имама, и наконец заявляет, что делается последователем учения Али. Затем появляются в белых дорогих облачениях тени Али и Хусейна и утешают свое семейство; после чего везут тело Хусейна, а перед ними траурных его лошадей со стрелами и шашками на попонах. Эта процессия при общих рыданиях обходит сцену и скрывается. Плач и рыдания достигают высшей апогеи. Этим на этот раз и кончается действие. Иногда в течение тазие выносят тело Хусейна, и оплакивать его являются тени Магомета, Али, даже Исы, т. е. Иисуса Христа, которого персы считают четвертым калифом. Это, конечно, все делается для большего возбуждения фанатизма.
Но вот настает последнее действие, в предпоследний день всей мистерии. Это изображение смерти самого Хусейна, о котором возвещал Шемр калифу езидов. На сцену является сам Хусейн; на тахте валяются чучела, изображающие тела убитых его родственников; он плачет над ними и ложится спать. Тогда над ним появляются духи и оплакивают его; наконец является сам Шемр - полководец, будит его и вызывает на бой. Между ними длинные диалоги, где Хусейн упрекает Шемра, а тот советует ему покориться. Женщины Хусейна рыдают (как и вся публика) и уговаривают его не идти на бой, но он решается драться, одевается и уезжает за Шемром. Общий плач. Со сцены все удаляются, но вот снова выбегает Хусейн, покрытый стрелами, за ним Шемр с войском, которое преследует Хусейна, творящего молитву; женщины стараются защитить его, но езиды берут их в плен и грабят, а Хусейн умирает. При общем плаче и рыдании, тело его и пленное семейство обвозят вокруг тахте. Тем и кончается тазие.
На утро 10 дня, в Катль, персы опять собираются и, попев в честь Хусейна и всех мучеников стихи, наносят себе в честь его удары острыми кинжалами и шашками по голове, отчего все их белые одежды обливаются потоками крови. В этот день те, которые решились в честь святых пострадать, являются без шапок и в длинных белых одеждах.
Рассказав все, насколько я понял и что удалось видеть, о духовной мистерии, я должен для полности прибавить, во-первых, что все мною рассказанное растягивалось на 10 дней представлений, во-вторых, что все это варьируется в каждом тазие на разные образцы - во многих убавляется, в других прибавляется, но смысл приблизительно остается все тот же, хотя более точно и подробно описать все сцены мистерии я и не в состоянии. Затем, все, как я выше сказал, происходит на кругу без всякой обстановки и декораций, вследствие чего многое нужно подразумевать. Со стороны исполнения уважаемый читатель не должен воображать, что артисты поют как итальянские певцы или наши знаменитости: все поется самым печальным, монотонным голосом или прямо читается нараспев, зачастую с ролями в руках. Голоса езидов, Шемра и прочих врагов всегда изображаются более неприятными, т. е. крикливыми, грудными, чтобы больше действовать на публику. Жесты, костюмы и обстановка хотя могут показаться европейцу смешными и не в духе того времени, к которому относятся события мистерии, но все вообще изображается с такой роскошью и с таким увлечением, что невольно и европеец на время может увлечься исполнением мистерии и, пожалуй, растрогаться.
В предпоследний день тазие, в шахском такие, шах осчастливливает все ложи интеллигенции своим посещением, за что ему все осчастливленные, при его входе в ложу, преподносят деньги в бешкеш. В последний день Катль - день убийства, утром, когда многие сотни персов собрались в такие и порезали себе головы в честь имама, толпа валит из такие на улицу и, разделившись на корпорации, отправляется толпами, где, на ходу останавливаясь, кричит: «О Хусейн! о Хасан!» и наносит себе беспощадно раны. Чтобы две корпорации такие не встретились на одной улице, по приказанию властей назначаются вожаки или, так сказать, главари для каждой корпорации, которые и условливаются ходить по известным только улицам, чтобы не встретиться, в противном случае, если они столкнутся, то ни одна из них не уступит дороги, и тогда перережут друг друга. Многие европейцы, боясь встретиться с подобной толпой, не выходят в эти дни на улицу; но я выходил и много встречал фанатиков, но могу сказать смело, что хотя они в это время и фанатически настроены, но если вы дадите им дорогу и встанете к стороне, то они вас никогда не заденут, а многие, узнав вас, раскланяются с добродушной улыбкой, как будто хвастая своими действиями.
Ашура в Тегеране
Многие говорят, что персы только для вида себя немного ранят и размазывают платье кровью, но я это опровергаю, наблюдая их в течение шести лет; некоторые доходят до исступления, наносят себе раны по голове и иногда около шеи; я сам видал, как некоторые падали от потери крови. Но всегда при таких режущих партиях находятся благоразумные персы с палочками, которые они и подставляют между головой и кинжалом, когда видят, что фанатик хочет сильно себя поранить, и тем ослабляют силу удара. В этот день у многих домов становятся кадки с шербетом, т. е. сладкой водой, чтобы утолить жажду режущихся в честь имама. Режутся персы не только сами, но режут головы и своим детям-мальчикам, которых они носят с собою в процессии по улицам. Вообще, вид таких процессий отвратителен и чересчур дик; это сознают сами интеллигентные персы. Однако и сам шах не в силах запретить уличные безобразия, так как все принимавшиеся по его приказанию меры ни к чему не привели, - только из интеллигенции редко кто теперь режется.
Ашура. Скорбное шествие, сопровождающееся самоистязанием
Процессии в последний день тазие являются непременно по очереди перед полицией, т. е., вернее, перед тюрьмою, и там требуют криками, чтобы им освободили такого-то преступника. Это напоминает нам известный обычай из священной истории иудеев, требовавших в известный праздник освобождения Варравы, а не Иисуса, согласно предложению Пилата. Полиция знает этот обычай и всегда накануне этого дня прячет важных преступников подальше, куда-нибудь в горы, и по требованию толпы отвечает, что такого-то нет, и даже дает представителям толпы осматривать тюрьму, но выдает им зато двух-трех мошенников, посаженных только вчера за безделицу. Нафанатизированная толпа, если ей не дать удостовериться, что такого-то преступника нет, в состоянии разнести всю полицию и тюрьму. Я знаю, что в мое время полицеймейстер, граф М., накануне этого дня ловил всех бродяжек и даже платил им сам, чтобы только было больше кого выдавать нафанатизированным процессиям. Освобожденного таким образом мошенника толпа одевает, ведет в баню, обмывает, и затем, гордяся, что его освободила, возит на катыре (лошаке) по городу в своей процессии. Но я был свидетелем и таких случаев, когда родственникам не удавалось найти в месте заключения того, кого они стремились освободить, и в отчаянии они наносили себе такие раны, что их поднимали едва живыми.
От ран, наносимых себе на голове, персы вылечиваются очень легко. На другой же день, побывав в бане, натерев чем-то голову и затянув ее туго платком, они скоро восстановляют свой прежний вид, и на многих поранениях остаются только незначительные шрамы.
ПРОДОЛЖЕНИЕ