Уйгуро-дунганский мятеж и занятие русскими Кульджи (3)
[А. Дьяков]. Воспоминания илийского сибинца о дунганско-таранчинском восстании в 1864-1871 годах в Илийском крае // Записки Восточного отделения Императорского Русского археологического общества. Том 18. 1908. Другие части: [ 1], [ 2], [3], [ 4].
VII. Экспедиция таранчинского войска под командою Эмир-хан-ходжи к югу от р. Или и договор таранчей с 8 сибинскими ротами
Дунгане и таранчи, уничтожив баянтайский гарнизон и разбив несколько раз маньчжуров и китайцев, готовились к осаде г. Хуй-юань-чэна. Но предприятие это было очень рискованно, так как силы маньчжуров и китайцев не были окончательно надломлены. Поэтому таранчинский султан чрезвычайно обрадовался, когда один преступник-сибинец, Билэси, бежав из тюрьмы к таранчам, посоветовал им подчинить сначала оба фланга, т. е. сибо и солонов, так как тогда-де уже не будет трудно справиться с хуй-юань-чэнскими маньчжурами, суйдинскими китайцами и прочими китайскими гарнизонами. Таранчи рассудили, что сибинец - прав, а потому султан, приказав вышеупомянутому ташкентскому сарту Эмир-хан-ходже подчинить сначала сибинские роты, расположенные к югу от р. Или, дал ему половину своего таранчинского войска [в экспедиции таранчей за р. Или против сибинцев дунгане не участвовали, оставшись в лагере к северу от р. Или]. Вместе с тем Эмир-хан-ходжа, перейдя реку, призвал к себе на помощь и остальных таранчей из сел, расположенных к югу от реки, а также и киргизов, которые охотно пошли с таранчами с целью грабежа.
К тому времени Эмир-хан-ходжа чрезвычайно прославился своею храбростью и распорядительностью; за все время восстания он всегда увлекал за собою таранчей.
Все восемь рот [Сибинцы, переселенные в Илийский край из Маньчжурии, были разделены на 8 «ниру» (рот), применительно к восьмизнаменной организации маньчжурских войск, в состав которых они входили. В каждой роте сначала было по 100 солдат, не считая их семейств. Во время восстания же в каждой роте было 163 солдата (теперь в каждой сибинской «ниру» 125 всадников - моринга́ чооха́), много вольных («сула») сибо, стариков и пахарей; купцов не было; всего же в роте («ниру») жило около 3.000 человек. Все восемь рот занимались и теперь занимаются хлебопашеством, орошая свои поля из арыка, который прорыт параллельно р. Или. Этот арык, начинаясь выше 2-й роты, проходит мимо всех рот и оканчивается ниже 1-й и 3-й рот.] во время восстания илийских магометан находились к югу от р. Или, где и теперь находятся. Каждая рота представляет из себя большой поселок, обнесенный глинобитной стеной.
На востоке, недалеко от р. Или, по северную сторону арыка, в 5 ли от него, находится 2-я рота («ниру»), или желтое без каймы знамя. Все другие роты находятся к западу от нее. В 10 ли к западу от 2-й роты по южную сторону арыка расположена 8-я рота, составляющая синее с красною каймою знамя. В 30 ли к западу от 8-й роты и к югу от арыка расположена 6-я рота, имеющая красное с белой каймой знамя. В 45 ли к западу от 6-й роты находится четвертая рота, т. е. красное без каймы знамя. А от 4-й роты в 15 ли к юго-западу расположены в одном укрепленном поселке первая и третья роты вместе. За стеной, окружающей эти роты, расположены пашни, орошаемые из большого арыка и 3 ключей, бегущих с гор к югу от стены. Внутри поселения каждый сибинский домик окружен невысокой глиняной стеной, а за домиком находятся фруктовый и овощный сады.
Расстояние между 1 и 2 ротами - 100 ли.
Что касается 5 и 7-й рот, то они теперь расположены на новом месте, а именно, 7-я рота находится теперь в 15 ли от реки возле самого арыка, к северу от него, на запад же от нее в 5 ли находится 6-я рота. 5-я же рота расположена также возле самого арыка, на северной его стороне, в 10 ли к западу от 6-й роты и в 15 ли от берега р. Или. До восстания 7-я рота находилась возле реки, между 6-й и 2-й ротами, а 5-я тоже возле реки, между 6-й и 4-й ротами. Однако в начале восстания, еще до падения Баянтая, бунтовщики ночью перешли через реку Или по замерзшему льду, вторглись в не защищенные 5-ю и 7-ю роты, убили весьма много застигнутых врасплох сибинцев и увели много скота. В 5-й роте тогда жили сибинский ухэрида, его помощник и ламы буддийского храма. После этого набега оставшиеся в живых сибинцы 5-й и 7-й рот вместе с ухэридой укрылись в 6-й роте, так что, когда прибыл Эмир-хан-ходжа с войском, то на месте 5-й и 7-й рот он увидел только брошенные импани.
Перейдя реку, Эмир-хан-ходжа выстроил главный лагерь к югу от арыка, недалеко от 2-й и 8-й рот. Затем он повел пеших и конных таранчей осаждать 2-ю роту. Осаждавшие отряды всегда могли отступить к своему главному лагерю по мосту через арык. Сибинский ухэрида донес об осаде мятежниками 2 роты цзян-цзюню, который послал из Хуй-юань-чэна на помощь маньчжуров и солонов в количестве 500 человек. Вместе с тем цзян-цзюнь приказал сибинскому ухэриде собрать всех сибинцев старше 18 лет, в том числе и вольных, и дать тем из них, у которых не было лошадей, казенных и даже частных лошадей. Собранное таким образом войско из сибинцев, солонов и маньчжуров сосредоточилось в 6-й роте и отсюда выступило на выручку осажденной второй роты («ниру»). Миновав 8-ю роту, войско перешло арык и приблизилось ко 2-й роте. Таранчи, увидя неприятельский отряд и опасаясь быть отрезанными от лагеря, поспешно стали отступать. Всадники успели бежать в свой лагерь по мосту чрез арык; несколько же сот пеших таранчей было окружено и перебито. Вспомогательный отряд вступил в крепость среди ликования сибинцев 2-й роты.
На другой день сибо решили разгромить лагерь бунтовщиков, находившийся к югу от арыка. Но с этого времени начались неудачи сибинцев.
Все сибо 2-й роты, способные носить оружие, вместе с пришедшим на выручку отрядом на следующей же день перешли арык и подступили к лагерю бунтовщиков. Но те стали стрелять из пушек, и сибинцы, еще не обстрелянные, испугались и побежали. Первыми бежали сибинские юноши всех 8 знамен, не учившиеся военному делу; из числа их погибло в этот день около 200 человек. Сибо и маньчжуры бежали обратно по мосту через арык ко 2-й роте, а некоторые ускакали в 8-ю роту.
Командиры устроили во 2-й роте совещание, каким способом отбросить бунтовщиков. Отсутствие у сибинцев пушек слишком сказывалось, а потому командир маньчжуров, пришедших на помощь, обратился к сибинским офицерам со следующею речью: «Ныне воры стреляли в нас из пушек; так как у нас не было пушек, то мы не могли устоять и были разбиты. Вы, сибинцы, пока защищайте 2-ю роту, а я с маньчжурами и солонами возвращусь сегодня в Хуй-юань-чэн, выпрошу у цзян-цзюня артиллерийский отряд в несколько сот человек и приведу их сюда, а тогда мы легко отбросим воров». Все командиры согласились на это предложение, и маньчжуры свободно ушли от сибинцев, предоставив их самим себе.
На следующий день после ухода маньчжуров сибинцы снова подступили к лагерю бунтовщиков, но тоже были оттеснены. А после этого солдаты из других рот начали самовольно убегать к себе домой, хотя небольшая их часть все-таки осталась во второй роте. Одного сибинца, бежавшего с поля сражения, ухэрида приказал казнить.
После неудачного столкновения с бунтовщиками, сибинцы временно не выходили из 2-й роты, ожидая подкреплений. Тогда Эмир-хан-ходжа подошел к крепости и в течение полумесяца и днем и ночью обстреливал из маленьких пушек крепостные стены. Однажды, когда таранчи подступили близко к стенам, все сибинцы, даже старики, женщины и дети, вышли на стены и облили таранчей горячей водой; хотя таранчи и прикрывались снопами хлеба, но горячая вода проникла через солому и многих ошпарила, отчего многие заболели.
Между тем порох во 2-й сотне был израсходован; тогда ночью 2 человека прокрались в 8-ю роту и принесли оттуда две корзины с порохом. И в течение еще некоторого времени 2-я рота стойко держалась против бунтовщиков.
Эмир-хан-ходжа, осаждая 2-ю роту, однажды ночью увидел, что со стороны сибинских рот поднимается красный свет и расстилается по небу. Тогда Эмир-хан-ходжа подумал, что сибинцев силою человеческой взять нельзя, и поэтому решил войти в соглашение с ними. С этою целью он отправил во 2-ю роту своего приближенного таранчинца, умевшего говорить по-сибински, с предложением сдачи. Старейшины 2-й роты не обратили внимания на командиров и отворили ворота крепости. А затем несколько стариков с юношами отправились к Эмир-хану для переговоров. Здесь старики выразили желание покориться таранчам, но с условием, чтобы они не ставили в крепости своего гарнизона. Эмир-хан-ходжа, весьма обрадовавшийся приходу сибинских старцев, поклялся, взяв в рот конец ружейного дула и смотря на небо, что он не введет своих таранчей во 2-ю роту. Затем он сказал сибинцам: «Возвращайтесь домой и принесите мне печать командира роты и военное оружие - луки, стрелы; тогда я уйду от вас к 1-й и 3-й сибинским ротам, с которыми также войду в соглашение. А для этого дайте мне двух находящихся в вашей роте сибинцев, говорящих хорошо по-таранчински. Эти переводчики будут сопровождать меня и расскажут, что 2-я рота добровольно сдалась. Прежде всего постараюсь договориться с 8 ротою, а затем отправлюсь к 1-й и 3-й ротам; когда же подчиню себе все прочие роты, то сибинский ухэрида, живущий в 6-й роте, также подчинится мне».
Старики 2-й роты, выслушав слова Эмир-хан-ходжи, возвратились к себе домой, взяли печать командира роты, оружие и другие предметы и сдали все это Эмир-хану. Из 2-й роты пришли также два сибо Вахабу и Боро, которые говорили по-таранчински.
Эмир-хан-ходжа, взяв с собою этих толмачей, пошел с войском к 8-й роте; сибинцы этой роты, узнав от Боро и Вахабу о сдаче 2-й роты, охотно подчинились Эмир-хану. После этого таранчи отправились к 1-й и 3-й ротам, где соединились со стоявшими там лагерем таранчами. Эти таранчи, совместно с киргизами, примкнувшими к ним ради предстоявшего грабежа, подступили к 1-й и 3-й ротам в то время, когда Эмир-хан-ходжа с главным войском подошел ко 2-й роте; этим таранчи хотели, пользуясь своею многочисленностью, разделить силы сибинцев. Пришедшие в то время таранчи расположились лагерем в 10 ли к югу от 1-й и 3-й рот. Узнав об их приходе, старики и молодые сибинцы из обеих рот направились верхом к таранчинскому становищу; в крепости остались пехотные отряды. Всадники, выступившие против мятежников, не знали их численности, и таранчей оказалось около 3.000 человек, между тем как сибинцев было всего около 300 человек. Опытные сибинцы бросились в бой, но молодые, не видавшие битвы, испугались и вскоре побежали. Мятежники, будучи превосходными в силах, отчаянно ринулись на сибо, которые все бросились бежать. Но стоявшая около ворот крепости сибинская пехота вышла и остановила натиск нападавших. В этот раз пало в бою три старика-сибинца и 24 юноши. Более сибинцы не выходили из-за своих стен и, поставив на них пушки, держали мятежников, не имевших артиллерии, в почтительном отдалении.
Эмир-хан-ходжа, подойдя к 1-й и 3-й ротам и соединившись с таранчами, осаждавшими эти роты, 6-го числа 8-й луны послал к сибинцам переводчиков Боро и Вахабу, которые, приблизившись к стенам крепости, сообщили сибинцам, что 2-я и 8-я роты сдались Эмир-хану, и что он предлагает первой и третьей ротам поступить точно так же. Старики, услышав эти слова, ввели посланцев в свою крепость. Все командиры и уважаемые старики устроили совещание по этому поводу и решили сдаться. Тогда сибинцы взяли печати ротных командиров и оружие солдат и сдали все это Эмир-хану.
После этого Эмир-хан-ходжа отправился к четвертой роте, с которой также успешно договорился. А затем он пошел к шестой роте, где жил ухэрида. Эмир-хан-ходжа послал переводчиков Боро и Вахабу, чрез которых предложил ухэриде сдаться. Последний на это ответил, что он пошлет спросить цзян-цзюня, и если тот разрешить сдаться, то сибинцы 6-й, 5-й и 7-й рот подчинятся таранчам; если же не дозволит этого, то сибинцы будут драться до последней капли крови.
Эмир-хан-ходжа согласился на это, а также, по просьбе ухэриды, выдал пропуск двум сибинцам, посланным ухэридою к цзян-цзюню, и назначил им в провожатые 2-х таранчей из своего войска.
Когда посланные ухэридою сибо прибыли в г. Хуй-юань-чэн и передали цзян-цзюню донесение ухэриды, а также доложили ему о положении 6-й роты и об обстоятельствах сдачи прочих сибинских рот, то цзян-цзюнь, обсудив дело, разрешил сибинскому ухэриде вступить в соглашение с бунтовщиками. Ухэрида, получив такое разрешение, сдался таранчам, выдав им печати, а также оружие солдат [По словам Лю-цунь-ханя, который как раз находился в это время в 6-ой роте, мусульмане согласились на следующие условия капитуляции сибо: 1) сибо сохранят свое одеяние и учение, 2) мусульмане 2 родов (таранчи и дунгане) не будут вступать в браки с сибо и 3) сибинцы не будут посылаться в битву с дай-цинскими войсками. Эти условия были формулированы на словах, причем мусульмане поклялись на коране в том, что не нарушат условий.].
VIII. Договор Эмир-хан-ходжи с солонскими ротами
Подчинив таранчинскому султану все сибинские роты, Эмир-хан-ходжа с войском возвратился в г. Кульджу, где дал ему отдохнуть несколько дней, а затем повел свое войско [в этом предприятии дунгане также не участвовали] возле гор к северу от г. Кульджи для покорения солонов, которые в это время уже знали о подчинении сибинцев таранчинскому султану и совещались между собою относительно изъявления покорности Эмир-хан-ходже. Прибыв к солонам, он послал к ним таранчинца, говорившего по-маньчжурски, который от лица Эмир-хана обратился к ним со следующею речью: «Теперь сибинцы уже подчинились нам. Мы воюем единственно с китайцами и маньчжурами гор. Хуй-юань-чэна. С вами же у нас вражды нет. Нападать и убивать вас мы не желаем. Если теперь мы вступим в соглашение и откажемся от борьбы, то это будет весьма угодно небу».
Солонские старики и чиновники обрадовались такому предложению. Выйдя из своей крепости, они заключили с Эмир-ханом договор [Подобно сибинцам, солоны выговорили себе право не платить податей таранчам, а Эмир-хан-ходжа, с своей стороны, обязался не вводить в солонские роты таранчей. Солоны сдали означенному командиру оружие своих солдат и казенные печати.].
Договорившись с солонами, Эмир-хан-ходжа возвратился со своим войском старою дорогой в г. Кульджу. А в это время солонский ухэрида Чишань убежал в местность Тургун. Солоны же, (собственно) четыре роты дахур, остались жить возле города Хоргоса.
IX. Осада и взятие магометанами г. Хуй-юань-чэна
Покончив с сибинцами и солонами, таранчи и дунгане приступили к осаде г. Хуй-юань-чэна, построив крепостцы на северном краю города. Так как восстание началось в то время, когда таранчи не доставили еще положенного количества хлеба, то теперь в г. Хуй-юань-чэне оказался недостаток в продовольствии. Настал сильный голод, во время которого люди съели всю живность, не оставив даже кошек и собак; съели даже все сделанное из кожи, а также тетиву от луков, которые были взяты из казенного склада. В конце концов осажденные дошли до такого состояния, что стали есть детей, выменивая их друг у друга. Многие умерли с голода.
Но вот 23-го числа 1-й луны 5-го года Тун-чжи, после 4-месячной осады, дунгане и таранчи разрушили северные ворота и, войдя ночью в город, подожгли деревянные постройки и начали всех убивать. Гарнизон не мог оказать никакого сопротивления магометанам, так как люди настолько изголодались, что не могли держаться на ногах и падали на ходу. Только запершиеся в ямыне цзян-цзюня ссыльные китайцы, в количестве 300 человек, оказали сопротивление: они три дня и три ночи подряд отчаянно отбивались от таранчей и дунган. И наконец, храбро сражаясь с ними, жертвуя своею жизнью, китайцы успели прорваться чрез западные ворота крепости и бежали к Хоргосу. Сам цзян-цзюнь Мин поджег порох в своем доме и взлетел на воздух вместе со своей семьей.
Отставленного от должности цзян-цзюня Чана, не успевшего вернуться к себе на родину, таранчи захватили вместе с его семьей, а также взяли в плен и. д. сибинского мэень-амбаня Ургуна, отличившегося во время сражения под г. Суйдином. Чана таранчи увезли в г. Кульджу; здесь обрили ему голову, затем одели в овчинный тулуп шерстью вверх, на ноги обули войлочные сапоги и в таком виде посадили на осла, лицом к хвосту, и возили по улицам Кульджи на посмеяние народу. А затем приказали несчастному Чану пасти быков. Но когда Чан решительно заявил таранчинскому султану, что он охотнее умрет, чем будет пасти скот, султан, сжалившись над ним, освободил его от такого позорного занятия, дал ему квартиру, где Чан поселился с женою и 2 дочерьми, и отпускал им продовольствие. Вскоре Чан и его жена умерли, а дочери вышли замуж за таранчей.
Во время взятия города один китайский судейский чиновник (ли-ши-тун-чжи), по имени Чун-шань (ямынь его находился в восточной части города), с мечом в руках боролся с таранчами и дунганами, входившими уже в северные ворота; со словами на устах: «Раз я получал от Государя жалованье, то и умру за него!» он пал, сраженный ударом копья в грудь.
В г. Хуй-юань-чэне в то время было 4.000 маньчжуров-всадников, а с пехотой, вольными людьми, женщинами и детьми - всего 12.000 с лишком человек. Дунгане и таранчи, ворвавшись в город, избивали ослабевших от голода маньчжуров. Из всего населения города дунгане и таранчи пощадили только молодых женщин, девушек и мальчиков не старше 20 лет, - всего около 2.000 человек; их таранчи и дунгане взяли себе в добычу.
Очевидно, Хуй-юань-чэн пал потому, что такова была воля неба. Ведь маньчжуры в течение 100 лет жили беспечно и развратно в городе, едя хлеб, доставлявшийся им таранчами, и получая от Государя приличное жалованье. Они возгордились чрезмерно, а поэтому внуки пострадали за ошибки своих предков.
Когда таранчи и дунгане 23 числа 1-й луны 5-го года Тун-чжи вошли в крепость и подожгли ее, то поднимавшееся пламя было видно в 1-й и 3-й сибинских «ниру». Старики и молодые 3-й роты, в которой я жил, взобравшись на высокую земляную насыпь, находящуюся внутри города [Об этой насыпи автор рассказа говорит в маньчжурском тексте следующее: «Когда и по какой причине была сооружена эта насыпь, теперь никто не знает. Когда я был молод, на этой насыпи, посредине ее, находилось знамя с духовными письменами. По рассказам стариков, однажды ночью в восточной части насыпи неожиданно появилась расселина, причем на одном боку расселины оказались духовные монгольские письмена. Пока искали человека, который бы знал эти письмена, они от ветра разрушились. Так и осталось неизвестным содержание надписи».], смотрели на зарево пожара; старики и другие громко плакали. Многие говорили следующее: «Теперь пал г. Хуй-юань-чэн… Неизвестно, как поступят с нами таранчи и дунгане». Я был в то время очень молод и не вникал серьезно в положение дел. Но впечатление, вынесенное в ту ночь из созерцания громадного зарева, поднимавшегося со стороны пылавшего г. Хуй-юань-чэна, - хранится и до сих пор в моей памяти.
Уничтожив маньчжурский гарнизон в г. Хуй-юань-чэне и завладев имуществом побежденных, таранчи и дунгане почувствовали себя полными господами в Илийском крае и сильно возгордились.
X. Взятие дунганами и таранчами прочих китайских городов в Илийском крае и разгром ими 4-х солонских рот
Вслед за взятием города Хуй-юань-чэна таранчи взяли города: Суйдин, Цин-шуй-хэ, Лао-цао-гоу, Тарджи и Хоргос. Во всех этих городах были незначительные китайские гарнизоны, которые почти все добровольно сдались таранчам и дунганам; не сдавшихся добровольно победители или убивали, или обращали в магометанство, брея им голову. Итак, дунгане и таранчи взяли в Илийском крае следующие китайские и маньчжурские крепости и города: Си-чунь-чэн (Чэн-пань-цзы, что в 4-х верстах от города Кульджи), Баянтай (Хуй-нин-чэн), Хуй-юань-чэн, Суйдин, Лао-цао-гоу (Гуан-жэнь-чэн), Цин-шуй-хэ-цзы (Чжан-дэ-чэн), Тарджи и Хоргос (Гун-чэнь-чэн, или Чэн-пань-цзы). С городом Кульджей, в котором мусульмане истребили почти всех китайцев [население г. Кульджи состояло главным образом из таранчей; здесь же проживала таранчинская администрация], таранчи и дунгане имели в своем полном владении девять городов.
В Хоргосе жили 4 роты дахуров, составлявших левое крыло солонского лагеря [Правое крыло составляли 4 роты сибинцев, вызванных из 8 заречных рот на место вымерших онкоров. Но как дахуры, жившие в г. Хоргосе, так и сибинцы, жившие в Чэджи, Самаре ( Джаркент), Чичикане и Тургуне, назывались и называются вообще солонами. Лагерь в Тургуне представлял собою небольшое укрепление; в других же сибинских лагерях (Чэджи, Самар, Чичикан) стен не было.]. Когда таранчи и дунгане после взятия г. Хуй-юань-чэна пришли к Хоргосу, то нашли там только китайцев, которых и убили. Солоны же (собственно, дахуры), узнав, что г. Хуй-юань-чэн неминуемо должен пасть, все, в составе 4 рот, бежали и, пройдя Тургун [Тургун находится в 11 верстах от г. Джаркента по дороге в г. Верный], поселились в Боро-худзире [ст. Боро-худзир - в 18 верстах от г. Джаркента], недалеко от находившихся там русских. Солонский же ухэрида Чишань, после ухода Эмир-хан-ходжи из солонских рот, но еще до осады г. Хуй-юань-чэна, бежал в Тургун.
После взятия таранчами и дунганами г. Хуй-юань-чэна, таранчинский султан приглашал солонского ухэриду и других чиновников возвратиться на старые места. Но солоны (дахуры) не послушали султана. Тогда он в 12-й луне 5-го года Туп-чжи послал громадную толпу таранчей и дунган, с присоединением еще киргизов - любителей пограбить, с тем, чтобы они вернули солонов. Магометане, распуская ложные слухи о том, что они схватят только ухэриду и вернутся в Кульджу, (спокойно) прошли мимо сибинских рот, находившихся в Чэджи, Самаре и Чичикане. Возле каждой роты они оставляли военные отряды. Наконец, главный отряд, идя на запад, приблизился к Тургуну в надежде захватить там ухэриду [ухэрида потому укрывался у сибо, что и сам происходил из племени сибо, а не из дахур], но он еще ранее, услыхав, что из г. Кульджи идут магометане, бежал к русским в Боро-худзир. Таранчи и дунгане, боясь русских, не могли схватить солонского ухэриду.
В. В. Верещагин. Развалины китайской кумирни Ак-Кент [Чеджи]. 1869-1870
Рассерженные дунгане и таранчи решили уничтожить солонов правого крыла (т. е. сибо). Для этого дунгане и таранчи окружили солонские роты в Чэджи и Самаре, как самые близкие к Хоргосу. Магометане устроили совещание для обсуждения плана нападения, причем решили в полночь 23 числа 12-й луны напасть на солонские роты. Солоны - старики и юноши - в Чэджи и Самаре, окруженные магометанами, видя безысходность своего положения, с плачем взирали на небо. Старики в Чэджи растворили опиум в котле и научили всех так: «Что будет в эту ночь, трудно знать. Если, однако, будет плохо, то все выпьем этого опиума и умрем, избавившись таким образом от мусульманского плена».
В полночь дунгане и таранчи вошли в вышеуказанные две роты. Все солоны собрались на одном большом дворе. Часть мужчин вступила в бой и погибла, но большинство бежало еще до начала сражения. В Чэджи солонские женщины, девушки и дети выпили опиума. Но кто много выпил, тот извергнул все обратно и остался в живых; те же, кто, боясь умереть, выпили немного, все умерли. Оставшихся в живых женщин, девушек и детей обоего пола таранчи захватили себе в качестве добычи.
Таким образом селения Чэджи и Самар в одну ночь были разрушены и опустели. Солоны же из Чичикана и Тургуна успели бежать к русскому гарнизону в Боро-худзир. Впоследствии половина солонов ушла в Тарбагатай, а прочие остались в Боро-худзире и Тургуне, куда солоны, по уходе таранчинцев, снова возвратились и занялись хлебопашеством [теперь эти солоны живут в китайских пределах около Чэн-пань-цзы, в особой крепости].
Итак, таранчи и дунгане, благодаря беспечности цзян-цзюня Мина и всех чиновников, очень легко завладели такими большими крепостями, как Баянтай и Хуй-юань-чэн. Но если бы до восстания маньчжурские и китайские чиновники любили дунган и таранчей, то дело никоим образом не дошло бы до такого бунта. Когда же восстание уже началось, китайско-маньчжурские войска, несомненно, победили бы бунтовщиков, если бы офицеры любили солдат, если бы они здраво все обдумывали, если бы они геройски шли вперед, а не прятались позади солдат, и если бы сами солдаты храбро сражались со смелыми бунтовщиками. На деле же офицеры нисколько не заботились о своих солдатах, а за малейшую провинность жестоко их наказывали. Среди офицеров не было ни одного, который бы на поле сражения храбро шел впереди, увлекая за собою солдат. Напротив того, когда дело доходило до сражения, командиры, заботясь о своей жизни, скрывались, бросая солдат на произвол судьбы.
Еще два этюда В. В. Верещагина
XI. Междоусобная война таранчей и дунган в Илийском крае
Спустя три года после взятия г. Хуй-юань-чэна между таранчами и дунганами возникла междоусобная война. Те и другие стали оспаривать друг у друга господствующее положение (в Илийском крае). Дунгане говорили: «Если бы мы не произвели восстания, то вы, таранчи [досл.: земледельцы - rus_turk], сотню, тысячу лет оставались бы все такими же таранчами. Как вам владычествовать над Или?»
Таранчи же (в свою очередь) говорили: «Хотя бы маньчжуры, выгнав вас, дунган, из г. Хуй-юань-чэна, и не убили, но если бы не было нас, таранчей, то вы все-таки померли бы с голода. Теперь вы, благодаря нашей силе, сохранили свою жизнь. А потому где вам владеть нами?»
Из-за этого и возникли между дунганами и таранчами несогласия.
Так как в то время дунгане владели городами: Урумчи, Гучэном, Манасом и другими, то илийские дунгане просили помощи у урумчиских дунган, которые и прибыли в Или. Таранчинский султан Обул-аля-багатур-газы, услышав о приходе дунган из Урумчи в г. Хуй-юань-чэн, собрал 10.000 своих таранчинских солдат и, вызвав еще 500 пеших и конных сибинцев, пошел к крепости Баянтай, в которой и расположился. В то время Баянтай, после взятая его у маньчжуров, пустовал. Узнав от шпионов, что соединенное дунганское войско выступило из Суйдина и Хуй-юань-чэна по направлению к Кульдже и остановилось лагерем на полдороге, султан Обул-аля на рассвете выступил с таранчами навстречу дунганам. Собственно о ходе сражения хорошенько не знаю, но вот что я слышал впоследствии от участников сражения.
Султан лично выступил с войском и, встретившись с дунганами близь Баянтая, стремительно напал на них, причем сам находился впереди. В то время как таранчи сражались, воодушевляемые (его примером), им на помощь пришел халпе, брат султана, с большою толпою таранчей, и тогда дунгане были наголову разбиты и в панике бежали по направлению к г. Хуй-юань-чэну. Первыми бежали с поля сражения дунгане, пришедшие на помощь из Урумчи. Они, захватив у илийских дунган красивых женщин и девушек, бежали в Урумчи. За этими дунганами бежали из-под Баянтая и илийские дунгане. Были среди них такие, которые посадили своих жен и детей на телеги и столкнули их в р. Или [для того, чтобы жены и дети не достались победителям-таранчам]. Так злы дунгане! И если им совсем не жаль убивать собственных жен и детей, то разве будут они жалеть чужих жен и детей? Из этого видно, что сердце у них сильно пропитано злобой.
Таранчи, разбив дунган, гнались за ними вплоть до г. Хуй-юань-чэна и Суйдина, причем много дунган перебили и захватили в плен. Когда на другой день прибыл в Хуй-юань-чэн таранчинский султан Обул-аля, он, собрав своих таранчей, приостановил избиение дунган.
Хуй-юань-чэн после этого совершенно опустел. А так как дунган осталось очень мало, то они и не жили в г. Кульдже. Всего в Или осталась тысяча с лишком дунган, а именно в Суйдине, Лао-цао-гоу и и Цин-шуй-хэ. После этого свирепость и злоба дунган сильно ослабели.
Китайские туркестанцы. С фотографии Чапмана
На основании изложенного (я) убедился, что всякий человек, когда его жестокость и злоба достигнут крайних пределов, неизбежно понесет наказание по воле неба.
ОКОНЧАНИЕ
VII. Экспедиция таранчинского войска под командою Эмир-хан-ходжи к югу от р. Или и договор таранчей с 8 сибинскими ротами
Дунгане и таранчи, уничтожив баянтайский гарнизон и разбив несколько раз маньчжуров и китайцев, готовились к осаде г. Хуй-юань-чэна. Но предприятие это было очень рискованно, так как силы маньчжуров и китайцев не были окончательно надломлены. Поэтому таранчинский султан чрезвычайно обрадовался, когда один преступник-сибинец, Билэси, бежав из тюрьмы к таранчам, посоветовал им подчинить сначала оба фланга, т. е. сибо и солонов, так как тогда-де уже не будет трудно справиться с хуй-юань-чэнскими маньчжурами, суйдинскими китайцами и прочими китайскими гарнизонами. Таранчи рассудили, что сибинец - прав, а потому султан, приказав вышеупомянутому ташкентскому сарту Эмир-хан-ходже подчинить сначала сибинские роты, расположенные к югу от р. Или, дал ему половину своего таранчинского войска [в экспедиции таранчей за р. Или против сибинцев дунгане не участвовали, оставшись в лагере к северу от р. Или]. Вместе с тем Эмир-хан-ходжа, перейдя реку, призвал к себе на помощь и остальных таранчей из сел, расположенных к югу от реки, а также и киргизов, которые охотно пошли с таранчами с целью грабежа.
К тому времени Эмир-хан-ходжа чрезвычайно прославился своею храбростью и распорядительностью; за все время восстания он всегда увлекал за собою таранчей.
Все восемь рот [Сибинцы, переселенные в Илийский край из Маньчжурии, были разделены на 8 «ниру» (рот), применительно к восьмизнаменной организации маньчжурских войск, в состав которых они входили. В каждой роте сначала было по 100 солдат, не считая их семейств. Во время восстания же в каждой роте было 163 солдата (теперь в каждой сибинской «ниру» 125 всадников - моринга́ чооха́), много вольных («сула») сибо, стариков и пахарей; купцов не было; всего же в роте («ниру») жило около 3.000 человек. Все восемь рот занимались и теперь занимаются хлебопашеством, орошая свои поля из арыка, который прорыт параллельно р. Или. Этот арык, начинаясь выше 2-й роты, проходит мимо всех рот и оканчивается ниже 1-й и 3-й рот.] во время восстания илийских магометан находились к югу от р. Или, где и теперь находятся. Каждая рота представляет из себя большой поселок, обнесенный глинобитной стеной.
На востоке, недалеко от р. Или, по северную сторону арыка, в 5 ли от него, находится 2-я рота («ниру»), или желтое без каймы знамя. Все другие роты находятся к западу от нее. В 10 ли к западу от 2-й роты по южную сторону арыка расположена 8-я рота, составляющая синее с красною каймою знамя. В 30 ли к западу от 8-й роты и к югу от арыка расположена 6-я рота, имеющая красное с белой каймой знамя. В 45 ли к западу от 6-й роты находится четвертая рота, т. е. красное без каймы знамя. А от 4-й роты в 15 ли к юго-западу расположены в одном укрепленном поселке первая и третья роты вместе. За стеной, окружающей эти роты, расположены пашни, орошаемые из большого арыка и 3 ключей, бегущих с гор к югу от стены. Внутри поселения каждый сибинский домик окружен невысокой глиняной стеной, а за домиком находятся фруктовый и овощный сады.
Расстояние между 1 и 2 ротами - 100 ли.
Что касается 5 и 7-й рот, то они теперь расположены на новом месте, а именно, 7-я рота находится теперь в 15 ли от реки возле самого арыка, к северу от него, на запад же от нее в 5 ли находится 6-я рота. 5-я же рота расположена также возле самого арыка, на северной его стороне, в 10 ли к западу от 6-й роты и в 15 ли от берега р. Или. До восстания 7-я рота находилась возле реки, между 6-й и 2-й ротами, а 5-я тоже возле реки, между 6-й и 4-й ротами. Однако в начале восстания, еще до падения Баянтая, бунтовщики ночью перешли через реку Или по замерзшему льду, вторглись в не защищенные 5-ю и 7-ю роты, убили весьма много застигнутых врасплох сибинцев и увели много скота. В 5-й роте тогда жили сибинский ухэрида, его помощник и ламы буддийского храма. После этого набега оставшиеся в живых сибинцы 5-й и 7-й рот вместе с ухэридой укрылись в 6-й роте, так что, когда прибыл Эмир-хан-ходжа с войском, то на месте 5-й и 7-й рот он увидел только брошенные импани.
Перейдя реку, Эмир-хан-ходжа выстроил главный лагерь к югу от арыка, недалеко от 2-й и 8-й рот. Затем он повел пеших и конных таранчей осаждать 2-ю роту. Осаждавшие отряды всегда могли отступить к своему главному лагерю по мосту через арык. Сибинский ухэрида донес об осаде мятежниками 2 роты цзян-цзюню, который послал из Хуй-юань-чэна на помощь маньчжуров и солонов в количестве 500 человек. Вместе с тем цзян-цзюнь приказал сибинскому ухэриде собрать всех сибинцев старше 18 лет, в том числе и вольных, и дать тем из них, у которых не было лошадей, казенных и даже частных лошадей. Собранное таким образом войско из сибинцев, солонов и маньчжуров сосредоточилось в 6-й роте и отсюда выступило на выручку осажденной второй роты («ниру»). Миновав 8-ю роту, войско перешло арык и приблизилось ко 2-й роте. Таранчи, увидя неприятельский отряд и опасаясь быть отрезанными от лагеря, поспешно стали отступать. Всадники успели бежать в свой лагерь по мосту чрез арык; несколько же сот пеших таранчей было окружено и перебито. Вспомогательный отряд вступил в крепость среди ликования сибинцев 2-й роты.
На другой день сибо решили разгромить лагерь бунтовщиков, находившийся к югу от арыка. Но с этого времени начались неудачи сибинцев.
Все сибо 2-й роты, способные носить оружие, вместе с пришедшим на выручку отрядом на следующей же день перешли арык и подступили к лагерю бунтовщиков. Но те стали стрелять из пушек, и сибинцы, еще не обстрелянные, испугались и побежали. Первыми бежали сибинские юноши всех 8 знамен, не учившиеся военному делу; из числа их погибло в этот день около 200 человек. Сибо и маньчжуры бежали обратно по мосту через арык ко 2-й роте, а некоторые ускакали в 8-ю роту.
Командиры устроили во 2-й роте совещание, каким способом отбросить бунтовщиков. Отсутствие у сибинцев пушек слишком сказывалось, а потому командир маньчжуров, пришедших на помощь, обратился к сибинским офицерам со следующею речью: «Ныне воры стреляли в нас из пушек; так как у нас не было пушек, то мы не могли устоять и были разбиты. Вы, сибинцы, пока защищайте 2-ю роту, а я с маньчжурами и солонами возвращусь сегодня в Хуй-юань-чэн, выпрошу у цзян-цзюня артиллерийский отряд в несколько сот человек и приведу их сюда, а тогда мы легко отбросим воров». Все командиры согласились на это предложение, и маньчжуры свободно ушли от сибинцев, предоставив их самим себе.
На следующий день после ухода маньчжуров сибинцы снова подступили к лагерю бунтовщиков, но тоже были оттеснены. А после этого солдаты из других рот начали самовольно убегать к себе домой, хотя небольшая их часть все-таки осталась во второй роте. Одного сибинца, бежавшего с поля сражения, ухэрида приказал казнить.
После неудачного столкновения с бунтовщиками, сибинцы временно не выходили из 2-й роты, ожидая подкреплений. Тогда Эмир-хан-ходжа подошел к крепости и в течение полумесяца и днем и ночью обстреливал из маленьких пушек крепостные стены. Однажды, когда таранчи подступили близко к стенам, все сибинцы, даже старики, женщины и дети, вышли на стены и облили таранчей горячей водой; хотя таранчи и прикрывались снопами хлеба, но горячая вода проникла через солому и многих ошпарила, отчего многие заболели.
Между тем порох во 2-й сотне был израсходован; тогда ночью 2 человека прокрались в 8-ю роту и принесли оттуда две корзины с порохом. И в течение еще некоторого времени 2-я рота стойко держалась против бунтовщиков.
Эмир-хан-ходжа, осаждая 2-ю роту, однажды ночью увидел, что со стороны сибинских рот поднимается красный свет и расстилается по небу. Тогда Эмир-хан-ходжа подумал, что сибинцев силою человеческой взять нельзя, и поэтому решил войти в соглашение с ними. С этою целью он отправил во 2-ю роту своего приближенного таранчинца, умевшего говорить по-сибински, с предложением сдачи. Старейшины 2-й роты не обратили внимания на командиров и отворили ворота крепости. А затем несколько стариков с юношами отправились к Эмир-хану для переговоров. Здесь старики выразили желание покориться таранчам, но с условием, чтобы они не ставили в крепости своего гарнизона. Эмир-хан-ходжа, весьма обрадовавшийся приходу сибинских старцев, поклялся, взяв в рот конец ружейного дула и смотря на небо, что он не введет своих таранчей во 2-ю роту. Затем он сказал сибинцам: «Возвращайтесь домой и принесите мне печать командира роты и военное оружие - луки, стрелы; тогда я уйду от вас к 1-й и 3-й сибинским ротам, с которыми также войду в соглашение. А для этого дайте мне двух находящихся в вашей роте сибинцев, говорящих хорошо по-таранчински. Эти переводчики будут сопровождать меня и расскажут, что 2-я рота добровольно сдалась. Прежде всего постараюсь договориться с 8 ротою, а затем отправлюсь к 1-й и 3-й ротам; когда же подчиню себе все прочие роты, то сибинский ухэрида, живущий в 6-й роте, также подчинится мне».
Старики 2-й роты, выслушав слова Эмир-хан-ходжи, возвратились к себе домой, взяли печать командира роты, оружие и другие предметы и сдали все это Эмир-хану. Из 2-й роты пришли также два сибо Вахабу и Боро, которые говорили по-таранчински.
Эмир-хан-ходжа, взяв с собою этих толмачей, пошел с войском к 8-й роте; сибинцы этой роты, узнав от Боро и Вахабу о сдаче 2-й роты, охотно подчинились Эмир-хану. После этого таранчи отправились к 1-й и 3-й ротам, где соединились со стоявшими там лагерем таранчами. Эти таранчи, совместно с киргизами, примкнувшими к ним ради предстоявшего грабежа, подступили к 1-й и 3-й ротам в то время, когда Эмир-хан-ходжа с главным войском подошел ко 2-й роте; этим таранчи хотели, пользуясь своею многочисленностью, разделить силы сибинцев. Пришедшие в то время таранчи расположились лагерем в 10 ли к югу от 1-й и 3-й рот. Узнав об их приходе, старики и молодые сибинцы из обеих рот направились верхом к таранчинскому становищу; в крепости остались пехотные отряды. Всадники, выступившие против мятежников, не знали их численности, и таранчей оказалось около 3.000 человек, между тем как сибинцев было всего около 300 человек. Опытные сибинцы бросились в бой, но молодые, не видавшие битвы, испугались и вскоре побежали. Мятежники, будучи превосходными в силах, отчаянно ринулись на сибо, которые все бросились бежать. Но стоявшая около ворот крепости сибинская пехота вышла и остановила натиск нападавших. В этот раз пало в бою три старика-сибинца и 24 юноши. Более сибинцы не выходили из-за своих стен и, поставив на них пушки, держали мятежников, не имевших артиллерии, в почтительном отдалении.
Эмир-хан-ходжа, подойдя к 1-й и 3-й ротам и соединившись с таранчами, осаждавшими эти роты, 6-го числа 8-й луны послал к сибинцам переводчиков Боро и Вахабу, которые, приблизившись к стенам крепости, сообщили сибинцам, что 2-я и 8-я роты сдались Эмир-хану, и что он предлагает первой и третьей ротам поступить точно так же. Старики, услышав эти слова, ввели посланцев в свою крепость. Все командиры и уважаемые старики устроили совещание по этому поводу и решили сдаться. Тогда сибинцы взяли печати ротных командиров и оружие солдат и сдали все это Эмир-хану.
После этого Эмир-хан-ходжа отправился к четвертой роте, с которой также успешно договорился. А затем он пошел к шестой роте, где жил ухэрида. Эмир-хан-ходжа послал переводчиков Боро и Вахабу, чрез которых предложил ухэриде сдаться. Последний на это ответил, что он пошлет спросить цзян-цзюня, и если тот разрешить сдаться, то сибинцы 6-й, 5-й и 7-й рот подчинятся таранчам; если же не дозволит этого, то сибинцы будут драться до последней капли крови.
Эмир-хан-ходжа согласился на это, а также, по просьбе ухэриды, выдал пропуск двум сибинцам, посланным ухэридою к цзян-цзюню, и назначил им в провожатые 2-х таранчей из своего войска.
Когда посланные ухэридою сибо прибыли в г. Хуй-юань-чэн и передали цзян-цзюню донесение ухэриды, а также доложили ему о положении 6-й роты и об обстоятельствах сдачи прочих сибинских рот, то цзян-цзюнь, обсудив дело, разрешил сибинскому ухэриде вступить в соглашение с бунтовщиками. Ухэрида, получив такое разрешение, сдался таранчам, выдав им печати, а также оружие солдат [По словам Лю-цунь-ханя, который как раз находился в это время в 6-ой роте, мусульмане согласились на следующие условия капитуляции сибо: 1) сибо сохранят свое одеяние и учение, 2) мусульмане 2 родов (таранчи и дунгане) не будут вступать в браки с сибо и 3) сибинцы не будут посылаться в битву с дай-цинскими войсками. Эти условия были формулированы на словах, причем мусульмане поклялись на коране в том, что не нарушат условий.].
VIII. Договор Эмир-хан-ходжи с солонскими ротами
Подчинив таранчинскому султану все сибинские роты, Эмир-хан-ходжа с войском возвратился в г. Кульджу, где дал ему отдохнуть несколько дней, а затем повел свое войско [в этом предприятии дунгане также не участвовали] возле гор к северу от г. Кульджи для покорения солонов, которые в это время уже знали о подчинении сибинцев таранчинскому султану и совещались между собою относительно изъявления покорности Эмир-хан-ходже. Прибыв к солонам, он послал к ним таранчинца, говорившего по-маньчжурски, который от лица Эмир-хана обратился к ним со следующею речью: «Теперь сибинцы уже подчинились нам. Мы воюем единственно с китайцами и маньчжурами гор. Хуй-юань-чэна. С вами же у нас вражды нет. Нападать и убивать вас мы не желаем. Если теперь мы вступим в соглашение и откажемся от борьбы, то это будет весьма угодно небу».
Солонские старики и чиновники обрадовались такому предложению. Выйдя из своей крепости, они заключили с Эмир-ханом договор [Подобно сибинцам, солоны выговорили себе право не платить податей таранчам, а Эмир-хан-ходжа, с своей стороны, обязался не вводить в солонские роты таранчей. Солоны сдали означенному командиру оружие своих солдат и казенные печати.].
Договорившись с солонами, Эмир-хан-ходжа возвратился со своим войском старою дорогой в г. Кульджу. А в это время солонский ухэрида Чишань убежал в местность Тургун. Солоны же, (собственно) четыре роты дахур, остались жить возле города Хоргоса.
IX. Осада и взятие магометанами г. Хуй-юань-чэна
Покончив с сибинцами и солонами, таранчи и дунгане приступили к осаде г. Хуй-юань-чэна, построив крепостцы на северном краю города. Так как восстание началось в то время, когда таранчи не доставили еще положенного количества хлеба, то теперь в г. Хуй-юань-чэне оказался недостаток в продовольствии. Настал сильный голод, во время которого люди съели всю живность, не оставив даже кошек и собак; съели даже все сделанное из кожи, а также тетиву от луков, которые были взяты из казенного склада. В конце концов осажденные дошли до такого состояния, что стали есть детей, выменивая их друг у друга. Многие умерли с голода.
Но вот 23-го числа 1-й луны 5-го года Тун-чжи, после 4-месячной осады, дунгане и таранчи разрушили северные ворота и, войдя ночью в город, подожгли деревянные постройки и начали всех убивать. Гарнизон не мог оказать никакого сопротивления магометанам, так как люди настолько изголодались, что не могли держаться на ногах и падали на ходу. Только запершиеся в ямыне цзян-цзюня ссыльные китайцы, в количестве 300 человек, оказали сопротивление: они три дня и три ночи подряд отчаянно отбивались от таранчей и дунган. И наконец, храбро сражаясь с ними, жертвуя своею жизнью, китайцы успели прорваться чрез западные ворота крепости и бежали к Хоргосу. Сам цзян-цзюнь Мин поджег порох в своем доме и взлетел на воздух вместе со своей семьей.
Отставленного от должности цзян-цзюня Чана, не успевшего вернуться к себе на родину, таранчи захватили вместе с его семьей, а также взяли в плен и. д. сибинского мэень-амбаня Ургуна, отличившегося во время сражения под г. Суйдином. Чана таранчи увезли в г. Кульджу; здесь обрили ему голову, затем одели в овчинный тулуп шерстью вверх, на ноги обули войлочные сапоги и в таком виде посадили на осла, лицом к хвосту, и возили по улицам Кульджи на посмеяние народу. А затем приказали несчастному Чану пасти быков. Но когда Чан решительно заявил таранчинскому султану, что он охотнее умрет, чем будет пасти скот, султан, сжалившись над ним, освободил его от такого позорного занятия, дал ему квартиру, где Чан поселился с женою и 2 дочерьми, и отпускал им продовольствие. Вскоре Чан и его жена умерли, а дочери вышли замуж за таранчей.
Во время взятия города один китайский судейский чиновник (ли-ши-тун-чжи), по имени Чун-шань (ямынь его находился в восточной части города), с мечом в руках боролся с таранчами и дунганами, входившими уже в северные ворота; со словами на устах: «Раз я получал от Государя жалованье, то и умру за него!» он пал, сраженный ударом копья в грудь.
В г. Хуй-юань-чэне в то время было 4.000 маньчжуров-всадников, а с пехотой, вольными людьми, женщинами и детьми - всего 12.000 с лишком человек. Дунгане и таранчи, ворвавшись в город, избивали ослабевших от голода маньчжуров. Из всего населения города дунгане и таранчи пощадили только молодых женщин, девушек и мальчиков не старше 20 лет, - всего около 2.000 человек; их таранчи и дунгане взяли себе в добычу.
Очевидно, Хуй-юань-чэн пал потому, что такова была воля неба. Ведь маньчжуры в течение 100 лет жили беспечно и развратно в городе, едя хлеб, доставлявшийся им таранчами, и получая от Государя приличное жалованье. Они возгордились чрезмерно, а поэтому внуки пострадали за ошибки своих предков.
Когда таранчи и дунгане 23 числа 1-й луны 5-го года Тун-чжи вошли в крепость и подожгли ее, то поднимавшееся пламя было видно в 1-й и 3-й сибинских «ниру». Старики и молодые 3-й роты, в которой я жил, взобравшись на высокую земляную насыпь, находящуюся внутри города [Об этой насыпи автор рассказа говорит в маньчжурском тексте следующее: «Когда и по какой причине была сооружена эта насыпь, теперь никто не знает. Когда я был молод, на этой насыпи, посредине ее, находилось знамя с духовными письменами. По рассказам стариков, однажды ночью в восточной части насыпи неожиданно появилась расселина, причем на одном боку расселины оказались духовные монгольские письмена. Пока искали человека, который бы знал эти письмена, они от ветра разрушились. Так и осталось неизвестным содержание надписи».], смотрели на зарево пожара; старики и другие громко плакали. Многие говорили следующее: «Теперь пал г. Хуй-юань-чэн… Неизвестно, как поступят с нами таранчи и дунгане». Я был в то время очень молод и не вникал серьезно в положение дел. Но впечатление, вынесенное в ту ночь из созерцания громадного зарева, поднимавшегося со стороны пылавшего г. Хуй-юань-чэна, - хранится и до сих пор в моей памяти.
Уничтожив маньчжурский гарнизон в г. Хуй-юань-чэне и завладев имуществом побежденных, таранчи и дунгане почувствовали себя полными господами в Илийском крае и сильно возгордились.
X. Взятие дунганами и таранчами прочих китайских городов в Илийском крае и разгром ими 4-х солонских рот
Вслед за взятием города Хуй-юань-чэна таранчи взяли города: Суйдин, Цин-шуй-хэ, Лао-цао-гоу, Тарджи и Хоргос. Во всех этих городах были незначительные китайские гарнизоны, которые почти все добровольно сдались таранчам и дунганам; не сдавшихся добровольно победители или убивали, или обращали в магометанство, брея им голову. Итак, дунгане и таранчи взяли в Илийском крае следующие китайские и маньчжурские крепости и города: Си-чунь-чэн (Чэн-пань-цзы, что в 4-х верстах от города Кульджи), Баянтай (Хуй-нин-чэн), Хуй-юань-чэн, Суйдин, Лао-цао-гоу (Гуан-жэнь-чэн), Цин-шуй-хэ-цзы (Чжан-дэ-чэн), Тарджи и Хоргос (Гун-чэнь-чэн, или Чэн-пань-цзы). С городом Кульджей, в котором мусульмане истребили почти всех китайцев [население г. Кульджи состояло главным образом из таранчей; здесь же проживала таранчинская администрация], таранчи и дунгане имели в своем полном владении девять городов.
В Хоргосе жили 4 роты дахуров, составлявших левое крыло солонского лагеря [Правое крыло составляли 4 роты сибинцев, вызванных из 8 заречных рот на место вымерших онкоров. Но как дахуры, жившие в г. Хоргосе, так и сибинцы, жившие в Чэджи, Самаре ( Джаркент), Чичикане и Тургуне, назывались и называются вообще солонами. Лагерь в Тургуне представлял собою небольшое укрепление; в других же сибинских лагерях (Чэджи, Самар, Чичикан) стен не было.]. Когда таранчи и дунгане после взятия г. Хуй-юань-чэна пришли к Хоргосу, то нашли там только китайцев, которых и убили. Солоны же (собственно, дахуры), узнав, что г. Хуй-юань-чэн неминуемо должен пасть, все, в составе 4 рот, бежали и, пройдя Тургун [Тургун находится в 11 верстах от г. Джаркента по дороге в г. Верный], поселились в Боро-худзире [ст. Боро-худзир - в 18 верстах от г. Джаркента], недалеко от находившихся там русских. Солонский же ухэрида Чишань, после ухода Эмир-хан-ходжи из солонских рот, но еще до осады г. Хуй-юань-чэна, бежал в Тургун.
После взятия таранчами и дунганами г. Хуй-юань-чэна, таранчинский султан приглашал солонского ухэриду и других чиновников возвратиться на старые места. Но солоны (дахуры) не послушали султана. Тогда он в 12-й луне 5-го года Туп-чжи послал громадную толпу таранчей и дунган, с присоединением еще киргизов - любителей пограбить, с тем, чтобы они вернули солонов. Магометане, распуская ложные слухи о том, что они схватят только ухэриду и вернутся в Кульджу, (спокойно) прошли мимо сибинских рот, находившихся в Чэджи, Самаре и Чичикане. Возле каждой роты они оставляли военные отряды. Наконец, главный отряд, идя на запад, приблизился к Тургуну в надежде захватить там ухэриду [ухэрида потому укрывался у сибо, что и сам происходил из племени сибо, а не из дахур], но он еще ранее, услыхав, что из г. Кульджи идут магометане, бежал к русским в Боро-худзир. Таранчи и дунгане, боясь русских, не могли схватить солонского ухэриду.
В. В. Верещагин. Развалины китайской кумирни Ак-Кент [Чеджи]. 1869-1870
Рассерженные дунгане и таранчи решили уничтожить солонов правого крыла (т. е. сибо). Для этого дунгане и таранчи окружили солонские роты в Чэджи и Самаре, как самые близкие к Хоргосу. Магометане устроили совещание для обсуждения плана нападения, причем решили в полночь 23 числа 12-й луны напасть на солонские роты. Солоны - старики и юноши - в Чэджи и Самаре, окруженные магометанами, видя безысходность своего положения, с плачем взирали на небо. Старики в Чэджи растворили опиум в котле и научили всех так: «Что будет в эту ночь, трудно знать. Если, однако, будет плохо, то все выпьем этого опиума и умрем, избавившись таким образом от мусульманского плена».
В полночь дунгане и таранчи вошли в вышеуказанные две роты. Все солоны собрались на одном большом дворе. Часть мужчин вступила в бой и погибла, но большинство бежало еще до начала сражения. В Чэджи солонские женщины, девушки и дети выпили опиума. Но кто много выпил, тот извергнул все обратно и остался в живых; те же, кто, боясь умереть, выпили немного, все умерли. Оставшихся в живых женщин, девушек и детей обоего пола таранчи захватили себе в качестве добычи.
Таким образом селения Чэджи и Самар в одну ночь были разрушены и опустели. Солоны же из Чичикана и Тургуна успели бежать к русскому гарнизону в Боро-худзир. Впоследствии половина солонов ушла в Тарбагатай, а прочие остались в Боро-худзире и Тургуне, куда солоны, по уходе таранчинцев, снова возвратились и занялись хлебопашеством [теперь эти солоны живут в китайских пределах около Чэн-пань-цзы, в особой крепости].
Итак, таранчи и дунгане, благодаря беспечности цзян-цзюня Мина и всех чиновников, очень легко завладели такими большими крепостями, как Баянтай и Хуй-юань-чэн. Но если бы до восстания маньчжурские и китайские чиновники любили дунган и таранчей, то дело никоим образом не дошло бы до такого бунта. Когда же восстание уже началось, китайско-маньчжурские войска, несомненно, победили бы бунтовщиков, если бы офицеры любили солдат, если бы они здраво все обдумывали, если бы они геройски шли вперед, а не прятались позади солдат, и если бы сами солдаты храбро сражались со смелыми бунтовщиками. На деле же офицеры нисколько не заботились о своих солдатах, а за малейшую провинность жестоко их наказывали. Среди офицеров не было ни одного, который бы на поле сражения храбро шел впереди, увлекая за собою солдат. Напротив того, когда дело доходило до сражения, командиры, заботясь о своей жизни, скрывались, бросая солдат на произвол судьбы.
Еще два этюда В. В. Верещагина
XI. Междоусобная война таранчей и дунган в Илийском крае
Спустя три года после взятия г. Хуй-юань-чэна между таранчами и дунганами возникла междоусобная война. Те и другие стали оспаривать друг у друга господствующее положение (в Илийском крае). Дунгане говорили: «Если бы мы не произвели восстания, то вы, таранчи [досл.: земледельцы - rus_turk], сотню, тысячу лет оставались бы все такими же таранчами. Как вам владычествовать над Или?»
Таранчи же (в свою очередь) говорили: «Хотя бы маньчжуры, выгнав вас, дунган, из г. Хуй-юань-чэна, и не убили, но если бы не было нас, таранчей, то вы все-таки померли бы с голода. Теперь вы, благодаря нашей силе, сохранили свою жизнь. А потому где вам владеть нами?»
Из-за этого и возникли между дунганами и таранчами несогласия.
Так как в то время дунгане владели городами: Урумчи, Гучэном, Манасом и другими, то илийские дунгане просили помощи у урумчиских дунган, которые и прибыли в Или. Таранчинский султан Обул-аля-багатур-газы, услышав о приходе дунган из Урумчи в г. Хуй-юань-чэн, собрал 10.000 своих таранчинских солдат и, вызвав еще 500 пеших и конных сибинцев, пошел к крепости Баянтай, в которой и расположился. В то время Баянтай, после взятая его у маньчжуров, пустовал. Узнав от шпионов, что соединенное дунганское войско выступило из Суйдина и Хуй-юань-чэна по направлению к Кульдже и остановилось лагерем на полдороге, султан Обул-аля на рассвете выступил с таранчами навстречу дунганам. Собственно о ходе сражения хорошенько не знаю, но вот что я слышал впоследствии от участников сражения.
Султан лично выступил с войском и, встретившись с дунганами близь Баянтая, стремительно напал на них, причем сам находился впереди. В то время как таранчи сражались, воодушевляемые (его примером), им на помощь пришел халпе, брат султана, с большою толпою таранчей, и тогда дунгане были наголову разбиты и в панике бежали по направлению к г. Хуй-юань-чэну. Первыми бежали с поля сражения дунгане, пришедшие на помощь из Урумчи. Они, захватив у илийских дунган красивых женщин и девушек, бежали в Урумчи. За этими дунганами бежали из-под Баянтая и илийские дунгане. Были среди них такие, которые посадили своих жен и детей на телеги и столкнули их в р. Или [для того, чтобы жены и дети не достались победителям-таранчам]. Так злы дунгане! И если им совсем не жаль убивать собственных жен и детей, то разве будут они жалеть чужих жен и детей? Из этого видно, что сердце у них сильно пропитано злобой.
Таранчи, разбив дунган, гнались за ними вплоть до г. Хуй-юань-чэна и Суйдина, причем много дунган перебили и захватили в плен. Когда на другой день прибыл в Хуй-юань-чэн таранчинский султан Обул-аля, он, собрав своих таранчей, приостановил избиение дунган.
Хуй-юань-чэн после этого совершенно опустел. А так как дунган осталось очень мало, то они и не жили в г. Кульдже. Всего в Или осталась тысяча с лишком дунган, а именно в Суйдине, Лао-цао-гоу и и Цин-шуй-хэ. После этого свирепость и злоба дунган сильно ослабели.
Китайские туркестанцы. С фотографии Чапмана
На основании изложенного (я) убедился, что всякий человек, когда его жестокость и злоба достигнут крайних пределов, неизбежно понесет наказание по воле неба.
ОКОНЧАНИЕ