Встречи в Барнауле
Thomas W. Knox. Overland through Asia: Pictures of Siberian, Chinese, and Tartar Life. Hartford, 1870.
Вид города Барнаула. Вторая половина 1850-х
Однажды утром, во время моего пребывания в Барнауле, доктор вышел прогуляться, оставив меня за письмом. Через полчаса он вернулся в сопровождении высокого, крепкого брюнета, чьи волосы и борода были черны, как эбеновое дерево. Платье его было русским, но черты лица показались мне несколько чужеземными.
- Позвольте мне представить вас, - сказал доктор, - офицеру персидской армии. Он уже восемь лет вдали от дома, и хотел бы пообщаться с американцем.
После рукопожатия я, чтобы начать сближение, открыл свой сигарный ящик. Нашу беседу переводил доктор Шмидт: перс говорил по-русски очень ясно. Он был захвачен шайкой хищных туркмен в 1858 году, в окрестностях Герата. Похитители продали его купцу в Балхе, где он некоторое время и оставался. Затем его продали в Хиву, а из Хивы в Бухару, откуда он и бежал с одним из товарищей по неволе. Я спросил, заставляли ли его в плену работать, на что получил отрицательный ответ. Захваченных этими варварами солдат и всех остальных, кроме офицеров, принуждали ко всем видам тяжелого труда. Офицеров же держали ради выкупа, и их обязанности были сравнительно легки.
Пленный персиянин в Хиве
Русские невольники не являются редкостью в Средней Азии, хотя и не так многочисленны, как прежде. Киргизы калечат своих узников, помещая в рану на пятке конский волос. После такой процедуры человек делается хромым на всю жизнь. При побеге он не может полагаться на свои ноги, поэтому принимаются меры, чтобы он не завладел лошадью.
Двое беглецов отправились из Бухары вместе, испытывая в своем путешествии по степям тяжкие трудности. Из боязни плена, они избегали всех городов, и кормились всем тем, что подбрасывала на их пути судьба. Однажды, будучи близки к голодной смерти, они выкрали и убили барана. Беглецы с удовольствием поглощали сырое мясо, и не успел подойти к концу его запас, как они достигли русской границы в Чугучаке. Вскоре один из них умер, а его товарищ по побегу прибыл в Барнаул. Без паспорта власти не могли пропустить его далее, и ко времени моего посещения города он оставался там уже почти год.
Через посредство персидского посла в С.-Петербурге он связался с правительством в Тегеране и надеялся получить свой паспорт через несколько недель.
В течение восьми лет, прошедших с момента его пленения, этот господин не получал из своей родной страны никаких вестей. Он выучился говорить на русском языке, хотя и не мог на нем читать. Я рассказал ему о завершении строительства Индо-Европейского телеграфа через Евфрат и Персидский залив и успехе электрической связи между Англией и Индией. Естественно, Атлантический кабель заинтересовал его меньше, чем телеграф в его собственной стране.
Тегеран. Загородный шахский дворец Касре-Каджар. 1866
При расставании мы обменялись рукопожатием и выразили взаимное желание встретиться вновь, в Персии и Америке.
Когда перс ушел, доктор отметил интеллигентность его манер и ясность взора, а затем сказал: «В моей жизни случались кое-какие странные и непредвиденные вещи, но я никак не мог предполагать, что сделаюсь, у подножья Алтайских гор, переводчиком между персом и американцем».
Василий Васильевич Радлов (1837-1918)
В Барнауле я познакомился с господином Радловым, прусским подданным, которого направила в Сибирь российская Академия Наук. Он знал почти все языки Европы и потратил несколько лет на изучение языков Центральной Азии. Он мог говорить и писать на китайском, персидском и монгольском, а также не знаю на скольки еще языках и диалектах меньшей значимости. Целью его командировки был сбор сведений о нынешних и прошлых обитателях Центральной Азии, и для этого он предпринял исследования в Области киргиз и за озером Балхаш. Он готовился совершить в 1867 году путешествие в Кашгар.
У господина Радлова было много археологических древностей, собранных во время исследований, и он показывал предметы, извлеченные из множества курганов. У него была любопытная коллекция наконечников копий, ножей, мечей, орнаментов, железных стремян и других сувениров древних времен.
(Wilhelm Radloff. Aus Sibirien. Lose Blätter aus meinem Tagebuche. Leipzig, 1893)
Он рассуждал об эпохах меди, золота и железа, и называл предполагаемую древность каждого из обнаруженных им предметов. Он протянул мне наконечник копья и лезвие ножа, добытые из могильного холма в Области киргизов. «Вы видите, - сказал он, - что они медные и, без сомнения, изготовлены до открытия железа. Им, возможно, три тысячи лет, а может быть, и больше. В этих курганах медь обнаруживается в гораздо лучшей сохранности, чем железо, хотя последнее было погребено намного позже».
В доме этого господина я встретил персидского солдата, который провел десять лет в неволе у туркмен, где его избивали, принуждали к тяжелейшей работе, часто держали в цепях. После долгого и терпеливого ожидания, он бежал и добрался до сибирской границы. Не имея паспорта и не будучи в состоянии дать себя понять, он был отправлен в Барнаул и помещен в тюрьму, где провел почти десять лет! Упомянутый выше персидский офицер случайно услыхал о нем и добился его освобождения. Господин Радлов взял этого человека к себе в дом в качестве домашнего слуги и учителя персидского языка. Я слышал, как он прочел звучным голосом несколько отрывков из Корана. Лицо его, с отметинами глубокого страдания, было немым свидетелем ужасающей неволи в руках туркмен. Его заключение в Барнауле объясняли как «несчастную оплошность». Бежав из варварского рабства, он попал в цивилизованную тюрьму, и должен был считать христианское мягкосердие скорее воображаемым, нежели реальным. Этот перс рассчитывал сопровождать своего земляка во время его возвращения на родину.
Барнаул. Старая тюрьма. 1885
Вид города Барнаула. Вторая половина 1850-х
Однажды утром, во время моего пребывания в Барнауле, доктор вышел прогуляться, оставив меня за письмом. Через полчаса он вернулся в сопровождении высокого, крепкого брюнета, чьи волосы и борода были черны, как эбеновое дерево. Платье его было русским, но черты лица показались мне несколько чужеземными.
- Позвольте мне представить вас, - сказал доктор, - офицеру персидской армии. Он уже восемь лет вдали от дома, и хотел бы пообщаться с американцем.
После рукопожатия я, чтобы начать сближение, открыл свой сигарный ящик. Нашу беседу переводил доктор Шмидт: перс говорил по-русски очень ясно. Он был захвачен шайкой хищных туркмен в 1858 году, в окрестностях Герата. Похитители продали его купцу в Балхе, где он некоторое время и оставался. Затем его продали в Хиву, а из Хивы в Бухару, откуда он и бежал с одним из товарищей по неволе. Я спросил, заставляли ли его в плену работать, на что получил отрицательный ответ. Захваченных этими варварами солдат и всех остальных, кроме офицеров, принуждали ко всем видам тяжелого труда. Офицеров же держали ради выкупа, и их обязанности были сравнительно легки.
Пленный персиянин в Хиве
Русские невольники не являются редкостью в Средней Азии, хотя и не так многочисленны, как прежде. Киргизы калечат своих узников, помещая в рану на пятке конский волос. После такой процедуры человек делается хромым на всю жизнь. При побеге он не может полагаться на свои ноги, поэтому принимаются меры, чтобы он не завладел лошадью.
Двое беглецов отправились из Бухары вместе, испытывая в своем путешествии по степям тяжкие трудности. Из боязни плена, они избегали всех городов, и кормились всем тем, что подбрасывала на их пути судьба. Однажды, будучи близки к голодной смерти, они выкрали и убили барана. Беглецы с удовольствием поглощали сырое мясо, и не успел подойти к концу его запас, как они достигли русской границы в Чугучаке. Вскоре один из них умер, а его товарищ по побегу прибыл в Барнаул. Без паспорта власти не могли пропустить его далее, и ко времени моего посещения города он оставался там уже почти год.
Через посредство персидского посла в С.-Петербурге он связался с правительством в Тегеране и надеялся получить свой паспорт через несколько недель.
В течение восьми лет, прошедших с момента его пленения, этот господин не получал из своей родной страны никаких вестей. Он выучился говорить на русском языке, хотя и не мог на нем читать. Я рассказал ему о завершении строительства Индо-Европейского телеграфа через Евфрат и Персидский залив и успехе электрической связи между Англией и Индией. Естественно, Атлантический кабель заинтересовал его меньше, чем телеграф в его собственной стране.
Тегеран. Загородный шахский дворец Касре-Каджар. 1866
При расставании мы обменялись рукопожатием и выразили взаимное желание встретиться вновь, в Персии и Америке.
Когда перс ушел, доктор отметил интеллигентность его манер и ясность взора, а затем сказал: «В моей жизни случались кое-какие странные и непредвиденные вещи, но я никак не мог предполагать, что сделаюсь, у подножья Алтайских гор, переводчиком между персом и американцем».
Василий Васильевич Радлов (1837-1918)
В Барнауле я познакомился с господином Радловым, прусским подданным, которого направила в Сибирь российская Академия Наук. Он знал почти все языки Европы и потратил несколько лет на изучение языков Центральной Азии. Он мог говорить и писать на китайском, персидском и монгольском, а также не знаю на скольки еще языках и диалектах меньшей значимости. Целью его командировки был сбор сведений о нынешних и прошлых обитателях Центральной Азии, и для этого он предпринял исследования в Области киргиз и за озером Балхаш. Он готовился совершить в 1867 году путешествие в Кашгар.
У господина Радлова было много археологических древностей, собранных во время исследований, и он показывал предметы, извлеченные из множества курганов. У него была любопытная коллекция наконечников копий, ножей, мечей, орнаментов, железных стремян и других сувениров древних времен.
(Wilhelm Radloff. Aus Sibirien. Lose Blätter aus meinem Tagebuche. Leipzig, 1893)
Он рассуждал об эпохах меди, золота и железа, и называл предполагаемую древность каждого из обнаруженных им предметов. Он протянул мне наконечник копья и лезвие ножа, добытые из могильного холма в Области киргизов. «Вы видите, - сказал он, - что они медные и, без сомнения, изготовлены до открытия железа. Им, возможно, три тысячи лет, а может быть, и больше. В этих курганах медь обнаруживается в гораздо лучшей сохранности, чем железо, хотя последнее было погребено намного позже».
В доме этого господина я встретил персидского солдата, который провел десять лет в неволе у туркмен, где его избивали, принуждали к тяжелейшей работе, часто держали в цепях. После долгого и терпеливого ожидания, он бежал и добрался до сибирской границы. Не имея паспорта и не будучи в состоянии дать себя понять, он был отправлен в Барнаул и помещен в тюрьму, где провел почти десять лет! Упомянутый выше персидский офицер случайно услыхал о нем и добился его освобождения. Господин Радлов взял этого человека к себе в дом в качестве домашнего слуги и учителя персидского языка. Я слышал, как он прочел звучным голосом несколько отрывков из Корана. Лицо его, с отметинами глубокого страдания, было немым свидетелем ужасающей неволи в руках туркмен. Его заключение в Барнауле объясняли как «несчастную оплошность». Бежав из варварского рабства, он попал в цивилизованную тюрьму, и должен был считать христианское мягкосердие скорее воображаемым, нежели реальным. Этот перс рассчитывал сопровождать своего земляка во время его возвращения на родину.
Барнаул. Старая тюрьма. 1885