Эмир и часовщик
А. С. Татаринов. Семимесячный плен в Бухарии. - СПб., М., 1867.
Была ясная лунная ночь; было жарко, но не душно. Я только что лег в постель, К. раздавался; другие товарищи по заключению пошли узнавать от мусульман новости. На столе у нас горела казенная сальная свеча; стеариновых мы давно уже не знали. К нам в комнату, дверь которой была растворена, вошел незаметно для нас человек среднего роста, в очень простом халате, в скромной, далеко не пышной, чалме. Он обратился к нам с совершенно чистой русской речью, такого содержания: «Господа, государь мой послал меня порадовать вас приятною новостью. Государь не желает нарушать старинную 500-летнюю дружбу, связывавшую Бухарию с Россиею, и возвращает вас в Ташкент. Небольшая стычка, бывшая между русскими и бухарскими войсками, требовалась мусульманским законом, в отмщение за то, что русские осквернили своим приходом бухарскую землю. Теперь все кончено, и восстановлена прежняя дружба».
К. побежал за посланниками, я наскоро оделся. Наш гость, когда собрались все, повторил то же самое, прося написать военному губернатору письмо, в котором бы излагалась причина военных действий против России.
Гость наш был тот советник эмира, о котором мы слышали прежде; имя его Каратаев из Саратова; почему он оставил Россию - мы не узнали. Каратаев нам сообщил, что нашими войсками командует новый военный губернатор; но умалчивал о том поражении, какое понесли бухарцы. Письмо к военному губернатору было написано по-русски и по-татарски; в письме было сказано: «Сейчас пришел к нам, по поручению эмира, татарин, с известием, что через два дня мы выезжаем отсюда. Эмир желает сохранить бывшую до сих пор дружбу между Бухариею и Россиею, и считает долгом объяснить, что военные действия были вызваны мусульманским законом, требовавшим отмщения за приход русских в бухарские пределы. Битва, продолжавшаяся ровно два часа, была остановлена самим эмиром».
Каратаев долго сидел у нас, выпил множество стаканов чаю, рассказывал многое, но был осторожен относительно военных действий. От него мы узнали, что ни одно из наших писем не дошло по назначению: все были прочитаны и оставлены. Одни из советников эмира предлагали дозволить нам писать и получать письма; другие говорили: «Лучше пусть ничего о них (т. е. о нас) не знают в России, а мы, смотря по тому, как за них будут заступаться, будем знать, чего требовать за их освобождение». Последнее мнение одержало верх, да и вообще эмир пристает чаще к тому мнению, которое отличается своею нелепостью.
Каратаев, чтобы исполнить повелите своего государя, проскакал много верст и прямо с дороги пришел к нам. Получив от нас письмо, он должен скакать опять к эмиру. Письмо будет отправлено немедленно к военному губернатору.
Утром пушечный выстрел и музыка возвестили о приезде эмира. Каратаев приходил довольно часто и пояснял нам, что письмо наше отправлено. Он, в первый же визит свой, предложил нам снять с дверей замки и отворить двери; но мы отказались от этого, зная, что нам наскучила бы толпа любопытных, которые стали бы смотреть на нас с утра до вечера. Мы так очарованы были мыслию близкого отъезда и так привыкли сидеть взаперти, что для нас было бы тяжело служить предметом общего внимания или, вернее, любопытства.
Каратаев был прежде и в Оренбурге, называл себя часовых дел мастером, и часы его работы украшают фронтон дворца эмира. Каратаев не занимает в Бухарии никакой должности, не принимает от эмира никаких подарков и находит, как истинный философ, быть лучше другом и советником государя, не неся никакой ответственности в управлении, не имея, поэтому, и завистников. Каратаев советовал эмиру не ссориться с Россиею. После первого прихода наших войск под Дзак, он говорил: «Государь, не затевай с Россией ссоры: Россия сильна и тебя раздавит. Вспомни царства: Казанское и Астраханское, Сибирь, - все покорено Россиею. Если бы тебе теперь и удалось одержать над нею верх, то она пришлет еще войска; ты и их можешь разбить: но все-таки конец будет тот, что Россия поправит все свои неудачи и задавит тебя. Даже, если бы, чего не может быть, Россия не совладела с тобою, то ей помогут другие державы, - она со всеми в дружбе. Ты же ни на чью помощь рассчитывать не можешь».
Эмир не послушал доброго совета и собрал свои войска. Когда он отправился в поход, то Каратаев опять сказал ему: «Государь, вернись, еще не поздно и не стыдно. Хуже будет, когда твоя армия будет разбита и ты вернешься один». Слова эта были пророческими.
Не так уж плохо все и кончилось: эмир Музаффар, начало 1880-х
Каратаев о Бухарии отзывался с пренебрежением, говоря: «Здесь она, настоящая Азия-то, и есть». Когда он говорил о России, то прибавлял: у нас, в России. Ему страшно хотелось вырваться из Бухарии, где, как бы ни сильно было в настоящем его положение, оно все-таки не могло быть прочно.
Другой отрывок из книги: Необычная просьба эмира бухарского.
Была ясная лунная ночь; было жарко, но не душно. Я только что лег в постель, К. раздавался; другие товарищи по заключению пошли узнавать от мусульман новости. На столе у нас горела казенная сальная свеча; стеариновых мы давно уже не знали. К нам в комнату, дверь которой была растворена, вошел незаметно для нас человек среднего роста, в очень простом халате, в скромной, далеко не пышной, чалме. Он обратился к нам с совершенно чистой русской речью, такого содержания: «Господа, государь мой послал меня порадовать вас приятною новостью. Государь не желает нарушать старинную 500-летнюю дружбу, связывавшую Бухарию с Россиею, и возвращает вас в Ташкент. Небольшая стычка, бывшая между русскими и бухарскими войсками, требовалась мусульманским законом, в отмщение за то, что русские осквернили своим приходом бухарскую землю. Теперь все кончено, и восстановлена прежняя дружба».
К. побежал за посланниками, я наскоро оделся. Наш гость, когда собрались все, повторил то же самое, прося написать военному губернатору письмо, в котором бы излагалась причина военных действий против России.
Гость наш был тот советник эмира, о котором мы слышали прежде; имя его Каратаев из Саратова; почему он оставил Россию - мы не узнали. Каратаев нам сообщил, что нашими войсками командует новый военный губернатор; но умалчивал о том поражении, какое понесли бухарцы. Письмо к военному губернатору было написано по-русски и по-татарски; в письме было сказано: «Сейчас пришел к нам, по поручению эмира, татарин, с известием, что через два дня мы выезжаем отсюда. Эмир желает сохранить бывшую до сих пор дружбу между Бухариею и Россиею, и считает долгом объяснить, что военные действия были вызваны мусульманским законом, требовавшим отмщения за приход русских в бухарские пределы. Битва, продолжавшаяся ровно два часа, была остановлена самим эмиром».
Каратаев долго сидел у нас, выпил множество стаканов чаю, рассказывал многое, но был осторожен относительно военных действий. От него мы узнали, что ни одно из наших писем не дошло по назначению: все были прочитаны и оставлены. Одни из советников эмира предлагали дозволить нам писать и получать письма; другие говорили: «Лучше пусть ничего о них (т. е. о нас) не знают в России, а мы, смотря по тому, как за них будут заступаться, будем знать, чего требовать за их освобождение». Последнее мнение одержало верх, да и вообще эмир пристает чаще к тому мнению, которое отличается своею нелепостью.
Каратаев, чтобы исполнить повелите своего государя, проскакал много верст и прямо с дороги пришел к нам. Получив от нас письмо, он должен скакать опять к эмиру. Письмо будет отправлено немедленно к военному губернатору.
Утром пушечный выстрел и музыка возвестили о приезде эмира. Каратаев приходил довольно часто и пояснял нам, что письмо наше отправлено. Он, в первый же визит свой, предложил нам снять с дверей замки и отворить двери; но мы отказались от этого, зная, что нам наскучила бы толпа любопытных, которые стали бы смотреть на нас с утра до вечера. Мы так очарованы были мыслию близкого отъезда и так привыкли сидеть взаперти, что для нас было бы тяжело служить предметом общего внимания или, вернее, любопытства.
Каратаев был прежде и в Оренбурге, называл себя часовых дел мастером, и часы его работы украшают фронтон дворца эмира. Каратаев не занимает в Бухарии никакой должности, не принимает от эмира никаких подарков и находит, как истинный философ, быть лучше другом и советником государя, не неся никакой ответственности в управлении, не имея, поэтому, и завистников. Каратаев советовал эмиру не ссориться с Россиею. После первого прихода наших войск под Дзак, он говорил: «Государь, не затевай с Россией ссоры: Россия сильна и тебя раздавит. Вспомни царства: Казанское и Астраханское, Сибирь, - все покорено Россиею. Если бы тебе теперь и удалось одержать над нею верх, то она пришлет еще войска; ты и их можешь разбить: но все-таки конец будет тот, что Россия поправит все свои неудачи и задавит тебя. Даже, если бы, чего не может быть, Россия не совладела с тобою, то ей помогут другие державы, - она со всеми в дружбе. Ты же ни на чью помощь рассчитывать не можешь».
Эмир не послушал доброго совета и собрал свои войска. Когда он отправился в поход, то Каратаев опять сказал ему: «Государь, вернись, еще не поздно и не стыдно. Хуже будет, когда твоя армия будет разбита и ты вернешься один». Слова эта были пророческими.
Не так уж плохо все и кончилось: эмир Музаффар, начало 1880-х
Каратаев о Бухарии отзывался с пренебрежением, говоря: «Здесь она, настоящая Азия-то, и есть». Когда он говорил о России, то прибавлял: у нас, в России. Ему страшно хотелось вырваться из Бухарии, где, как бы ни сильно было в настоящем его положение, оно все-таки не могло быть прочно.
Другой отрывок из книги: Необычная просьба эмира бухарского.