Бюрокартия и олигархия (2)
Бюрокартия и олигархия (1)
Аристотель форму государственного строя отличал очень просто: государственный строй, писал Аристотель, есть порядок замещения государственных должностей, и в зависимости от того, как это происходит, мы и можем отличить олигархию, демократию, монархию или же какой-то "смешанный" - республиканский - строй правления (аристократию или политию). Подход Аристотеля является, так сказать, чисто инструменталистским и эмпирическим, но все то же самое можно сделать и с помощью более абстрактных представлений о государственном суверенитете - от того, кому принадлежит государственный суверенитет - одному, немногим или всем - мы и можем отличить монархию, олигархию или демократию. В самом деле, ведь суверенитет и есть источник всякой власти в государстве, и тот, кто обладает суверенитетом, тот, очевидно, и является той инстанцией, из которой происходит утверждение людей на государственных должностях и принятие всяких законов.
Конечно, во времена Аристотеля или Древнего Рима еще не существовало бюрократии в современном смысле этого слова - то есть как класса многочисленных профессиональных государственных управленцев: в Древнем Риме или в Афинах количество государственных должностей было весьма ограниченным, и бюрократического государственного аппарата в современном его виде тогда не было. Все это возникло в период централизованных средневековых государств и позднее, в период массового общества. Отсюда может возникнуть иллюзия, что современная бюрократия - то есть "государство" - существует как-то независимо от политического строя, а сама бюрократия есть некий отдельный класс со своими бюрократическими интересами.
Отчасти это, безусловно, верно. Многочисленная бюрократия, действующая на основании законов, инструкций и формальных предписаний, представляет собой особую часть общества, и у нее есть свои особенности и даже свои интересы - о них, в частности, подробно писал Вебер. Да это было бы даже странно, если бы у бюрократии таких интересов не было - ведь чиновники являются такими же людьми, и поэтому они имеют свои обычные интересы - ну, скажем, поменьше работать, и больше от этого получать (в том числе и с помощью коррупции). Даже у отдельных ведомств и министерств, как у любой устойчивой социальной группы, есть свои узкие корпоративные интересы, и противостояние какого-нибудь министерства труда с министерством экономического развития, или война МВД с ведомством тайной политической полиции в их конкуренции за полномочия или бюджетное финансирование - обычная вещь для бюрократического аппарата.
Однако все это не делает бюрократию какой-то отдельной политической силой, отличной от олигархии или демократии. Бюрократия тем и отличается от олигархии и демократии, что она является принципиально неполитической силой, и никаким суверенитетом она обладать не может. Бюрократия одинаково необходимо существует и при демократии, и при олигархии, и при республиканском политическом строе, и у нее даже есть свои бюрократические интересы, но эти специфические интересы бюрократии или отдельных ведомств определяются специфичностью положения самой бюрократии как управленческого государственного механизма, а вовсе не ее политическими взглядами или имущественным положением. В этом смысле бюрократия - именно как бюрократия - принципиально неполитична и бесклассова.
Политические интересы у бюрократии появляются не как у класса бюрократии, а как у части политического государственного строя. То есть такие политические интересы могут возникнуть у бюрократии только из политического же строя - а именно, из демократии или олигархии. Поэтому наличие многочисленной бюрократии в современных государствах ничего не меняет в правильности выводов Аристотеля о природе государства и политического строя. Бюрократия может служить олигархии, если в государстве существует олигархический строй, или же демократии - если в таком государстве установлена демократия. Но служит она интересам олигархии или демократии не в силу своей бюрократической природы, а как раз потому что бюрократические государственные должности занимаются согласно принципам олигархии или демократии, и действует она на основании законов, написанных в интересах олигархии или демократии. Конечно, при многочисленной бюрократии у нее есть и какие-то свои, чисто бюрократические интересы, но эти интересы, как мы уже сказали, принципиально неполитические, и лишь несколько усложняют картину государственного управления и соотношения интересов, но ничего принципиально нового в политической строй - олигархический или демократический - они не вносят.
Аристотель форму государственного строя отличал очень просто: государственный строй, писал Аристотель, есть порядок замещения государственных должностей, и в зависимости от того, как это происходит, мы и можем отличить олигархию, демократию, монархию или же какой-то "смешанный" - республиканский - строй правления (аристократию или политию). Подход Аристотеля является, так сказать, чисто инструменталистским и эмпирическим, но все то же самое можно сделать и с помощью более абстрактных представлений о государственном суверенитете - от того, кому принадлежит государственный суверенитет - одному, немногим или всем - мы и можем отличить монархию, олигархию или демократию. В самом деле, ведь суверенитет и есть источник всякой власти в государстве, и тот, кто обладает суверенитетом, тот, очевидно, и является той инстанцией, из которой происходит утверждение людей на государственных должностях и принятие всяких законов.
Конечно, во времена Аристотеля или Древнего Рима еще не существовало бюрократии в современном смысле этого слова - то есть как класса многочисленных профессиональных государственных управленцев: в Древнем Риме или в Афинах количество государственных должностей было весьма ограниченным, и бюрократического государственного аппарата в современном его виде тогда не было. Все это возникло в период централизованных средневековых государств и позднее, в период массового общества. Отсюда может возникнуть иллюзия, что современная бюрократия - то есть "государство" - существует как-то независимо от политического строя, а сама бюрократия есть некий отдельный класс со своими бюрократическими интересами.
Отчасти это, безусловно, верно. Многочисленная бюрократия, действующая на основании законов, инструкций и формальных предписаний, представляет собой особую часть общества, и у нее есть свои особенности и даже свои интересы - о них, в частности, подробно писал Вебер. Да это было бы даже странно, если бы у бюрократии таких интересов не было - ведь чиновники являются такими же людьми, и поэтому они имеют свои обычные интересы - ну, скажем, поменьше работать, и больше от этого получать (в том числе и с помощью коррупции). Даже у отдельных ведомств и министерств, как у любой устойчивой социальной группы, есть свои узкие корпоративные интересы, и противостояние какого-нибудь министерства труда с министерством экономического развития, или война МВД с ведомством тайной политической полиции в их конкуренции за полномочия или бюджетное финансирование - обычная вещь для бюрократического аппарата.
Однако все это не делает бюрократию какой-то отдельной политической силой, отличной от олигархии или демократии. Бюрократия тем и отличается от олигархии и демократии, что она является принципиально неполитической силой, и никаким суверенитетом она обладать не может. Бюрократия одинаково необходимо существует и при демократии, и при олигархии, и при республиканском политическом строе, и у нее даже есть свои бюрократические интересы, но эти специфические интересы бюрократии или отдельных ведомств определяются специфичностью положения самой бюрократии как управленческого государственного механизма, а вовсе не ее политическими взглядами или имущественным положением. В этом смысле бюрократия - именно как бюрократия - принципиально неполитична и бесклассова.
Политические интересы у бюрократии появляются не как у класса бюрократии, а как у части политического государственного строя. То есть такие политические интересы могут возникнуть у бюрократии только из политического же строя - а именно, из демократии или олигархии. Поэтому наличие многочисленной бюрократии в современных государствах ничего не меняет в правильности выводов Аристотеля о природе государства и политического строя. Бюрократия может служить олигархии, если в государстве существует олигархический строй, или же демократии - если в таком государстве установлена демократия. Но служит она интересам олигархии или демократии не в силу своей бюрократической природы, а как раз потому что бюрократические государственные должности занимаются согласно принципам олигархии или демократии, и действует она на основании законов, написанных в интересах олигархии или демократии. Конечно, при многочисленной бюрократии у нее есть и какие-то свои, чисто бюрократические интересы, но эти интересы, как мы уже сказали, принципиально неполитические, и лишь несколько усложняют картину государственного управления и соотношения интересов, но ничего принципиально нового в политической строй - олигархический или демократический - они не вносят.