Философическое
Сегодня сон приснился, какой-то жутко вумный (давно такого не было).
А снилось мне, что я спорю с Константином Крыловым относительно соотношения наших человеческих знаний и представлений о мире к этому самому миру. Ну, то есть спорили по поводу старого и вечного вопроса философии о соотношении способности познания к бытию, о первичности сознания и бытия и т. д. и т.п. Спорили примерно в том русле, как эти вопросы ставились у Канта: то есть насколько много в наших представлениях о мире, собственно, нашего - то есть априорных форм, понятий, которые существуют только в нашей голове, в нашем сознании, с помощью которых мы "укладываем" весь имеющийся опыт в наши наличные формы и затем препарируем с помощью наших же аналитических способностей.
При этом, в отличие от древнегреческих мудрецов, обсуждая все эти последние вопросы человеческого бытия, прохаживались мы с Крыловым почему-то не среди платанов и фонтанов Академии, а посреди какого-то деревенского двора, в котором пахло сеном и навозом и по которому бегали курицы. Что, впрочем, никак не отражалось на качестве беседы и на глубине нашей дискуссии.
Я, насколько я помню, рассуждал во вполне кантианском духе и доказывал Крылову, что куриц и петухов по отдельности в самой действительности не существует. Есть только некая птичья масса, курино-петушиная стая, и лишь с помощью человеческого разума мы можем отделить петухов от куриц. При этом я почему-то то и дело прерывал свои рассуждения, подкрепляя их какой-то дурацкой присказкой, все время громко повторяя: "Курицы клюют, петухи поют!" Видимо, мне казалось, что эта присказка придает моим рассуждениям особую наглядность.
Второй мой тезис (тоже вполне кантианский) сводился к тому, что никаким способом наши аналитические мыслительные способности не могут заменить и подменить собой опыта. То есть все наши теории, знания, схемы и т.д. - все это есть лишь систематизация опыта, проведенная нашим разумом с помощью его аналитического и понятийного аппарата. То есть любое наше знание и теория есть явление вторичное, явление пост-фактум, и, следовательно, прогностические способности человека равны нулю, а способность человека что-то предсказывать на основе уже существующего опыта и уже созданных нами теорий является полной иллюзией. На возражение Крылова, что человек таки может предсказать, например, что поднятое тело, если его отпустить, упадет на землю, и что как-то инженерная наука может же предсказать, что космический аппарат, запущенный из определенной точки с определенной скоростью и по определенной траектории, упадет через какое-то время в пределах заданного квадрата, - на это я возражал, что все это и есть не более, чем опыт, уже зафиксированный и систематизированный нашим разумом с помощью логико-математического аппарата и понятийного аппарата из физики, и что на самом деле в данном случае мы ничего не прогнозируем, а просто пытаемся воспроизвести уже известный нам опыт. А наука физика и математика служат лишь инструментом для закрепления такого опыта, то есть чем-то вроде букв алфавита, с помощью которого мы фиксируем уже имеющий опыт.
Далее мы стали обсуждать, чем же является понятие "масса тела", и что может стоять за этим физическим понятием. Помню, я выразил мнение, что понятие "масса тела" - это не более чем физико-математический конструкт, за которым не стоит ничего, кроме нашего представления о телесности, и что между массой как величиной тяготения и массой как величиной инерции на самом деле нет ничего общего. Крылов, который до этого момента все больше молчал и задавал вопросы, посматривая на землю и поглаживая бородку, вдруг поднял голову, посмотрел на меня в упор, лицо его просветлело и он спросил: "А вы знаете, Руно, что формулу E=mc^2 Эйнштейн не сам придумал, а украл у одного известного физика того времени?"
"Вот сука, - озадаченно ответил я, несколько обескураженный такой резкой сменой темы. - Ничего удивительно, - добавил я, - все евреи жулики и мошенники".
"Вот именно, Руно, именно так!" - радостно закричал Крылов и почему-то начал махать руками.
Я был вконец озадачен таким поведением Крылова.
"Москвич, хули", - подумал я, как бы успокаивая себя и оправдывая Крылова.
И тут я проснулся.
А снилось мне, что я спорю с Константином Крыловым относительно соотношения наших человеческих знаний и представлений о мире к этому самому миру. Ну, то есть спорили по поводу старого и вечного вопроса философии о соотношении способности познания к бытию, о первичности сознания и бытия и т. д. и т.п. Спорили примерно в том русле, как эти вопросы ставились у Канта: то есть насколько много в наших представлениях о мире, собственно, нашего - то есть априорных форм, понятий, которые существуют только в нашей голове, в нашем сознании, с помощью которых мы "укладываем" весь имеющийся опыт в наши наличные формы и затем препарируем с помощью наших же аналитических способностей.
При этом, в отличие от древнегреческих мудрецов, обсуждая все эти последние вопросы человеческого бытия, прохаживались мы с Крыловым почему-то не среди платанов и фонтанов Академии, а посреди какого-то деревенского двора, в котором пахло сеном и навозом и по которому бегали курицы. Что, впрочем, никак не отражалось на качестве беседы и на глубине нашей дискуссии.
Я, насколько я помню, рассуждал во вполне кантианском духе и доказывал Крылову, что куриц и петухов по отдельности в самой действительности не существует. Есть только некая птичья масса, курино-петушиная стая, и лишь с помощью человеческого разума мы можем отделить петухов от куриц. При этом я почему-то то и дело прерывал свои рассуждения, подкрепляя их какой-то дурацкой присказкой, все время громко повторяя: "Курицы клюют, петухи поют!" Видимо, мне казалось, что эта присказка придает моим рассуждениям особую наглядность.
Второй мой тезис (тоже вполне кантианский) сводился к тому, что никаким способом наши аналитические мыслительные способности не могут заменить и подменить собой опыта. То есть все наши теории, знания, схемы и т.д. - все это есть лишь систематизация опыта, проведенная нашим разумом с помощью его аналитического и понятийного аппарата. То есть любое наше знание и теория есть явление вторичное, явление пост-фактум, и, следовательно, прогностические способности человека равны нулю, а способность человека что-то предсказывать на основе уже существующего опыта и уже созданных нами теорий является полной иллюзией. На возражение Крылова, что человек таки может предсказать, например, что поднятое тело, если его отпустить, упадет на землю, и что как-то инженерная наука может же предсказать, что космический аппарат, запущенный из определенной точки с определенной скоростью и по определенной траектории, упадет через какое-то время в пределах заданного квадрата, - на это я возражал, что все это и есть не более, чем опыт, уже зафиксированный и систематизированный нашим разумом с помощью логико-математического аппарата и понятийного аппарата из физики, и что на самом деле в данном случае мы ничего не прогнозируем, а просто пытаемся воспроизвести уже известный нам опыт. А наука физика и математика служат лишь инструментом для закрепления такого опыта, то есть чем-то вроде букв алфавита, с помощью которого мы фиксируем уже имеющий опыт.
Далее мы стали обсуждать, чем же является понятие "масса тела", и что может стоять за этим физическим понятием. Помню, я выразил мнение, что понятие "масса тела" - это не более чем физико-математический конструкт, за которым не стоит ничего, кроме нашего представления о телесности, и что между массой как величиной тяготения и массой как величиной инерции на самом деле нет ничего общего. Крылов, который до этого момента все больше молчал и задавал вопросы, посматривая на землю и поглаживая бородку, вдруг поднял голову, посмотрел на меня в упор, лицо его просветлело и он спросил: "А вы знаете, Руно, что формулу E=mc^2 Эйнштейн не сам придумал, а украл у одного известного физика того времени?"
"Вот сука, - озадаченно ответил я, несколько обескураженный такой резкой сменой темы. - Ничего удивительно, - добавил я, - все евреи жулики и мошенники".
"Вот именно, Руно, именно так!" - радостно закричал Крылов и почему-то начал махать руками.
Я был вконец озадачен таким поведением Крылова.
"Москвич, хули", - подумал я, как бы успокаивая себя и оправдывая Крылова.
И тут я проснулся.