Несбывшееся человечество
Своеобразный характер циклов произведений ведущих фантастов середины-конца XX века долго не оставлял меня в покое. Причина кроется в исчерпывающем подходе авторов к иллюстрации ближайшего будущего человечества в рамках выбранной концепции. Последняя более всего напоминает опытные исторические реконструкции, из-за чего все три цикла и породили массу исследований и статей.
Для подобающего анализа лично мне подошли три наиболее изученных мной серии Станислава Лема, Аркадия и Бориса Стругацких и Сергея Павлова. Каждый из трех циклов блистательно реализован и пронизан духом миротворчества, а значит, вполне годится для дотошного рассмотрения не только на предмет состоятельности и степени вероятности описанного в них вектора развития человеческой истории.
Рассказы о пилоте Пирксе, вся "Тахмасибиада" и трилогия "Лунной радуги" с сопутствующими рассказами объединены не только восточно-европейским происхождением авторов, но и ярким гуманистическим мотивом покорения космоса. Свойственное литературе Возрождения качество в годы первых побед человека над земным тяготением возродилось из руин в очередной раз, хотя и не сумело закрепиться на достигнутом уровне.
Если за ренессансом последовала эпоха упоительного могущества человека и его побед над природой при помощи пара и электричества, то загнанные в резервацию сказок фантастические робинзонады оказались явлением узкосоциальным. Засбоивший прогресс космических исследований и духовная нищета постындустриального потребительского общества воспрепятствовали выведению устойчивого штамма нового гуманизма. Было бы нелепо сваливать всю вину на социопатический интернет и многоликую виртуальность, якобы обманувшие лучшие чаяния людей мира.
Мир сам оказался не готов опять расширять границы. И на примере упомянутых выдающихся произведений это видно наиболее отчетливо.
Часть первая. Ужасная добропорядочность
С точки зрения писательского труда Лем ведет себя подчеркнуто расточительно. Оригинальные и многообещающие сюжеты автор не собирается лелеять и высасывать до остатка в угоду ремеслу, если изначально такой подход конфликтует с нравственной постановкой всего цикла рассказов. С тем самым неогуманизмом, которым пронизано все творчество польского гения.
Зато с философских позиций все выверено досконально.
Серия рассказов о Пирксе - несомненная удача с точки зрения как формы, так и проблематики. Ничего человечнее возмужания и личностного роста человека придумать просто нельзя. Перед читателем пан Станислав развернул настоящий гобелен, последовательно повествующий о становлении "убеленного сединами космического волка" из нескладного курсанта летного училища. Одновременно по ходу цикла вырисовывается отчетливый портрет нового гуманистического мышления, проводником которого и является главный герой.
Несмотря на яркий сюжет и искрометный юмор, первый же рассказ цикла о Пирксе берет с места очень высокую планку. Мелкие невзгоды и переменные успехи молодого сорванца примечательно скрашивают опыт серьезного нравственного перелома в жизни будущего пилота Пиркса.
Ситуативно в его шкуре мог почувствовать себя любой читатель. Студенческие вольности хорошо знакомы каждому, всем доводилось сдавать экзамены и зачеты с космической пустотой в голове, а обстоятельства первого испытательного полета за атмосферу по меркам нынешнего времени вообще не кажутся чем-то невероятным (тем более, не настоящего полета, а искусно симулированного на компьютерном тренажере).
Зато с первого же рассказа становится понятно, чему нет места в новой реальности покорителей космоса - заносчивости и самоуверенности. Именно это испытание прошел еле успевающий Пиркс в отличие от провалившегося с треском со всех сторон положительного сокурсника Берста. Последний - персонаж для литературы и жизни совсем не уникальный, но Лем противопоставил его поведение кодексу нового гуманиста. В пространстве нет места выпендривающимся зазнайкам.
Дальше - больше. "Условный рефлекс" по праву считается одним из лучших произведений жанра фантастического детектива, хотя его стержнем является куда более серьезный этический подтекст, умело подмеченный паном Станиславом в самой завязке рассказа и вложенный в уста недалекой сестры однокурсника Пиркса. В ответ на явно досадливое замечание девушки в конце свидания об "ужасной добропорядочности" главного героя, проведшего весь вечер в раздумьях, Пиркс безотчетно проказничает. Такое поведение вообще ему свойственно, и органично вписывается в мироощущения нового гуманиста, способного подавлять в себе условные рефлексы, вырабатывающиеся у людей в силу привычки, рутинной работы и косности мышления.
Нон-конформизм Пиркса опирается на его акцентированную психическую устойчивость, эпизод с испытанием "сумасшедшей ванной" не зря предваряет приключения стажера на лунной станции, в экстремальных условиях, отягощенных комплексом технических и человеческих факторов, которые вполтную подводят героя к трагическому исходу. Прекрасный слепок с реальности получается. Как раз оригинальность мышления выручает Пиркса, которого плохо с ним знакомые люди считают увальнем и тугодумом. Ошибочность скоропалительных мнений о юном пилоте легко раскрывается как раз на подобном примере неординарного подхода в тех случаях, когда, кроме выполнения положенных инструкций, люди не делают ничего и лишний раз не задумываются.
"Патруль" продолжает описание закалки психики начинающего космонавта, являя собой некий необходимый этап взросления мужчины на изнурительной и обязательной службе. Это тот самый период, в который, по определению, человека используют как винтик огромного и важного механизма, призванного работать без сбоев. Даже самый уникальный характер должен пройти жесткую переплавку как раз в рутинной службе, и Пиркс опять справляется с задачей оригинальным способом. В условиях, когда человек ни шагу не может ступить без техники, доверие к ней переходит ту самую важную грань, за которую способен зацепиться лишь нетривиальный пилот. Несколько коллег начинающего навигатора становятся жертвами трагической случайности именно потому, что чрезмерно доверяют технике и просто не в силах поступить сколько-нибудь нешаблонно. Только чудачество Пиркса спасает ему жизнь и разрешает зловещую загадку исчезновения патрульных пилотов.
Жизнь покорителя космоса полна опасностей и рисков, к этому невозможно привыкнуть сразу, особенно трудно расстаться с юношескими представлениями о героизме и подвиге. В рассказе "Альбатрос" очень тонко подается осознание истинного мужества людей, бросивших вызов пространству. На контрасте с условиями комфортабельного лайнера, в котором оказывается главный герой в непривычной для себя роли пассажира, трагедия другого корабля в том же секторе и спасательная операция, организованная экипажами поспешивших на помощь "Альбатросу" судов, выглядят совсем иначе.
Пиркс мысленно жаждет действия, очень хочет оказаться там, в самом пекле катастрофы (а читатель-то такого как ждет!). Вместо этого он вынужден принимать вместе со всем экипажем лайнера скупые сводки об агонии "Альбатроса" и операции спасения, которой руководит Луна-главная. Пиркс догадался, что происходит нечто необычное и сам пришел в рубку управления, но туда его пустили только потому, что он сам уже действующий пилот, а в космосе разворачивается подлинная трагедия.
А экипаж лайнера несет ответственность за своих пассажиров на борту и подчиняется приказу диспетчеров вернуться на маршрут и продолжать полет в штатном режиме. Долг обязывает космонавтов выполнить приказ. Долг возвращает их в русло привычной работы, которая только в такие драматические мгновения выглядит по-настоящему опасной. Однако даже будни покорителей пространства, даже на комфортабельном лайнере с роскошными ресторанами, оранжереями и прогулочными палубами - это настоящий подвиг. Потому что вокруг этих шезлонгов, уютных столиков и кулинарных изысков - космос.
Состоявшийся космонавт - это не супергерой, бездумно ныряющий в радиоактивную тучу, в которую превратился корабль со взорвавшимся реактором. Да, самому Пирксу очень хочется оказаться в спасательной группе, но по одной простой причине: в отличие от экипажа лайнера он мается бездельем на борту. Поэтому, когда долг обязывает их вернуться на прежний курс следования, сам Пиркс понимает, что он лишний в комнате за предупреждающей табличкой "Вход только для звездного персонала".
Герою самому придется взваливать на себя неподъемную ответственность как командиру экипажа, и в рассказе "Терминус" этическая сторона профессии космонавта показана с невероятного ракурса. Пирксу снова "везет" на приключения, но еще молодая и авантюристическая натура сталкивается с неразрешимой нравственной преградой. Сюжет опять-таки детективный, круто замешанный на трагических событиях прошлого и даже мистицизме. Капитану дряхлого грузового судна линии Земля - Марс скрашивают скучноватый быт... привидения. Призраки прошлого, неведомым образом поселившиеся в старом ремонтном автомате. Терминус заделывает пробоины в обшивке реактора в странном ритме, который натренированный слух пилота воспринимает как морзянку.
Пиркс хорошо понимает, что открытие, сделанное им в ночных бдениях и наблюдениях за разладившимся роботом, сочтут как минимум любопытным очень многие. Уникальный случай: переживший катастрофу корабля кибер хранит в своей убогой электронной начинке агонию погибшего экипажа, члены которого после столкновения с метеоритным роем еще некоторое время боролись за жизнь в разных отсеках корабля, перестукивались друг с другом через переборки, общались при помощи морзянки, взывали о помощи, прощались с товарищами и с миром...
Заполнив акт о списании Терминуса в лом, Пиркс ставит жирную точку в доказательстве хитрой этической теоремы. Долг следует выполнять не только по отношению к живым. Мертвые герои заслуживают памятника, но не такого жуткого, не испорченной пластинки, в которую превратился несчастный автомат, бесконечно выбивающий своими манипуляторами вопли давно умерших людей.
На этом злоключения Пиркса в мире роботехники далеко не закончились, и в следующем рассказе "Охота" пилоту приходится браться за оружие, чтобы уничтожить взбунтовавшегося кибера. Сюжет выглядит страшно банальным, в духе самой низкопробной фантастики о "бунте машин", вот только Лем не был бы Лемом, если бы не провел читателя через захватывающие перестрелки и погоню к совсем другим выводам.
Разладившийся после аварии горный автомат недаром носит мифическое имя Сэтавр, потому что, в конце концов, главному герою предстоит схватка с ним один на один в лабиринте хаотичного нагромождения лунных пород. Вот только победа героя, вплотную приближающегося к рангу небожителей, - это победа с неприятным привкусом. Прежде чем вывести из строя неконтролируемого робота, Пиркс отчетливо сознает, что успел сродниться с ним, после того как пытался смоделировать поведение Сэтавра и предугадать его дальнейшие действия. Более того, самому Пирксу удается выбраться живым из этой заварухи благодаря этому киберу, который открыл огонь по вездеходам, обстреливавшим не его, а человека. Говорить об угрызениях совести из-за подлого поступка по отношению к роботу было бы совсем глупо, но осадок все равно остается. Участь гуманиста, в том числе, - в понимании несовершенства человека, осознании нравственных уродств и психических комплексов людей, но отнюдь не в отрицании их во имя рафинированного идеализма, который втройне неуместен в пространстве. Не убоясь пафоса, хочу признать, что миф неогуманизма удался блестяще: богом быть трудно, героем - не легче.
Герой сохраняет в себе человеческое, поэтому Лем с легким сердцем окунает читателя после мифа в океан юмора. Апофеозом остроумия в серии является, конечно же, "Рассказ Пиркса". Яркие собирательные образы личностей, составляющих экипаж героя и нанятых сплошь подешевле и без разбору, прекрасно оттеняют сюжетную линию, связанную с эпохальным событием, вековеченой мечтой человечества о Контакте. Выходя в космос, совершая подвиги первопроходцев и просто выполняя ежедневную работу в пространстве, люди все равно остаются людьми. Грандиозные и шумные проекты проталкиваются под благовидными предлогами, выделенные средства экономят на всем, особенно если проект основывается на сборе вторсырья по всей Солнечной системе.
Действительно, программа по уборке отходов может окупиться только благодаря использованию в роли "звездных пылесосов" столь же никчемных кораблей, которым самим давно пора на свалку. Да и в экипаже только один настоящий космонавт: Пиркс прекрасно сознает, что весь расчет построен на его инстинкте самосохранения. Как бы тяжело ему ни приходилось, он-то как раз выполнит свой долг, дотащив груду металлолома до пункта назначения даже в обход правил и инструкций.
И вот в этом ворохе человеческих неурядиц Пиркс наталкивается на Великое: вопреки всем предписаниям и во имя экономии топлива его космический поезд с металлоломом летит в плоскости эклиптики, где и встречается с внесистемным роем, в составе которого пилот обнаруживает внеземной корабль.
Единственный, пожалуй, кроме "Альбатроса", рассказ в серии, больше замешанный на человеческих слабостях, нежели на причудах автоматики. Выдавать свое нелегальное местоположение даже ради столь знаменательного события Пиркс долго не решается, а последней каплей, переполнившей чашу опасений пилота, становится халатность членов его кое-как завербованного экипажа. Когда выясняется, что все расчеты траектории внесистемного корабля Пиркс делал в пустоту, стремление осчастливить Контактом безрассудное, неаккуратное и легкомысленное человечество растворяется почти бесследно. Решение умолчать о находке - не бесспорное, конечно, зато наверняка ответственное и здравое, люди просто обязаны сами стать серьезнее, тогда они и будут по-настоящему готовы к встрече с иным разумом.
Несерьезность членов экспедиции и их даже в чем-то бытовые склоки в следующем рассказе "Несчастный случай" приводят к внештатной ситуации, опять касающейся взаимоотношений людей с искусственным интеллектом. Универсальный робот "сбегает из дома" от "ссорящихся родителей" и совершает безотчетный поступок, достойный любого подростка. При попытке совершить восхождение на гору автомат гибнет, но с самого начала истории и до конца импровизированного следствия по этому делу Лем неоднократно дает понять, что роботы не отличаются неестественным поведением и странными реакциями. Опять виной всему человеческие амбиции, склоки и проблемы.
"Дознание" со всей его процессуальностью и прямым антагонизмом людей и машин должно было поставить жирную точку в серии рассказов, но получилось многоточие, при этом чрезвычайно беспокойное многоточие, что для самого героя рассказа, что для читателей.
Сам по себе проект испытаний максимально человекоподобных роботов был изначально не безупречен этически. Волшебники от маркетологии сразу нагородили уйму рогаток, набрав под видом роботов целый экипаж нормальных людей. Они даже наверняка спрогнозировали целый ворох сценариев хода испытаний в реальных условиях работы в космосе. Но если даже Космический трибунал потом долго не мог разобраться в событиях на корабле с экспериментальной командой, то разработчики роботов тем более не были космонавтами, и их представления о нормальной работе в пространстве сильно далеки от действительности.
Поначалу все шло по задуманному интеллектронной корпорацией плану: командир корабля Пиркс реально был озабочен больше наблюдениями за членами экипажа и раздумьями над поставленной задачей отделить "животных" от "механизмов". Зато, когда дошло до внештатной ситуации, опять выручила человеческая "слабость" - нерешительность. Робот не сумел понять причин медлительности человеческой реакции, истолковал ее неверно, не смог воздержаться от неподготовленных заранее действий, тем самым, обнаружив себя и раскрыв собственный замысел остальным членам экипажа, которые оказались людьми.
А Пиркс со своим недоверием к техническим средствам, особенно тем, которые слывут сверхнадежными и совершенными, снова вышел победителем из очень непростой ситуации, когда его легендарное чутье и тяга к нестандартным решениям оказались спасительными. Однако самому командиру вся эта история добавила не только седых волос, но и неразрешимых вопросов, потому что истолковать действия рисковавшего людьми робота оказалось совсем не просто. Да и побуждения, которыми тот руководствовался, остались не вполне ясны, несмотря на кажущуюся прозрачность для людей созданных ими же самими киберов.
В последний раз Пирксу приходится докапываться до человеческих причин отказа техники при расследовании гибели крупнотоннажного корабля во время посадки на Марс. И снова ему помогает понимание человеческой психики в комплексе, в отрыве от статистических результатов труда испытателей бортовых компьютеров. Герой отчетливо вспоминает быт на корабле под началом конкретного человека, теперь уже отстраненного от полетов и тестирующего вычислительные машины. Последние, разумеется, начисто лишены неврозов, зато вполне могут закрепить во время обучения навыки, выработанные при деятельном участии человека, страдающего от синдрома навязчивых состояний. Выходит, законченному педанту тоже не место в пространстве, и даже не ему самому, а выпестованным с его помощью компьютерам.
Вообще, вся серия рассказов о Пирксе выстроена вокруг отношений человека с техникой, без которой невозможно себе представить облик не то, что будущего, но и настоящего. Однако для нравственной проблематики произведений это оказывается ничуть не менее важным, так как именно в соприкосновении с порожденными ими самими механизмами люди наиболее отчетливо проявляют гуманистические черты.
Тому читателю, который не в силах абстрагироваться от выдуманной автором реальности с космическими полетами, просто пойдет на пользу примитивная мысленная подмена мест и обстоятельств действия, хоть той же современной авиацией. Тем, кого коробит "антикварность" перемалывающих в окошках вычислителей на борту космолетов, придется вспомнить о том, что модные сенсорные экраны с удобными интерфейсами имеют совсем простой этический подтекст. Рассказы о Пирксе - дело серьезное.
Машины уже среди людей, машины уже определяют людей, машины уже учатся у людей. Как командир конного разъезда лингвистов-практиков привычно тяну лямку на самой передовой, поэтому знаю :)
Знаете, чего точно будет не доставать (секрет Полишинеля) Максиму Каммереру в фильме Бондарчука? Скользящих по всему повествованию двадцать седьмых, двадцать восьмых и так далее теорем этики. Ко времени прибытия Максима на Саракш доказанных и работающих. Звучащих незыблемыми законами истин в понимании робинзона-неогуманиста.
"Эти чужие планеты в сущности своей достаточно однообразны и утомительны... Не люблю злых животных и варварских автоматов... Нужно очень любить свое дело, чтобы ходить в бой с такими словами... Надо помнить только, что глупость есть следствие бессилия, а бессилие проистекает из невежества, из незнания верной дороги... Пусть ваша совесть не мешает вам ясно мыслить, а ваш разум пусть не стесняется, когда нужно, отстранить совесть..."
Никогда не перестану думать, что связующие нити с большой литературой у людей обязательно должны пролегать на этическом уровне. Реконструкции наподобие переслегинской, конечно, вызывают неподдельный, даже безотчетный интерес, черпая суть в бездонной сокровищнице Хроноса. Но об этом есть смысл поговорить подробнее в следующей части.
продолжение следует
Для подобающего анализа лично мне подошли три наиболее изученных мной серии Станислава Лема, Аркадия и Бориса Стругацких и Сергея Павлова. Каждый из трех циклов блистательно реализован и пронизан духом миротворчества, а значит, вполне годится для дотошного рассмотрения не только на предмет состоятельности и степени вероятности описанного в них вектора развития человеческой истории.
Рассказы о пилоте Пирксе, вся "Тахмасибиада" и трилогия "Лунной радуги" с сопутствующими рассказами объединены не только восточно-европейским происхождением авторов, но и ярким гуманистическим мотивом покорения космоса. Свойственное литературе Возрождения качество в годы первых побед человека над земным тяготением возродилось из руин в очередной раз, хотя и не сумело закрепиться на достигнутом уровне.
Если за ренессансом последовала эпоха упоительного могущества человека и его побед над природой при помощи пара и электричества, то загнанные в резервацию сказок фантастические робинзонады оказались явлением узкосоциальным. Засбоивший прогресс космических исследований и духовная нищета постындустриального потребительского общества воспрепятствовали выведению устойчивого штамма нового гуманизма. Было бы нелепо сваливать всю вину на социопатический интернет и многоликую виртуальность, якобы обманувшие лучшие чаяния людей мира.
Мир сам оказался не готов опять расширять границы. И на примере упомянутых выдающихся произведений это видно наиболее отчетливо.
Часть первая. Ужасная добропорядочность
С точки зрения писательского труда Лем ведет себя подчеркнуто расточительно. Оригинальные и многообещающие сюжеты автор не собирается лелеять и высасывать до остатка в угоду ремеслу, если изначально такой подход конфликтует с нравственной постановкой всего цикла рассказов. С тем самым неогуманизмом, которым пронизано все творчество польского гения.
Зато с философских позиций все выверено досконально.
Серия рассказов о Пирксе - несомненная удача с точки зрения как формы, так и проблематики. Ничего человечнее возмужания и личностного роста человека придумать просто нельзя. Перед читателем пан Станислав развернул настоящий гобелен, последовательно повествующий о становлении "убеленного сединами космического волка" из нескладного курсанта летного училища. Одновременно по ходу цикла вырисовывается отчетливый портрет нового гуманистического мышления, проводником которого и является главный герой.
Несмотря на яркий сюжет и искрометный юмор, первый же рассказ цикла о Пирксе берет с места очень высокую планку. Мелкие невзгоды и переменные успехи молодого сорванца примечательно скрашивают опыт серьезного нравственного перелома в жизни будущего пилота Пиркса.
Ситуативно в его шкуре мог почувствовать себя любой читатель. Студенческие вольности хорошо знакомы каждому, всем доводилось сдавать экзамены и зачеты с космической пустотой в голове, а обстоятельства первого испытательного полета за атмосферу по меркам нынешнего времени вообще не кажутся чем-то невероятным (тем более, не настоящего полета, а искусно симулированного на компьютерном тренажере).
Зато с первого же рассказа становится понятно, чему нет места в новой реальности покорителей космоса - заносчивости и самоуверенности. Именно это испытание прошел еле успевающий Пиркс в отличие от провалившегося с треском со всех сторон положительного сокурсника Берста. Последний - персонаж для литературы и жизни совсем не уникальный, но Лем противопоставил его поведение кодексу нового гуманиста. В пространстве нет места выпендривающимся зазнайкам.
Дальше - больше. "Условный рефлекс" по праву считается одним из лучших произведений жанра фантастического детектива, хотя его стержнем является куда более серьезный этический подтекст, умело подмеченный паном Станиславом в самой завязке рассказа и вложенный в уста недалекой сестры однокурсника Пиркса. В ответ на явно досадливое замечание девушки в конце свидания об "ужасной добропорядочности" главного героя, проведшего весь вечер в раздумьях, Пиркс безотчетно проказничает. Такое поведение вообще ему свойственно, и органично вписывается в мироощущения нового гуманиста, способного подавлять в себе условные рефлексы, вырабатывающиеся у людей в силу привычки, рутинной работы и косности мышления.
Нон-конформизм Пиркса опирается на его акцентированную психическую устойчивость, эпизод с испытанием "сумасшедшей ванной" не зря предваряет приключения стажера на лунной станции, в экстремальных условиях, отягощенных комплексом технических и человеческих факторов, которые вполтную подводят героя к трагическому исходу. Прекрасный слепок с реальности получается. Как раз оригинальность мышления выручает Пиркса, которого плохо с ним знакомые люди считают увальнем и тугодумом. Ошибочность скоропалительных мнений о юном пилоте легко раскрывается как раз на подобном примере неординарного подхода в тех случаях, когда, кроме выполнения положенных инструкций, люди не делают ничего и лишний раз не задумываются.
"Патруль" продолжает описание закалки психики начинающего космонавта, являя собой некий необходимый этап взросления мужчины на изнурительной и обязательной службе. Это тот самый период, в который, по определению, человека используют как винтик огромного и важного механизма, призванного работать без сбоев. Даже самый уникальный характер должен пройти жесткую переплавку как раз в рутинной службе, и Пиркс опять справляется с задачей оригинальным способом. В условиях, когда человек ни шагу не может ступить без техники, доверие к ней переходит ту самую важную грань, за которую способен зацепиться лишь нетривиальный пилот. Несколько коллег начинающего навигатора становятся жертвами трагической случайности именно потому, что чрезмерно доверяют технике и просто не в силах поступить сколько-нибудь нешаблонно. Только чудачество Пиркса спасает ему жизнь и разрешает зловещую загадку исчезновения патрульных пилотов.
Жизнь покорителя космоса полна опасностей и рисков, к этому невозможно привыкнуть сразу, особенно трудно расстаться с юношескими представлениями о героизме и подвиге. В рассказе "Альбатрос" очень тонко подается осознание истинного мужества людей, бросивших вызов пространству. На контрасте с условиями комфортабельного лайнера, в котором оказывается главный герой в непривычной для себя роли пассажира, трагедия другого корабля в том же секторе и спасательная операция, организованная экипажами поспешивших на помощь "Альбатросу" судов, выглядят совсем иначе.
Пиркс мысленно жаждет действия, очень хочет оказаться там, в самом пекле катастрофы (а читатель-то такого как ждет!). Вместо этого он вынужден принимать вместе со всем экипажем лайнера скупые сводки об агонии "Альбатроса" и операции спасения, которой руководит Луна-главная. Пиркс догадался, что происходит нечто необычное и сам пришел в рубку управления, но туда его пустили только потому, что он сам уже действующий пилот, а в космосе разворачивается подлинная трагедия.
А экипаж лайнера несет ответственность за своих пассажиров на борту и подчиняется приказу диспетчеров вернуться на маршрут и продолжать полет в штатном режиме. Долг обязывает космонавтов выполнить приказ. Долг возвращает их в русло привычной работы, которая только в такие драматические мгновения выглядит по-настоящему опасной. Однако даже будни покорителей пространства, даже на комфортабельном лайнере с роскошными ресторанами, оранжереями и прогулочными палубами - это настоящий подвиг. Потому что вокруг этих шезлонгов, уютных столиков и кулинарных изысков - космос.
Состоявшийся космонавт - это не супергерой, бездумно ныряющий в радиоактивную тучу, в которую превратился корабль со взорвавшимся реактором. Да, самому Пирксу очень хочется оказаться в спасательной группе, но по одной простой причине: в отличие от экипажа лайнера он мается бездельем на борту. Поэтому, когда долг обязывает их вернуться на прежний курс следования, сам Пиркс понимает, что он лишний в комнате за предупреждающей табличкой "Вход только для звездного персонала".
Герою самому придется взваливать на себя неподъемную ответственность как командиру экипажа, и в рассказе "Терминус" этическая сторона профессии космонавта показана с невероятного ракурса. Пирксу снова "везет" на приключения, но еще молодая и авантюристическая натура сталкивается с неразрешимой нравственной преградой. Сюжет опять-таки детективный, круто замешанный на трагических событиях прошлого и даже мистицизме. Капитану дряхлого грузового судна линии Земля - Марс скрашивают скучноватый быт... привидения. Призраки прошлого, неведомым образом поселившиеся в старом ремонтном автомате. Терминус заделывает пробоины в обшивке реактора в странном ритме, который натренированный слух пилота воспринимает как морзянку.
Пиркс хорошо понимает, что открытие, сделанное им в ночных бдениях и наблюдениях за разладившимся роботом, сочтут как минимум любопытным очень многие. Уникальный случай: переживший катастрофу корабля кибер хранит в своей убогой электронной начинке агонию погибшего экипажа, члены которого после столкновения с метеоритным роем еще некоторое время боролись за жизнь в разных отсеках корабля, перестукивались друг с другом через переборки, общались при помощи морзянки, взывали о помощи, прощались с товарищами и с миром...
Заполнив акт о списании Терминуса в лом, Пиркс ставит жирную точку в доказательстве хитрой этической теоремы. Долг следует выполнять не только по отношению к живым. Мертвые герои заслуживают памятника, но не такого жуткого, не испорченной пластинки, в которую превратился несчастный автомат, бесконечно выбивающий своими манипуляторами вопли давно умерших людей.
На этом злоключения Пиркса в мире роботехники далеко не закончились, и в следующем рассказе "Охота" пилоту приходится браться за оружие, чтобы уничтожить взбунтовавшегося кибера. Сюжет выглядит страшно банальным, в духе самой низкопробной фантастики о "бунте машин", вот только Лем не был бы Лемом, если бы не провел читателя через захватывающие перестрелки и погоню к совсем другим выводам.
Разладившийся после аварии горный автомат недаром носит мифическое имя Сэтавр, потому что, в конце концов, главному герою предстоит схватка с ним один на один в лабиринте хаотичного нагромождения лунных пород. Вот только победа героя, вплотную приближающегося к рангу небожителей, - это победа с неприятным привкусом. Прежде чем вывести из строя неконтролируемого робота, Пиркс отчетливо сознает, что успел сродниться с ним, после того как пытался смоделировать поведение Сэтавра и предугадать его дальнейшие действия. Более того, самому Пирксу удается выбраться живым из этой заварухи благодаря этому киберу, который открыл огонь по вездеходам, обстреливавшим не его, а человека. Говорить об угрызениях совести из-за подлого поступка по отношению к роботу было бы совсем глупо, но осадок все равно остается. Участь гуманиста, в том числе, - в понимании несовершенства человека, осознании нравственных уродств и психических комплексов людей, но отнюдь не в отрицании их во имя рафинированного идеализма, который втройне неуместен в пространстве. Не убоясь пафоса, хочу признать, что миф неогуманизма удался блестяще: богом быть трудно, героем - не легче.
Герой сохраняет в себе человеческое, поэтому Лем с легким сердцем окунает читателя после мифа в океан юмора. Апофеозом остроумия в серии является, конечно же, "Рассказ Пиркса". Яркие собирательные образы личностей, составляющих экипаж героя и нанятых сплошь подешевле и без разбору, прекрасно оттеняют сюжетную линию, связанную с эпохальным событием, вековеченой мечтой человечества о Контакте. Выходя в космос, совершая подвиги первопроходцев и просто выполняя ежедневную работу в пространстве, люди все равно остаются людьми. Грандиозные и шумные проекты проталкиваются под благовидными предлогами, выделенные средства экономят на всем, особенно если проект основывается на сборе вторсырья по всей Солнечной системе.
Действительно, программа по уборке отходов может окупиться только благодаря использованию в роли "звездных пылесосов" столь же никчемных кораблей, которым самим давно пора на свалку. Да и в экипаже только один настоящий космонавт: Пиркс прекрасно сознает, что весь расчет построен на его инстинкте самосохранения. Как бы тяжело ему ни приходилось, он-то как раз выполнит свой долг, дотащив груду металлолома до пункта назначения даже в обход правил и инструкций.
И вот в этом ворохе человеческих неурядиц Пиркс наталкивается на Великое: вопреки всем предписаниям и во имя экономии топлива его космический поезд с металлоломом летит в плоскости эклиптики, где и встречается с внесистемным роем, в составе которого пилот обнаруживает внеземной корабль.
Единственный, пожалуй, кроме "Альбатроса", рассказ в серии, больше замешанный на человеческих слабостях, нежели на причудах автоматики. Выдавать свое нелегальное местоположение даже ради столь знаменательного события Пиркс долго не решается, а последней каплей, переполнившей чашу опасений пилота, становится халатность членов его кое-как завербованного экипажа. Когда выясняется, что все расчеты траектории внесистемного корабля Пиркс делал в пустоту, стремление осчастливить Контактом безрассудное, неаккуратное и легкомысленное человечество растворяется почти бесследно. Решение умолчать о находке - не бесспорное, конечно, зато наверняка ответственное и здравое, люди просто обязаны сами стать серьезнее, тогда они и будут по-настоящему готовы к встрече с иным разумом.
Несерьезность членов экспедиции и их даже в чем-то бытовые склоки в следующем рассказе "Несчастный случай" приводят к внештатной ситуации, опять касающейся взаимоотношений людей с искусственным интеллектом. Универсальный робот "сбегает из дома" от "ссорящихся родителей" и совершает безотчетный поступок, достойный любого подростка. При попытке совершить восхождение на гору автомат гибнет, но с самого начала истории и до конца импровизированного следствия по этому делу Лем неоднократно дает понять, что роботы не отличаются неестественным поведением и странными реакциями. Опять виной всему человеческие амбиции, склоки и проблемы.
"Дознание" со всей его процессуальностью и прямым антагонизмом людей и машин должно было поставить жирную точку в серии рассказов, но получилось многоточие, при этом чрезвычайно беспокойное многоточие, что для самого героя рассказа, что для читателей.
Сам по себе проект испытаний максимально человекоподобных роботов был изначально не безупречен этически. Волшебники от маркетологии сразу нагородили уйму рогаток, набрав под видом роботов целый экипаж нормальных людей. Они даже наверняка спрогнозировали целый ворох сценариев хода испытаний в реальных условиях работы в космосе. Но если даже Космический трибунал потом долго не мог разобраться в событиях на корабле с экспериментальной командой, то разработчики роботов тем более не были космонавтами, и их представления о нормальной работе в пространстве сильно далеки от действительности.
Поначалу все шло по задуманному интеллектронной корпорацией плану: командир корабля Пиркс реально был озабочен больше наблюдениями за членами экипажа и раздумьями над поставленной задачей отделить "животных" от "механизмов". Зато, когда дошло до внештатной ситуации, опять выручила человеческая "слабость" - нерешительность. Робот не сумел понять причин медлительности человеческой реакции, истолковал ее неверно, не смог воздержаться от неподготовленных заранее действий, тем самым, обнаружив себя и раскрыв собственный замысел остальным членам экипажа, которые оказались людьми.
А Пиркс со своим недоверием к техническим средствам, особенно тем, которые слывут сверхнадежными и совершенными, снова вышел победителем из очень непростой ситуации, когда его легендарное чутье и тяга к нестандартным решениям оказались спасительными. Однако самому командиру вся эта история добавила не только седых волос, но и неразрешимых вопросов, потому что истолковать действия рисковавшего людьми робота оказалось совсем не просто. Да и побуждения, которыми тот руководствовался, остались не вполне ясны, несмотря на кажущуюся прозрачность для людей созданных ими же самими киберов.
В последний раз Пирксу приходится докапываться до человеческих причин отказа техники при расследовании гибели крупнотоннажного корабля во время посадки на Марс. И снова ему помогает понимание человеческой психики в комплексе, в отрыве от статистических результатов труда испытателей бортовых компьютеров. Герой отчетливо вспоминает быт на корабле под началом конкретного человека, теперь уже отстраненного от полетов и тестирующего вычислительные машины. Последние, разумеется, начисто лишены неврозов, зато вполне могут закрепить во время обучения навыки, выработанные при деятельном участии человека, страдающего от синдрома навязчивых состояний. Выходит, законченному педанту тоже не место в пространстве, и даже не ему самому, а выпестованным с его помощью компьютерам.
Вообще, вся серия рассказов о Пирксе выстроена вокруг отношений человека с техникой, без которой невозможно себе представить облик не то, что будущего, но и настоящего. Однако для нравственной проблематики произведений это оказывается ничуть не менее важным, так как именно в соприкосновении с порожденными ими самими механизмами люди наиболее отчетливо проявляют гуманистические черты.
Тому читателю, который не в силах абстрагироваться от выдуманной автором реальности с космическими полетами, просто пойдет на пользу примитивная мысленная подмена мест и обстоятельств действия, хоть той же современной авиацией. Тем, кого коробит "антикварность" перемалывающих в окошках вычислителей на борту космолетов, придется вспомнить о том, что модные сенсорные экраны с удобными интерфейсами имеют совсем простой этический подтекст. Рассказы о Пирксе - дело серьезное.
Машины уже среди людей, машины уже определяют людей, машины уже учатся у людей. Как командир конного разъезда лингвистов-практиков привычно тяну лямку на самой передовой, поэтому знаю :)
Знаете, чего точно будет не доставать (секрет Полишинеля) Максиму Каммереру в фильме Бондарчука? Скользящих по всему повествованию двадцать седьмых, двадцать восьмых и так далее теорем этики. Ко времени прибытия Максима на Саракш доказанных и работающих. Звучащих незыблемыми законами истин в понимании робинзона-неогуманиста.
"Эти чужие планеты в сущности своей достаточно однообразны и утомительны... Не люблю злых животных и варварских автоматов... Нужно очень любить свое дело, чтобы ходить в бой с такими словами... Надо помнить только, что глупость есть следствие бессилия, а бессилие проистекает из невежества, из незнания верной дороги... Пусть ваша совесть не мешает вам ясно мыслить, а ваш разум пусть не стесняется, когда нужно, отстранить совесть..."
Никогда не перестану думать, что связующие нити с большой литературой у людей обязательно должны пролегать на этическом уровне. Реконструкции наподобие переслегинской, конечно, вызывают неподдельный, даже безотчетный интерес, черпая суть в бездонной сокровищнице Хроноса. Но об этом есть смысл поговорить подробнее в следующей части.
продолжение следует