Об этом уже много научной и популярной литературы написано, поэтому этот пост до некоторой степени банален.
Начну с определения созависимой пары.
Один из партнеров в этой паре демонстрирует другим лицо изолирующегося человека, другой - любителя сверхтесных и открытых отношений. Лицо они демонстрируют для того, чтобы другие не догадались об их истинных потребностях. В общем, они давно срослись со своими ролями накрепко, до полной идентификации себя с ролью. То есть, и сами полостью вытеснили из своего сознания свои истинные потребности.
А потребности являются полной противоположностью демонстрируемым лицам. "Любитель близости" на самом деле нуждается в дистанции, а любитель дистанции нуждается в близости.
Встретившись, они помогают друг другу избегать встречи со своими потребностями. Поэтому такие пары очень крепки.
Как они это делают?
Для удобства того из них, кто демонстрирует себя независимым, назовем пассивным типом, поскольку в реальности он провоцирует свое окружение на гиперопеку; а демонстрирующего привязанность назовем активным, поскольку он провоцирует окружение на то, чтобы его оставили одного, и своей гиперактивностью он утомляет всех вокруг и самого себя.
Пассивный, по сути, провоцирует активного на то, чтобы активный его опекал, контролировал, приближал к себе, чтобы не нести ответственности за свою подавленную потребность в близости. Он удовлетворяет ее руками партнера, и, таким образом, избегает ее осознавания.
Активный провоцирует пассивного своей активностью на отвержение, и, таким образом, его руками создает себе дистанцию, в которой так нуждается. И тоже этим способом лишает себя возможности осознавать свою потребность в дистанции.
Для обоих характерно чувство вины и стыда. Пассивный стыдится своей потребности в сближении и чувствует себя виноватым, когда приближается к другому. Он моментально начинает осуждать себя, считать недостойным любви, корректировать свое поведение, внешность, речь, чтобы не быть отвергнутым. А поскольку такой жесткий контроль своего проявления чрезвычайно утомителен, быстро устает и отказывается от сближения, уходя в привычную для него изоляцию, чтобы просто отдохнуть. Таким образом, он добивается, чтобы партнер оставил его в покое.
Активный стыдится и обвиняет себя, если отдаляется. Он не может позволить себе отдалиться, так как чувствует себя эгоистом, предателем, себялюбцем, если позволяет себе иметь свою отдельную жизнь. Все его попытки преодолеть эти чувства оканчиваются неудачами, он выматывается от попыток подавить вину и стыд, и привычно скатывается к роли гиперопекающего раба. И пребывает в забытьи, пока его пассивный партнер окончательно не сядет ему на шею.
Тут происходит самое интересное: добившись одиночества, пассивный очень быстро начинает искать сближения. Получив себе ярмо на шею, активный моментально дает себе право на одиночество. Правда объясняют они это себе весьма любопытно: активный считает, что его отвергли (чтобы не присваивать себе свою потребность в отдельности), а пассивный считает, что его вынуждают идти на близость (чтобы не присваивать себе потребность в близости).
При этом обвиняют они друг друга, естественно проективным способом: пассивный обвиняет активного в его всепоглощающем желании близости, проецируя на него свой голод по близости, а активный обвиняет пассивного в дистантности, эгоизме и прочих вещах, в которых остро нуждается. По сути, это зависть.
Знакомо?
Так вот. В каждой такой паре есть свой ритуал-механизм, как они запускают актуализацию своего парного прерывания. Когда работаешь с парой, его удается отследить.
Происходит эта актуализация в момент наступления близости. Пассивный пугается близости, поскольку боится ее потерять, а активный пугается своей свободы, поскольку боится, что его туда затянет, и он, как последняя сволочь станет эгоистом.
Именно в момент близости пассивный вдруг открывает свои самые светлые стороны, становится нежным и внимательным, заинтересованным в партнере, и, благодаря этому, активный наконец расслабляется, перестает за ним гнаться и наконец чувствует свободу отдаляться. Но не тут-то было.
Как только каждый из них встречается со своей потребностью и пробует ее на зуб, оба они в страхе пытаются "вернуть все в зад".
Поэтому они совершают следующий ритуал (происходит это одновременно, никогда нельзя найти, кто первый начал, поскольку это системное явление).
Пассивный, испугавшись близости, изолируется, но при этом совершает некое ритуальное действие (кодовое слово, поступок, интонация, мимика - очень мелкие детали, в комплексе выглядящие как ритуал), которое провоцирует активного оставить все дела и заняться партнером. Это похоже на то, что, уходя, он держит партнера на поводке, чтобы тот не вздумал освободиться.
Активный пугается своей свободы и тоже совершает ритуальное действие, которое провоцирует пассивного идти в изоляцию. Чтобы пассивный даже и не подумал возвращаться.
Если попробовать передать смысл этих ритуальных действий, то их послания друг другу звучат так:
- пассивный транслирует активному: "ну-ка попробуй догони и поймай",
- активный транслирует пассивному "только попробуй вырваться". И они начинают играть в догонялки, обвиняя друг друга в собственных потребностях.
И, таким образом, удачно избегают осознавания этих потребностей.
Зачем же и почему они так боятся самих себя?
Банально, но они боятся воспроизведения детского опыта: пассивного в детстве отвергали, и его потребность в близости все время фрустрировалась, а активному запрещали дистанцию, отдельность, наказывая его жестким подчинением и принудительной теснотой отношений.
Таким образом, хотеть того, чего они так хотят, им просто кажется дико небезопасным.
Обычно пассивный в своем сознании интерпретирует свое состояние как страх быть поглощенным партнером, тогда как на самом деле это проекция собственного желания обладать и поглощать.
А активный интерпретирует свое состояние как страх одиночества, который на самом деле является потребностью в одиночестве и свободе.
Когда видишь эту чудесную схему в жизни, как она разыгрывается в отношениях между двумя людьми раз за разом как по нотам, невозможно удержаться от восхищения глубокой логичностью и завершенностью этой картины. В этом произведении человеческого искусства манипулирования ни один жест, выражение лица, интонация или слово не происходит без задачи реализовать эту схему. Все на своем месте, вовремя и в нужной пропорции, чтобы очередной акт пьесы состоялся. Просто картина маслом, пестня без слов.
Исходов у такой пары несколько.
Если это люди не энергичные, не темпераментные, то они мирно доживают до конца своих дней вместе, регулярно по воскресеньям отыгрывая этот спектакль.
Если один обладает темпераментом, то пара разрушается после нескольких недель-месяцев лет, зависит от амплитуды колебаний фаз дистанции-сближения.
Если темпераментны оба, то этой паре никогда не бывает скучно. У них американские горки всю жизнь, пока они друг друга не ухайдокают, разрушив физическое здоровье. Как правило, чтобы не разбежаться, они подвисают каждый на своем "наркотике", будь то героин, алкоголь, еда, сериалы, работа, спорт, шоппинг, интернет, дети (детоцентрированность) или что-либо еще. Наркотик снижает накал страстей.
Стоит им перестать употреблять (часто один и тот же способ забыться), как пара распадается, не вынося открывшегося напряжения между ними.
Как правило на прием приходит активный партнер. Во-первых, потому что у него дофига энергии, во вторых потому, что он привык терпеливо сносить присутствие другого в его личной зоне, в третьих из чувства вины, в четвертых, из гиперопеки об "отношениях".
Пассивный приходит редко, уходит быстро, так как пугается возникающей между клиентом и терапевтом близости, и боится обнаружить свое несовершенство в глазах терапевта.
Мотивом для обращения пассивного на терапию является его невротическое желание упрочить свою изоляцию. Его запрос звучит как "меня все достали". А у активного мотив идти на терапию - развить еще больше совместность. Его запрос звучит как страх одиночества, разумеется. Таким образом, каждый из них приходит на терапию усиливать свой невроз. И если терапевт на это ведется - грош цена терапии.
Задача терапевта заключается в том, чтобы как можно яснее диагностировать, какую потребность клиент подавляет: в близости или дистантности. А клиент же ведь прямо не скажет, потому что сам не осознает, и с разными клиентами проходит разное количество времени, в течение которого терапевт ловит и соотносит феномены: клиент демонстрирует изоляцию\сверхтесность или нуждается в ней? Когда приходит пара, это увидеть легче, поскольку пара и в кабинете терапевта демонстрирует свой паттерн.
Некоторые так научились запутывать следы своих потребностей за свою жизнь, что голова кругом идет. А поскольку терапевт, встречаясь с клиентом, оказывается в отношениях с ним, то единственным инструментом, по которому он может отслеживать динамику паттерна клиента, является он сам, его собственные чувства. Если терапевт позволяет клиенту влиять на себя, то очень скоро может почувствовать, в какой рисунок отношений клиент его приглашает. И это является диагностической информацией. В психоанализе это называют работой с трансфером.
Трудность заключается в том, что одни клиенты ясно осознают свою невротическую потребность, хоть и считают ее здоровой, и почти прямо говорят:"Я хочу стать еще более удобным для своего партнера (активный)" или "Я хочу быть еще более изолированным (пассивный)"; другие же приносят терапевту набор ситуативных симптомов, часть из которых являются феноменами здоровой потребности, часть - невротической. И в первом, и во втором случае приходится все подвергать сомнению и изучать очень подробно: какие феномены являются симптомом потребности, какие - симптомом прерывания.
И вот тут, господа студенты, главное не подменить фигуру клиента своей фигурой. Если терапевт сам является созависимым, он будет поддерживать в клиенте свою собственную потребность. Кроме того, если терапевт не устойчив, клиент легко вовлечет его в свой паттерн отношений, и тогда терапевтические отношения разрушатся. Поэтому личная терапия терапевта неизбежна.
(С) Проверено на собственном опыте.